скачать книгу бесплатно
Доктор Богданов-Березовский отказался вести антирелигиозную пропаганду, сказав, что сам он верующий. В статье обрушились на отделы кадров, которые принимают сотрудников только на основании анкеты (очевидно, надо под микроскопом рассматривать души) (Л. Шапорина. С. 276).
19 октября. В выставочном зале московского Дома художников выставка Сергея Коненкова.
В «Литературной газете» (с. 3) статья Ильи Сельвинского «Наболевший вопрос», где говорится о монопольном положении «трио аккордеон, баян, гармонь» (Твардовский, Исаковский и Сурков) в советской поэзии.
23 октября
Из очерка Б. Агапова «В Ньюкасле», помещенного в сегодняшнем номере «Литературной газеты», – записывает в дневник Сергей Дмитриев, – узнали, что русский писатель Алексей Ремизов, видимо, еще жив и недавно опубликовал какое-то новое произведение. Агапов, понятно, не преминул Ремизова лягнуть. Агапов хорошо усвоил, как должно себя вести то животное, которому принадлежит известное изречение: «И я его лягнул». <…>
Позднейшая приписка: точно так же позднее, в конце декабря, из заключительного слова Суркова на Втором съезде писателей узнали, что за границей еще жив писатель Борис Зайцев (Отечественная история. 1999. № 6. С. 127).
26 октября. В «Литературной газете» открытое письмо группы писателей (В. Каверин, Эм. Казакевич, Мих. Луконин, С. Маршак, К. Паустовский, Н. Погодин, Ст. Щипачев) «Товарищам по работе» – предложения о перестройке Союза писателей, «превратившегося из творческой организации в некий департамент по литературным делам».
Подлинное творческое общение писателей разных поколений, – говорится в письме, – может и должно происходить не в канцеляриях ССП, не в залах заседаний, не на собраниях разобщенных между собой, творческих лишь по названию, секций, а только в редакциях, в живой практической работе над рукописью.
<…> Очевидным результатом явится также несомненная и солидная экономия денежных средств, непроизводительно расходуемых ныне на содержание разбухшего штата ССП (с. 3).
28 октября. В «Литературной газете» (c. 3–4) статья Ольги Берггольц «Против ликвидации лирики», защищающая в полемике с Николаем Грибачевым и Сергеем В. Смирновым право советского поэта на «самовыражение».
В ЦК КПСС уходит докладная записка Отдела науки и культуры «О программе праздничного концерта в ГАБТ 6 ноября 1954 г.», где, в частности, сказано:
Намеченное к исполнению стихотворение Евгения Евтушенко «Комсомольская путевка» приемлемо по теме, но является слабым в поэтическом отношении и <…> требует замены (Музыка вместо сумбура. С. 453).
Журналы в октябре
В «Новом мире» (№ 10) повесть Виктора Некрасова «В родном городе» (окончание – № 11). В «Звезде» (№ 10) статья А. Эльяшевича «Будни или праздники?», в которой утверждается:
Нам нужна праздничная литература, не литература о «Праздниках», а именно праздничная литература, подымающая человека над мелочами и случайностями, обдуманно отбирающая и типизирующая важные явления жизни (с. 184).
Ноябрь
1 ноября. Из дневника Сергея Дмитриева:
Как много было у всех надежд в то время! Общее настроение Эренбург в «Оттепели» верно схватил. Но прошедший год не оправдал надежд. Он показал, что всё у нас, как в песенке «Каким ты был, таким ты и остался». Сделали попытку очнуться от дурного сна. Но не очнулись. Захотели взглянуть на правду, но, взглянув, испугались – ведь если правду-то смотреть, да и другим показывать, то слушаться не будут. И кончили тем, от чего было хотели излечиться: видно, уж людьми нам не быть никогда, а пребывать в строителях коммунизма и борцах за мир (Отечественная история. 1999. № 6. С. 127–128).
