скачать книгу бесплатно
– Будешь так крышками хлопать – баки сломаешь! – крикнула пожилая женщина, сидевшая напротив.
Сомин развернулась и поклонилась в знак извинения.
– Простите.
Хальмони Хван была знаменитостью в этом районе – ей было уже под сотню, а она до сих пор заведовала магазинчиком лечебного вина через дорогу от старой квартиры Джихуна. Хальмони сидела на деревянной веранде перед магазином, прикрываясь зонтиком от солнца, а из открытой двери дул холодный воздух кондиционера. Дождь ли, солнце ли, жара или холод – будьте уверены, хальмони Хван сидит на своем насесте и наблюдает за окрестностями.
Сомин повернулась к парню, но тот уже исчез. Так же внезапно, как и старик. Странный. Неужели у нее галлюцинации из-за жары?
– Вы видели того парня? – спросила Сомин у хальмони Хван, подходя к ее магазину.
– Которого из? Того милашку Чуну, который все время здесь околачивается? – Хальмони Хван поиграла бровями. – В последнее время он частенько радует своим видом мои старые глаза.
Сомин не хотела говорить о Чуну, так что она беспокойно спросила:
– Стоит ли вам сидеть на улице в такую жару?
Хальмони Хван отмахнулась от Сомин гигантским веером в руке.
– Что внутри, что снаружи. Где б я ни сидела, везде жара. А так я хоть вижу, что по соседству происходит.
Сомин рассмеялась и кивнула.
– Переезжаете? – Хальмони Хван с грустью посмотрела на дом Джихуна.
– Да, – кивнула Сомин. – Упаковываем сегодня вещи.
– Госпожа Нам жила в этом здании более сорока лет. Без нее здесь будет пустовато, хотя я частенько говорила ей, что кимчхиччигэ [18 - Кимчхи (кор. ??) – остро приправленные квашеные овощи, обычно пекинская капуста. Считается в Корее основным блюдом. Ччигэ (кор. ??) – корейское рагу.] у нее уж слишком острый.
Сомин засмеялась. Хальмони Хван всегда отличалась своей прямолинейностью и честностью.
– Грустно, что мы с вами больше не поболтаем.
– Ну, ты можешь иногда меня навещать. Одно могу сказать наверняка: отсюда я никуда не денусь.
– Почему же? – полюбопытствовала Сомин. Она знала, что у хальмони Хван есть дочь, которая некоторое время назад переехала на юг, в Пусан, но хальмони Хван осталась тут.
– В молодости нам пришлось покинуть наш дом. Не потому, что мы страну увидеть хотели, а чтобы выжить.
Сомин знала, что хальмони Хван была достаточно старой и помнила объединенную Корею и ее разделение, но поняла, что никогда не слышала, чтобы хальмони говорила об этом.
– Мы много лет не могли вернуться обратно, а когда получилось, все казалось мне другим. Наверное, когда тебя выгоняют из дома, по возвращении ты будешь держаться за него из последних сил. Мне жаль, что Джихуну не разрешили остаться.
Хальмони Хван так посмотрела на Сомин, что та смутилась. Старая женщина как будто заглянула к ней в душу. Как будто увидела тайное желание, о котором Сомин никогда никому не рассказывала, – что иногда ей хотелось просто уехать. Уехать далеко, быть где угодно, только не здесь. Но она знала, что это несбыточная мечта. Куда бы она пошла? И где бы взяла на это деньги? Надо извлечь урок из слов хальмони Хван и ценить то, что есть: хорошая семья, хорошие друзья, место, которое можно назвать домом.
Из квартиры вышла мать Сомин. Поднеся руку ко лбу, она осмотрела местность и замерла, когда увидела внизу Сомин.
– Надо твоей матери найти себе кого-нибудь, – сказала хальмони Хван. – Такая красивая женщина, не пристало ей быть одной.
– Она не одна, – поправила Сомин. – У нее есть я.
– Конечно, у нее есть ты. – Хальмони похлопала Сомин по руке.
– Сомин-а! – воскликнула ее мать, перебежав через улицу. – Здравствуйте, хальмони Хван. – Она склонилась в поклоне.
– Мун Сухюн, ты выглядишь как сестрица Сомин, но никак не мать!
Мать Сомин покраснела. «Так и есть», – подумала Сомин. Ее мать всегда лучилась молодостью. Несмотря на то через что ей пришлось пройти – она забеременела сразу после окончания старшей школы, а когда Сомин была еще совсем малышкой, потеряла мужа, – она всегда была оптимисткой. Сомин удивляло, как она не унаследовала ни капли этой позитивности.
– Сомин-а, я пойду куплю чего-нибудь попить для грузчиков. Они так усердно работают, а внутри так жарко, что хоть яичницу на полу жарь. Можешь последить за всем, пока меня не будет?
