Последнее расследование детектива Моро

С неимоверным усилием сфокусировав зрение и скинув пелену сна, одолевавшего меня, я приблизил её к себе: буквы различных алфавитов со всего земного шара проступили яснее и начали складываться в слова, которые в хаотичном порядке заполняли собой всю обратную сторону этикетки.

Чтобы лучше рассмотреть символы, я вытянул руку вперёд, так, чтобы электрический свет наиболее ярко освещал мою находку, но быстро обнаружил, что знаки исчезли! Под светом фонаря я крутил бутылку и так, и эдак, однако ничего не изменилось, ничто более не нарушало девственную белизну тыльной стороны наклейки.

Посетовав на собственное переутомление, озадаченный и окончательно обессилевший я вновь откинулся на спинку стула и уже без особых ожиданий приблизил к себе «Ллойгор»: в полумраке прямоугольная этикетка казалась пустым тёмно-серым прямоугольником, на котором неожиданно по одному, по два, а потом уже и все разом, слабо мерцая, проступили слова, снова занявшие свои прежние положения.

Сон отступил, и меня охватил небывалый прямо-таки детский азарт и любопытство: кому и зачем понадобилось прятать на обратной стороне этикетки вина послания на разных языках, а главное – зачем? Вполне вероятно, что это могли быть обозначения лицензии для продажи продукции в импортируемые страны, однако такой вариант показался мне слишком необычным и сложным в техническом исполнении, поэтому, стараясь не менять положения бутылки в пространстве комнаты по отношению к единственному источнику света, дабы вновь не потерять проступившие символы, я осторожно потянулся за бумагой и карандашом, желая переписать часть слов для последующего перевода.

Знакомые мне латинские буквы переплетались с арабской вязью, кириллицей, иероглифами и какими-то примитивными абстрактными рисунками. Возможно, присутствовало индийское письмо, однако не берусь достоверно это утверждать, поскольку моих познаний в области лингвистики было недостаточно для точного определения многочисленных разновидностей представленных здесь видов письменности.

В конце концов, алкоголь пробрал меня. В моих глазах так сильно зарябило, а голова разболелась настолько, что вскоре мне пришлось бросить это занятие. Однако прежде, чем погасла лампа, а моя кружащаяся голова коснулась подушки, я всё же смог продраться сквозь непроходимый лабиринт неопознанных буквосочетаний и рисунков и разобрать одно единственное слово на родном английском, которое вызвало изумление и повергло меня в шок, ибо это было слово «СДОХНИ».

Глава 2. Университет

Всю ночь шёл дождь, отчего утро следующего дня выдалось особенно холодным и промозглым, а сучий непроходящий туман только усугубил и без того унылый призрачный городской пейзаж, сгустив в нём все отвратительные и хмурые краски, какие только имелись в его скотской палитре.

– Блядство, – первое, о чём я подумал, проснувшись и взглянув в окно.

Как и планировалось, сначала я отнёс архив со всеми документами, собранными мною в ходе почти месячного расследования дела Ларри Итона, в офис компании «Сириус Итон и сыновья». Стэн Бэнфорд в присущей ему выхолощено дружелюбной отстранённой манере любезно принял папку, заверив, что к обеду эта информация уже будет на столе основателя фирмы, однако в то же время безоговорочно отказался принимать часть моего гонорара, ранее выданного мне в качестве предоплаты, сославшись на распоряжения Фрэнсиса Итона:

– Буду с вами откровенен, мистер Моро, моё руководство надеется, что вы, несмотря на, как бы это сказать… несмотря на всю необычность и в некотором роде уникальность сложившихся обстоятельств и возникших сложностей, всё же примите новые условия работы и продолжите поиски.

– Хороший ты мужик, Стэн, поэтому тоже отвечу тебе честно: Генри Моро, будучи в своём уме, ни за какие деньги добровольно в психушку не полезет, – похлопав его по плечу, искренне ответил я и вновь вышел на серые улицы.

Вскоре правильность принятого мною решения касательно этой предлагаемой авантюры подтвердил и мой знакомый, Леон Кёртис, вот уже много лет числящийся старшим медбратом Аркхемской лечебницы для душевнобольных, куда я направился сразу после посещения конторы заказчика для получения дополнительных сведений о клинике Восточной Луизианы и, в конце концов, простого дружеского совета.

– Даже не вздумай, – устало сказал Леон после того, как внимательно выслушал меня. Он ещё не успел уйти домой с ночного дежурства, поэтому мне сказочно повезло поймать и уговорить его зайти вместе со мной в закусочную по соседству, чтобы за чашкой двойного эсперссо со сливками, который он предпочитал всему остальному, поделиться со мной своими соображениями.