2 ноября. Из дневника Сергея Дмитриева:
В «Литер. Газете» статья Рюрикова об эстетическом идеале и положительном герое. Прочитав ее, скажешь, как у Крылова: «А вы, друзья, как ни садитесь, а в музыканты не годитесь». Если откинуть злопыхательство, то в отзывах о советской литературе западноевропейских критиков (эти отзывы помянуты в начале статьи Рюрикова) есть большая правда. Вообще умные люди внимательно слушают врагов. Враг видит в нас больше, чем нам кажется. Формула о «социалистическом реализме» есть абракадабра. И пока ею будут руководствоваться в литературе и искусстве, не будет у нас ни литературы, ни искусства, достойных страны Толстого, Достоевского, Тургенева, Пушкина, Блока. Не будет. Ибо формула эта – не что иное, как перефразированная мудрость будочника Мымрецова – «тащи и не пущай» (Отечественная история. 1999. № 6. С. 128).
5 ноября. В прокат выпущен фильм Иосифа Хейфица «Большая семья».
6 ноября. В Колонном зале Дома Союзов на концерте в честь годовщины Великого Октября прозвучало танго «Брызги шампанского» в исполнении Леонида Утесова.
Кто-то из сидевших в зале, – пишет В. Фомин, – подумал было о дикой и непоправимой ошибке ведущего, кого-то посетила привычная мысль об «идейной диверсии», но страстные, пьянящие аккорды искрометного танго уже крушили гнетущую атмосферу высокого партийного официоза, и у самых дошлых, наверняка, мелькнула догадка: «Ой, неспроста эти „Брызги“!.. Что-то будет?!.» (Кинематограф оттепели. С. 14).
8 ноября. В Ленинградском театре драмы имени А. С. Пушкина премьера спектакля «Они знали Маяковского» по пьесе Василия А. Катаняна.
Как 30 декабря записал в дневник сын драматурга Василий В. Катанян,
сначала был написан сценарий для «Мосфильма», он был принят, потом его передали Зархи—Хейфицу на «Ленфильм», они очень хотели его ставить, даже пригласили Н. Черкасова на главную роль, но что-то помешало, и тогда отец переделал его в пьесу и за нее ухватились Черкасов и Вивьен. Душой постановки была Лиля Юрьевна[68 - Л. Ю. Брик.] – она отмела реж. Анисимова, пригласили Н. Петрова, А. Тышлера и молодого студента Родиона Щедрина[69 - Н. Петров – постановщик, А. Тышлер – художник, Р. Щедрин – автор музыки к этому спектаклю.]. Среди актеров Горбачев, Штыркан и др. Спектакль имел успех, долго шел, имел положительную прессу, хотя были и отрицательные отзывы. Спектакль был снят на ТВ. Л. В. Маяковская писала в Ленинградский обком, что ставить эту пьесу – безобразие. Она обиделась, что там нет семьи. Но там не было и Бриков. Пьеса о М. без Л. Ю. А с нею – не прошла бы! (В. Катанян. Лоскутное одеяло. С. 125).
10 ноября. Принято постановление ЦК КПСС «Об ошибках в проведении научно-атеистической пропаганды среди населения», где, в частности, указано:
Необходимо иметь в виду, что оскорбительные действия по отношению к церкви, духовенству, верующим гражданам несовместимы с линией партии и государства в проведении научно-атеистической пропаганды и противоречат Конституции СССР, предоставляющей советским гражданам свободу совести. <…>
ЦК КПСС считает, что положительные результаты в воспитательной работе, направленной на преодоление религиозных пережитков, могут быть достигнуты лишь при условии дальнейшего подъема всей нашей культурно-просветительной работы среди трудящихся, значительного улучшения деятельности Дворцов культуры, клубов, библиотек, читален, лекториев, парков культуры и отдыха и других культурно-просветительных учреждений. Поэтому задача партийных, государственных и общественных организаций состоит в том, чтобы коренным образом улучшить культурно-просветительную работу среди населения и тем самым добиться дальнейшего повышения культурного уровня трудящихся (Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. С. 447, 450).
