скачать книгу бесплатно
Вот теперь следовало нанести удар, который тайно ковался под молотом логики. Для солидности Родион вскочил:
– Смысл не видите? Смысл простой. Кто-то не знает вас в лицо. Но у него есть точное описание: хризантема с четверкой и платье с розочками. Перепутать невозможно. Он знает только одно: вы обязаны прибыть на собрание. Концертный зал «Помпеи» – место общедоступное, гуляй сколько хочешь. Остается дождаться девушку с четверкой около зала, пригласить под каким-то предлогом в тихое место и там закончить дело. И выбросить труп на улицу. Весь смысл перед вами.
Барышня притихла. От уверенности не осталось и следа. Неужели напугана?
– Вы полагаете… – начала она.
Но Ванзаров закрепил победу:
– Не я – логика. На вас было совершено покушение. Вернее – на девушку с хризантемой. Нельзя предвидеть, что барышни поменяются платьями, а вы останетесь на фабрике. Лиза оказалась на вашем месте случайно и погибла. Меньше всего меня волнует сам убийца, это наемник, найти его несложно. Надо поймать того, кто его послал. Без вашей помощи это невозможно.
– Как ее убили?
– Скажем, ножом по горлу.
Храбрая девица невольно вздрогнула. Смерть горничной она переживала куда искренней и сильней, чем сестры с матерью оплакивали ее. Такой вот парадокс.
– Лизу жалко ужасно. Но я не знаю, чем вам помочь. Не представляю, кому нужна моя смерть. Да еще такая.
– Где вы были с утра? – вдруг спросил Родион.
– В конторе нашей фабрики, на Курляндской улице. Пытаюсь изучить дело. Отец не успел передать, приходится самой разбираться.
– Сколько там пробыли?
– Весь день, оттуда сразу домой на извозчике.
– Почему не поехали на собрание конкурса?
– Жалко тратить время на такие глупости. Уж как-нибудь справлюсь…
– Кто-нибудь знал о ваших планах на день?
– Секретаря у меня нет.
– Тогда не ищите вашего убийцу на фабрике.
– Почему так думаете?
– Вы были на виду. Если бы кто-то из фабричных планировал вас убить, не пришлось бы усложнять задачу платьем и хризантемой. Ошибки бы не случилось. Нельзя предвидеть, что барышня предпочтет дамским посиделкам и болтовне о платьях скучную контору.
– Господин Чиж, на что вы намекаете?
Собрав всю силу внушения, какой обладал, Родион сказал:
– Отриньте все привычное и посмотрите холодным взглядом логики. Ваш убийца где-то рядом. Ему нужно, чтобы вы умерли. Он неопытен: нанял глупого исполнителя. И погубил невинную душу. Думайте: кто это может быть? Кому выгодна ваша смерть?
– Таких людей нет, – твердо ответила Эля.
– Фамилия Ванзаров вам что-то говорит? Среди дальних или очень дальних знакомых?
– Нет… А кто это?
– Он проходит по этому делу. Пытаемся выяснить что-нибудь.
– Антон Иванович, я ценю ваше старание, мне очень приятно, но поверьте: логика завела вас в тупик. Единственное, что я могу для вас сделать, – это поехать на опознание. Если нужно. Ради Лизы – хоть сейчас.
Нет, все-таки замечательная девушка. И хорошо, что не красавица. Ванзаров дал страшную клятву защитить ее любой ценой, чего бы это ни стоило его карьере. Про себя, разумеется. А вслух выразил свое восхищение мужеству и предложил не откладывать неприятную процедуру. Чтобы окончательно убедиться.
Вышли в гостиную. Эля только успела накинуть платок, как дверной звоночек разразился трелью. Словно спринтер, Клавдия Васильевна бросилась к двери. Что за гость такой долгожданный?
Цветочный магазин Ремпена известен на всю столицу. Когда нужен букет для свадьбы или другой приятной цели, одна дорога – к Ремпену. Хоть цветочки и стоили, как ужин в дорогом ресторане, но зато каждая барышня мечтала получить розы из этого магазина. Раз молодой человек преподнес растения от Ремпена, значит, намерения серьезные. На всякую ерунду столько тратить не будет.
