скачать книгу бесплатно
К Записке приложена подготовленная Д. А. Поликарповым и И. С. Черноуцаном справка, в которой подробно излагается оценка «этой клеветнической книги» (Там же. С. 63–70). Не исключено, что первые сведения в инстанции о передаче романа за границу поступили от Ольги Ивинской. Напуганная возможностью катастрофических последствий, она безуспешно попыталась забрать рукопись у Серджо Д’Анджело, а затем, – как сказано в ее воспоминаниях, – «подумав, пошла в редакцию журнала „Знамя“».
Там печатались уже стихи из «Доктора Живаго», лежал роман, который должен был читать Кожевников. А с Кожевниковым я была знакома еще с Высших государственных литературных курсов и надеялась говорить с ним не только как с главным редактором, но как с человеком, которому небезразлична моя собственная судьба.
Откликаясь на это обращение, Кожевников организовал встречу Ивинской в ЦК КПСС с Д. А. Поликарповым, который, – вернемся к ее воспоминаниям, —
выслушал меня и сказал, что обязательно надо попробовать договориться с Д’Анджело:
– Встречайтесь с ним, говорите, просите всеми силами, чтобы он вернул рукопись. А мы действительно можем обещать ему, что в конце концов разберемся и сами напечатаем роман – там видно будет, с купюрами или без, – но, во всяком случае, дадим им возможность после нас печататься (О. Ивинская, И. Емельянова. С. 197, 198).
Как решался вопрос об этом произведении? – вспоминает Н. С. Хрущев. – Докладывал мне о нем Суслов, шефствовавший над нашей агитацией и пропагандой. Без Суслова в таких вопросах не могло обойтись. Он сообщил, что данное произведение плохое, не выдержано в советском духе. В деталях его аргументов не помню, а выдумывать не хочу. Одним словом, недостойная вещь, печатать ее не стоит. Такое решение и приняли. Полагаю, что на той стадии событий кроме Суслова никто из ответственных лиц романа не читал. Я сомневаюсь в том, что и Суслов его прочел. Ему тоже, наверное, дали справку с изложением содержания произведения на трех страничках. <…> Я, не читая, поверил и пошел на административные меры, самые вредные в отношении творческих людей.
Роман запретили. Запретили… (Н. Хрущев. Время. Люди. Власть. Кн. 4. С. 275, 276).
И далее, возвращаясь к судьбе книги, Хрущев говорит:
<…> не могу себе простить того, что ее запретили у нас. Я виновен в том, что не поставил о ней вопрос так же, как о «Синей тетради»[168 - См. 27 декабря 1960 года.]. Разница (хотя и не оправдание) заключается в том, что я прочел «Синюю тетрадь» и увидел воочию глупость цензоров. Я попросил их дать разъяснения Президиуму ЦК. Они оказались несостоятельными, даже смешными, и мы без особых усилий справились с полицейской прытью. А «Доктора Живаго» я не прочел, да и никто в руководстве не прочитал. Запретили книгу, доверившись тем, кто обязан был по долгу службы следить за художественными произведениями. Именно этот запрет причинил много зла, нанес прямой ущерб Советскому Союзу. Против нас выступила за границей интеллигенция, в том числе и не враждебная в принципе к социализму, но стоящая на позиции свободы высказывания мнений (Там же. С. 281–282).
Август. Совет министров РСФСР принимает решение о передаче Московской Патриархии зданий и сооружений, расположенных на территории Троице-Сергиевой Лавры в Загорске.
Формируется, как указывают позднейшие исследователи, ядро Лианозовской группы художников и поэтов.
Лето. Первая повесть Абрама Терца (Андрея Синявского) «Суд идет» с помощью Элен Пельтье переправлена во Францию[169 - С этой женщиной Андрея Синявского связывали давние и близкие отношения, о которых подробно рассказано в его романе «Спокойной ночи»:«К нам, на третий курс филфака, в 47?м году пришла француженка. Первая живая француженка и, вообще, единственная по Советскому Союзу в те далекие времена иностранка, зачисленная в Высшее Учебное Заведение. Говорили, ее отцу, военно-морскому атташе, стоило немалых усилий пробить, через Мининдел, дойдя до самого Молотова, чтобы дочери предоставили исключительное право учиться наравне со всеми, посещать лекции, сдавать экзамены <…>» (Абрам Терц. С. 354).].