11 ноября. В «Литературной газете» (с. 2–3) статья Василия Ажаева «Уважать свой „литературный цех“» – полемика с открытым письмом группы товарищей, ибо в нем, по мнению В. Ажаева, сквозит «туманно выраженная и тем не менее явная мысль о ликвидации самого союза» (с. 2). В статье также подвергнут критике Михаил Шолохов, чьей «ошибкой» является
многолетнее подчеркнутое игнорирование своего союза, его повседневной работы. Такая, столь непонятная и странная для крупного писателя позиция прежде всего, мы уверены, не прошла бесследно для него самого. Как бы ни был велик талант писателя, – и ему нужны дружба и умный совет товарищей.
<…> М. Шолохов, видимо, не вполне понимает, каким плохим примером для молодых литераторов является его пренебрежительное отношение к горьковской идее и практике союза (с. 3).
Не позднее 12 ноября. До Бориса Пастернака доходят слухи о выдвижении его кандидатуры на Нобелевскую премию.
Вот цитата из пастернаковского письма Ольге Фрейденберг от 12 ноября:
Я скорее опасался, как бы эта сплетня не стала правдой, чем этого желал, хотя ведь это присуждение влечет за собой обязательную поездку за получением награды, вылет в широкий мир, обмен мыслями, – но ведь опять-таки не в силах был бы я совершить это путешествие обычной заводной куклою, как это водится, а у меня жизнь своих, недописанный роман, и как бы всё это обострилось! Вот ведь вавилонское пленение! По-видимому, Бог миловал, эта опасность миновала. <…>
Потом люди слышали по BBC будто (за что купил, продаю) выдвинули меня, но зная нравы, запросили согласия представительства, ходатайствовавшего, чтобы меня заменили кандидатурой Шолохова, по отклонении которого комиссия выдвинула Хемингуэя, которому, вероятно, премию и присудят. Хотя некоторые говорят, будто спор еще не кончен. Но ведь всё это болтовня, хотя и получившая большое распространение.
Но мне радостно было и в предположении попасть в разряд, в котором побывали Гамсун и Бунин и, хотя бы по недоразумению, оказаться рядом с Хемингуэем.
Я горжусь одним: ни на минуту не изменило это течения часов моей простой, безымянной, никому не ведомой трудовой жизни (Б. Пастернак. Т. 10. С. 58).
Лауреатом Нобелевской премии в 1954 году стал Эрнест Хемингуэй.
14 ноября. В актовом зале Ленинградского политехнического института первый общегородской вечер студенческой поэзии.
16 ноября. В «Литературной газете» статья Владимира Луговского «Раздумье о поэзии». Из статьи:
Последнее время у нас не слишком богато яркими и впечатляющими поэтическими произведениями, но работа поэтов идет, и весьма возможно, что рождаются большие, хорошие вещи. <…>
Итак: кризиса поэзии у нас нет, имеются только кризисные явления, которые могут быть и должны быть устранены (с. 3).
18 ноября. В «Литературной газете» письмо в редакцию Виталия Закруткина, Анатолия Калинина, Михаила Соколова, где сказано:
Уверены, что не одни мы были поражены тем выпадом, который позволил себе на страницах «Литературной газеты» В. Ажаев против крупнейшего советского писателя М. Шолохова. <…>
Не на пользу нашей литературе этот выпад против любимого народом писателя <…>
22–28 ноября. Фестиваль польских фильмов в СССР.
23 ноября. В «Литературной газете» (с. 3) «Реплика тов. Ажаеву» авторов открытого письма «Товарищам по работе», подтверждающих свою мысль о том, что центром творческой жизни должны явиться не канцелярии ССП, а редакции и издательства.
24 ноября. В Ленинграде умер Марк Константинович Азадовский (род. в 1888).
Ноябрь. В Театре имени Маяковского премьера спектакля «Гамлет» в постановке Николая Охлопкова. Сценография Рындина, в заглавной роли Евгений Самойлов, в роли Офелии Мария Бабанова.
Как записал в дневник Василий В. Катанян,
кто-то фыркает, что спектакль «оперный» или «балетный», а на самом деле он театральный. После «Сирано» я не видел таких ярких представлений (В. Катанян. Лоскутное одеяло. С. 126).
