Зимние истории

Она глянула на него в упор, и Давид приободрился: сейчас вспомнит!

– Пожалуйста, одолжите мне тридцать рублей, девушка! Мне только билет в метро купить, у меня замок захлопнулся. Очень вас прошу, – умолял Давид.

– Какие еще мандарины?! – возмутилась девица, плюхаясь на низкое сиденье своего БМВ, и закатила глаза. – Мужчина! Отпустите дверь!

Давид шагнул назад, машина рыкнула ему в лицо, и только красные стоп-сигналы подмигнули в хаосе метели.

Давид шмыгнул носом, сунул руки в карманы. Боясь поднять голову от стыда и унижения, шагнул на тротуар.

И тут же в кого-то врезался. Узнал припорошенную снегом жилетку, старый шарф и женскую вязанную шапку набекрень. Между шарфом и шапкой щербато улыбался широкий рот.

– Ка! – сказал ему мужчина. – Ка!

– А, ты, – буркнул Давид. – Шел бы домой. Вечер уже, поздно.

Он стал обходить мужчину сбоку, но тот схватил его за руку.

– Ка! Ка! Ка!

– Да чего тебе?!

Мужчина что-то протягивал Давиду, и вспышка голубых огней гирлянды озарила картонный квиток с магнитной полосой.

– Спасибо, – усмехнулся Давид, – но мне нужен новый. Этот уже использовали, – он взял билет и аккуратно сунул его мужчине в нагрудный карман. – Новый, понимаешь?

Но тот вцепился Давиду в руку над локтем и потащил его в сторону метро. Сильный, на голову выше Давида, он волок его по скользкой брусчатке, а в снегу позади оставались две полосы от ботинок.

– Ладно, ладно! – завопил Давид. – Отпусти, я иду, иду!

Он с трудом вырвал руку, встряхнулся недовольно и, сутулясь, поплелся за улыбающимся дылдой.

Они прошли сквозь двойные двери, и Давид то ли вздохнул, то ли всхлипнул, когда его обдало струей горячего воздуха, потом через вестибюль, где кроме них скучал лишь дежурный у будки да за заборчиком спешила к выходу парочка припозднившихся пассажиров. Давид озирался, присматривал пути отступления, готовился снова остаться в дураках. Мужчина приложил свой билет к желтому пятну валидатора – и проход вдруг открылся. Давид замешкался и тут же получил ощутимый толчок в спину и упал сквозь турникет. Задохнулся на мгновение, ловя равновесие, обернулся сказать спасибо и увидел, как к мужчине в розовой шапке приближаются двое в полицейских бушлатах.

Когда сын наелся и засопел, Настя завесила его кроватку плотной шторой, тщательно подвернув ее уголки, включила телик на беззвучный, зажгла гирлянды на окне и на елочке в углу. Выглянула в тамбур, забрала из поддона холщовую сумку с покупками.

Стругая огурец в салатницу с вареной картошкой и яйцом, обмакнула палец в майонез, облизнула и решила, что оливье и без горошка вполне ничего. Мимоходом взглянула на новогодний календарь с картинкой, где в узорчатой вазе и вокруг нее россыпью навалены были мандарины и самый верхний разрезан пополам. От капелек сока на его солнечной мембране Настин рот наполнился слюной, и она быстро и глубоко вздохнула. Зато у нее есть яблоки. Настя поочередно выуживала их, твердые, с кружками этикеток на глянцевых боках и ясным запахом другой жизни, совсем непохожей на Настину. Достала последнее и удивилась: сумка не опустела. Она сунула руку внутрь и вытянула на свет последний пакет.

Давид тут же отвернулся и шагнул на эскалатор. Полиции он боялся с тех времен, когда в столице у прохожих еще требовали регистрацию. Он давно уже купил собственное жилье, но вид серой мрачной формы до сих пор закручивал в воронку его живот. В последний раз оглянувшись, он увидел, как один из служивых взял мужчину под руку. Хотя бы не замерзнет ночью, думал Давид, а ноги его освобождались от морозных кандалов. Ступеньки текли вниз, везли домой, где ждала Давида любимая семья, баранья нога и запасной ключ от ларька в шкафчике над зеркалом.