Но, – рассказывает Людмила Сергеева, – напечатана она была только в 1959 году, пропустили вперед «Доктора Живаго», так Синявским объяснила ситуацию Элен (Л. Сергеева. С. 285).
См. комментарий Ивана Толстого:
Готовая к печати терцевская повесть «Суд идет» пролежала на Западе без движения целых три года, потому что ЦРУ – для антисоветского скандала – нужна была не маленькая повесть никому не известного автора, но большой роман знаменитого писателя (И. Толстой. С. 106).
Журналы в августе
В «Новом мире» (№ 8) рассказ Даниила Гранина «Собственное мнение»[170 - Двухнедельник ЦК КПСС «Партийная жизнь» в 17?м, сентябрьском номере откликнулся на этот рассказ письмом полковника П. Стародубцева «Рассказ, вызывающий недоумение», где было сказано, что перед нами «антихудожественное, безыдейное и, по существу, вредное произведение» (с. 78).], роман Владимира Дудинцева «Не хлебом единым» (окончание – № 10)[171 - «Общество ждало открытого слова – слова правды. И, видно, мне выпало такое счастье – сказать его, да еще быть понятым» (В. Дудинцев. С. 9).«В художественно-литературном отношении вещь обыденная для советской литературы, – дочитав роман, 26 октября пишет в дневнике Сергей Дмитриев. – Но по содержанию, по общественно-политическому настроению и тенденции очень интересная. <…>Разумеется, такой роман всех заденет. Недовольных будет очень много: все морально-политически единое общество будет недовольно. Слышал, что готовится разнос романа в „Партийной жизни“, что Союз советских писателей уже подготовил проработку романа на „свободной дискуссии“, заранее подготовленной, понятно. Однако, толпы собравшейся у Дома Союзов писателей молодежи, настроенной в пользу романа и его автора, заставили братьев-писателей призадуматься. Подумав, они отложили дискуссию-проработку» (Отечественная история. 2000. № 2. С. 147, 148).].
И вот что о предыстории публикации своего романа рассказывает сам Дудинцев:
Когда я принес «Не хлебом единым» в журнал «Октябрь» в бытность там главным реактором Храпченко, то мне отказали в печатании этой вещи. Отказали с жестами брезгливого возмущения. Все члены редколлегии встали, а я там тоже сидел – я тоже встал, и все, стоя, проголосовали против печатания моего романа, как это предложил впоследствии Герой Социалистического Труда Храпченко. <…>
А Симонов схватил роман, как окунь хватает блесну (В. Дудинцев. С. 54–55).
Однако, ввиду сопротивления некоторых членов редколлегии, публикация романа в «Новом мире» стала затягиваться, и Дудинцев, – как он вспоминает, – «побежал в альманах „Москва“ к Казакевичу» – и
прочитано было за сутки! За сутки было прочитано! <…>
А потом Казакевич мне и говорит:
– Дорогой Владимир Дмитриевич, не могу печатать. Не могу. Невозможно печатать. Слишком опасно. Вещь не пройдет (Там же. С. 54–57).
Тем не менее о передаче романа возможному конкуренту узнал Симонов и – по словам Дудинцева – закричал:
«Немедленно засылайте в набор! Сейчас же чтобы был заслан в набор!» И роман был заслан в набор в «Новом мире». Тут же он сел и написал письменный протест в секретариат Союза писателей с жалобой на Казакевича, который переманивает авторов «Нового мира». <…> Одним словом, роман там пошел (Там же. С. 59).
В «Октябре» (№ 8) первая посмертная публикация Павла Васильева – поэма «Христолюбовские ситцы», завершенная в 1936 году.
В альманахе «Наш современник» (№ 3; подписан к печати 17 августа) рассказ Владимира Тендрякова «Ухабы».
В «Иностранной литературе» (№ 8) роман Эриха Марии Ремарка «Время жить и время умирать» (окончание – № 9, 10).
В «Вопросах истории» (№ 8) статья С. М. Дубровского «Против идеализации деятельности Ивана IV». Этой публикацией, наделавшей шума среди историков, был, – по сведениям Сергея Дмитриева, – заменен еще более взрывоопасный доклад Дубровского, где автор
объявляет, что понятие прогрессивного в истории применимо только к революционному движению. Можно писать о прогрессивности Октябрьской социалистической революции, о прогрессивности революции 1905 г. Но это понятие нельзя применять при оценке Петра I или Ивана Грозного и т. п. Автор намеревается отказать в признании прогрессивности деятельности Невского, Донского, Минина и Пожарского, Грозного, Петра и, уж конечно, Екатерины, Суворова, Кутузова, Нахимова и пр. В порядке ликвидации последствий культа личности предлагает автор снести памятник Юрию Долгорукому, «основателю» Москвы (Отечественная история. 2000. № 1. С. 169).