<…> на место всеобщего омхачивания, – вспоминает шекспировед Алексей Бартошевич, видевший этот спектакль школьником, – пришло монументальное театральное зрелище. Гигантские конструкции, огромные ворота, напоминавшие ворота шлюзов. Тогда у московской интеллигенции любимым отдыхом стали поездки на пароходах: Москва – Астрахань, Москва – Пермь, и особенно захватывающими были моменты, когда пароход проходил через шлюзы. Так вот, сценограф Рындин как две капли воды воссоздал конструкцию шлюза в этих кованых воротах перед сценой, открывавшихся под музыку Чайковского. И какие-то решетки с грохотом и лязгом спускались с колосников. И Гамлет их тряс во время монолога «Быть или не быть». И огромное, полное света и цвета пространство. И золотой парик на голове у Самойлова. И белое платье с позолотой у занятой в премьере Бабановой, которая играла Офелию. Она сыграла всего несколько раз, но это было ужасно: уже полная, немолодая, такой шарик белый выкатывался на сцену. И опять же золотой парик, и за ней шли вереницей ее подруги в белых платьях, с золотыми кудрями и с арфами (Коммерсантъ-Weekend, 25 апреля 2014. С. 13).
А вот мнение рядового зрителя – историка Сергея Дмитриева, побывавшего в театре 17 июня 1955 года:
Спектакль очень хороший; умный, волнующий, красивый. Самойлов-Гамлет на высоте положения. Простонародна Офелия: она не дворянка из семьи придворного. Декорации Рындина великолепны, потрясающи, остроумны в техникосценическом отношении. И самое главное – необыкновенная, полная тишина в переполненном зале, где душно и многие стоят. Актеры сразу овладевают вниманием, и никто не хочет пропустить хотя бы одно слово. Простые девушки, стоявшие сзади нас (очень простые – из работниц, вероятно), переспрашивали друг друга иногда о нерасслышанном слове или реплике актеров. Последние годы в советских театрах наблюдал я совершенное отсутствие интереса к происходившему на сцене, особенно в пьесах советских авторов. Впрочем, и на классике. Разговаривали, ели, входили и выходили, смеялись не к месту. Здесь полная тишина и в ней ясно чувствуется общее веяние духа искусства со сцены. Охлопков дал образец многим. После спектакля его и Самойлова долго вызывали (Отечественная история. 2000. № 1. С. 160).
Журналы в ноябре
В «Новом мире» (№ 11) поэма Павла Антокольского «В переулке за Арбатом» (с. 51–96). В «Театре» (№ 11) первая публикация Георгия Владимова – статья «Женские образы в пьесах Анатолия Софронова», где этот драматург оценивается очень высоко.
Декабрь
2 декабря. В «Литературной газете» (с. 3) статья Валерия Друзина «К спорам о поэзии» – резкая полемика с ранее напечатанными в газете статьями Ильи Сельвинского и Ольги Берггольц.
6–8 декабря. В Москве трехдневное совещание писателей, посвященное подготовке ко Второму всесоюзному съезду ССП.
Три дня, – рассказывает Владимир Луговской в письме к Александру Фадееву, – просидел я на этом мрачном торжище, именуемом Московским совещанием.
«Унд?» – как сказал Всеволод Иванов германскому послу графу фон Шулленбургу.
«Унд?» О литературе было говорено с гулькин нос или еще более мелкий голубиный предмет. Шло перемывание костей и всяческое пускание черной венозной крови. Некоторые кропускатели типа Злобина лежат сейчас с кислородными подушками (А. Фадеев. Письма и документы. С. 294).
Выступая с докладом на трехдневном отчетно-выборном собрании Ленинградской организации ССП, Всеволод Кочетов подверг резкой критике попытки некоторых литераторов ликвидировать творческие секции ССП и всю творческую работу Союза перенести на так называемые производственные площадки. Эти проекты, как доказывал докладчик, рассчитаны на ликвидацию единого Союза советских писателей и возрождение групповщины, от которой 20 лет назад партия помогла писателям избавиться.
