Живая азбука (сборник)
Живая азбука (сборник)
Полная версия:
Живая азбука (сборник)
Саша Черный
Живая азбука
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018
Живая азбука
Буквам очень надоелоВ толстых книжках спать да спать…В полночь – кучей угорелойСлезли с полки на кровать.А с кровати – на пол сразу,Посмотрели – люди спят –И затеяли проказу,Превесёлый маскарад.А – стал аистом, Ц – цаплей,Е – ежом… Прекрасный бал!Я не спал и всё до каплиПодсмотрел и записал…Утром в дверь стучит художник(Толстый, с чёрной бородой,И румяный, как пирожник) —Это был приятель мой.Прочитал он, взял бумагу,Вынул семь карандашейИ сейчас же всю ватагуСрисовал для малышей.А
Б
В
Г
Д
Е Ё
Ж
З
И
К
Л
М
Н
О
П
Р
С
Т
У
Ф
Х
Ц
Ч
Ш
Щ
Э
Ю
Я
Ъ, Ь
Твёрдый знак и мягкий знак,Ы и Ять – остались так.Стихотворения
Приставалка
– Отчего у мамочкиНа щеках две ямочки?– Отчего у кошкиВместо ручек ножки?– Отчего шоколадкиНе растут на кроватке?– Отчего у няниВолоса в сметане?– Отчего у птичекНет рукавичек?– Отчего лягушкиСпят без подушки?..«Оттого, что у моего сыночкаРот без замочка».<1912>
На коньках
Мчусь, как ветер, на конькахВдоль лесной опушки…Рукавицы на руках,Шапка на макушке…Раз-два! Вот и поскользнулся…Раз и два! Чуть не кувыркнулся..Раз-два! Крепче на носках!Захрустел, закрякал лед,Ветер дует справа.Ёлки-волки! Полный ход —Из пруда в канаву…Раз-два! По скользкой дорожке…Раз и два! Весёлые ножки…Раз-два! Вперёд и вперёд…<1913>
Перед сном
Каждый вечер перед сномПрячу голову в подушку:Из подушки лезет гномИ везёт на тачке хрюшку,А за хрюшкою дракон,Длинный, словно макарона…За драконом – красный слон,На слоне сидит ворона,На вороне – стрекоза,На стрекозке – тетя Даша…Чуть прижму рукой глаза —И сейчас же все запляшут!Искры прыгают снопом,Колесом летят ракеты,Я смотрю, лежу ничкомИ тихонько ем конфеты.Сердцу жарко, нос горит,По ногам бегут мурашки,Тьма кругом, как страшный кит,Подбирается к рубашке…Тише мышки я тогда.Зашуршишь – и будет баня:Няня хитрая, – беда.Всё подсмотрит эта няня!«Спи, вот встану, погоди!»Даст щелчка по одеялу,А ослушаешься – ждиИ нашлепает, пожалуй!<1911>
В огороде
В огороде целый деньМы сегодня полем грядки,А за нами, словно тень,Ходят пёстрые цыплятки.Полем сразу в восемь рук:Я и Петя, Фрол и Даша…Ишь как чист усатый лук!Это всё работа наша.И морковка чище сот…Обожгло крапивой пятки.Ну, до свадьбы заживёт!Эй, петух, долой-ка с грядки!Свёклу кончили. Ура!Подвязать горох бы нужно.Поливайте, детвора:По порядку! Дружно, дружно!Петя важно морщит лобИ с ведром шагает гусем.Руки вымоем – и стоп:Хлеба с солью перекусим.<1920>
Галчата
На заборе снег мохнатый толстой грядочкой лежит.Налетели вмиг галчата… Ух, какой серьёзный вид!Ходят боком вдоль забора, головёнки изогнув,И друг дружку скоро-скоро клювом цапают за клюв.Что вы ссоритесь, пичужки? Мало ль места вам кругом —На берёзовой макушке, на крыльце и под крыльцом.Эх, когда б я сам был галкой — через форточку б махнулИ весёлою нырялкой в синем небе потонул…<1920>
Мартышка
