скачать книгу бесплатно
Любаша. Сборник рассказов и миниатюр
Виктория Чуйкова
«Любаша» – главную героиню бросает муж. В удрученном состоянии она следует совету знакомой и… чуть не губит себя и детей. Как именно – читайте в сборнике.«Роман» – мужчина-писатель уезжает на дачу закончить роман. Встречает молодую незнакомку и забывает обо всем и всех.Центральным в книге является «Дверь», где автор откровенно открывает читателю душу, делясь чувствами в разных оттенках.Некоторые произведения опубликованы в ранее изданных сборниках «Чем ниже солнце, тем выше тени», «Чашка чая», «Аллергия на осень» и «От февраля до Москвы…».
Любаша
Сборник рассказов и миниатюр
Виктория Чуйкова
© Виктория Чуйкова, 2021
ISBN 978-5-4485-9699-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Любаша
Не в царстве, не в государстве это было, а в славном городе Донецк, да в года недавно минувшие. И не сказка откроется, а быль. Только не про богатырей русских, про женщину слабую. А уж умом или телом – вам решать. И так:
Дверь хлопнула, отозвавшись эхом в ушах, а сквозняк пронесся по квартире и поселился в ее скукожившейся душе. Любаша ахнула, согнулась и зажала уши руками. Сидя в спальне, она раскачивалась как маятник, набирая скорость и…. завыла. Не громко, протяжно, уже не думая о том, что подумают дочки. В голове, как дятел, стучало: «ушел, ушел, ушел…» Так прошла ночь, а на утро она собралась, даже не взглянув на девочек, словно это они были во всем виноваты и пошла на работу – единственную отдушину, за последние несколько месяцев.
На улице был май, в полном разгаре – тепла, красок и радости. Чужой радости, не ее.
– Любонька, золото мое! – встретила ее моложавая тетка, жена крупного чинуши, которой она, вот уже много лет подряд, два раза в неделю, делала массаж. – Голубушка, да кто же тебя обидел?
– Да так, просто не выспалась. – сказала Люба, пряча глаза.
– Ох, голуба моя! У меня глаз – алмаз. Мужик это, тут и гадать не надо. – Всхлип вырвался из груди и Люба, упустив руки плетьми, грохнулась в кресло, давая волю слезам. – Поплачь, поплачь! – запричитала тетка, подошла к серванту, налила в рюмки водочки, одну сразу опустошила, а вторую, поставив на тарелочку, преподнесла массажистке. – Пей, это обезболивающее. И не верти головой, не юла. Сегодня тебе не до работы, а мне синяки не нужны. Пей, говорю, а то рассержусь и найду другую. Вот, молодец! Ты, Люба, медик, сама должна знать, без анестезии душевную боль не унять. Люба выпила, залпом, скривилась, но тут же выпрямилась, ударив себя по коленкам.
– Спасибо! Мне стало легче. Наверное, Вы правы, не рабочее у меня состояние. Скажите когда прийти и я отработаю.
Любаша поднялась, а рука женщины усадила ее на место.
– Сидеть! Мой час, как хочу, так и кручу! – женщина уже поставила на стол графинчик, в испарине, нарезку из дефицитных колбас, сыра. Тут же разместилась баночка оливок. – Давай выпьем, за нашу, женскую долюшку и ты мне все расскажешь.
– Нечего мне рассказывать, просто муж ушел.
– Ой-ли! Можно подумать он впервые хвостом крутанул.
– Но он вещи забраааал. – опрокинув рюмку, взвыла Любаша.
– И чо?! Поносит его, пошляет и никуда не денется, вернется. У вас же дети!
– А то это их держит.
– Ну, это как поглядеть. – женщина выпила горькую не кривясь, бросила в рот оливку и улыбнулась. – А вот если ты выть будешь и себя опускать, то не вернется.
