скачать книгу бесплатно
Сомин двинулась было за ними вниз по лестнице, но Чуну удержал ее:
– Он хочет разобраться с этим сам.
Сомин хотела возразить. Хотела закричать, что это несправедливо. Что Джихун этого не заслужил. Но она знала, что правильные и справедливые вещи редко случаются в этом мире. Разрушенная жизнь ее друзей служила тому доказательством. Она повернулась к Миён.
– Нельзя же просто тут стоять! Этот ублюдок издевался над Джихуном все его детство!
Взгляд Миён был прикован к верхней площадке лестницы.
– Я бы хотела выкачать из него всю энергию и оставить его тело гнить.
Даже Сомин поразила злоба, прозвучавшая в голосе Миён.
– Ты все еще можешь это сделать?
– Есть только один способ выяснить. – Затем она вздохнула. – Но, когда вернулся мой отец, мне хотелось поговорить с ним наедине. Вероятно, Джихуну нужно то же самое. – Миён вошла в квартиру.
И, оказавшись без поддержки, Сомин последовала за ней следом.
6
Чуну велел Сомин не лезть в разговор Джихуна с отцом, но это не значило, что Джихуна не надо подстраховать. Чуну знал таких людей, как господин Ан: сущие пиявки. Исчезают, когда в них нуждаются больше всего, и возвращаются, чтобы высосать все, что удастся. У такого человека могло быть только две причины объявиться: он от чего-то убегал или ему было что-то нужно. В любом случае, надо с ним разобраться быстро и навсегда.
Чуну прислонился к передней стене здания, вне поля зрения говорящих, но достаточно близко, чтобы с его слухом токкэби он мог все разобрать.
– Здесь для тебя ничего нет, – говорил Джихун.
«Не показывай слабости, – подумал Чуну. – Заставь его думать, что тебе нет до него дела. Не позволяй ему уязвить твою гордость».
– Это не тебе решать. – Господин Ан затянулся сигаретой. Скверная привычка, по мнению Чуну.
– Ты можешь зайти, но не найдешь внутри ничего, кроме грязи. Хотя для тебя в самый раз, – сказал Джихун.
Послышался шлепок. Кожа соприкоснулась с кожей. Такой звук обычно раздается от удара раскрытой ладонью. Даже не удара – пощечины. Пощечины, которой хотят пристыдить так же сильно, как и причинить боль.
Перед глазами у Чуну стала красная пелена. Он сжал кулаки, кожа горела от гнева. Он знал, что это не просто ярость – в нем разгорался огонь токкэби. Но нет: он не пользовался им веками и не собирается сейчас. Даже когда его захлестнули воспоминания о собственном несчастливом детстве. Отец Чуну не гнушался ни бить, ни унижать сына. Но он мертв уже много веков, а отец Джихуна был хоть и ублюдком, но человеком. Не стоит вмешиваться и тем более использовать сверхъестественные силы.
– Больше ты мне ничего не сможешь сделать, – жестко произнес Джихун. В его голосе слышался вызов.
«Хорошо. Не позволяй ему видеть твою боль», – Чуну одобрительно кивнул.
– Неблагодарная дрянь! Я четыре года одевал и кормил тебя и вот чем ты мне отплатил?
– Ты обо мне едва заботился, да и то делал лишь потому, что боялся признать: отец и муж из тебя никудышный! Когда ты загремел в тюрьму, мы только с облегчением вздохнули.
– Что-то я не вижу здесь твоей шлюхи-матери! – закричал господин Ан. – Чем она лучше меня?
– Зачем ты вернулся? – взорвался Джихун. – Тебе деньги нужны?
Послышался звон рассыпавшихся монет. Как будто он вывернул карманы.
– Вот! Больше у меня ничего нет, – заявил Джихун.
– А как же деньги, которые тебе бабка оставила? У нее их полно должно было быть. Вечно твердила: откладывай сыну на учебу! Где эти деньги?
– Нет их больше – я ими за аренду расплачивался, чтобы не пришлось жить на улице. И даже если бы что-то осталось, я бы тебе ни воны не дал.
– Ах так? И что же мне помешает их забрать, щенок? – хрипло расхохотался господин Ан.
– Хочешь узнать? – спросил Джихун.
Теперь Чуну забеспокоился. Ан старший был задиристым подонком, и, если бросаешь ему вызов, нужно быть готовым к атаке. Такие люди хуже бешеных животных, боящихся потерять почву под ногами. Кажется, подумал Чуну, пришло время вмешаться.
– Не думай, что видишь меня в последний раз, – прошипел господин Ан.
Ах, так он не из тех подонков. Он из трусливых.
Чуну услышал приближающиеся шаги и отступил в тень переулка. Дождавшись, когда господин Ан будет проходить мимо, он протянул руку и втянул мужчину за собой в темноту.
– Что за…
– Я предупреждаю тебя первый и последний раз. – Чуну отбросил Ана к стене. Тот рухнул на четвереньки. – Держись подальше от Джихуна и никогда не возвращайся.