Сентябрь
1 сентября. Запись в дневнике Корнея Чуковского:
Был вчера у Федина. Он сообщил мне под большим секретом, что Пастернак вручил свой роман «Доктор Живаго» какому-то итальянцу, который намерен издать его за границей. Конечно, это будет скандал. «Запрещенный большевиками роман Пастернака». Белогвардейцам только это и нужно. Они могут вырвать из контекста отдельные куски и состряпать «контрреволюционный роман Пастернака».
С этим романом большие пертурбации. Пастернак дал его в «Лит. Москву». Казакевич, прочтя, сказал: «оказывается, судя по роману, Октябрьская революция – недоразумение, и лучше было ее не делать». Рукопись возвратили[172 - Реакция редакторов «Литературной Москвы» на роман Бориса Пастернака по-иному представлена в воспоминаниях В. Каверина:«В „Докторе Живаго“ около сорока печатных листов – уже поэтому он не мог появиться в нашем сборнике, для которого мы с трудом выбивали из Гослита в лучшем случае пятьдесят. Но была и более серьезная причина: роман не понравился Казакевичу, который отозвался о нем очень резко.– Вы можете представить себе Пастернака, который пишет о колхозах? – с раздражением спросил он меня.– Не без труда.– Ну вот. А он пишет – и очень плохо. Беспомощно. Есть прекрасные главы, но он не отдаст их нам.– Как вы думаете, почему он встретил нас так сурово?– Потому что „Литературная Москва“ для него – компромисс. Ему хочется, чтобы завтра же была объявлена свобода печати» (В. Каверин. Эпилог. С. 382–383).]. Он дал ее в «Новый мир», а заодно и написанное им предисловие к Сборнику его стихов[173 - «Люди и положения».]. Кривицкий склонялся к тому, что «Предисловие» можно напечатать с небольшими купюрами. Но когда Симонов прочел роман, он отказался печатать и «Предисловие». – Нельзя давать трибуну Пастернаку!
Возник такой план: чтобы прекратить все кривотолки (за границей и здесь), тиснуть роман в 3-х тысячах экземпляров, и сделать его таким образом недоступным для масс, заявив в то же время: у нас не делают Пастернаку препон.
А роман, как говорит Федин, «гениальный». Чрезвычайно эгоцентрический, гордый, сатанински надменный, изысканно простой и в то же время насквозь книжный – автобиография великого Пастернака. (Федин говорил о романе вдохновенно, ходя по комнате, размахивая руками – очень тонко и проницательно, – я залюбовался им, сколько в нем душевного жара.) (К. Чуковский. Т. 13. С. 217).
И вот, для полноты объема, дневниковая запись самого Федина, также датированная 1 сентября:
Приезжал С<имонов> с письмом к П<астернаку> и днем – в «Нов<ом> мире».
2 сентября прибавляется еще одна лаконичная запись: «Вставка в письмо».
И наконец, 3 сентября третья, самая важная: «Подписал»[174 - Федин, которого Пастернак еще в 1942 году называл своей «старейшей привязанностью», и в последующем принимал самое активное участие в травле поэта. Тем не менее, 23 апреля 1958 года Корней Чуковский в дневнике пересказал слова Пастернака о том, что тот «встретился на дорожке у дома с Фединым – и пожал ему руку – и что, в самом деле! начать разбирать, этак никому руку подавать невозможно!» (К. Чуковский. Дневник. С. 284). Та же снисходительность по отношению к Федину проявлена Пастернаком и в письме Жаклин де Пруайяр от 22 декабря 1959 года: «Мы прервали отношения, но это несерьезно. Они когда-нибудь возобновятся, когда всё изменится в более широких кругах, чем Союз писателей» (Б. Пастернак. Т. 10. С. 553).] (Константин Федин и его современники. Т. 2. С. 132).
2 сентября. В Новороссийске умер Марк Александрович Щеглов (род. в 1925).