Люба заревела, будто и не слышала слов клиентки, словно прорвало ее:
– Ой, горе мнееее! Что же я теперь делать будууу? Старшая калечка с рожденияяаа, младшая еще под стол пешком ходииит… Я же все для негооо, самое лучшееее. – подняла руки, вены выпирали на кистях, натруженных постоянной работой. – В больнице отпашешь, потом по клиентам бегаееешь, чтобы дом – полнааяя чашааа, что бы он, как с иголочкиии. Гад он паршииивый… – Любаша выпила следующую рюмку, понюхала бутерброд, заботливо всунутый в ее руку хозяйкой и положила на тарелку, продолжая выть белугой.
– Все, хватит себя жалеть! Пьем по последней и я научу тебя, как его привязать к себе на всю жизнь! – Люба вмиг умолкла и, расширив глаза, уставилась на хозяйку. – Пей и ешь! А то дурь в голову ударит, глупости начнешь делать, а мне ты еще нужна. Живехонькая!
И Любаша, как послушный ребенок, выпила налитую водочку, опустошила тарелочку и села, сгорбившись, но открыв рот, слушать женщину.
– Думаешь мой не бегал? Еще как бегал, за каждой юбкой, что мимо мелькала. Да и сейчас поглядывает на голые ножки, я-то знаю. Но вот уйти от меня – засть!
– Дааа… – протянула Люба и икнула. – Вы такая, такая…
– Так кто меня такой сделал? Сама! Ладно, не лупай глазами, обещала – скажу. Только ты слушай внимательно и делай, все в точности, без фантазий.
– Обещаю!
– Ты не мне обещай – себе, твоя жизнь на чаше.
****
Средина семидесятых, май. Каштаны запалили свечки, земля, как веснушками, украсилась одуванчиками. Любаша жила с замиранием сердца от любого шума у двери, четко выполняя указания тетки. Звонила мужу на работу, каждый день, приветливо здоровалась, без упрека и жалоб. Услышав его сухое приветствие, отдавала трубочку детям и, не прощалась с ним, стояла весь разговор, прислушиваясь к их разговору. Неделя пролетела как муха по кухне, оставив неприятные следы. Но она держалась, ой как держалась! Не поехать к нему на работу, не упасть в ноги, не явиться в дом его пассии и не закатить скандал… Многое еще терпела и привыкала – за собой ухаживать, с детьми общаться, даже гулять с ними, по вечерам и обязательно там, где бы он их, ненароком заметил. Но ничего не помогало. Семь длинных дней и ночей, а он так и не вернулся. Множество часов, еще больше минут, а он так сам и не звонил.
Сегодняшняя ночь была самой тяжелой. Сон ушел сразу, как она коснулась подушки и Любаша лежала, глядя в белый потолок, в энное количество раз, вспоминая инструкции тетки. В большой комнате часы пробили полночь, она села, пошлепала по паркету босой ногой и решилась на последний шаг.
«В полночь, подойди к отдушине, лучше там, где к ней доступ беспрепятственный и позови. Только помни – не зло, не с упреками и руганью. А по доброму, да ласково. Он и явиться. Ручаюсь, на утро явиться!» – повторил голос клиентки в голове и Любаша отважилась. Накинув на себя самый лучший халатик, словно муж мог увидеть, решительно пошла на кухню. Отдушина над печкой и чтобы к ней добраться надо было, по меньшей мере, влезть на стол.
– Не подходит! – сказала в голос Любаша и открыла дверь в ванную. – И тут не то. – сделала шаг влево и, положив руку на ручку двери, вздохнула. Зашла, взобралась на унитаз и глаза встретились с чернотой за решеткой. Поежилась, представив сколько там тараканов услышит ее речь, но тут же одернула себя и, одев «любяще – тоскующее» лицо, начала: – Дорогой мой, любимый! Как я за тобой скучаю. Как я переполнилась любовью, что могу отдать только тебе! Приходи, а. Возвращайся. Пожалуйста! – постояла с минуту, неизвестно чего ожидая. Сползла на пол и…, постеснявшись справить нужду после таких речей пламенных, придерживая дверь, вышла. И только отойдя, на пять шагов, хихикнула: – Ну и дурра же я!