Чуну достал из бумажника несколько крупных купюр, и господин Ан удивленно на них вылупился.
– Больше ты ни воны от нас не увидишь, так что будь благодарен и проваливай. Поверь мне, я знаю нужных людей. Стоит мне их только попросить – и твоего исчезновения никто даже не заметит. Усек?
Господин Ан бешено закивал, не отрывая взгляда от денег.
Чуну бросил ему банкноты, и те разлетелись в разные стороны.
Отец Джихуна спешно заползал на четвереньках, стирая об асфальт костяшки пальцев в попытке схватить деньги. Затем поднялся на ноги.
– Я заслужил большего за все заботы об этом мальчишке.
– Сомневаюсь, что ты когда-либо утруждал себя заботами о сыне. И не верю, что собираешься в будущем. Так что бери деньги и уходи.
Взгляд господина Ана метнулся по сторонам, как будто он задавался вопросом, есть ли у него шанс. Он бросился к бумажнику в руках Чуну, но дотянуться не успел – токкэби схватил его за запястье. Старик взвизгнул, вырываясь, на коже у него появился красный ожог.
– Что за хрень?
– Убирайся отсюда. Сейчас же. Пока я не передумал, – процедил Чуну сквозь сжатые зубы.
Господину Ану не было нужды повторять дважды. Развернувшись, он выбежал из переулка.
Чуну уставился на свои ладони. Они все еще горели от гнева. Огонь токкэби разгорался из-за сильных эмоций. И хотя у Чуну отец не был жалким алкоголиком-хулиганом, как у Джихуна, своя жизнь его заботила куда больше, чем воспитание сына. Эгоистичность господина Ана вызвала слишком много воспоминаний, которые Чуну долго старался забыть.
– Ты всегда умел произвести впечатление.
Чуну вздрогнул при звуке знакомого голоса. Он было притворился, что не услышал, но знал, что это все равно бесполезно.
Он пытался избежать этой встречи. С тех пор как на его пороге появился тот тупоголовый токкэби, утверждавший, что его послал Хёк. На самом деле именно тревога заставила его сегодня покинуть квартиру в поисках компании.
Повернувшись, Чуну увидел жнеца. Он был прекрасен. Выше даже Чуну. Стройная фигура. Изящный бантик полных губ. Густые ресницы. Алебастровая кожа, которая делала его похожим на высеченную из мрамора статую. Его красота казалась почти потусторонней. Хотя, подумалось Чуну, оно и логично: Хёк не принадлежал этому миру. Именно это изначально и привлекло Чуну к этому существу с юным лицом, но старой душой. Он напоминал токкэби о его собственных невзгодах. О его навсегда застывшем в закате подростковых лет теле и бремени вечности на душе. Хёка, похоже, бессмертие никогда не тяготило, и раньше Чуну тоже к этому стремился, пока не отказался от попыток обрести внутренний покой.
Хёк был одет с головы до ног в черное, и даже федора у него на голове попадала в тон. Будь он простым смертным, Чуну обеспокоился бы, что парень получит тепловой удар, но он знал, что чосын саджа чувствуют все иначе, даже когда посещают мир смертных.
– Что ты здесь делаешь? – Чуну попытался придать лицу нейтральное выражение. Жнецы никогда не умели распознавать людские эмоции; у них это получалось почти до смешного плохо. Но за то время, что они провели вместе, Хёк научился видеть Чуну насквозь.
– Я думал, ты будешь ждать меня. Ты ведь встречал моего посланника?
– Ну да, я заметил, как ты старался привлечь мое внимание, – ответил Чуну. – Чего ты хочешь?
Хёк неловко улыбнулся, но Чуну знал, что эта неловкость была вызвана лишь его неумением выражать эмоции.
– Мне ничего от тебя не нужно, старый друг. На самом деле я явился, потому что хочу тебе помочь.
– Как мило с твоей стороны, – проворковал Чуну так сладко, что в его голос хотелось упасть с головой. Его терпение подходило к концу. И он знал, что Хёк поймет это тонкое предупреждение.
– Похоже, что-то влияет на наши миры.
– Что-то помимо обычных ужасных болезней? – Чуну приподнял бровь.
– Что-то происходит в Срединном мире. Нечто из мира живых создает разрыв.
– В Срединном мире? – переспросил Чуну. Он провел с Хёком много времени, но так и не научился понимать мир жнеца до конца.
– Срединный мир – это место, где обитают души, прежде чем смогут перейти в загробную жизнь.
Это звучало не очень хорошо.
– Что-то вроде царства призраков? Что его может связывать с миром живых?
– Именно это я и явился выяснить. Слишком многое изменилось. Призраки появляются в этом мире. И мои способности работают не так, как должны. Сегодня я следовал за одним из сбежавших призраков, и меня увидел смертный, хотя я должен был быть скрыт от его глаз.