– Конечно, – согласилась Сомин. Сколько она себя помнила, мать всегда доверяла ей все дела, и она уже давно к этому привыкла. Мама часто говорила, что Сомин серьезно ко всему относится, всегда стремится к идеалу.
«Как мне повезло, что у меня такая дочь, – повторяла она. – Я понятия не имела, что делаю, но с тобой все стало в тысячу раз проще».
Раньше Сомин нравилось, когда мама так говорила. Она чувствовала себя нужной. Но, говоря по правде, Сомин воспитала свою мать не меньше, чем та воспитала Сомин.
На обратном пути в квартиру Сомин резко остановилась, заметив Чуну на перилах лестницы снаружи – тот обмахивался веером. В голову Сомин пришла мысль столкнуть его вниз. Скорее всего, падение с двух этажей его бы не убило – он все-таки токкэби. Зато это доставило бы Сомин огромное удовольствие.
Чуну поднял голову – возможно, на звук ее шагов, а может, его сверхъестественная чуйка токкэби заставила его посмотреть наверх. Он дерзко усмехнулся.
Сомин решила не обращать внимания и попыталась его обойти, но Чуну преградил ей путь.
– К чему такая спешка? – полюбопытствовал он. – Разве не ты хотела сбежать подальше из душной квартиры?
– Я сбежала, чтобы не видеть тебя.
Чуну рассмеялся. Сомин надеялась на противоположную реакцию.
– Ли Сомин, как больно ранят твои слова!
– Ага, конечно.
– Я серьезно. Ни разу в жизни я не был так… заинтригован человеком. Неужели ты не хочешь дать мне шанс?
Его вкрадчивые речи застали Сомин врасплох. Красота Чуну была одновременно мягкой и грубой. Его лицу крайне шла ухмылка. И Чуну не мог этим не пользоваться, так что насмешливая улыбка практически никогда не сходила с его лица.
Вот почему Сомин ненавидела один только вид его самодовольной физиономии с самой первой их встречи. Чего это он такой самоуверенный? Не то чтобы это была его заслуга. Чуну просто родился с красивой внешностью – нечем хвастаться. И что еще хуже, как только он начинал говорить, он мигом притягивал все взоры. Как будто важнее его речей ничего на свете не было. Вероятно, он так и считал, поскольку в девяти случаях из десяти говорил о себе. Напыщенный осел.
– Нет, даже будь ты последним парнем на земле.
– Хорошо, что я не просто парень. – Улыбка Чуну стала шире.
Сомин изобразила приступ тошноты.
– Меня сейчас вырвет.
– Держу пари, если постараюсь, я мог бы изменить твое мнение.
Сомин саркастично усмехнулась.
– Посмотрела бы я на это, – выпалила она прежде, чем успела подумать. И вспомнить, что токкэби любил воспринимать все буквально, особенно если представлялась возможность позлить ее.
Ухмылка Чуну переросла в полноценную улыбку:
– Значит, хочешь взглянуть?
Казалось, что-то овладело Сомин, какое-то непреодолимое чувство соперничества, с которым она не могла бороться. Она вздернула подбородок:
– Конечно. Постарайся уж.
Чуну сделал шаг вперед, и каждый мускул Сомин напрягся, но она не отступила. Она знала таких парней: они вечно блефуют. В этой игре она не проиграет.
– Я бы сказал, что мне нравится в тебе все. Мне нравятся твои волосы.
Чуну взял прядь ее волос и пропустил сквозь пальцы. Сомин держала голову прямо, и его ладони размытым пятном мелькали на периферии ее зрения. Она отказывалась отводить от него взгляд. Это была игра воли, и ее воля была сделана из стали.
– Мне нравятся твои руки.
Чуну приподнял руку Сомин, рассмотрел ее, и уголки его губ приподнялись в улыбке. Сомин искала в ней насмешку, но Чуну выглядел совершенно очарованным, переплетая свои пальцы с ее. Он был хорош. Но Сомин не провести красивыми слова и этими его улыбочками.
– Я люблю твои губы.
Взгляд Чуну скользнул вверх, остановившись на новом объекте его фальшивой привязанности. Он крепче сжал ладонь Сомин, придвинулся ближе. Она видела только его глаза. Чуну наклонил голову вниз. Сердце Сомин пустилось в галоп. Так быстро, что грудь у нее почти загудела. Удивительно, и как еще ее тело не начало вибрировать? Или оно вибрировало, а она просто этого не чувствовала? Сомин по-прежнему не двигалась. Она ждала. Чуну приблизился еще ближе, и его губы оказались всего в сантиметре от ее.
– Я люблю в тебе всё, – проговорил он, и Сомин почувствовала его дыхание на своих губах. – Вот бы оно было моим.
Сердце у нее бешено колотилось, но она заверила себя, что это из-за жары.
– Ты так эгоистично используешь слово «любовь», – промолвила Сомин.