Однако заснула, почти сразу, за столько ночей, в одинокой кровати, крепко и без тревог.
****
Воскресенье. Дети, как обычно в такой день, проснулись, и тихонько перебравшись на кухню, чтобы не разбудить мать после трудовой недели, готовили завтрак, перемывали вечернюю посуду и доделывали все скопившиеся дела. Она проснулась от запаха яичницы, потянулась, глянула на часы и вскочила.
– Доброе утро, мамочка! – встретила ее Ленка, пятилетняя дочь, моргая карими глазами. – А мы тут, с Наташкой, тебе кушать наготовили!
– Умницы мои! – Любаша поправила непослушные волосы дочери, погладила ее по голове и пошла в ванную. На кухне Наташка, старшая дочь инвалид, заканчивала приготовление. Ее голова, как всегда, непроизвольно кивала. Покрученные пальцы на руках торчали в разные стороны, а ноги, изуродованные ДЦП, шаркали по полу. – Привет, Наташка! Вкусно как пахнет! Я быстро, позавтракаем и поедем в парк. Мы сегодня, весь день проведем в гулянье! Заслужили? Заслужили!
– Ура, ура! – радостно кричала Ленка. – Давай хороший отдых!
Звонок в дверь, короткий, даже скромный, прервал их веселье и подготовку к походу. Люба вздрогнула, глянула на себя в большое зеркало, висящее в прихожей, напротив кухни и прошептала:
– Открыть?
– Ну конечно, мамочка! А хочешь, я сама открою? – и Наташа поползла, цепляясь руками за все, что было на ее пути.
– Я открою, дочь! – Любаша прошла вперед. Муж стоял, опустив голову, рассматривая носки своих туфель. – Василий?! Ты чего звонишь? Это же твой дом. Девочки! К вам папа! Да заходи ты, не мнись, мы, правда, в парк собрались, но ты можешь побыть с детьми, сколько хочешь. – она уже видела его чемодан, но вовсю старалась, не бросится на шею и не завизжать от радости.
– Так у меня ключей нет, я… ну это, …, парк,… отлично. Пойдем все. А это, – он всунул чемодан в шкаф, – потом.
****
Третий день в доме витало счастье и радость. Вот только любви, страстной и пылкой, пока не состоялось.
– Ничего. – думала Любаша, – стыдно ему, что с другой жил. Забудется и наладится. Все наладится.
Работа, домашние заботы – все входило в свое русло. Одно осталось неизменным – Люба следила за своим внешним видом и языком, как никогда раньше. Помня слова клиентки, ставшей подругой, что мужа надо удивлять, ублажать и баловать, собой. Красивой, дорогой и женственной.
****
Домой летела на крыльях, в сумочке лежали билеты на концерт Леонтьева, щедро подаренные очередным клиентом.
– Родные! Мама дома! – не крикнула, а пропела. Первой появилась Лена – глаза красные, губы надутые. За ней выползла Наташа:
– Ужин готов. – сказала и спряталась.
«Поссорились» – пронеслось в голове женщины, и она отправилась в спальню, открыла шкаф и завыла – полки и вешалки были пусты. Муж опять ушел. Но на этот раз сбежал, как трус. Смахнув набежавшие слезы, гордо подняла голову и решительно пошла к детям:
– Не куксится! Мы женщины, будут морщины. А он вернется. Это я вам обещаю!
Концерт закончился в одиннадцать. Благо не далеко идти. В 11:30 были дома. В 00 дети уже спали, и она направилась в туалет. Сходив по маленькому, влезла на унитаз и:
– Ах ты, гад такой! Чего ж тебе не хватает, бес ты гулящий! Шляешься, ни о ком не думаешь. А ну давай домой, черт ты эдакий! – высказалась и пошла в кровать. Кивая себе в одобрении всего, что сказала.