Лишенный творческих секций, – говорил Кочетов, – Союз действительно превратится в литературный департамент; который не в силах будет влиять на монополистические группки при издательствах и журналах… Мы знаем, к чему пришло дело на «производственной площадке» журнала «Октябрь» из?за того, что т. Панферов творческую работу оторвал от Союза. Мы знаем и другой пример, пример того, как на «производственной площадке» журнала «Новый мир» возникла и стала активно осуществляться идея пересмотра основных принципов развития нашей советской литературы.
На собрании против Кочетова открыто не выступил никто, однако при тайном голосовании его даже не выбрали в правление.
Повеяло первым ветром освобождения, – рассказывает Елена Кумпан, – и в Ленинграде <…> решили попробовать провалить Кочетова. Не думаю, чтобы об этом заранее договаривались. Время было не то. Но, видимо, ненависть к нему была так велика, что это получилось стихийно. Заседание шло очень долго. Еще дольше работала счетная комиссия. Она пересчитывала результаты несколько раз, чтобы, не дай бог, не ошибиться. Народ изнывал, слоняясь по коридорам, но не расходился. В воздухе пахло переменами». К своему рассказу Е. Кумпан добавляет выразительную деталь из воспоминаний Лидии Гинзбург, которая, «слоняясь в ту ночь по коридорам, <…> наткнулась на Кочетова, который, конечно, понимал, что его проваливают. <…> И Л. Я. на всю жизнь запомнила его лицо в тот момент и – справедливо будет сказать – содрогнулась. Выражение лица его было полно такой мстительности, злобы и отчаяния, что Лидия Яковлевна не могла стереть это впечатление из своей памяти до конца своей жизни <…> (Е. Кумпан. С. 123–124).
В результате первым секретарем Ленинградской писательской организации был избран Александр Прокофьев, а Всеволод Кочетов в 1955 году вынужден был уехать в Москву, где стал главным редактором «Литературной газеты».
10 декабря. Константин Симонов вносит в ЦК КПСС предложение назначить Николая Грибачева главным редактором создающегося журнала «Москва», а Владимира Ермилова – главным редактором предполагавшегося к изданию журнала «Вопросы теории и истории литературы» (В. Огрызко. Советский литературный генералитет. С. 646, 847).
Эти предложения поддержаны не были. Первым редактором журнала «Москва», учрежденного только в 1957 году, станет Николай Атаров, а журнал «Вопросы литературы», созданный тоже в 1957 году, возглавит Александр Дементьев.
11 декабря. Из дневника Сергея Дмитриева:
Маленков принял патриарха Московского и всея Руси Алексия. Этот факт нужно, кажется, ставить в связь с такими фактами, как: обострение международной обстановки и усиление угрозы войны; требования об усилении внимания в литературе и искусстве к военной тематике; недавнее постановление ЦК КПСС об ошибках в антирелигиозной пропаганде. Всепрощение и единство, героическое прошлое и советский патриотизм, церковь и т. д. – все снова будет пущено в ход (и уже начинает пускаться в ход) одновременно с ухудшением международной обстановки (Отечественная история. 1999. № 6. С. 132).
13 декабря. Встреча руководителей Коммунистической партии и Советского государства с писателями в связи с предстоящим II Всесоюзным съездом советских писателей.
Конечно, я не обольщался относительно этой встречи, – 14 декабря записал в дневник Александр Твардовский, – и малой надежды не имел, что тут-то и свершается нечто решающее в нашем деле, но всё же испытал чувство вроде утраты какой-то хоть и слабой иллюзии, а вместе с тем и облегчения: мы сами по себе – и слава богу.
За столом Президиума сидели люди большого государственного дела и всемирной ответственности, люди эти не знатоки нашего дела, но они и не притворялись таковыми, они были скромны, внимательны, осторожны и сдержанны в репликах. Они ждали конкретных просьб, того, в чем они могли бы тотчас помочь. А тут бросились десятки охотников поораторствовать у них перед глазами в течение 10 минут, напомнить о себе, образованность показать, оправдаться в том, в чем их обвиняют у нас, щегольнуть, нанести кому-то рассчитанный удар или укол. <…>
Жаль Шолохова. Он выступал постыдно, каким-то отголоском проработок космополитов звучали его напоминания Эренбургу о том, что тот писал в 21 г. и издавал в Риге, что тот принижает русских людей и, наоборот, возвеличивает евреев[70 - Запись в дневнике Корнея Чуковского от 15 декабря: «Весь город говорит о столкновении Эренбурга и Шолохова, говорившего в черносотенном духе» (К. Чуковский. Дневник. С. 179).].
