Спасти нельзя оставить. Сбежавшая невеста

Остановилась перед Сандией и Леа, подняла вверх руку, в которой держала что-то небольшое, и в лицо девушки брызнул яркий свет потайного фонаря.

– Да, это Санди, травница, и их племянница, беженка из Харказа. Живет тут почти три месяца.

– Не похожа, – хмуро буркнул первый сыщик и задумчиво добавил: – Пусть покажет руки и амулет.

– Лайна, покажи этим людям руки, – обратилась к графине по-харказски Сандия. – А амулет вот он, никаких других у нее нет.

– Не врет, – сухо объявил второй. – И амулет дешевый, оберег от заразных болезней.

– Это у нас они дешевые, а в Харказе мор, – скорбно поджала губы травница. – У бедной девочки и отец и мать померли.

– Покажи ял, – приказал Джару сыщик, отвернувшись от Леаттии, и перебравшийся на борт суденышка бородач покорно перебросил им трап.

Несколько долгих минут, пока сыщики обыскивали бывшую плоскодонку, сообщницы стояли на причале, тесно прижавшись друг к дружке, и молча глядели в сгущавшийся туман.

Леаттия, сразу вспомнившая про мешок со всем своим имуществом, вначале обливалась холодным потом, каждую секунду ожидая услышать обличительный крик: «Нашли!»

Но постепенно, ощущая почти незаметное ободряющее поглаживание ладони свежеиспеченной «тетушки», начала успокаиваться, сообразив, что ее спасители приготовились к всевозможным испытаниям гораздо лучше, чем это сделала бы она сама. И предусмотрели все, даже белье, и теперь ее можно было обыскивать как преступницу, но не найти ни одной нитки, принадлежавшей графине Леаттии Брафорт.

Вскоре на трапе появился бородач в сопровождении сыщиков в надвинутых на глаза шляпах, и девушка снова насторожилась, хотя почти была уверена, что беда прошла стороной.

– Идите на ял, посидите в каюте, пока я вернусь, – в голосе Джара слышалось недовольство, – а то совсем тут озябнете, работать некому будет.

Сандия первой шагнула на трап, потянув за руку «племянницу», а «дядя», словно торопя, подтолкнул девушку с причала. Но графиня почувствовала, как уверенно поддержала ее мужская рука, в который раз не позволив покачнуться и упасть.

Через минуту они уже сидели в каютке, ставшей втрое больше вчерашней, и Санди, ворча на проклятых преступников, из-за которых нет покоя добропорядочным жителям, поправляла при свете простенького масляного светильника лежащие на деревянных лавках тонкие стеганые тюфячки.

– Небось все инструменты перепутали, – недовольно бормотала она по-харказски, – а брат этого не любит. Лопатки должны лежать отдельно, ножи и ножницы – отдельно. И чистые мешочки и туески – тоже. Эх, знать бы, что они придут, полежали бы в тепле еще часочек, потом нажарили яиц и лепешек с луком. А так придется до обеда остаться без горячего. Кусочек вчерашней рыбы да полчашки холодного взвара в такой туман не согреют.

Леа слушала ее с недоумением – ради чего так стараться, если сыщики уже ушли? Или… ушли не все? Ее мигом обдало жаром от одной только мысли, что на яле может скрываться кто-то из сыскарей. Но кто и, главное, где?

Графиня старательно припомнила, как уходили на ял темные тени, как возвращались, и вскоре начала сомневаться в первоначальном предположении. Скорее всего, где-то неподалеку спрятан подслушивающий амулет, вещица дорогая и редкая, но вполне доступная для герцогских посланцев. Особенно когда они ищут такую важную для правителя беглянку.

– Тетя, – решив, что пора помочь травнице, спросила она тоже по-харказски, старательно копируя один из западных диалектов, – а чего они хотели?

– Ты не поняла? – одобрительно кивнув девушке, вздохнула Санди. – Ищут бандита. Или вора, такой переполох я видела лет восемь назад, когда искали пропавший из герцогской сокровищницы родовой артефакт. Говорят, вор был настолько нагл, что пробрался во дворец посреди белого дня. Все говорили, не иначе кто-то из приближенных его светлости, откуда же нам, простым людям, знать, как туда войти и где лежат самые ценные амулеты?

– Возьми корзину, Санди, – раздался из-за дверцы голос Джара. – Я купил пирожки с рыбой. Поедим по очереди, нечего тратить время зря, вон солнце уже показалось, а мы еще дома.