В витрине располагались китайские вазы, в которых свежий товар был выставлен на всеобщий показ. Задержаться и поглазеть на цветочное изобилие считалось приятным развлечением. У витрины всегда торчала парочка зевак. Однако сегодня собралась немаленькая толпа. Ботаников или садовников среди публики незаметно, а все больше господа приличного вида. Неудержимое любопытство вызвали предметы, помещенные среди букетов для публичного знакомства, так сказать. А именно: призы первого Конкурса красавиц.
Здесь было чему удивляться. Победные трофеи красавиц казались неподъемными даже для иных мужчин. Так, например, над табличкой, извещавшей о призе за третье место, возвышался разъезд казаков чугунного литья с копьями и конями в поводу, весом в целый пуд и размером с добрый ящик. Подарок годился для кабинета генерала от кавалерии, но загадочным образом должен был радовать девушку. Наградой за второе место служила еще более уродливая вещь: литые бронзовые часы, над циферблатом которых торчали купидоны и загадочные звери – помесь змеи с крокодилом. Но главный приз превзошел все мрачные фантазии. Гигантская, иначе не скажешь, ваза, в которой жить можно, ростом с доброго городового, занимала витрину до самого верха. Многочисленные цветочки на фарфоре призваны были скрасить гнетущее впечатление. Для чего выбраны такие призы – было главным вопросом, занимавшим публику. Смешки и разговорчики, особенно из дамских уст, выносили уничтожающий приговор: кошмар и безобразие. Как обычно у нас: любое хорошее дело испортят глупостью. Вот если бы меня спросили, как надо… Ну и прочие любимые темы обывателей, которым и мороз не помеха.
Толпа судачила, но не расходилась. Как вдруг, совсем рядом, раздалось пение. Мотив был незнаком, но певец так старательно и душевно выводил незнакомые слова, что всеобщее внимание немедленно переключилось на него. И недаром.
Негр огромного роста в приличном, хоть и излишне полосатом костюме выводил голосом такие чудесные звуки, что публика была околдована. Никто не понял ни слова, но нежная, чуть щемящая мелодия, прилетевшая из далеких земель, зазвенела на русском морозе с нежданной теплотой. Невиданное чудо пело так проникновенно, будто хотело передать всю теплоту своего большого сердца этим незнакомым людям. Даже городовой, что всегда стоит поблизости, заслушался.
Песня кончилась. Исполнение наградили овацией. Чернокожий певец поклонился, протянул шляпу, которую скрывал за спиной, и, расплывшись чудесной улыбкой, быстро заговорил. Смысл был недоступен. Его старались угадать в знакомых звуках.
– Что-то про Маню говорит… – пояснили одни.
– Кажется, теперь про лов начал… – разобрали другие.
– Рыбный улов, что ли, интересует?
– Милейший, какой сейчас лов! Зима на дворе – нет лова!
– При чем тут лов? Он же отчетливо «лав» говорит. Какая досада: вот знал и забыл, что это значит!
– Опять какую-то Маню поминает. Барышню потерял, что ли?
– Нет тут Мани, уважаемый…
– Позвольте, не Маня, а «мани»…
– Это что же такое?
С гостем столицы пытались говорить по-французски, и даже знаток немецкого нашелся. Все без толку. Он улыбался широко и добродушно, кивал, но ничего не понял. Только шляпу протягивал. Простая мысль, что певцу, быть может, нужно немножко денег, почему-то никому не пришла в голову. Уж больно солидно выглядел он для попрошайки. Нет таких нищих в России, чтоб в костюме и шляпе милостыню просить. Да и место не самое подходящее.
И все же городовой насторожился. Не понравился чужестранец стражу порядка. Уж больно подозрительно себя ведет. Как бы чего не вышло. Приказав толпе подать назад, городовой решительно двинулся к певцу и потребовал «немедленно прекратить безобразие». Черный гигант только шире улыбнулся и протянул шляпу городовому.
Это совершенно недопустимо. Оценив физические данные противника, городовой подал тревожный сигнал. На свисток мигом примчались соседние постовые. И подхватив великана под локотки, предложили мирно пройти в участок. Он не сопротивлялся и даже радостно согласился. Нацепив на кудрявую голову шляпу, стражи порядка быстро уволокли нарушителя спокойствия с центральной улицы. А толпа еще долго обсуждала забавное происшествие. Но больше всего – удивительное пение. Прямо в душу запало.
В прихожей разразились гневные восклицания. Что-то сильно раздражало госпожу Агапову. За плотными дверями было трудно различить смысл сказанного, но Родион на всякий случай изготовился сносить укоры за пальто, которому в этом доме только тряпкой служить.