Спала плохо, постоянно прислушиваясь, ожидая, что муж услышал и сразу вернется. День прошел также, пролетел вечер. Вздохнув, взбила свою подушку, ударила кулачком его – раз, второй, третий. И всплакнула. Скупо.
****
Ночь была в самом разгаре. Большая кооперативная квартира находилась на третьем этаже многоэтажного дома. Ее спальня, угловая, имела два окна – на Набережную и центральный проспект. Света было достаточно для видимости в ночи, не пользуясь электричеством. Прежде чем заснуть, Любаша взглянула на фото мужа, улыбающееся на рабочем столе в противоположном углу комнаты, и прикрыла глаза. Часы давно пробили один раз и теперь тикали, подгоняя минуты. Щелкнула дверь, раздались шаги и, Любовь, не зажигая лампочек, пошла через зал, большой холл, в примыкающую к нему прихожую, здесь же располагались службы. В туалетной комнате слышалось шуршание и она, ударив рукой по выключателю, стала перед ней:
– Явился, значит. Отчего так скромненько, без звонка? А? Чего молчишь? Ладно. Мойся и давай в постель. Утром поговорим. Но на это раз – серьезно! – не гася свет, вернулась в кровать и приняла позу.
Тик-так, тик – так! Бум! – провозгласили часы о прошествии 30 минут, а муж не показывался. Более того – там было тихо. Любаша прислушалась, осторожно сползла и на пальчиках пошла. Еще издали заметила, что дверь закрыта на все замки и цепочку. Мало того – обуви не было. Вот же, муж не приходил! Но тогда кто ходил по комнате? Не приснилось, она ясно слышала шаги и поскрипывание дверей. Приложила ухо к тонкому дереву – тишина. Пятясь и не отводя глаз от двери, минула прихожую, на всякий случай замерла в холле и выглянула – ничего не менялось. В квартире никого не было. Уснуть не удалось. Лишь с рассветом провалилась в короткий и сумбурный сон.
Прошло еще трое суток, а от мужа и весточки не было. Люба завела себя настолько, что с трудом дождалась, пока уснут дочери. Как только пружина в часах прохрипела, подталкивая их к бою, она забралась на свой «Пьедестал» и в сердцах выпалила:
– Да что же ты за демон такой! Что же тебя все носит нелегкая! Бери свою задницу, закручивай хвост и марш сюда! – села на крышку унитаза, зажала голову руками и сидела, устало дыша.
На улице разыгралась непогода, ветер рвал провода, выл и стегал по стеклам ливнем. Прошлепала в кухню, закрыла балконную дверь, прикрыла форточки и, подумав, вышла на лоджию. Гроза была не шуточная. Сняла вещи, прошла от спальни к кухне, убирая все, что могло намокнуть или улететь. Вернулась в комнату. Лоджия была большой, на всю ее квартиру. Отодвинув штору, пуская прохладу, решилась и оставила дверь открытой. Веки сонно склеивались, когда она опять услышала, как по ее квартире ходит мужчина. Тяжелая поступь, с ударами пяток о пол. Люба отчего-то втянула голову в плечи, во всю стараясь отмести то, что слышит. А шаги приближались. И вот она уже спиной чует, как на нее смотрят. Нагло так, зло, дыша шумно, втягивая ноздрями воздух. Ну, так, словно дыхательные проходы засорены. Этот взгляд ее придавливал, прижимал к матрасу. Любовь зажмурила глаза и старалась вспомнить хоть одну молитву. Как назло ничего не получалось. Пересилила себя, повернулась и тут же тень мелькнула, убегая из ее спальни. Она встала, включая повсюду свет, пошла, проверять все помещения. Последней была туалетная комната. Взялась за дверную ручку, но побоялась. Зачем-то заперла на щеколду и подставила пуфик. Поспать не удалось. А в следующий вечер, усталая и разбитая, заснула задолго до полуночи.
