Хочу отдохнуть от сатиры…

«…По форуму Траяна…»

По форуму ТраянаГуляют вяло кошки.Сквозь тусклые румянаДрожит лимонный зной…Стволом гигантской свечкиКолонна вьется к небу.Вверху, как на крылечке, —Стоит апостол Петр.Колонна? Пусть колонна.Под пологом харчевниШальные мухи сонноСадятся на ладонь…Из чрева темной лавкиЧеснок ударил в ноздри.В бутылке на прилавкеЗапрыгал алый луч…В автомобилях мимо,Косясь в лорнет на форум,Плывут с утра вдоль РимаПрезрительные мисс.Плывут от Колизея,По воле сонных гидов,Вдоль каждого музеяСвершить свой моцион…А я сижу сегодняУ форума Траяна,И синева ГосподняЛикует надо мной,И голуби картавят,Раскачивая шейки,И вспышки солнца плавятНемую высоту…Нанес я все визитыВсем римским Аполлонам.У каждой АфродитыЯ дважды побывал…О старина седая!Пусть это некультурно, —Сегодня никуда я,Ей-Богу, не пойду…Так ласково барашекВорчит в прованском масле…А аромат фисташекВ жаровне у стены?А мерное качаньеПузатого брезентаИ пестрых ног мельканьеЗа пыльной бахромой?Смотрю в поднос из жести.Обломов, брат мой добрый!Как хорошо бы вместеС тобой здесь помолчать…Эй, воробьи, не драться!Мне триста лет сегодня,А может быть, и двадцать,А может быть, и пять.1928

Шесть

Из фабрики корзин и гнутых стульевВыходят крутобокие Кармен…Дрожат платки, вздымаясь у колен,И болтовня, как гомон пчел близ ульев.Покачиваясь, топчутся в обнимку…В покачиванье бедер – гибкость саламандр.Одни глядят на облачную дымку,Другие обрывают олеандр.Денщик-сосед, юнец провинциальный,Встал у калитки и потупил взгляд:У всех шести походка – сладкий яд,У всех шести румянец – цвет миндальный!Лукаво-равнодушными глазамиВсе шесть посмотрят мимо головы, —Над крышею червонными тузамиАлеет перец в блеске синевы.Лишь каменщики опытный народ, —На них Кармен не действует нимало.Взлетает песенка, ликующее жало,Глазастый ухарь штукатурит свод,На пальцах известковая насечка…Посмотрит вниз – шесть девушек на дне, —Метнет в корзинщиц острое словечкоИ ляпнет штукатуркой по стене.А вечером, когда сойдет прохлада,И вспыхнет аметистом дальний кряж,И лунный рог, свершая свой вояж,Плывет к звезде, как тихая наяда,Когда сгустеют тени вдоль платанов,И арка лавочки нальется янтарем,И камыши нырнут в волну туманов, —Все шесть сойдутся вновь под фонарем.И под руку пойдут вдоль переулка,Как шесть сестер, в вечерней тишине.Латания бормочет в полусне,Стук каблучков средь стен дробится гулко…О римский вечер, тихая беспечность!Поет фонтан, свирель незримых слез.Там в небесах – мимозы, звезды, вечность,Здесь на земле – харчевня между лоз.Сел на крыльцо мечтающий аптекарь.На стук шагов сомкнулись тени в ряд:Шесть мандолин заговорили в лад —Три маляра, два шорника и пекарь.Кому мольбы лукавых переливов?О чем они? Кому журчанье струн?Все шире плеск рокочущих мотивов,Все громче звон – вскипающий бурун…И оборвали… Тишина, прохлада.Но шесть Кармен запели вдруг в ответ:Все та же песнь, но через слово: «Нет!»Лукавое, задорное «не надо»…И снова струны молят все нежнее,И все покорней отвечают голоса.Смолк поединок. В глубине аллеиТемнеют пары. Дремлют небеса…Ушел к себе продрогнувший аптекарь.Шипит бамбук. В харчевне спор затих.Как маляры, и шорники, и пекарьСумели выбрать каждую из них?По-моему, – одна другой желанней.Но… нет седьмой. Я запер свой балкон.Спят облака, как стадо белых ланей.В ушах звенит лукавый перезвон.‹1928›