«Отчего ты, мартышка, грустнаИ прижала к решетке головку?Может быть, ты больна?Хочешь сладкую скушать морковку?»«Я грустна оттого,Что сижу я, как пленница, в клетке.Ни подруг, ни родных – никого,Ни зелёной развесистой ветки…В африканских лесах я жила,В тёплых, солнечных странах;Целый день, как юла,Я качалась на гибких лианах…И подруги мои —Стаи вечно весёлых мартышек —Коротали беспечные дниСредь раскидистых пальмовых вышек.Каждый камень мне был там знаком,Мы ходили гурьбой к водопою,В бегемотов бросали пескомИ слонов обливали водою…Здесь и холод и грязь,Злые люди и крепкие дверцы…Целый день, и тоскуя и злясь,Свой тюфяк прижимаю я к сердцу.Люди в ноздри пускают мне дым,Тычут палкой, хохочут нахально…Что я сделала им?Я – кротка и печальна.Ты добрей их, ты дал мне морковь,Дал мне свежую воду, —Отодвинь у решётки засов,Отпусти на свободу…»«Бедный зверь мой, куда ты уйдёшь?Там, на улице, ветер и вьюга.В переулке в сугробе заснёшь,Не увидев горячего юга…Потерпи до весны лишь, – я самВыкуп дам за тебя – и уедемК африканским весёлым лесам,К чернокожим соседям.. . . . . . . . . .А пока ты укройся теплейИ усни. Пусть во сне хоть приснитсяШирь родных кукурузных полейИ мартышек весёлые лица…»1920
Скрут
«Кто живёт под потолком?» – Гном.«У него есть борода?» – Да.«И манишка и жилет?» – Нет.«Как встаёт он по утрам?» – Сам.«Кто с ним утром кофе пьёт?» – Кот.«И давно он там живёт?» – Год.«Кто с ним бегает вдоль крыш?» – Мышь.«Ну а как его зовут?» – Скрут.«Он капризничает, да?» – Ни-ког-да!..<1920>
Сверчок
Что поёт сверчок за печкой?«Тири-тири, надо спать!»Месяц выбелил крылечко,Сон взобрался на кровать…Он в лицо Катюше дышит:«Ты, коза, – закрой глаза!»Катя слышит и не слышит.За окном шуршит лоза.Кто там бродит возле дома?Мишка с липовой ногой,Дочка сна, колдунья-дрёма?Чёрт ли с Бабою-ягой?Ветер просит за трубою:«Ты! Мне холодно! Пусти!..»Это что ещё такое?В лес на мельницу лети…Катя ждёт, поджав коленки.Тишина… И вот опятьДруг-сверчок запел со стенки:«Тири-тири… надо спать!»<1920>
Черника
Над болотцем проносится вздох, —Это ахнула сонная жаба.Изумрудный в звёздочках мох…На полянке – с лукошком баба.Проглядела, не видит, прошла:Россыпь рыжиков дремлет под ёлкойПод стволом паутинная мглаИ шатёр островерхий и колкий.Стебельки пронизали весь мох.Средь малиновых капель гвоздики,В светлых листьях, как сизый горох,Чуть колышутся гроздья черники.Не вставай, не сгибайся… Лежи:За охапкой притянешь охапку…Возле вала, у старой межи,Наберёшь ты полную шапку.И на дачу лениво придёшь.Молоко на коленях в тарелке.Льются ягоды… Лёгкая дрожь.Пересыплешь их сахаром мелким.Холодок на зубах и в душе,Сладкий запах лесного затишья.За калиткой, в густом камыше,Шелестящая жалоба мышья.Ложка в сонной ладони замрёт.За стволами – крестьянские срубы…И бесцельно на ласточкин лётУлыбаются синие губы.<1929>
Городские чудеса
1. Пчела
Перед цветочной лавкой на доскеИз луковицы бурой и тугойВознёсся гиацинт:Лиловая душа,Кадящая дурманным ароматом…Господь весной ей повелел цвести,Вздыматься хрупко-матовым барашком.Смотри:Над гиацинтом вьётсяПушистая пчела…То в чащу завитков зароет тельце —Дрожит, сбирает дань.То вновь взлетитИ чертит круг за кругом.Откуда ты, немая хлопотунья?Где улей твой?Как в лабиринт многоэтажныйВлетела ты, крылатая сестра?Куда свой сладкий грузСнесёшь под гул автомобилей и трамваев?Молчит. Хлопочет.И вдруг взвилась – всё выше, выше —До вывески «бандажной мастерской»…И скрылась.2. Обезьянка