****
Кровать прогнулась под тяжестью. Тут же повеяло пылью, гарью и залежавшимися в сырости вещами. На ноги Любаши упала тяжесть и она, еще до конца не проснувшись, поняла, что это мощная, мужская, шершавая, волосатая рука. Подсознание кричало об опасности, а она, как не старалась, не могла окончательно проснуться. Рука, придавив ступни, не угомонилась, перебирая пальцами, стаскивала одеяло. Люба, тяжело дыша, вцепилась в одеяло с другого конца и подтянула его к подбородку. Выходя из тяжелого забытья, включила не только обоняние и слух, но и самосохранение. Да, на ее кровати, у ног сидели и держали ее за щиколотки. Повернуться или попытаться вырваться нет возможности – это понятно и без проб. И опять ее пронизал взгляд. Ресницы задрожали, и в щелку она увидела нечто невообразимо большое, лохматое и только две точки, горящие, красные, выбивались на фоне этого мрачного существа.
«Кто, что, к чему?» – понеслось в ее голове. Рука передвинулась, завладела коленями. Вслед за этим завыл сыч. Любаша почему-то решила, что это именно сыч, и непроизвольно спросила: «К худу или добру?»
– Хууудуу! – раздалось у ее ног. Любовь покрылась холодным потом. Ее разворачивали и укладывали на спину. Как бы она не сопротивлялась, но то, что было рядом с ней, уже навалилось на нее всей своей тяжестью, возвеличившись над головой, дыша затхлостью ей в лицо.
– Господи! – крикнула любовь, не открывая рта. Грудная клетка ее потрескивала от мощи, а ноги, хоть и были придавлены к кровати, раздвигались. – Домовой… – пролетела очередная мысль. И Любаша, оставив физическое сопротивление, ясно понимая, что перед ней нечто иное, потустороннее, нереальное для здравого смысла, принялась вытаскивать из памяти молитвы. Смех в ответ ударил ей по губам, но она не унималась:
– Отче наш! – давящее на нее тело приподнялось, и она вздохнула немного легче. Ибо ЭТО, пусть на миг, пусть просто поиграть, или еще что, но сняло свой груз. – Отче наш! – повторила Любаша шепча. Когтистая рука легла на рот, оставив попытки убрать одеяло. Это было неприятно до рвоты. Сжав губы, чтобы гнусность не залетела внутрь, Любаша старательно, выводя каждое слово, смотря в горящие и насмешливые точки – глазницы, продолжила: – Господи! Прости меня грешную, неграмотную, глупую! Пощади! Не ради чего-то, а ради детей! Научи, Господи, праведности! Ниспошли молитву спасения. Верни ангела хранителя, ибо обидела я его делами своими, необдуманными. – хохот и вот она уже слышит, как одно колено, между ее ног, уперлось, давая свободу рукам. – Отче наш! – первые строки молитвы всплыли в голове, как написанные. – Отче наш, сущий на небесах! Да святится Имя Твое! – рука легла на ее грудь и раздвинула ворот рубашки. Вторая по-прежнему закрывала ей рот. – Да придет Царствие Твое, да будет Воля Твоя! – миг и обе руки сомкнулись на горле, сдавив его, как хрупкую шею голубки.
Воздуха не хватало. Любаша, теряя сознание, старалась договорить. Хрип и свист смешивались с ее словами. – Да придет Царствие Твое!… Прости нам грехи наши, как я прощаю грехи должникам своим… Избавь меня от Лукавого! Ибо Твое есть Царство и Сила и Слава. Во веки Веков! Аминь!