– Генри, это самое худшее учреждение в штатах после «Хребтов» в Огайо и «Трентона» Нью-Джерси, – продолжил Кёртис. – Тебе это мало о чём говорит, но уж поверь мне на слово: с «Фермы» не возвращаются. И дело тут не в каких-то особых порядках там, или процедурах, опытах, операциях и прочей дряни, как ты можешь подумать. Этого везде хватает. Здесь вся соль в верхушке, – он замолчал, делая глоток.

– Что ты имеешь в виду?

– Весной 1925 года за два месяца там пропало сорок пациентов, в том числе несколько лечащих врачей, среди которых был аркхемский психиатр Нил Пикард. Конечно, наша администрация тут же подняла шум из-за исчезновения массачусетского интерна! Но в этом-то вся и суть, Генри: всем заткнули рты, а дело спустили на тормозах. Уехал, мол, ждите, объявится. Да вот до сих пор ни слуху, ни духу, – многозначительно развёл руками Леон. – И если порыться в истории, подобных дел, связанных с «Фермой», масса. Это одно из последних. Будешь смеяться, но у нас здесь считают, что их совет директоров связан с кем-то очень могущественным. Кто-то влиятельный им помогает, поэтому и не трогают. Они как бы есть, а, вроде бы, и нет. Вне системы. Ни одно учреждение министерства здравоохранения США не ведёт с ними дел. Странно, не правда ли? Поэтому если твой Итон ручается за то, что легко вытащит тебя оттуда, ставлю своё месячное жалование, что в случае твоей командировки, мы с тобой больше не увидимся, Генри. Либо он как-то связан с этой организацией, что даёт ему исключительные полномочия для подобной уверенности. Так-то.

Далее после серии коротких незначительных вопросов и реплик мы покинули «Ресторанчик Флитвуда», и я, поблагодарив друга и распрощавшись с ним, уже бесповоротно убеждённый в абсурдности предлагаемой мне работы, постоял ещё немного, глядя, как старина Кёртис неспешно бредёт домой вдоль Федерал-стрит в сторону шоссе, ведущего из Ньюберипорта в Инсмут.

Да-а-а, старый дремлющий Аркхем, древний тёмный Мискатоник… что тут ещё сказать: с каждым прожитым годом я всё больше и больше подхожу вашей седой престарелой компании. Ещё лет пять-шесть назад я бы принял вызов и с неиссякаемым энтузиазмом отправился выводить на чистую воду правящую шайку этой самой «Фермы», а теперь уже нет, не хочу. Всю свою сознательную и уже почти конченую жизнь я потратил на поиски и обнаружения, поимку и расследования, и теперь по прошествии многих лет и десятков сотен раскрытых дел могу с уверенностью сказать, что скрыть в нашем мире можно практически всё, даже самое чёрное дерьмо, также как и сбежать от любого наказания, правосудия и сыщика. Да-да, я в этом полностью убеждён. Можно, по крайней мере, в нашей стране. Однако при всём при этом на свете есть одна вещь, которая найдёт тебя везде, где бы ты ни скрывался и ни прятался, от него не спастись, оно, в конце концов, прикончит тебя, если не найти компромисс жить с ним мирно. Это – твоё прошлое. Так считала Лили.

Если в какой-то миг внутри поселяться жалость и сожаление о когда-то содеянном, ты пропал. Это скотское чувство будет преследовать тебя и медленно убивать, заглядывая в глаза с потёртого выцветшего от времени фотоснимка. Эти картинки, голоса из прошлого буду сводить с ума, и единственным спасением станет работа, которая исключит любую возможность оставаться наедине с собственными мыслями. Полностью зарывшись в дела, а в оставшееся время с помощью бутылки, тебе кажется, что ты обрёл какое-никакое душевное спокойствие и вывел формулу возможного существования. Однако чёрная дыра внутри растёт, она снедает тебя всё больше и больше, и в один момент добирается до твоих снов, где ни алкоголь, ни работа уже не спасут.

Наша жизнь во снах напрочь лишена какого бы то ни было милосердия: если прошлое изводит разум исключительно воспоминаниями, образами былого, то сны помимо этого рисуют нам фантасмагорические кошмарные картины, как настоящего, так и возможного будущего. Более того отвращение, страх и ужас – далеко не самые худшие чувства, с которыми мне случается просыпаться посреди ночи в липком поту с учащённым сердцебиением. Гораздо хуже этого – грёзы об утерянной гармонии, спокойствии и разменянном недостижимом счастье, исчезнувшее мимолётное видение которых опустошает, выдирает сердце, выворачивает душу наизнанку, после чего ты обращаешься к выпивке.

Количество ошибок, сделанных в прошлом, прямо пропорционально выпиваемому в отпуске алкоголю, не так ли, старина Массачусетс? Ты спрашиваешь, смог бы я выпить море? Знаешь, что, дружище, наверное, я уже его выпил.