Из письма Ариадны Эфрон Илье Эренбургу:
Мамина книга тихо продвигается по гослитовским дорожкам, оформление уже готово, видимо, скоро сдадут в печать (Почта Ильи Эренбурга. С. 324).
Книга Марины Цветаевой будет подписана в печать спустя пять лет – 5 сентября 1961 года.
3 сентября
Ходил в Союз, – написал Василий Гроссман Семену Липкину. – Подал Ажаеву петицию о том, что нужно создать комиссию, которая от имени Союза возбуждала бы ходатайства о реабилитации погибших писателей, не имеющих родных. Назвал А. Лежнева, Пильняка, Анд. Новикова, Святополка-Мирского. Предложение встретило сочувствие. Ажаев обещал рассмотреть его на секретариате (С. Липкин, А. Берзер. С. 33).
4 сентября. Из дневника Любови Шапориной:
Вчера слушала разговор по телефону Веры Агарковой, Галиной подруги. Она говорит всегда громко, на всю квартиру. По-видимому, наставляла свою сослуживицу, преподавательницу истории: «О Петре надо теперь говорить, что он не новатор; все, что он сделал, было подготовлено при Алексее Михайловиче. Его очень превозносили последнее время, теперь не надо, он был жестокий тиран!»
Развенчан сейчас и Иван Грозный с Малютой Скуратовым, которых А. Н. Толстой изобразил в своей последней драме[175 - Имеется в виду «драматическая повесть» «Иван Грозный» (1941–1943).] кристально чистыми патриотами. Наша интеллигенция – плюй ей в глаза, она скажет: Божья роса, и еще поблагодарит.
Сталин – полубог, бьем ему земные поклоны. Раскулачили его, бьем поклоны Хрущеву.
А что Вере Агарковой – вчера Петр герой, гений, первый большевик[176 - Из поэмы Максимилиана Волошина «Россия» (1924): «Великий Петр был первый большевик…».], а сегодня ничто, она же не может над этим задумываться, не должна (Л. Шапорина. С. 335).
5 сентября – 3 октября. Первый в послевоенной истории круиз теплохода «Победа» вокруг Европы. Среди 423 пассажиров – представители партийно-советской номенклатуры, передовики производства, композитор Родион Щедрин с балериной Майей Плисецкой, эстрадные артисты Юрий Тимошенко и Ефим Березин (Тарапунька и Штепсель), певица Тамара Миансарова, режиссер Николай Акимов, писатели Расул Гамзатов, Даниил Гранин, Елена Катерли, Владимир Орлов, Сергей Орлов, Константин Паустовский, Леонид Рахманов, Александр Решетов, Всеволод Рождественский и др.
По воспоминаниям Д. Гранина, во время круиза он
записывал прежде всего всякое доброе слово о России. Затем – то, что меня удивляло и возмущало в капиталистической жизни (Д. Гранин. Все было не совсем так. С. 255).
И совсем по-другому в своем выступлении на обсуждении романа В. Дудинцева представил эту поездку[177 - Его собственно туристические наблюдения вошли в очерки «Географические записи» (Вокруг света. 1957. № 12), «Толпа на набережной» (Москва. 1958. № 3) и «Мимолетный Париж» (Октябрь. 1960. № 3).] Константин Паустовский:
Глухим, хрипловатым, тихим голосом он рассказал о своих впечатлениях от круиза вокруг Европы на теплоходе «Победа», кажется, первой такого рода туристической поездки, во время которой ему довелось наблюдать вблизи представителей «нового правящего класса». Они были как две капли воды похожи на дудинцевского Дроздова <…>
В душном возбужденном зале во время выступления Паустовского слышно было, как муха пролетит (Л. Лазарев. Шестой этаж. С. 62).
6 сентября. В Ленинграде и Москве начинаются гастроли Бостонского симфонического оркестра.
9 сентября. Приехавший в Москву А. И. Пантелеев рассказывает Лидии Чуковской,
как в Ленинграде проводили в Союз какого-то литератора, и Гранин дал отвод, сообщив, что из?за него погибли двое.
Встал Холопов:
– По таким причинам нельзя отвода давать. А то тут ползала исключить надо будет…
Раздался свист, шум… Холопов сказал:
– Я, конечно, извиняюсь, но назад свои слова не беру.
Нравы. Быт. Литература» (Л. Чуковская. Дневник – большое подспорье… С. 122–123).