Сандия довольно подмигнула беглянке, радуясь, как та поняла, вовсе не рыбе, и поспешила исполнить его команду.

Вскоре ял уже развернул серые штопаные паруса и, набирая ход, двинулся прочь от Лахты. Бородач стоял у руля, а Леа с «тетушкой», сидя в тепле каюты, неспешно жевали свежеиспеченные порожки, запивая горячим чаем, принесенным Джаром в маленьком чайничке. И помалкивали, повинуясь безмолвному приказу главаря.

Графиня думала о матери, как выяснилось, она до сих пор совершенно не знала самого родного человека. И даже не предполагала, что та способна придумать такой сложный план по спасению дочки и найти для его исполнения таких непростых людей. И понимала все отчетливее, что обычным наемникам никогда не удалось бы увести ее от дома так далеко, а тем более обмануть вооруженных магическими вещичками сыскарей. Судя по отзывам немногочисленных друзей ее родителей, придворный маг Манреха был очень силен в своем непростом ремесле. А еще неподкупен и проницателен, острый взгляд его стальных глаз девушке запомнился очень хорошо.

А бородач с помощницей сумели два раза обойти его подмастерьев, только теперь Леаттия сообразила, кого именно бывший жених должен был отправить на ее поиски прежде сыскарей и гвардейцев. И значит, Джар не солгал, говоря про маячок, и это еще больше убедило девушку в верности сделанного выбора. Если герцог еще до свадьбы следил за каждым ее шагом, повесив незримый поводок, то, получив все законные права, и вообще перестал бы считать человеком, имеющим право на собственное мнение.

– Теперь и я могу поесть, – появился в дверях каюты бородач, подсел к столику и принялся с аппетитом уничтожать пирожки и рыбу.

Леа невольно искоса следила за ним, пытаясь угадать, сколько стоят услуги мага и знахарки, и огорченно вздыхала. Судя по всему, мать отдала им нечто очень ценное, одну из родовых вещиц, хранящихся в заветном тайничке, так как золота у их семьи было немного. Да и вряд ли удалось бы забрать его из банка, не насторожив герцога. Ведь там лежало ее приданое, а за всем, что считал своим, его светлость, как оказалось, имел привычку бдительно присматривать. К тому же особого труда это не составляло, банк Брафортского герцогства на две трети принадлежал Кайорам.

– Не жалеешь? – вдруг спросил главарь, в упор уставившись на девушку.

– О чем? – нахмурилась она, не поняв вопроса.

– Ты могла им признаться и сейчас сидела бы дома в мягком кресле.

– Ни за что, – отрезала Леаттия. Помолчала, глядя в распахнутую дверцу на светлеющее небо, и тихо, но твердо добавила: – Вполне вероятно, большинство девушек на моем месте, заглянув в чужую, непривычную жизнь, повернули бы назад… Но я за этот месяц не раз и не два все обдумала и давно поняла, что буду искать любую возможность сбежать. Знаете… за пять лет я привыкла к мысли, что стану женой Кайора, и даже считала это лучшей судьбой. А вот в последние дни вдруг сообразила, что герцог никогда за мной не ухаживал, ни о каких чувствах не говорил. Просто принес свой браслет и объявил свое решение… словно собаку в псарню выбрал. Разумеется, это меня оскорбило, но расстроило другое. Родители ведь не могли этого не видеть и не понимать, почему же они молчали, ни слова не сказав против этой помолвки? Значит, он им чем-то пригрозил заранее, причем это касалось меня. Больше ничто не заставило бы отца терпеть и делать вид, будто все у нас прекрасно. И вот этой лжи, этого издевательства над самыми дорогими мне людьми я Кайору никогда не прощу и именно поэтому его женой ни за что не стану. Никто не сможет заставить дочь рода Брафорт против воли сказать «да» перед ликами собственных предков.

– У Манреха изворотливый ум, – тихо и печально вздохнула Санди, – и он привык получать все, чего пожелает, любой ценой. Нет, тебя он бить не стал бы… но вполне мог показать наглядно, как будет наказывать за твою строптивость юных фрейлин.

– Поэтому я не должна попасть к нему в руки, – сжала губы графиня. – По крайней мере, живой.

– У тебя есть яд? – насторожился бородач. – И где ты его прячешь?

– Нет… яда нету, – качнула головой Леа. – Но кое-что я все же могу.