– Нужно завязывать, Генри. Иначе эта зараза тебя сожрёт, – с сожалением сказал мне однажды Джори, когда я признался ему в том, что меня постоянно мучает один и тот же кошмар.

– Каждую ночь я вижу мужчину. Лица его невозможно разобрать, он всегда стоит и что-то записывает. Смотрит на меня и записывает в свою тетрадь. Казалось бы, что тут такого, да? – кажется, было раннее утро, и я ещё находился под впечатлением ото сна, поэтому говорил сумбурно, сбивчиво и возбуждённо. – Но это жутко. Я не понимаю, что происходит там, во сне. Иногда он стоит в переполненном людьми баре и смотрит на меня, иногда я встречаю его в гостиной чужого дома, а ещё он может стоять на улице и заглядывать ко мне в окно. В иной раз он разворачивает ко мне свою тетрадь с записями, указывая на что-то. Он хочет, чтобы я прочитал, понимаешь! Но я всегда просыпаюсь в этот момент. Всегда. Смешно, да? Наверное, но всё же это такое неприятно дерьмо, Джори, – безнадёжно признался я.

Бросил ли я пить? Конечно, нет. Будучи регулярным посетителем спикизи и всех подпольных заведений, где можно раздобыть спиртное, примерно, с месяц назад в руки мне попалась бутылочка нового вина, которое я ни разу до этого не видел и к которому из-за его уникального вкуса и доставляемых ощущений тут же пристрастился и начал регулярно покупать. Это был «Ллойгор», батарея пустых снарядов которого на полу моего кабинета красноречивее всего остального расскажет о моём пристрастии к нему.

Поэтому, поставив точку в деле семьи Итонов и обзаведясь свободным временем, я решил-таки утолить свой интерес касаемо обнаруженных вчера непереводимых загадочных символов на оборотной стороне этикетки, и направился в университет, где рассчитывал получить перевод оставшихся неизвестными мне слов и, может быть, любой другой вспомогательный культурологический комментарий об их происхождении.

Скорее всего, я бы даже не вспомнил о своей давешней находке, если бы не один беспокоивший меня факт: мне не давало покоя это неуместное «сдохни» на бутылке с жидкостью, которая распространяется с целью употребления и приёма внутрь. Какой вменяемый производитель товара станет наносить подобное пусть и почти незаметное слово, явно не способствующее повышению популярности и росту продаж, на свою продукцию? В этом нет смысла. Промелькнула мысль, что к этому могли приложить руку сторонники сухого закона, однако я отмёл это предположение, поскольку такой метод борьбы с распространением спиртного показался мне чересчур изощрённым. Может быть, смысл кроется в остальных фразах, и в контексте это самое «сдохни» будет звучать как-то более уместно?

Одним словом, случай вырисовывался занятный и довольно странный, поэтому я решил прояснить его, тем более что это не представляло сложности: лет десять назад я уберёг одного талантливого юношу от тюремной камеры, и теперь Анджей Химич является одним из лучших студентов Мискатоникского университета и получает степень магистра на факультете гуманитарных наук. Этот русский иммигрант с польскими корнями отлично владеет несколькими иностранными языками, и, когда в моей работе требуется мнение профессионального лингвиста, я всегда обращаюсь к нему и в большинстве таких случаев получаю квалифицированную помощь.

Вскоре в тумане начали медленно проступать очертания нужного мне корпуса, и, по традиции бегло окинув взглядом внушительный барельеф, расположенный прямо над парадной дверью и изображающий герб Мискатоникского университета, я вошёл внутрь. Встретившая меня в вестибюле тишина объяснялась наступившими летними каникулами, однако, несмотря на это весь административный и преподавательский персонал, к коим относился и мой знакомый, был на рабочем месте.

– Где ты это нашёл? – наконец, после долгих обменов приветствиями и новостями, спросил Анджей, разглядывая протянутый мною листок.

– Не спрашивай, иначе придётся с тобой разделаться, – отшутился я, не найдя лучшего ответа.

– Ну, с русским, французским, немецким, я думаю, ты сам разобрался? – он взглянул на меня, и прочёл ответ на моей физиономии. – Это одно и то же слово: что-то вроде «умри» или «сдохни». Примерно то же самое написано на албанском и греческом. А вот это что такое интересное, я даже не знаю, – произнёс он, переворачивая бумагу то так, то эдак. – Как будто даже не индоевропейская языковая семья. Откуда ты перерисовал эти элементы? Это определённо какое-то письмо, язык, в смысле. Но, наверное, уже не ностратическая ветвь евразийского языка… Видишь вот эти линии? Похоже на шумерскую клинопись, или что-то из семитохамитских групп, – задумчиво проговорил он и засмеялся. – Я, я не знаю, Генри. Ты же не мог это выдумать? Или во сне нарисовать? Это какие-то реальные, но уже несуществующие языки.