13 сентября. Создана комиссия по литературному наследию Марка Щеглова во главе с Александром Твардовским.
Секретариат правления СП СССР назначает Николая Атарова главным редактором журнала «Москва».
ЦК КПСС принимает решение «о приглашении в СССР по линии ВОКС[178 - Всесоюзное общество культурной связи с заграницей. Председателем секции друзей науки и культуры Франции в этом обществе был Илья Эренбург.] в октябре с. г. французского художника П. Пикассо и проведении в Москве вечера, посвященного его 75-летию. Разрешено организовать небольшую выставку рисунков и литографий Пикассо» (цит. по: В. Воловников. С. 55).
19 октября заведующий Отделом культуры Д. А. Поликарпов и заведующий сектором этого отдела Б. М. Ярустовский докладывают в секретариат ЦК КПСС, что «на приглашение ВОКСа посетить СССР П. Пикассо ответил отказом, ссылаясь на плохое состояние здоровья» (Там же).
Не позднее 14 сентября. Борис Пастернак получает официальный ответ из редакции журнала «Новый мир» за подписями Б. Агапова, Б. Лавренева, К. Федина[179 - См. запись в дневнике Федина от 17 августа 1957 года:«Когда в „Новом мире“ редколлегия признала роман П<астерна>ка неприемлемым, я подписал письмо Борису, отклоняющее роман, и сделал это по совести, потому что в романе, в сущности, содержится признание бесполезности всей нашей революции и бессмыслицы гражданской войны. Я действовал по убеждению своему, как писатель, по долгу, как редактор: автор дал мне рукопись, я не мог ее принять и сказал автору – почему» (Константин Федин и его современники. Т. 1. С. 578).], К. Симонова[180 - По свидетельству Бориса Панкина, именно Симонов «<…> подготовил набросок письма. То есть это он так называл – набросок, когда поставил роман на обсуждение редколлегии. По существу же это был готовый документ, даже статья.Написать эти страницы было все равно что – сходить на исповедь. <…>Свои небольшие поправки внесли и соавторы» (Б. Панкин. С. 182–183).], А. Кривицкого[181 - Не ясно, почему в этом перечне отсутствуют С. Голубов, М. Луконин, А. Марьямов и Е. Успенская, тоже состоявшие тогда в редколлегии. И только ошибкой памяти можно объяснить фразу Наталии Бианки о том, что будто бы «Катаев <он не был членом редколлегии> подписал письмо с маху, ему, как всегда, было все равно» (Н. Бианки. С. 31).], где сказано:
Как люди, стоящие на позиции, прямо противоположной Вашей, мы, естественно, считаем, что о публикации Вашего романа на страницах журнала «Новый мир» не может быть и речи. <…>
Возвращаем Вам рукопись романа «Доктор Живаго» (Б. Пастернак: Pro et contra. С. 111, 112)[182 - Можно предположить, что о существовании этого письма и о его отправке Пастернаку не знали не только московские литераторы, но и сотрудники журнала «Новый мир». Во всяком случае, Георгий Владимов, с августа 1956 года работавший в отделе прозы, вспоминает, что «начальство колебалось: печатать – не печатать, давайте подождем». А затем добавляет: «В 1957 году, когда в Москве проходил IV Всемирный фестиваль молодежи и студентов, пришел член редколлегии Борис Лавренев и стал рассказывать, что Борис Пастернак передал рукопись своего романа некому Фельтринелли, итальянскому коммунисту, издателю. Тот снял копию и уже объявляет о том, что он будет печатать по-русски. Почему-то Борис Лавренев – человек добрый (не злой, по крайней мере) – говорил очень зло и язвительно. Помнится такая фраза: „Если Пастернак не понимает, что это не шуточки, то не будет больше Бориса Пастернака“. Все настроились сразу против Пастернака – такая была реакция» (Л. Копелев, Г. Владимов // Знамя. 2019. № 7. С. 161).].
Письмо это, – докладывал в ЦК КПСС Константин Симонов, – объемом в тридцать пять страниц было написано с широкой аргументацией всех политических пороков романа с тем, чтобы в случае появления романа в заграничных издательствах можно было бы при помощи публикации этого письма предпринять одну из ряда возможных контрмер. Сама идея написания письма возникла при совместном обсуждении этого вопроса с товарищами Поликарповым и Сурковым в Отделе культуры ЦК КПСС. <…>
В 1956 году письмо <…> было направлено в ЦК КПСС, его читал Отдел культуры ЦК КПСС, читали секретари ЦК КПСС товарищ Суслов и товарищ Поспелов, и содержавшаяся в письме критика романа Пастернака была сочтена правильной («А за мною шум погони…». С. 89, 90).