В голове закружилось, быстрее и быстрей. Горящие точки превратились в воронку и разбились на множество искр. Она погрузилась в невесомость. Шум в ушах сменился свистом и… вдруг, голос, хриплый, отвратительный, шипящий:
– Ах ты, женщина…. Звала, требовала, зазывала. Имя мое много раз повторяла. А как пришел, так не люб. Жена! Зачем Господа в свидетели звать, если сама хотела? Ангела ей подавай! Распутница! – Удар, второй. Любаша уже не понимала, кровь ли в висках, или это ОНО ее поучает. Боль появилась во всех ее клеточках и концентрировалась в сердце. А он продолжал: – Ладно, мы еще встретимся. Но на моей территории!
Заорал петух, откуда он взялся, было не понятно. Заря вспыхнула, указав путь слезам и, Любаша отключилась, забывшись в полном мраке своего сознания.
****
2009 год, Лена выросла, проработав год за границей, вышла замуж за голландца. Солидного, состоятельного и забрала родных к себе. Наташа, назло всем врачам, не умерла, как прогнозировали в 30 лет. Правда и не выздоровела. Как и раньше, возится по дому, пишет стихи, музыку, складывая в ящик стола. Любаша постарела, сменила работу, но не сменила характер. Да и как его сменить – человек слаб. Правда не заглядывает больше в отдушину, не зовет к себе невесть кого, но и не молится, чаще нужного. И только муж ее, сгинул неведомо куда, с того самого дня, как она поэкспериментировала советы услужливой тетки…
2012 г.
Чашка чая
Приморский бульвар пестрел нарядами лениво гуляющих людей. Май. Краткий дождик освежил дорожки, придал свежести траве и омыл молодые листочки. Воздух наполнился запахом цветов, распустившихся не только на клумбах, но и повсюду, где нашлось свободное место от бетона.
Мелодичный колокольчик известил о приходе. Она отпустила дверь и прошла за свободный столик у окна, даже не глянув по сторонам. Здесь все было знакомо, до мелочей, и любо. А аромат кофе кружил голову.
– Вы вернулись! – радостно прозвучал над головой мужской голос. Приятный, юный, отшлифованный.
– Да! – коротко ответила она, подняв взгляд к официанту. Юноша расплылся в улыбке:
– Значит, как всегда?
– Да! – так же кратко согласилась она, кивнула и одарила официанта ответной улыбкой. Парень как держал меню в руках, так и унес его с собой, не предложив даже взглянуть. А она, отвернулась к окну и принялась рассматривать проходящих мимо людей, предполагать, кто есть кто, рисовать истории, списывая их с лиц. Дождик оставил следы на стекле, придавая улице загадочности от расплывчивости потеков.
– Пожалуйста! – официант поставил на стол чайник, сахарницу и одну чашку. – Приятного!
– Спасибо! – улыбнулась, кивнула и, придвинув чайничек, приподняла крышку. Пар вырвался наружу и оттенил настойчивый запах кофе, витающий по залу. Кивнула еще раз, и, оставив настояться, вернула свое внимание к окну.
Солнышко припекало. В отражении стекла вырисовался силуэт, она сморщила лоб и поджала губы, думая: «Чего стоять? Мест свободных хватает…»
Прохожий, словно услышав ее, исчез из поля зрения. Сделала последний глоток, поставила чашечку на блюдце, официант сразу же возник рядом, тихо произнося:
– Счет.
– Спасибо! – открыла кошелек, положила денежку и выпрямилась. Парень взялся за спинку стула, помогая подняться.
– Через два часа? – уточнил он.
– Нет, три! Сменю хоть что-то. Спасибо! – и поплыла к выходу.
****
Ровно через три часа она потянула на себя стеклянную дверь с узкой, железной ручкой во всю длину двери и вошла в кофейню. Скучающие у прилавка официанты заулыбались, а один, отделившись от стойки, спешно пошел к ней навстречу, помог присесть, подал меню. Она отодвинула кожаную тисненую папку, улыбаясь, подняла глаза:
– Я знаю, что хочу.