– Забудь, – приказал «дядя» строго, – и никогда не вспоминай. На самый невероятный случай у меня тоже имеется парочка сюрпризов, и пока я жив, Кайору тебя не достать. А погибать не входит в мои планы на ближайшие триста лет.

– Спасибо, – очень серьезно произнесла беглянка, глядя в его непроницаемые глаза. – Мне тоже не хотелось бы отдавать жизнь за прихоти Манреха.

– Это не прихоти, – уклончиво буркнул бородач и поднялся с места. – Но говорить об этом пока рановато. Отдыхайте, до места еще почти три часа.

– Как три часа? – ошеломленно посмотрела ему вслед девушка, успевшая вчера от скуки припомнить карту озера – главной достопримечательности их герцогства – и примерные расстояния до Шлесских холмов, поднимавшихся к западу от Лахты.

По ее представлению, идти туда их необычному судну час, от силы полтора, и сам бородач вчера вечером это подтвердил.

– Но ведь на Шлесских холмах мы были вчера, – улыбнулась девушке Санди. – И уже собрали там все что можно. Ни один хороший травник не будет выкапывать подчистую все корни ландышей, не оставив ничего на будущее. Так поступают лишь новички, спешащие взять большую прибыль, но у старых травников есть способ с ними бороться. Как только мы замечаем, что кто-то начал нарушать негласные правила, посылаем к нему особых людей… и в первый раз они вежливо пояснят, как нельзя делать. Ну а во второй просто сожгут все запасы.

– А пожаловаться он не сможет? – Графиня живо заинтересовалась той стороной жизни, какой никогда не знала.

– Бывает и жалуются. Но далеко их жалобы не уходят. Любой писарь при градоначальнике и староста деревни знают, что травники никого не тронут незаслуженно. Хочешь золота – вставай пораньше и работай, но не забывай о совести и о тех, кто придет за корнями в следующем году. Нельзя нагло грабить всех вокруг, ведь если будущей весной не будет каких-то трав, цены на зелья поднимутся впятеро, и простолюдины останутся без лечения.

– Всему этому меня учили, – честно призналась Леа. – Отец настоял. Но никогда раньше я даже не представляла, что каждая женщина, стоящая на рынке с пучками душицы и пустырника, так хорошо разбирается в законах экономики.

– Ну, о том, что это законы экономики, простые травники могут и не знать, – засмеялась знахарка. – Зато все понимают, как важно не подрубать сук, на котором сидишь. А теперь неплохо бы отдохнуть. Сейчас достану тюфяки со свежим сеном, для незваных гостей это – трава на продажу. И еще… Теперь здесь есть маленькая умываленка, за вот этой дверцей. Чем больше становится судно, тем больше на нем кают и удобств.

– Я заметила. Но не понимаю, как это происходит.

– Эту лодку сделали особые мастера, – подмигнула Санди. – Видела когда-нибудь складные игрушки? Только здесь все прячет и разворачивает магия, а большего и мне не известно.

Травница достала из шкафчика душистые мешки, сноровисто взбила и застелила две постели. И вскоре Леаттия лежала на мягком, упоительно пахнущем ложе, с усмешкой припоминая, как ловко «тетя» ушла от вопроса, куда они плывут.

Глава шестая

Разбудила беглянку внезапная тишина, и в первое мгновение Леа недоумевала, отчего это кажется ей странным. Но тут же все вспомнила, оглянулась на соседнюю лежанку и, никого там не застав, сразу запаниковала.

Полезли в голову разные предположения, одно другого ужаснее, и она, резко откинув плед, стремительно соскочила с постели. И тут же пол под ногами вдруг покачнулся, задрался с одной стороны вверх, заставив девушку вцепиться в край стола, накрепко прикрученного к судну болтами.

– Не пугайся! – Дверь рывком распахнулась, и в каюту влетела Санди. – Садись на свое место и упрись ногами в мою скамью.

Сама она тоже торопливо и точно последовала собственному совету: прикрыв дверцу, уселась напротив и поставила босые ноги на край противоположной лежанки.

– А что случилось? – выполняя указание, дерзнула задать вопрос Леаттия.

– Мы убегаем, – спокойно сообщила знахарка, – разве ты этого не знала? Герцог – страстный охотник и отлично умеет ставить ловушки и загонять дичь. Он успел за ночь перекрыть все границы, отправить на все заставы и посты своих гвардейцев и сыскарей, вооруженных различными амулетами. И приказал никого не выпускать из герцогства, ни женщин, ни мужчин.