Может, его шокировали ее слова, а может, он устал от собственной игры, но Чуну наконец отступил. Она победила, хотя и не чувствовала столь вожделенного триумфа: ее сердце по-прежнему не желало успокаиваться.
– Эгоистично? – Чуну отпустил ее руку.
– Ты под этим словом имеешь в виду, что хочешь владеть человеком. А это довольно эгоистично. – Сомин поблагодарила богов за то, что ее голос прозвучал спокойно и ровно. – Ты любишь то, что есть у девушки, а не ее саму.
На мгновение повисла тишина, а затем Чуну откинул голову назад и громогласно расхохотался.
– О, Ли Сомин, с тобой определенно следует считаться. – Чуну вдруг заговорил старомодно. И что еще хуже, из его уст это прозвучало неплохо. – Стоит ли удивляться, что я с нетерпением жду наших маленьких спаррингов?
– Это не спарринг. Я искренне ненавижу тебя, – отрезала Сомин.
– От ненависти до любви… – Чуну пошевелил бровями.
Что бы Сомин ни собиралась ответить, ее прервал грубый голос, раздавшийся позади.
– Здесь живет Нам Сунбун?
– Больше нет, – обернулась Сомин.
– Где мой бесполезный сын? – спросил мужчина, и Сомин удивленно приподняла бровь.
Она смутно помнила отца Джихуна. Но могла сказать, что годы его не пощадили. Когда-то он был высоким – должно быть, Джихун ростом пошел в отца, – но сгорбился, как будто у него не осталось сил держаться прямо. У него были редеющие седые волосы, рябое лицо и морщины, расходившиеся в разные стороны от прищуренных глаз. Меж его пальцев висела все еще зажженная сигарета, как будто он только что вытащил ее изо рта.
Вот уж с кем Джихуну точно сегодня не стоило видеться.
– Не уверен, о ком вы говорите, господин, – сказал Чуну приятным голосом, но в его глазах стоял лед. Еще никогда Сомин не видела в токкэби столько холодности.
– А кем еще может быть мой сын, по-твоему? Только неблагодарным бездельником, которому за пятнадцать лет ни разу не пришло в голову родного отца навестить.
Все. Больше Сомин не могла держать язык за зубами.
– Возможно, он бы и навестил, если бы знал, где вы живете.
– Мы знакомы? – протянул господин Ан, пристально глядя на нее.
– Я подруга Джихуна, и, в отличие от вас, я последние пятнадцать лет присутствовала в его жизни.
– Ах ты дерзкая соплячка, – процедил господин Ан, стиснув пожелтевшие зубы.
Сомин двинулась вперед, но Чуну остановил ее. Он не пытался ее удержать, но его жест заставил ее замяться, одуматься. Впервые в жизни Сомин была благодарна Чуну за то, что он рядом, иначе она не знала, что бы сказала – или сделала – отцу Джихуна.
– Ну, учитывая, что мы встречаемся в первый раз, полагаю, нужно сперва представиться. – Чуну протянул руку. – Я Чуну, а вы?..
Господин Ан проигнорировал его и, повернувшись, крикнул:
– Ан Джихун! Выходи поздороваться с отцом, неблагодарный мальчишка!
Дверь открылась, и наружу вышел Джихун. На лице у него застыло пустое и холодное выражение. Вот только Сомин достаточно хорошо его знала, чтобы заметить, как у него дергается щека. Миён тоже вышла, и взгляд у нее был жестким, как будто она готовилась к драке.
– Что ты здесь делаешь? – тихо и отрывисто спросил Джихун.
– Несколько месяцев назад ко мне заявился частный сыщик, начал что-то вынюхивать. Сказал, что его нанял какой-то важный полицейский из Сеула, чтобы найти меня. Сказал, что это связано с моим сыном. Поэтому я подумал, что самое время проверить, как у тебя дела. – Отец Джихуна затянулся сигаретой и выпустил ленивые клубы дыма.
Важный полицейский из Сеула. Это мог быть только один человек. Хэ Тхэу. Миён сжала кулаки. Должно быть, она подумала о том же, о чем и Сомин. Ее отец – человек, который сблизился с Джихуном, чтобы найти Миён, – даже из-под могильной плиты мешал им спокойно жить. Прошлой весной он пытался убить Миён, а теперь по его вине отец Джихуна снова в городе.
От Сомин также не ускользнуло, что частный детектив нашел отца Джихуна несколько месяцев назад, но тот пришел только сейчас. Видимо, что-то ему понадобилось.
– Ребята, можно нам минутку побыть одним? – спросил Джихун.
Сомин хотела сказать «нет», и, судя по молчанию Миён, та была с ней солидарна.
Джихун, должно быть, тоже это почувствовал, потому что обернулся к отцу:
– Можем спуститься и поговорить наедине?
Вместо ответа мужчина жестом пропустил Джихуна вперед.