«Школа Дианы»

Ты видел ли «Школу Дианы»На вилле Боргезе, мой друг?Девчонок взволнованных станы,Стремительность бедер и рук…Стрела, зазвенев, пролетела,Свергается горлинка ниц, —Еще в напряжении телоИ жаден восторг учениц…Диана застыла в сторонке,Над строгим челом – полукруг.Вдали на холме две девчонкиБорьбой услаждают досуг.Внизу беззаботные детиВ потоке, прозрачней стекла,О всем позабывши на свете,Полощут нагие тела.В сбоку сквозь пышную зеленьКрестьянская жмется чета:Прокрались из горных расщелин,Приникли и смотрят… Мечта?Под вечер в далекой деревнеСредь круга неверящих глазПольется в притихшей харчевнеВзволнованный, странный рассказ.1928

Из цикла «Из дневника поэта»

Из дневника поэта

Безмерно жутко в полночь на погостеВнимать унылому шипению ольхи…Еще страшнее в зале на помостеЧитать на вечерах свои стихи.Стоит столбом испуганная Муза,Волнуясь, комкает интимные слова,А перед ней, как страшная Медуза,Стоглазая чужая голова…Такое чувство ощущает кролик,Когда над ним удав раскроет пасть,Как хорошо, когда поставят столик:Хоть ноги спрячешь – и нельзя упасть…А по рядам, всей ощущаешь кожей,Порхает мысль в зловещей тишине:«Ах, Боже мой, какой он непохожийНа образ тот, что рисовался мне!»У Музы спазма подступает к глотке,Застыло время, в сердце алый свет.Какие-то разряженные теткиНаводят, щурясь, на тебя лорнет…Как подчеркнуть курсивом слова шутку?Как расцветить волненьем тона боль?И, как суфлер, запрятавшийся в будку,Дубовым голосом бубнишь чужую роль.А лишь вчера, когда вот эти строкиКачались в беззаботной голове,Когда у Музы разгорались щеки,А за окном плыл голубь в синеве,И чай дымился в солнечном стакане,И папироса тлела над рукой, —Мгновенья плыли в ласковом туманеИ так был тих задумчивый покой…Скорей, скорей… Еще четыре строчки.Зал потонул в сверкающем чаду.На берег выйду у последней точкиИ полной грудью дух переведу!1925

Предвесеннее

Ты ждешь весны? Я тоже жду…Она приходит раз в году.Зеленый пух завьет весь сквер,И на подъезде тощий сэр,Пронзая мартовскую ночь,Во всю мяукнет мочь…Ручей вдоль края мостовой,Звеня полоскою живой,Сверкнет на перекрестке вдруг,Потом нырнет в прохладный люкИ унесет в подземный крайКораблик твой… Пускай!День стал длиннее чуть-чуть-чуть…Еще февраль свистит в окно,Еще туман взбивает муть, —Нам, право, все равно:На всех кустах, – пойди-ка в сад, —Живые почки чутко спят.И в снежной чаще спит медведь,Он чует, лапу в пасть зажав,Что скоро солнечная медьЗаткет луга узором трав…И в дальнем Конго журавлиУже готовят корабли.Приди ж, дружок-весна, скорейИз-за лазоревых морей…Твой первый листик я сорву,К губам притисну в старом рвуИ звонко щелкну в тишине,Как белка на сосне!..1926

Из цикла «Утешение»