– Призраки и раньше просачивались в мир смертных, – отметил Чуну.
– Да, но на время и лишь там, где границы между миром живых и миром Срединным истончились. Однако, если призрак пробудет в мире смертных слишком долго, он начнет плохо влиять на живых.
– Ну поразвлекаются они чуток в мире смертных, походят по пятам за людьми, на которых затаили обиду. Что в этом плохого?
– Их долгое присутствие чересчур сильно влияет на психику живых. Смертные начнут медленно сходить с ума, а это может привести к фатальным последствиям, – пояснил Хёк. – Нарушится баланс жизни и смерти.
Чуну не понравилось зловещее предостережение, прозвучавшее в словах Хёка, но он никак не мог понять, причем тут он.
– И что тебе нужно от меня?
– Я мало что знаю, но могу сказать, что источник разрыва находится неподалеку отсюда. Словно некая нить энергии соединяет два мира.
Нить энергии где-то неподалеку. Нить, связанная с кем-то, кто еще недавно мог отойти в царство призраков. Сердце у Чуну упало: он вспомнил некую бывшую кумихо, которая буквально несколько месяцев назад потеряла мать и лисью бусинку. Но он оставил свои мысли при себе и просто пожал плечами.
– Извини, не видал никаких нитей энергии в последнее время.
– Ты забываешь: я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой. Мне кажется, тебе что-то известно.
Хёк никогда не играл в игры Чуну. Его всегда раздражало это в жнеце.
– Полагаю, я мог бы предложить свои услуги. В конце концов, я живу в Сеуле уже несколько лет и занимаюсь поиском информации.
– Непременно доложи мне обо всем, что услышишь, – велел Хёк. – Но будь осторожен. В Срединном мире есть не только призраки и неупокоенные души, но и сверхъестественные существа, попавшие в ловушку.
У Чуну екнуло сердце. Он резко втянул воздух.
– Ее удерживает не один вид магии. Она не сможет освободиться.
– Если можно заманить кого-то ловушку, то можно из нее и выбраться. Как бы глубоко и крепко ты в ней ни запутался.
– Она не выберется, – настаивал Чуну. – Мне обещали.
– Надеюсь на это – ради твоего же блага. Мне бы на твоем месте не хотелось, чтобы на свободе оказался кто-то вроде нее, особенно если она мигом начнет за тобой охотиться.
– Со своими проблемами я сам разберусь, – огрызнулся Чуну. – Мне твои советы не нужны.
– Раньше ты так не думал.
– Что ж, ты и сам знаешь: времена меняются.
Хёк кивнул, спокойно принимая отказ Чуну. Эта его черта всегда одновременно восхищала Чуну и разочаровывала.
– Надеюсь, ты поймешь, что я имел в виду. В память о былых временах.
– Конечно, – кивнул Чуну прежде, чем отвернуться. – Ты действительно думаешь… – Он повернулся обратно, но жнец уже исчез. Он разговаривал с пустотой. Чуну грубо провел руками по лицу, словно пытаясь стереть этот разговор.
Он не видел Хёка больше века. Но от встречи с чосын саджа все его чувства спутались в тугой клубок. Он знал, что жнец не является в мир смертных просто так. Вот почему его предупреждения так сильно взволновали Чуну.
Он медленно двинулся обратно в квартиру и остановился на середине лестницы, увидев, что навстречу ему спускается Миён с мешком мусора. Несмотря на тысячи одолевавших его забот, Чуну заметил, что она выглядит измученной. Бледный цвет ее щек ему не понравился.
– Давай возьму, – потянулся он за мешком, но Миён отстранилась.
– Ккоджё [19 - Ккоджё (кор. ??) – груб. «отвали», «исчезни».], – прорычала она сквозь стиснутые зубы. Однако усталость смягчила ее голос.
Вблизи Чуну увидел мешки у нее под глазами, которых раньше не замечал. Миён застряла в каком-то подвешенном состоянии, о котором он никогда не слышал за все столетия своего существования. Кумихо, которая потеряла свою лисью бусинку и больше ста дней не питалась человеческой энергией, но все еще ходила по земле. Он бы в это не поверил, если бы Миён не стояла перед ним. Бледная и растрепанная, с капельками пота на лбу, но определенно целая и живая. Одно было ясно наверняка: Миён не стала полноценным человеком. Она все еще была связана со сверхъестественным миром.
Иногда ему хотелось спросить ее, почему она это сделала. Почему она пожертвовала своей бусинкой, чтобы спасти умирающую мать? А теперь Йена все равно мертва, и бусинка исчезла вместе с ней. Стоило ли оно того?
Затем Чуну вспомнил, что сказал ему Хёк, и внимательнее присмотрелся к Миён. Было ли в ней что-либо, какая-нибудь аура, которая бы указывала на ее связь со Срединным миром? Узнал бы Чуну какой бы то ни было знак, если бы увидел его?
– Как ты себя чувствуешь? – рискнул спросить он.