Косою сеткой бьёт крупа.По ярмарке среди бульвараЗа парой параСнуёт толпа.Строй грязных клеток,Полотнища шатров,Собачий визг рулеток,Нуга – будильник – и пузыри шаров.У будки прорицателя – шарманка:Визжит, сзывает, клянчит…Худая обезьянка,Сгорбив спинку,Качает-нянчит,Зажавши книзу головой,Морскую свинку.Так нуден сиплый вой!Качает-греет…Гладит лапкойЧужого ей зверька,А он, раздув бока,Повис мохнатой тряпкой,Тупой и сонный.И опятьОна к нему влюблённоСклоняется, как мать.Качает, нежит…Застыл маляр худойС кистями за плечами,И угольщик седой, —Глаза переливаются лучами…Склонился лавочник к жене,И даже бравые солдаты —Взвод краснощёкой деревенщины —Притихли в стороне.Шарманка ржёт…Вздыхают женщины:Кто лучше их поймёт?Апрель 1929
Париж
В Булонском лесу
Там, за последней виллой,Вдоль глинистого рваСветло-зелёной силойВздымается трава…Весенним изумрудомОмолодила пни,Упавший ствол верблюдомРаскинулся в тени.Кольцо берёзок кроткихПод облаком седымРоняет с веток чёткихЗеленокудрый дым.Мальчишка влез на липку —Качается, свистя…Спасибо за улыбку,Французское дитя!«Слезай-ка, брось свой мячик,Мой фокс совсем не злой, —Быстрее всех собачекПомчится он стрелой…»И вот они уж вместе —И зверь, и мальчик-гном.Жестянка мокрой жестиСверкнула под кустом.Ну что ж, здесь были люди,А людям надо есть.В зелёном этом чудеПускай цветёт и жесть…Вверху клубки амелыКак шапки сизых гнёзд,Под бузиной замшелойХлопочет чёрный дрозд.С дороги у изгибаМоторный рявкнул бас…Спасибо, лес, спасибоЗа этот добрый час.1930
На крыльце
В колодец гулко шлёпнулась бадья,Склонилась баба, лихо вздёрнув пятку;Над дубом стынет лунная ладья,Тускнея радужно сквозь облачную грядку.Туманным пологом окутаны поля,Блеснул костёр косым огнём у рощи.За срубом зашипела конопля,Нет в мире песни ласковей и проще…Лень-матушка, а не пора ль соснуть?Солома хрустнет под тугой холстиной,В оконце хлынет сонный Млечный Путь.У изголовья – чай с лесной малиной…Но не уйти: с лугов – медвяный дух,И ленты ивы над крыльцом нависли.И там, в избе, – стокрылый рокот мух,И духота, и городские мысли…Нахмуренный, в рубахе пузырём,Прошёл кузнец, как домовой, лохматый,И из больницы, в ботах, с фонарём,Старушка докторша бредёт тропой покатой.Я гостье рад. В пустыне средь селаТак крепким дорожишь рукопожатьем…Ты, горечь старая, тяжёлая смола,Каким тебя заговорить заклятьем?1930
У Сены
В переулок – к бурлящей Сене,Где вода, клокоча, омывает ступени,Заливая берег пологий, —Всё приходят люди в тревоге:Рабочий хмурый,Конторщик понурый,Озябший старик с ребёнком,Девушка с рыжим котёнком…Слушают грозный гулВоды, встающей горбом у лапы моста.У откоса последняя грива кустаОпрокинулась в мутный разгул…К берегу жмётся мёртвый буксир,Брёвна несутся в лоснящейся мгле перевалов…Дойдёт ли вода до подвалов?Хлынет ли в окна мирных квартир?Поправив пенсне, какой-то седой господинОтметил мелом на стенке грань колыхания…Ты, мутное лоно грядущих годин!Мел мой в руке – но черта роковая в тумане.<1930>
Ночные ламентации