26 сентября Борис Пастернак в частном письме Т. В. Ивановой так оценил официальное письмо «Нового мира», признаваясь, что он «только что, наконец, прочел его»: [183 - Наталия Бианки, которой К. Симонов поручил собрать в Переделкине подписи членов редколлегии под этим письмом, рассказывает, что она разыскала там Ольгу Ивинскую: «Я тут же усадила ее в машину и дала переписать письмо» (Н. Бианки. С. 32). Таким образом, его содержание могло стать известным Б. Пастернаку гораздо раньше 26 сентября.]
Оно составлено очень милостиво и мягко, трудолюбиво продумано с точек зрения, ставших привычными и кажущихся неопровержимыми, и только в некоторых местах, где обсуждаются мои мнения наиболее неприемлемые, содержит легко объяснимую иронию и насмешку. Внутренне, то есть под углом зрения советской литературы и сложившихся ее обыкновений, письмо совершенно справедливо. Мне больно и жаль, что я задал такую работу товарищам (Б. Пастернак. Т. 10. С. 173–174)[184 - Официальный ответ из «Нового мира» («Какая-то отрицательная – внутренняя – рецензия на его роман за подписью двадцати человек!» – упоминает в дневниковой записи от 14 сентября и Л. Чуковская (Записки об Анне Ахматовой. Т. 2. С. 230). И раз так, то нужно, видимо, признать неосновательной версию, изложенную в воспоминаниях В. Каверина:«Отмечу, кстати, что под письмом „Нового мира“ стоит, без всякого сомнения, ложная дата. Оно было написано не в сентябре 1956 года, а значительно позже, когда роман появился в печати» (В. Каверин. Эпилог. С. 389).].
14 сентября. Главный редактор серии «Библиотека поэта» В. Н. Орлов на заседании редакционного совета издательства «Советский писатель» сообщает:
В настоящее время план пересматривается в сторону издания целого ряда поэтов, занимающих видное место в истории русской поэзии. <…> Там имеется целый ряд крупных поэтов XX века, которые должны быть изданы: Сологуб, Белый, Ахматова, Бунин – в этом году, Саша Черный – в будущем году, Хлебников и целый ряд крупных поэтов народов СССР.
Отвечая на вопрос Веры Кетлинской: «А как с Гумилевым?» – В. Орлов сказал:
Он фигурирует в сборнике начала XX века. Там будут поэты малого масштаба, которые должны быть представлены тоже.
В действительности издание крупных поэтов, связанных с Серебряным веком русской поэзии, в Большой серии «Библиотеки поэта» растянулось на десятилетия, пока выходила сама эта («синяя») «Библиотека поэта»: Александр Блок (1955), Иван Бунин (1956), Сергей Есенин (1956), Иннокентий Анненский (1959), Саша Черный (1960), Валерий Брюсов (1961), Владимир Маяковский (1963), Борис Пастернак (1965), Марина Цветаева (1965), Андрей Белый (1966), Константин Бальмонт (1969), Федор Сологуб (1975), Анна Ахматова (1976), Осип Мандельштам (1978). В Малой серии вышли однотомники Велимира Хлебникова (1960), Игоря Северянина (1975), Вяч. Иванова (1976), Николая Клюева (1977), Максимилиана Волошина (1977).
И лишь в «зеленой» «Библиотеке поэта» / «Новой библиотеке поэта» в Большой серии вышли: Николай Гумилев (1988, 2000), Владислав Ходасевич (1989), Максимилиан Волошин (1995), Вяч. Иванов (1995), Михаил Кузмин (1996, 2000), Зинаида Гиппиус (1999), Дмитрий Мережковский (2000), Владимир Набоков (2002), Георгий Иванов (2010). А Николай Клюев, Игорь Северянин, Велимир Хлебников в Большой серии не изданы до сих пор.