Клавдия Васильевна выскочила стремительно, ни на кого не глядя, клокоча гневом и все так же фыркая. Явно попался не тот, кого она с нетерпением ждала.
– …всякой дверь открывать! – послышался обрывок возмущения.
Шелковый халат, сверкнув бликами, исчез разноцветной молнией. А Эля почему-то села как подкошенная, словно силы внезапно оставили ее.
В проеме появилась серенькая юбка, а за ней нетвердой походкой вся девушка. Была она излишне растрепана, на щеках плыли пятна румянца, а взгляд бесцельно шарил по гостиной. Наткнувшись на Эльвиру Ивановну, девица осклабилась и пробормотала:
– Элчка…
Косяк двери помог сохранить равновесие. Бедняжку пошатывало отчаянно. Ей требовалась чья-то помощь, чтобы сделать следующий шаг. В гостиной находился только один джентльмен, он же настоящий рыцарь от полиции, но почему-то на Родиона напало отупение вроде столбняка.
– Чё, вы гспда… – попыталась сказать веселая барышня, но запуталась в языке и глупо захихикала.
Храбрая брюнетка пребывала в глубочайшей растерянности. Что уж говорить о Родионе. Явление живого трупа никак не входило в планы быстрого розыска. Хуже этого ничего не придумаешь. И так понятно: недавно зарезанная и замерзшая горничная – живехонька. Правда, не совсем в себе. С чего бы это ей так надраться?
Первой обрела волю Эльвира. Обхватив девушку, попробовала оторвать ее от двери, но сил не хватило. Помощь уже спешила. Родион бережно поднял женское тело, стараясь не дышать ядреным перегаром. По запаху в горничную влили не меньше штофа[7 - Старинная мера жидкостей, 1 штоф = 1,25 литра.] дрянного вина. Лиза уютно свернулась у него на руках. Совсем легкая. Что и говорить, картина умилительная: полиция выносит бесчувственную девушку. Лебедев бы прослезился.
– В спальню несем? – спросил расхрабрившийся Родион. И ведь даже не понял, герой, какое счастье привалило: впервые в жизни носит девушку на руках. Причем живую и хорошенькую, хоть и пьяную. Нет, бесчувственный медведь, одним словом.
– Давайте на кухню.
Царство кастрюль и сковородок несло печать величия, как и все в доме мыльного короля. Дровяная плита размером с маленький дом в изразцах, ряды медной посуды на любую фантазию и даже собственный шкаф-ледник (вещь редчайшая, американская) говорили сами за себя: покойный хозяин поклонялся не только красоте, но и гастрономии. Что верно: отменно запеченный поросенок с гречневой кашей даст фору любой красотке или картине маслом какого-нибудь передвижника. Центр кухни занимал массивный обеденный стол, накрытый на четыре персоны. Среди тарелок, блиставших зеркальной чистотой, уже возвышались блюда с холодными закусками. Сегодня на обед подавали: говядину по-фламандски, лангустовые шейки а-ля Стэнли и жареные ортоланы с крутонами. Ароматы провансальских трав, соусов и майонеза щекотали обонятельные точки нежными мечтами. Но Родион остался глух к великолепию обеда. Прямо не узнать юношу: раньше от еды за уши не оторвать, такой гурман прожорливый. А теперь? И ведь все потому… Нет, сейчас не об этом.
Главное богатство кухни олицетворял повар Митрич. Статный мужчина, на две головы выше Ванзарова, блистал белозубой улыбкой, а загорелый лик его украшал отменный галльский нос в форме кривой морковки. Ну а какой повар, как не выписанный француз, может творить в таком хозяйстве?
Явление обомлевшей Лизы не произвело должного фурора. Видно, месье Митрич не такого навидался с прежним хозяином. Весело присвистнув и издав непременное «о-ля-ля!», он деловито смешал в граненом стакане пяток разноцветных жидкостей, долил ложку водки и прибавил сырое яйцо. Затем, нежно положив тело на руку, влил в него содержимое, омерзительное по виду. Лиза сильно закашлялась, так что потребовалось полотенце, но вскоре взглянула на мир осмысленными глазами.
– Ох, простите меня… – хрипло проговорила она.
– Желаете допросить покойную тет-а-тет? – тихонько спросила Эля.
Что оставалось сыскной полиции, когда умная барышня угадывает желания? Скрипнуть зубами и вежливо согласиться.