Ах, не тебе, не тебе, Михаил Александрович, говорить эти слова (А. Твардовский. Дневник. С. 162).
А вот как излагает этот инцидент сам Илья Эренбург:
Накануне открытия съезда в Центральный Комитет пригласили сотню писателей, в том числе и меня. Выступили многие писатели с самыми различными оценками современной литературы. Последним в списке был крупный писатель, неизменно причисляемый к классикам советской литературы. <…> Этот писатель нападал на мою «Оттепель», вынув из кармана листок, он прочел мои стихи, написанные весной 1921 года:
…Но люди шли с котомками, с кулями шли и шли
и дни свои огромные тащили как кули.
Раздумий и забот своих вертели жернова.
Нет, не задела оттепель твоей души, Москва!
Стихи эти, слабые, как и другие. Написанные мной в то время, не содержали криминала, а вырванные из книжки строки прозвучали иначе, и оратор легко связал их с повестью «Оттепель». Однако главный сюрприз был впереди: писатель-классик, припомнив мой давний роман «В Проточном переулке», сказал, что в нем я изобразил дурными русских людей, а героем показал еврейского музыканта Юзика. <…> Поэт А. И. Безыменский потребовал слова. Н. С. Хрущев ответил, что совещание кончилось. <…> Я позвонил П. Н. Поспелову и сказал, что не хочу идти на съезд. Петр Николаевич ответил, что двум товарищам (классику и Безыменскому) указано на недопустимость их поведения, а мое отсутствие будет плохо истолковано (И. Эренбург. Люди, годы, жизнь. Т. 3. С. 361, 362).
14 декабря. Откликом «Ждем решения коренных вопросов» в «Литературной газете» в борьбу против вредной статьи Владимира Померанцева включился и Валентин Катаев:
Откуда эти теорийки «искренности в литературе», от которых за версту разит давно уже похороненной идеалистической «теорией живого человека» недоброй памяти рапповских времен?
Хорошо, что подлинная партийная критика вовремя вскрыла гнилую сущность подобных выступлений, а общественность единодушно их осудила. Но сделаны ли из этого прискорбного происшествия надлежащие выводы? Мне думается, что не сделаны (с. 2).
До 15 декабря. В преддверии II съезда советских писателей Борис Зайцев по «Радио „Освобождение“»[71 - Позже радиостанция изменила свое название на «Радио „Свобода“».] обратился к своим коллегам из СССР:
Мы с вами живем в разных мирах. У вас есть родина, есть великий народ… Зато у нас есть свобода. Вероятно, мы, зарубежные русские писатели, ведем скромное существование, но свобода наша ничем не скована… От всего сердца я желаю вам на этом съезде совершить хотя бы первый шаг к свободе, ибо без свободы ничего нельзя создать… И дай Бог тем из вас, кто отмечен талантом, обрести все необходимые условия для его развития[72 - Свои пожелания делегатам съезда по «Радио „Освобождение“» направили также Джон Дос Пассос, Торнтон Уайлдер и Эптон Синклер.] (цит. по: А. Колчина. Иностранное радиовещание на территории СССР <…> // Оттепель. 2017. С. 324).
На это обращение в своей заключительной речи на съезде откликнулся Алексей Сурков:
Не молчат и враги нашей страны и нашей литературы. По случаю нашего съезда был вытащен из ящика с литературным мусором белоэмигрант Борис Зайцев, который прошамкал у белогвардейского микрофона слова ядовитой бессильной злобы заокеанских «защитников свободы» и по совместительству друзей фашизма Чан Кай-ши, Ли Сын Мана и прочей нечисти (Второй Всесоюзный съезд советских писателей. 15–26 декабря 1954 года: Стенографический отчет. С. 576).
15 декабря. В Большом Кремлевском дворце открывается II Всесоюзный съезд советских писателей.