– А если бы мы попытались прорваться вчера? – обреченно пробормотала Леаттия.

– Не вышло бы ничего хорошего. Во-первых, Борода не может без отдыха, ему необходимо пополнять потраченную силу, а пользоваться амулетами нельзя, вокруг столицы Кайор приказал магам понаставить охранных сетей, они называются следилками. Ну и главное – вся Лахта должна знать, что мы, как обычно, пришли вечером и ушли утром. Нельзя, чтобы сыщики нас в чем-то заподозрили и пустили по следу туманных гончих. Само собой, Джар их развеет, но все, кто смыслит в магии, сразу догадаются, что тебя увел темный маг, и напишут жалобу в темную гильдию. Вот это самый нежелательный вариант. Ты ведь еще не достигла третьего совершеннолетия, а герцог умудрился назначить себя твоим опекуном.

– Не может быть, – охнула графиня, впервые об этом услыхавшая. – Моя матушка никогда бы на это не согласилась.

– Бедная девочка, – вздохнула знахарка. – В тот день, когда она была при смерти, тебя ведь под каким-то предлогом удалили из ее комнаты?

– Ну да… поесть… – еще бормотала графиня, но уже понимала, насколько просто, ловко и подло ее провели.

Презрение и отвращение, какие Леа до этого момента испытывала к Кайору, вмиг сменились жгучей ненавистью. Никогда раньше девушка даже не представляла, что может так яро желать кому-то зла. Если бы эта ярость могла преобразоваться в огонь, негодяй уже горел бы смоляным факелом.

– В бумагах написано, что она ненадолго пришла в себя и назвала опекуна, – объясняла травница под странное покачивание суденышка. – И это засвидетельствовали сиделка и придворный лекарь.

Некоторое время графиня молчала, переваривая неожиданную новость, потом, сообразив, ради чего «тетя» ей это рассказала, сдержанно поинтересовалась:

– Ну и куда мы бежим?

– В Гайртон, – безмятежно ответила Санди, – через западные ущелья Харказа. Если ты помнишь, Харказу принадлежит часть озера, узкий залив, отделенный полумесяцем длинной, почти в полторы сотни лиг, каменистой косы. На ее дальней оконечности стоит крепость Орхат, мимо которой не пройдет ни одно судно, а вот саму косу можно перейти пешком, хотя на это редко кто решается. А Борода собирается перебраться в ялике. Как только мы минуем прибрежные мели и подводные скалы и доберемся до берега, лодка станет другой. Какой – пока не знаю, это зависит от силы мага и обстоятельств, но собираюсь умыться и переодеться, пока есть возможность. Вполне вероятно, часть пути придется проделать пешком.

Леа думала точно так же, и как только пол перестал качаться, спутницы принялись торопливо готовиться к трудному путешествию через густые заросли боярышника и облепихи, заполонившие все ложбинки между валунами и скалами.

Надели удобные ботинки на толстой подошве, повязали волосы платками и выбрались на палубу яла.

Суденышко, словно выброшенное бурной волной, почти до половины влезло на узкую полоску песка, а чуть поодаль виднелся бездымный костерок, и Борода уже развешивал над ним нанизанных на палочки рыб и крабов.

– Санди, хлеб и соль захвати, – скомандовал он не оглядываясь, и знахарка тут же вернулась назад.

А Леа, обнаружив открытую дверцу, спрыгнула на песок и направилась к нему, с любопытством осматривая скалы, почти распустившиеся листья кустарников и пышный зеленый мох.

Озеро отсюда рассмотреть не удалось, видимо, маг провел свое чудо-судно в маленькую бухточку через известный только ему проход.

– Что ты любишь, крабов или рыбу? – так же не оглядываясь, спросил мужчина, и графиня невольно ему позавидовала.

Хорошо, если можешь жить, никого не опасаясь, и не глядя угадывать, кто подходит со спины.

– Не знаю… я таких крабов никогда не ела.

– Значит, будешь учиться, – постановил он уверенно и скомандовал: – Возьми вон то одеяло, постели на валун и садись, скоро будет готово. И выслушай меня внимательно. Несколько минут назад я получил известие от одного коллеги, он скоро будет здесь. Ты его знаешь и считаешь врагом, но это не так. Он не сделает тебе ничего плохого, поэтому не пугайся, когда появится.

– А кто он? – насторожилась Леа.