– Только маленькая просьба, Антон Иванович, не ищите в нашем доме больше никаких трупов, теперь, слава богу, все живы.
– Я постараюсь, Эльвира Ивановна.
– Вот и постарайтесь. Только после мне все перескажите. Договорились?
– Все, что смогу.
– Чудесно. Митрич, за мной!
– Oui, mon ge?ne?ral![8 - Да, мой генерал! (фр.)] – ответил повар, воткнул разделочный тесак в поварскую доску и последовал за своей госпожой, как истинный мушкетер: с гордо поднятой головой.
Лиза тихонько застонала.
– Вам плохо? Может, воды? – засуетился Ванзаров.
– Нет, не надо ничего… Вы кто?
Господин Чиж не скрыл служебное положение.
– Сыскная полиция… А зачем?
– Елизавета… Простите, как по отчеству?
– Просто Лиза, так привычней.
– Хорошо, Лиза. Сегодня утром Эльвира Ивановна дала вам свое платье, такое в розочках, с большим вырезом. И на плечо еще украшение: хризантема с циферкой внутри… Что такое?
Лиза зашлась оглушительным ревом, с размазыванием слез по щекам, иканием и нервным питьем воды – аж зубы клацали. А ведь барышня Агапова дала точный портрет: миленькая дуреха. Как славно, что не все женщины умны. И ничего, живут счастливо.
Кое-как успокоившись, Лиза наконец пробормотала:
– Из-за него все…
Потребовались ласковые уговоры и залпы вздохов, чтобы горничная смогла внятно рассказать.
…Получив заветное платье, Лизавета со всех ног побежала в «Помпеи», мечтая записаться на конкурс красавиц. Свое личико, лелеемое косметическими средствами, и фигурку, сохраняемую строгостями в еде, она считала достойными не только участия, но и самой победы. Однако радужная мечта померкла, как только она предстала перед хозяйкой конкурса. «Омерзительная жирная старуха» (характеристика Лизы) придирчиво осмотрела ее и осталась крайне недовольна. Тонкая девушка – как в талии, так и в чувствах – занервничала, но держала себя в руках. Так омерзительно ее никогда еще не разглядывали «сальным, гадким взглядом» (опять ее слова). Тогда «мерзкая жаба» (понятно кто) стала выяснять, чем барышня занимается и на что живет. Особо «старуху» интересовало, не является ли она билетной, бланковой или кабинетной[9 - Виды официально зарегистрированных проституток.]. Лиза с гневом отвергла подозрения: она бедная, но честная девушка, зарабатывает на хлеб руками, а не иными частями тела. Строгий ответ еще больше разозлил «каргу». Она заявила, что каждая участница конкурса должна иметь не менее трех оригинальных платьев. Лиза готова была продемонстрировать одно немедленно. Ей позволили зайти за ширму, где было зеркало в рост, и переодеться. Розочки с вырезом удивительно ей шли. Не имея иных украшений, Лиза приколола на левое плечо искусственную хризантему. Как только она появилась из-за ширмы, с «ведьмой» случился настоящий припадок. Она принялась «вопить дурным голосом», что Лиза украла наряд участницы конкурса и единственный способ избежать полиции – немедленно бросить платье и никогда здесь не появляться. Нервы бедной девушки не выдержали: заливаясь слезами, она скинула проклятую одежку, кое-как переоделась в свое и выбежала вон.
– Со мной обошлись так потому, что я – горничная. Человек второго сорта. Разве имеет право прислуга быть красивее барынь! Еще чего доброго обскачет. Вот меня и проучили, чтоб знала куда соваться, – закончила она.
– Что дальше случилось? – заботливо спросил Родион.
– А то и случилось, кабаков много, утешили добрые люди. Уж лапать стали, не знаю, как вырвалась, по улице вели, еле отстали.
– Как же с платьем?
– Ничего с ним не будет. Ведьма эта небось сама Эльвире Ивановне притащит еще с извинениями…
– Где вы его оставили?
Лиза посмотрела на мучителя глазами, полными слез:
– Вам-то что за дело до таких пустяков? Ну, за ширмой, кажется, бросила на пол. Плохо помню. Все смешалось…
– Кто-нибудь видел ваше переодевание?
– Я пораньше прибежала, старуха мерзкая одна в зале сидела.
– Который час был, хотя бы примерно?
– Не видала часов, не до того было, после трех, наверно…
– Давно в этом доме служите? – спросил Родион.
– Года два или что-то вроде…