Ночь идёт. Часы над полкойМиг за мигом гонят в вечность.За окном бормочет ветер,Безответственный дурак…Хоть бы дьявол из каминаВ этот час пустынный вылез, —Чем гонять над Сеной тучи,Головой ныряя в мрак…Я б ему, бродяге злому,Звонко «Демона» прочёл бы —И зрачки б его сверкали,Как зарницы, из-под век.Нет – так нет. Паркет да стены,Посреди коробки тесной,Словно ёрш на сковородке,Обалдевший человек…Перед пёстрой книжной полкойВсё качаешься и смотришь:Чью бы тень из склепа вызватьВ этот поздний мутный час?Гейне – Герцена – Шекспира?Но они уж всё сказалиИ ни слова, ни полсловаНе ответят мне сейчас.Что ж в чужой тоске купаться?И своя дошла до горла…Лучше взять кота под мышкуИ по комнате шагать.Счастлив ты, ворчун бездумный,Мир твой крохотный уютен:Ночью – джунгли коридора,Днём – пушистая кровать.Никогда у лукоморьяНе кружись, толстяк, вкруг дуба, —Эти сказки и балладыДо добра не доведут…Вдруг очнёшься: глушь и холод,Цепь на шее всё короче,И вокруг кольцом собаки…Чуть споткнешься – и капут.<1931>
На току
По овсяным снопамВозит мул допотопный каток,Свесил голову вбок,Подбирает колосья к зубам.Шелестит карусель…Напрягает все мускулы мул,Раздувает бока,А хозяин уселся под ель,Трубку в зубы воткнулИ дымит в облака.Ходит мул без конца…И бормочет, и фыркает в нос:«Надо в поте лицаДобывать свой насущный овёс!»А за толстым гранитным каткомХодят гуси гуськомИ, шипя и косясь на бревно,Не трудясь, подбирают зерно.Слышишь, веялка мерно пыхтит?Пыль из устья раструбом летит.Русский запах овса – благодать!Ты вертись, ты вертись, рукоять…Раздобрели мешки,Как поповны, толсты-широки…Напрягая хребет меж колёс,Мул в сарай на двуколке их свёз.Плавно вздулось бельё на лугу.На току – ни души,Только голуби бродят в кругу.На овсяном стогуЧеловек разметался в тиши…Жук в соломе шуршит у волос,Над глазами – метёлкой овёс.Гаснет в небе коралловый пыл,Аметистом пронизана даль,И над бором – родная печаль —Левитановский месяц застыл.1928
Пюжет
Собачий парикмахер
В огромном городе так трудно разыскатьКлочок романтики – глазам усталым отдых:У мутной Сены,Вдоль стены щербатой,Где мост последней аркою круглится, —Навес, скамья и стол.Старик с лицом поэта,Склонившись к пуделю, стрижет бугром руно.Так благородно-плавны жесты рук,Так благостны глаза,Что кажется: а не нашёл ли онПризвание, чудеснейшее в мире?И пёс, подлец, доволен, —Сам подставляет бок,Завёл зрачок и кисточкою машет…В жару кудлатым лешимСлоняться не легко,И быть красавцем – лестно;Он умница, он это понимает.Готово!Клиент как встрёпанный вскочил — и на́земь.Ты, лев собачий! Хитрый Дон-ЖуанС седою эспаньолкою на морде…Сквозь рубчатую шерсть чуть розовеет кожа,Над шеей муфта пышною волной, —Хозяин пуделя любовно огляделИ, словно заколдованного принца,Уводит на цепочке.С балкона кошка щурится с презреньем…А парикмахер положил на столБолонку старую, собачью полудеву,Распластанную гусеницу в лохмах…Сверкнули ножницы, рокочет в Сене вал,В очках смеётся солнце.Пришла жена с эмалевым судком,Увядшая и тихая подруга.Смахнула шерсть с собачьего стола,Газету распластала…Три тона расцветили мглу навеса:Бледно-зелёный, алый и янтарный —Салат, томаты, хлеб.Друг другу старики передаютС изысканностью чиннойТо нож, то соль…Молчат, – давно наговорились.И только кроткие глазаНе отрываясь смотрят вдальНа облака – седые корабли,Плывущие над грязными домами:Из люков голубыхСквозь клочья параИх прошлое, волнуясь, выплывает.Я, прохожий,Смотрю на них с зелёного откосаСквозь переплёт бурьянаИ тоже вспоминаю:Там, у себя на родине, когда-тоЧитал о них я в повести старинной, —Их «старосветскими помещиками» звали…Пускай не их – других, но символ тот же,И те же выцветшие добрые глаза,И та же ясная внимательность друг к другу, —Два старых сердца, спаянных навеки.