Мой роман

Кто любит прачку, кто любит маркизу,      У каждого свой дурман, —А я люблю консьержкину Лизу,      У нас – осенний роман.Пусть Лиза в квартале слывет недотрогой, —      Смешна любовь напоказ!Но все ж тайком от матери строгой      Она прибегает не раз.Свою мандолу снимаю со стенки,      Кручу залихватски ус…Я отдал ей все: портрет Короленки      И нитку зеленых бус.Тихонько-тихонько, прижавшись друг к другу,      Грызем соленый миндаль.Нам ветер играет ноябрьскую фугу,      Нас греет русская шаль.А Лизин кот, прокравшись за нею,      Обходит и нюхает пол.И вдруг, насмешливо выгнувши шею,      Садится пред нами на стол.Каминный кактус к нам тянет колючки,      И чайник ворчит, как шмель…У Лизы чудесные теплые ручки      И в каждом глазу – газель.Для нас уже нет двадцатого века,      И прошлого нам не жаль:Мы два Робинзона, мы два человека,      Грызущие тихо миндаль.Но вот в передней скрипят половицы,      Раскрылась створка дверей…И Лиза уходит, потупив ресницы,      За матерью строгой своей.На старом столе перевернуты книги,      Платочек лежит на полу.На шляпе валяются липкие фиги,      И стол опрокинут в углу.Для ясности, после ее ухода,      Я все-таки должен сказать,Что Лизе – три с половиной года…      Зачем нам правду скрывать?1927, Париж

Щенок

В углу сидит в корзинке фокс —Пятинедельный гномик.На лбу пятно блестит, как кокс.Корзинка – теплый домик.С любой туфлей вступает в боксОтважный этот комик.В корзинку маленький апашЗарыл свои игрушки:Каблук, чернильный карандаш,Кусок сухой ватрушки,И, свесив лапки за шалаш,Сидит, развесив ушки.Понять не может он никак, —Притих и кротко дышит:Там у окна сидит чудакИ третий час все пишет.Старался фокс и так и сяк,Но человек не слышит…Рычал, визжал, плясал у ногИ теребил за брюки,Унес перчатку за порогИ даже выл от скуки,Но человек молчит, как дог,К столу приклеив руки.Как глупо палочкой водитьПо беленькой тетрадке!Во всю помчался лучше б прытьДо кухонной площадки…Над печкой солнечная нить,Полы вокруг так гладки…Блестит солидный, темный шкаф.Сиди и жди. Ни звука.На печке бронзовый жираф —Таинственная штука.Фокс взвизгнул с болью в сердце: «Тяф!»Молчать – такая мука…И вдруг серьезный господинВскочил, как на резинке,Швырнул тетрадку на каминИ подошел к корзинке…И фокс, куда девался сплин,Вмиг оседлал ботинки…Как дети оба на ковре,За лапы рвут друг дружку.Фокс лезет в яростной игреНа самую макушку…На лай, как эхо, во двореДог гулко рявкнул в пушку.Лучи сползаются в пучки.Стрекочет сердце глухо…Щенок устал. Закрыл зрачки,Лизнул партнера в ухо…Застыли строгие очки,Трамвай жужжит, как муха.Щенок в корзинке так похожНа карлика-лошадку…По тельцу пробегает дрожь,Врозь лапки, нос – в лопатку…А человек вздохнул: «Ну что ж…»И снова за тетрадку.1928

Прогулки по Парижу

Пятилетняя девчонкаВ рыжем клетчатом пальтоПосреди пустой панелиЕдет в крошечном авто.Нос и руль сияют лаком,Щеки – розовый коралл,А в глазах мелькает гордостьИ восторженный опал.Только женщины умеютТак божественно сиять!В небе почки зеленеют.Псам и детям – благодать.Вдруг навстречу валким шагомНадвигается ажан:Он, как морж, усат и плотен,Он, как девочка, румян.С высоты своей гигантской,Закрутивши ус в кольцо,Он взглянул на пухлый носик,На смешное пальтецо…Поднял руку, сдвинул бровиИ застыл в своем манто.Разве можно по панелиПутешествовать в авто?!И она остановилась…На щеках пунцовый цвет:Рассмеяться иль заплакать?Пошутил он или нет?Добродушный полицейскийНе хотел ее томить.Улыбнулись… оба сразу,Оборвав тугую нить.Он дорогу уступил ей,Приложив к виску ладонь, —И заискрился в колесахЛегкий мартовский огонь.1928