Вступительное слово произнесла Ольга Форш, предложившая почтить вставанием память И. В. Сталина и «дорогих нам людей», которых уже «нет среди нас» (Там же. С. 3). Приветствие ЦК КПСС съезду писателей огласил секретарь ЦК П. Н. Поспелов. С докладом «О состоянии и задачах советской литературы» выступил Алексей Сурков, который, подчеркнув, что «мы будем бороться против тлетворного космополитизма – отвратительной идеологии поджигателей войны», в то же время заявил:
Никому из честных советских литераторов, совершивших ошибки космополитического порядка, критики они или писатели, не закрыта возможность, пересмотрев свои ошибочные позиции, плодотворно и дружно работать со всей семьей советских литераторов на благо нашей литературы (Там же. С. 32).
Серьезной критике в докладе подвергнуты повесть Ильи Эренбурга «Оттепель», роман Веры Пановой «Времена года» за то, что их авторы «встали на нетвердую почву абстрактного „душеустроительства“» (Там же. С. 27–28); статьи, появившиеся перед съездом в «Новом мире» и единодушно осужденные литературной общественностью, авторы которых пытались «атаковать основные позиции нашей литературы с нигилистической „платформы“»[73 - Владимир Померанцев и Михаил Лифшиц не названы прямо, но именно они прежде всего имелись в виду.] (Там же. С. 32); деятельность Сергея Михалкова, который «в последнее время опубликовал в печати, поставил на сцене целый ряд недоработанных, слабых произведений» (Там же. С. 33) и т. д.[74 - «Только что вернулся со Съезда, – записывает в дневник Корней Чуковский 15 декабря. – Впечатление – ужасное. Это не литературный Съезд, но антилитературный съезд» (К. Чуковский. Дневник. С. 179).Ср. с дневниковой записью Юрия Нагибина:«И само действо съезда, от которого хочется отмыться. Ужасающая ложь почти тысячи человек, которые вовсе не сговаривались между собой. Благородная седина, устало-бурый лик, грудной голос и низкая (за такое секут публично) ложь Федина. А серебряно-седой, чуть гипертонизированный, ровно румяный Фадеев – и ложь, утратившая у него даже способность самообновления; страшный петрушка Шолохов, гангстер Симонов и бледно-потный уголовник Грибачев. Вот уж вспомнишь гоголевское: ни одного лица, кругом какие-то страшные свиные рыла» (Ю. Нагибин. С. 86–87).]
Из дневника Любови Шапориной:
Ахматова сказала мне, что у писателей существует теперь фонд для помощи возвращающимся товарищам (Л. Шапорина. С. 277).
16 декабря. Второй день съезда писателей.
С содокладами выступают Борис Полевой («Советская литература для детей и юношества») и Самед Вургун («О советской поэзии»). Доклад мандатной комиссии прочел Лев Никулин, заявивший, что 738 делегатов съезда представляют 3695 писателей, в том числе членов союза – 3142, кандидатов – 553.
В содокладе Константина Симонова «О современной художественной прозе» были осуждены как «повышенный интерес к одним теневым сторонам жизни», так и «ложное приукрашивание» (Второй Всесоюзный съезд советских писателей. С. 99). Конкретные претензии высказаны в связи с «Оттепелью» Ильи Эренбурга, «Временами года» Веры Пановой, романами Федора Панферова, «Кавалером Золотой Звезды» и «Светом над землей» Семена Бабаевского, «Матросами» Аркадия Первенцева, новыми произведениями Георгия Гулиа, Янки Брыля, Эммануила Казакевича, Георгия Шолохова-Синявского, Ефима Пермитина, В. Каверина. Критике подверглись «вульгаризаторские рассуждения» Ефима Добина и Александра Белика, «теория бесконфликтности», которую отстаивали Иван Рябов и Аркадий Эльяшевич.
Секретариат ЦК КПСС принимает решение об издании с июля 1955 года ежемесячного журнала «Иностранная литература». Главным редактором утвержден Александр Чаковский.
Умер писатель Михаил Эмануилович Козаков (род. в 1897).