15 сентября. Подписан к печати московский сборник «День поэзии 1956». Тираж – 30 тысяч экземпляров. В его составе стихи Николая Асеева, Анны Ахматовой («Есть три эпохи у воспоминаний…»), Евгения Евтушенко, Николая Заболоцкого, Леонида Мартынова, Ксении Некрасовой, Бориса Пастернака («Рассвет»), Марии Петровых, Бориса Слуцкого, Арсения Тарковского, Марины Цветаевой, Семена Гудзенко, первая посмертная публикация двух стихотворений Павла Васильева.
Самое сильное впечатление 56?го года, – вспоминает Илья Фоняков, – появление книги «День поэзии». <…> Она даже внешне отличалась от других сборников: в мягкой обложке, необычайно широкого формата, не помещающаяся ни на какие полки и стеллажи. Обложка была испещрена автографами поэтов, а внутри читатель мог найти наряду со стихами и размышлениями о поэзии большой дружеский шарж художника Игина «Редколлегия за работой». В нем можно было увидеть Бориса Пастернака, только что вышедшего из длительной полуопалы. Опала, к сожалению, была еще впереди. В этом же шарже был Сергей Михалков, еще сравнительно молодой. <…> Этот шарж был символом консолидации всех литературных сил. Тех, кто был на виду, и тех, кто волею судеб был задвинут в тень (цит. по: Л. Лурье, И. Малярова. С. 306).
16 сентября. На экраны страны выходит «Илья Муромец» – первый советский художественный широкоэкранный фильм (режиссер Александр Птушко).
18 сентября. Александр Твардовский получает предложение возглавить журнал «Октябрь».
Все время думаю, – записано в его рабочей тетради, – зовет меня к этой работе, хотя, как вспомнишь все муки, неудовлетворенность и т. п. и как подумаешь, что чего нужно написать <…> (А. Твардовский. Дневник. С. 237).
Вопрос о трудоустройстве Твардовского, видимо, всерьез волновал власти, о чем свидетельствуют воспоминания Наталии Бианки о том, как поэт, в 1954 году отставленный от «Нового мира», предлагал ей перейти в возрождаемый журнал «Красная новь»[185 - Это намерение не было осуществлено.], где он будет главным редактором (Н. Бианки. С. 34).
20 сентября. В письме, приглашающем Константина Федина к домашнему обеду, Борис Пастернак пишет:
Дома ничего не знают о судьбах романа, о редакционном послании и т. д. и т. д., я ото всего самого живого и важного своего их оберегаю, чтобы не беспокоить… (Константин Федин и его современники. Т. 2. С. 199).
К. Федин на этот обед явился, и, – вспоминает Евгений Пастернак, – «как обычно Святослав Рихтер и Мария Юдина играли на рояле, Анна Ахматова и Пастернак читали стихи» (Е. Пастернак. Борис Пастернак: Биография. С. 681).
Не позднее 22 сентября. Секретарь правления СП СССР Борис Полевой и председатель Иностранной комиссии СП Сергей Михалков обращаются к М. А. Суслову с инициативой:
Предлагаем создать ПЕН-клуб в Москве при Центральном доме Литераторов в самое ближайшее время с тем, чтобы еще до конгресса в Токио оформить его вступление в международную организацию. Руководство деятельностью ПЕН-клуба можно возложить на Иностранную комиссию СП СССР (Аппарат ЦК КПСС и культура. 1953–1957. С. 531).
Рассмотрев это предложение, заведующий Отделом культуры ЦК КПСС Д. А. Поликарпов и инструктор Отдела Н. И. Трифонова 28 сентября резюмируют:
Вступающие в ПЕН-клуб писатели должны присоединиться к «Хартии Пен-клубов», которая направлена на защиту свободы слова и мысли в буржуазном духе.
Хартия Пен-клубов содержит неприемлемые для советских литераторов положения: выступать против цензуры, использовать свое влияние в целях предотвращения классовой борьбы, критиковать правительство и т. п.
Учитывая эти обстоятельства, а также принимая во внимание и то, что советские литераторы имеют возможность участвовать в идеологической борьбе путем посещения капиталистических стран, без принятия на себя каких-либо неприемлемых обязательств, Отдел культуры ЦК КПСС не поддерживает предложение СП СССР о вступлении в международную организацию Пен-клубов.
На документе резолюция: «Согласиться. М. Суслов, П. Поспелов, Н. Беляев, А. Аристов, Е. Фурцева (Там же. С. 543–544).
22 сентября. В Москве гастроли Лондонского симфонического оркестра.