Мать

(Ко дню «Голодной пятницы»)В тесной каморке – беженский дом.Мать вышивает киевским швом.Плавно, без устали ходит рука.Мальчик у ног разбирает шелка.В кольца завьет их, сложит в пучки,Справа и слева стены тонки, —Громко играть на чужбине нельзя…Падают нитки, беззвучно скользя.«Кис! – говорит он. – Послушай же, Кис!Ты как из сказки прилежная мисс:Помнишь для братьев в пещере, без сна,Платье плела из крапивы она».Мать улыбается. Мальчик вздохнул…«Кис, – говорит он, взбираясь на стул, —Летом я к морю поеду опять?Прыгать, смеяться, купаться, кричать…»Светлое «да!» – вылетает из губ.Теплые пальцы треплют за чуб.Мальчик не видит, как милая «Кис»Смотрит, смутясь, за оконный карниз.Мальчик не знает, что много ночейВ сердце тревога все горячей:Летнее солнце, здоровье, загар, —Как раздобыть их мальчику в дар?Дремлет мальчишка. Над ним в полуснеЛетние дни закачались в окне:Сосны, опушки, сотни затей,Крики приятелей – русских детей…Странная Кис… Почему-то онаЛетом в Париже томиться должна.Ей и в Париже – твердит – ничего.Солнце и лес для него одного.Разве нельзя вышивать под сосной?Спать в гамаке под листвою сквозной?Он бы ей крабов ловил на обед…Сонные глазки нырнули под плед.Мать вышивает киевским швом.Город бездушный гудит под окном.Пламень закатный небо рассек.…Есть ли кто в поле жив человек?1928

Беспечный день

Море – камни – сосны – шишки…Над водой крутой откос.Две девчонки, два мальчишки,Пятый – я, шестой – барбос.У заросшего колодца,Где желтел песчаный вал,Я по праву полководцаОбъявил войскам привал.Пили воду. Много-много!Капли вились мимо уст.Через полчаса, ей-богу,Стал колодец старый пуст.Мы сварили суп в жестянке —Из креветок и пшена.Вкус – резиновой солянки…Пес не ел, а мы – до дна.Было жарко, душно, сухо.Час валялись мы пластом.А барбос, закинув ухо,Грыз бутылку за кустом.Мы от взрослых отдыхали, —Каждый сам себе отец…Хочешь – спи, задрав педали,Хочешь – прыгай, как скворец.Дымной лентой вьется копоть:Пароход плывет в Марсель…Хорошо по лужам шлепатьИ взрывать ногами мель!Крабы крохотные в страхеУдирают под утес.Младший мальчик без рубахиВ щель за крабом сунул нос.Но девчонки, сдвинув шеи,Верещат, как леший в рог:«Са-ша Черный! По-ско-рее!Под скалою ось-ми-ног…»Боже мой, какая радость!Прискакавши колесом,Выдираем эту гадостьВшестером (считая с псом)…Брюхо – розовая мякоть,Лапы – вроде бороды.Вообще, не зверь, а слякоть,Отчего ж мы так горды?Мы несем его в жестянкеИ решаем все у пня:Пусть живет, как рыбка, в банке,Под кроватью у меня…Как рысак, барбос наш скачет,Мы горды, – а он при чем?Красный бок далекой дачиВспыхнул в соснах кирпичом.Подбираем по дорогеВсе, что выбросил прибой:Руль с неведомой пироги,Склянку с пробкой голубой…Для чего? Не знаем сами.Обошли знакомый грот.Ветер влажными крыламиПодгоняет нас вперед.Из-за мыса вышла лодка,Вяло вздувши паруса.Море ласково и кротко,Словно сытая лиса.За спиной трясется склянка.У сарая сохнет сеть…Осьминог уснул в жестянке:Тише, дети. Не шуметь!..1928

Примечания

1

«Пой, душа, пой». Демель (нем.).

2

Почтовая открытка (фр.)

3

Визави (фр.).

4

«Никто» (лат.).

5

Прошедшее время (лат.).

6

Конец (лат.).