– Это я, – спокойно произнес невидимый пока гость хорошо знакомым графине голосом, и она невольно сжалась от страха, сразу узнав придворного мага Кадениса.

– Все-таки напугал, – глянув на девушку, с досадой буркнул бородач. – Вот зачем так спешил?

– У меня амулет невидимости почти разрядился, – мирно пояснил немолодой мужчина среднего роста и крепкого телосложения, проходя мимо Леаттии. – А пока не доберемся до Гайртона, зарядить негде.

– Прежде чем идти в Гайртон, – перебил его Борода, принимая у подоспевшей Санди солонку, – объясни нам, почему ты здесь?

– Так ведь выгнал… – трагически поджав губы, горестно вздохнул магистр Каденис и вдруг жизнерадостно фыркнул: – Представляешь? Обвинил в тупости и неопытности! Меня! Запретил казначею выдавать жалованье за последний месяц!

Придворный маг Манреха Кайора Брафортского хохотал уже в открытую, сгибаясь почти пополам, и Борода с Санди тоже смеялись, глядя на него.

Губы Леаттии кривила невольная улыбка, но верить человеку, которого опасалась целых пять лет, она пока не могла.

– Представляешь, угрожал, что подаст на меня жалобу в гильдию! – захлебывался хохотом маг, как стало ясно беглянке, уже бывший. – И пообещал найти на это место самого сильного магистра.

– Надеюсь, ты не стал спорить? – усмехнулся бородач.

– Ну я же пока в своем уме? И словечка не сказал. Но паре-тройке хороших людей потихоньку намекнул, чтоб уходили, пока не поздно. Теперь там некому сдерживать его светлость.

– Что вы имеете в виду? – насторожилась Леа.

– Его приступы ярости, – легкомысленно отозвался Каденис. – Без моих зелий он долго не утихомирится.

– Как вы можете этому радоваться? – вскочив с валуна, гневно рявкнула на мага последняя наследница легендарных правителей. – У вас сердца нет! Ведь этот монстр изуродует невинных людей! Фрейлин или служанок!

– Слава всем богам, она действительно исцелилась, – сразу перестав веселиться, с явным облегчением выдохнул магистр и устало шлепнулся на камень. – Тогда чего мы тут сидим?

– Ждем, пока сфера свернется, – деловито сообщил Борода, – и собираемся научить Лайну кушать печеных крабов.

– То есть, – неверяще смотрела на магов графиня, – вы не собираетесь вернуться и спасти бедных девушек?

– Бедные девушки к нему в очереди стоят, – мрачно сплюнул Каденис. – Он расплачивается безделушками с бриллиантами. И убить его, к сожалению, нельзя, закон гильдии охраняет клиентов. А больше его ничем не остановишь. Без искреннего желания невозможно вылечить гнилой, больной разум урода, получающего удовольствие от чужой боли. Но бороться с ним мы будем, и он сам дал на это право.

– Борода, – помолчав, попросила вдруг Санди, – а ведь я вам в Гайртоне не нужна. Может, отправите меня в Олдону или Тшасс, как договаривались?

Магистр Каденис помрачнел и отвернулся, делая вид, что изучает высящиеся на западе вершины гор. Бородач некоторое время хмуро о чем-то размышлял, не забывая переворачивать рыбу и складывать готовую на широкое деревянное блюдо, затем глянул на помощницу в упор и с нажимом сказал:

– Я от своих слов никогда не отказываюсь, иди куда хочешь. Но послушай доброго совета, пережди до осени, пока Лайна не переступит порог третьего совершеннолетия. До того момента он не успокоится, будет землю рыть и песок сеять в поисках пропажи. А я буду занят и не смогу присматривать за тобой постоянно. А он, сама знаешь, кого может нанять, и если каким-то чудом тебя достанет…

Он смолк и еще усерднее принялся поворачивать золотящиеся тушки.

– А жить… – нерешительно заикнулась знахарка, и Леа неожиданно для себя с облегчением вздохнула.

Как выяснилось, судьба женщины, рядом с которой беглянка находилась всего сутки, стала ей далеко не безразлична.

– У меня в доме комнат хватает, – буркнул ее напарник. – Поселишься рядом с Лайной, и ей веселее будет. Ну а если не понравится – куплю дом.

– Давайте сделаем немного по-другому, – мягко предложил Сандии Каденис. – Ты поселишься у него, а дом, какой понравится, куплю тебе я. Когда у человека есть свое пристанище, он не чувствует себя бесправным, живя в чужом доме.