– Разглядел эти завитушки на этикетке дешёвого вина, – честно и совершенно серьёзно ответил я.

– Всё с тобой понятно, детектив, – сказал Анджей и покачал головой. – Ничего нового. С тобой невозможно разговаривать. Подожди меня здесь, пойду, покажу профессору Райсу: он знаток древних языков.

Молодой учёный вернулся спустя около получаса и рассказал, что его преподаватель очень заинтересовался моей находкой и чуть позже он обязательно встретится со мной, чтобы прояснить несколько моментов. Уоррен Райс также попросил оставить листок у себя с целью проверки нескольких символов и рисунков, которые с ходу не поддались его расшифровке. Особо профессора взволновали переписанные моею рукой непереводимые и неизвестные ему слова, принадлежащие мёртвым языкам, о которых знает только узкий круг специалистов по всему миру. Вдобавок ко всему учёный разглядел некоторое сходство между несколькими фрагментами «записей Моро», как окрестил мою находку Райс, с некоторыми элементами загадочного и до сих пор нерасшифрованного «Манускрипта Войнича».

Если же опустить всю необычайность и невероятность такого одновременного соседства на крошечном клочке бумаги разношёрстных языковых фрагментов разных культур, эпох и рас, то в общем и целом можно сказать, что большинство переписанных мною слов имеет, примерно, одно и то же значение, а именно – «не живи», «умри», причём именно в повелительной форме, а где-то в форме прямого приказа или напутствия.

Занятное пожелание, думал я, покидая университет, раздосадованный и ещё больше запутанный: быстро решить вдруг возникшую задачку не получится. Стало ясно, что у, на первый взгляд, разрозненных посланий общий смысл, который не сулит ничего хорошего обладателю бутылки этого вина. С другой стороны мне до сих пор непонятно: зачем писать такое на всевозможных существующих и несуществующих языках к тому же так, чтобы никто не заметил написанное? Что-то вроде скрытого кода? Шифра? Пророчества для тех, кто будет пить «Ллойгор»?

Бред какой-то, однако после пронёсшихся вихрем в голове мыслей пить это пойло на какое-то мгновение мне дальше расхотелось. Но только на краткий миг, поскольку, вспомнив его необычный непередаваемый вкус и притягательный запах, я сглотнул тут же скопившуюся во рту слюну от жуткого желания поскорее откупорить очередную пинту этого напитка. Вот дьявол! Я почувствовал, как меня охватила неимоверная тяга вновь забыться в его дурманящем пьянящем водовороте, дарящем непередаваемые ощущения и отрывающем тебя от тошнотворной реальности и гнили обыденной жизни.

Отрывающем тебя от реальности.

Пробираясь сквозь заполнивший все аркхемские улицы густой белый кисель, я думал о том, что воздействие «Ллойгора» на сознание не похоже на обычное опьянение, которое мы испытываем от любого другого алкоголя. Да, он точно также расслабляет, помогает отстраниться и отрешиться от окружающего пространства и проблем, при этом как будто бы забирает что-то, уносит какую-то часть тебя безвозвратно, и в это же время дарит что-то абсолютно новое и оставляет это взамен. Иначе описать своё состояние от употребления этого вина у меня не получится, возможно, поэтому напиток имеет особую притягательность и привыкание. К тому же, сколько бы я не выпил, у меня ни разу не было похмелья! Осознание этого факта поразило меня, ведь вкус спирта в напитке наличествует достаточно ярко, его ни с чем не спутать! Насколько я помню, крепость «Ллойгора» составляет 20%. За вечер я могу выпить 2-3 бутылки, и на утро чувствовать себя превосходно, хотя в то же время являюсь мертвецом без сил подняться после пяти-шести порций бурбона.

Взглянуть бы на состав, так, ради интереса, вдруг подумалось мне, и я, резко развернувшись, зашагал в обратном направлении, где на Мейн стрит 45 находилась аптека мистера Бауэра, у которого с наступлением сухого закона вот уже восемь лет подряд я втихую из-под полы незаконно покупаю алкоголь.

Глава 3. Аптекарь

Колокольчик на входной двери предупредил хозяина, скрывавшегося где-то в лабиринте внутренних помещений аптеки, о прибытии нового покупателя, коим оказался я. Могу поклясться, что после моего последнего визита товара у Гарольда Бауэра на полках прибавилось: повсюду, куда бы ни падал взгляд, стояли колбы и пробирки, свёртки и бутылочки, мази и порошки, которыми были заполнены все горизонтальные поверхности без исключения.

– Одну минуту, пожалуйста, – донёсся до меня голос продавца.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.