Как этот старый человек,С таким лицом, значительным и тонким,Стал стричь собак?Или в огромной жизниЗанятия другого не нашлось?Или рулетка злаяПодсовывает нам то тот, то этот жребий,О вкусах наших вовсе не справляясь?Не знаю…Но горечи в глазах у старикаЯ, соглядатай тайный, не приметил…Быть может, в древности он был бы мудрецом,В углу на площади сидел, лохматый, в бочкеИ говорил глупцам прохожим правдуЗа горсть бобов…Но современность зла:Свободных бочек нет,Сограждане идут своей дорогой,Бобы подорожали, —Псы обрастают шерстью,И надо же кому-нибудь их стричь.Вот пообедали. Стол пуст, свободны руки.Подходит девушка с китайским вурдалаком,И надо с ней договориться толком,Как тварь любимую по моде окорнать…1930
В угловом бистро
1. Каменщики
Ноги грузные расставивши упрямо,Каменщики в угловом бистро сидят, —Локти широко упёрлись в мрамор…Пьют, беседуют и медленно едят.На щеках – насечкою известка,Отдыхают руки и бока.Трубку тёмную зажав в ладони жёсткой,Крайний смотрит вдаль, на облака.Из-за стойки розовая тёткаС ними шутит, сдвинув вина в масть…Пёс хозяйский подошёл к ним кротко,Положил на столик волчью пасть.Дремлют плечи, пальцы — на бокале.Усмехнулись, чокнулись втроём.Никогда мы так не отдыхали,Никогда мы так не отдохнём…Словно житель Марса, наблюдаюС завистью беззлобной из угла:Нет пути нам к их простому раю,А ведь вот он – рядом, у стола…2. Чуткая душа
Сизо-дымчатый кот,Равнодушно-ленивый скот,Толстая муфта с глазами русалки,Чинно и валкоОбошёл всех, знакомых ему до ногтей,Обычных гостей…Соблюдая старинный обычайКошачьих приличий,Обнюхал все каблуки,Гетры, штаны и носки,Потёрся о все знакомые ноги…И вдруг, свернувши с дороги,Клубком по стене —Спираль волнистых движений, —Повернулся ко мнеИ прыгнул ко мне на колени.Я подумал в припадке амбиции:Конечно, по интуицииЖивотное этоВо мне узнало поэта…Кот понял, что я одинок,Как кит в океане,Что я засел в уголок,Скрестив усталые длани,Потому что мне тяжко…Кот нежно ткнулся в рубашку —Хвост заходил, как лоза, —И взглянул мне с тоскою в глаза…«О друг мой! – склонясь над котом,Шепнул я, краснея, —Прости, что в душе яТебя обругал равнодушным скотом…»Но кот, повернувши свой стан,Вдруг мордой толкнулся в карман:Там лежало полтавское сало в пакете.Нет больше иллюзий на свете!<1932>
Библейские сказки
Отчего Моисей не улыбался, когда был маленький
Помнишь, как это было? Маленький Моисей (фунтов 20 тогда он весил, не больше) плыл по реке в корзине. В красивой тростниковой корзине, так хорошо пропитанной смолой, что ни одна любопытная капля воды не могла проскользнуть сквозь крепкое плетенье.
Внизу болтали между собой быстрые, весёлые струи, вверху улыбалось серебряное облако с золотой каймой, похожее на белого задремавшего кролика. Стрекозы перегоняли друг дружку и, пролетая над корзиной, удивлённо звенели: «зык! зы-зык!» Когда же это было видано, чтобы маленький мальчик плыл по реке в корзине?
А маленький Моисей лежал, смотрел круглыми глазками в небо и разговаривал сам с собой: «бля-вля-гля»… Разговаривал на том самом языке, на котором говорил и ты, когда лежал в люльке, задрав кверху круглые ножки, пуская пузыри и рассматривая собственный круглый пальчик. Не помнишь?