– Я и сам в состоянии купить, – огрызнулся бородач и принялся резать хлеб. – Но если ей приятнее, чтобы купил ты, спорить не стану.

– Пусть купит он, – посомневавшись, приняла решение знахарка, кивнув в сторону бывшего придворного мага, и на этом деловые разговоры закончили.

Потом все дружно ели жареную рыбу и учили Леаттию доставать нежное, пахнущее дымком крабовое мясо. И вроде никуда не спешили, но едва Борода, глянув на одно из своих колец, заявил, что пора уходить, решительно поднялись с мест и принялись ловко убирать следы своего пребывания.

Леа невесело усмехнулась про себя: трудно не понять желание магов как можно скорее оказаться подальше и от чужой страны, и от сыскарей, которые могут настичь в любой момент. Но для нее это родина, место, устройству которого отдавали все силы и устремления многие поколения ее предков. Уйдя отсюда, она порвет связь не только с озером, горами, долинами и городами, но и со всеми этими благородными и смелыми людьми, свято верившими, что их правнуки и правнучки будут так же честно заботиться о своей вотчине. И с народом, о благе которого так пеклись предки, оставив людей беззащитными в лапах жестокого и коварного монстра.

– Не хочется вернуться? – вкрадчиво осведомился Каденис, замерев рядом злой тенью, и впервые за последние годы юная графиня решилась ответить ему резкостью:

– Кто-то недавно сказал, что каждый человек должен иметь свой угол, чтобы не чувствовать себя лишним в чужом доме. А я теряю не только дом, могилы родителей и предков, но и народ, о котором эти предки завещали заботиться. Но вернуться не могу… нет у меня сил с ним бороться.

– Перестань ее проверять, – приказал Борода, – она не раздумает. Лучше поторопись.

Он притащил толстую доску, широкую, как скамья, и длиной в два локтя, обернул серой, смутно знакомой тканью и, прижав к животу, встал в центр расчищенной бывшим придворным магом площадки размером со стол. Каденис встал рядом, ухватил его за пояс и крепко притиснул к себе Леаттию. Санди держала девушку с другой стороны, вцепившись второй рукой в напарника.

– Глаза закройте, – скомандовал главарь, и Леа послушно зажмурилась.

Внезапно стало жарко, как зимой возле растопленного камина, потом девушка с ужасом почувствовала, что потеет и задыхается так, словно пробежала несколько кругов по залитой полуденным солнцем аллее за шаловливым щенком. Во рту возникла странная болезненная сухость, а вот мысли, наоборот, понеслись стремительнее и стали как-то яснее. Мощной волной захлестывая сознание, разом всплыло в памяти все, что Леа когда-то знала и учила, услышала случайно или в раннем детстве. Этих воспоминаний оказалось так много, что девушка захлебнулась внезапно нахлынувшим потоком эмоций и неожиданным пониманием всех секретов и тонкостей, какие раньше недооценивала или недопонимала.

А ее телу становилось все жарче, оно горело, как будто натертое перечной мазью, и разум наконец не выдержал, сдался, погребенный лавиной открытий и необъяснимостью происходящего.

Где-то в отдалении вяло и расстроенно переругивались знакомые мужские голоса, а рядом слышался звук текущей воды, и на лицо, принося несказанное облегчение, падали прохладные капли.

Леаттия припомнила сумасшедший жар и мгновенно насторожилась: если она все поняла верно, то одежда должна была сгореть.

Резко распахнув глаза, графиня уставилась на сидящую возле нее знахарку. Та бережно поддерживала ей голову и тонкой струйкой лила воду из узкого серебряного ковшика. Одежда Санди была мокрой, и вокруг них тоже была вода. Леа внимательнее огляделась и обнаружила, что они сидят в неглубоком водоеме, а подол ее платья и в самом деле покрыт подпалинами.

Страшась представить, что в таком случае с ее кожей, девушка отогнула рукав и ошеломленно замерла. На запястьях, там, где еще недавно так пекло, не было ни единого ожога или пятнышка сажи.

– Она пришла в себя, – мягко сообщила куда-то Санди, и поблизости послышался торопливый топот двух пар ног.

– Как ты себя чувствуешь?

– Как ошпаренная курица, – сообщила чистую правду Леа. – Но никаких ожогов не вижу. Вы меня вылечили?