Агнцы Божьи

– У меня тоже аппетита нет, – вздохнула Марина Карповна.

– Идём к тебе в спальню, мама, – тоже отказалась от обеда Аня. – Там посидим с тобой и немного поболтаем. А потом чая попьём, с пирожными… Ты же хочешь полакомиться сладким, мама?

* * *

Радения по случаю привода на корабль новика состоялись поздним вечером в молельном доме скопцов в Смышляевке. Новик, по существующему в секте обычаю, принимается ещё до оскопления, но… для Силантия Звонарёва ввиду его оскопления в геенне огненной в окопе на войне было сделано исключение.

Как только на улице стемнело, во флигель, в котором проживал Силантий, пришёл сам кормчий корабля агнцев божьих Прокопий Силыч и с ним вместе Макар Куприянов. Оба были облачены в белые до пят рубахи.

– Ну, как ты, готов к посвящению? – строгим, непривычно торжественным тоном обратился к Силантию старец.

Силантий вздохнул, пожал плечами и ухмыльнулся:

– А что мне… Обряд посвящения я знаю. Мне Макарка уже не раз про него обсказывал. Да и у хлыстов есть обряд похожий. Мне его не раз наблюдать воочию приходилось на корабле христоверов.

– Да-а-а, обряды наши в большинстве своём схожи, но и расхождений немало, – сказал Прокопий Силыч. – Но об этом потом. Сейчас в парад вон облекайся – и на корабль добро пожаловать. Там голуби ужо собрались и ждут не дождутся появления нашего.

Старец и Макар Куприянов помогли Силантию облачиться в белую рубаху и, придерживая под руки, перевели его из флигеля в синодальную избу. В горницу новика сразу не ввели, строго придерживаясь неписаных требований обряда. Прокопий Силыч один вошёл в горницу, где его уже поджидали, сидя вдоль стен на скамейках, адепты, и обратился к ним:

– Праведные, а известно ли вам, что здесь есть душа, жаждущая стать на путь спасения? Согласны ли вы на принятие оной?

Скопцы, а их в горнице собралось человек тридцать, одобрительно загудели.

– Так вот, агнцы мои, – продолжил, обращаясь к скопцам старец, – вы помните того солдата, которого не так давно принёс на наш корабль полумёртвым голубь наш, Макарка Куприянов?

– Помним, батюшка, помним! – загудели скопцы. – Чуть жизнь держалась в его искалеченном теле.

– Вы помните слова мои, голуби, когда вещал я, что солдатик тот уже небесами убеленным был? – повысил голос Прокопий Силыч.

– И это помним, батюшка, помним! – так же дружно, все разом, ответили на его обращение скопцы.

– Так вот я, с помощью сил небесных, исцелил его настолько, на сколько возможно было! – объявил торжественно Прокопий Силыч. – А теперь, испытав на себе силы чудесные и уверовав в то, что святой дух всем нам сопутствует, решил на корабль наш взойти и стать голубем нашим, чистым, белокрылым!

Старец взял в руку пучок восковых свечей и под пение адептов стал раздавать их всем присутствующим. После того как свечи зажгли и скопцы замерли в ожидании привода новика, Макар взял Силантия за руку и легонько подтолкнул его плечом:

– Всё, идём, ждут нас…

В горницу они вошли, разувшись у порога в знак того, что место, в которое они входят, свято. Силантий без покрова на голове и без свечи, так как ещё не просветлён. И вдруг, позабыв о правилах проведения обряда, стоявшие кучей скопцы, увидев его лицо и голову, в ужасе попятились.

Ожидавший такой реакции Прокопий Силыч скупо улыбнулся и тут же взял слово.

– Все вы видели его лицо, его тело тогда, когда солдатика принесли из больницы, – заговорил он. – Короста огненная прочным панцирем сковала его тело, из образовавшихся трещин вытекал смрадный гной. Врачи бились за спасение его жизни сначала в госпитале, затем здесь, в самарской больнице, но ничем не смогли ему помочь. Силантий, как свеча, таял на их глазах, и они, расписавшись в полном бессилии, лишь разводили руками. Но, вопреки всему, благодаря небесам и помощи чудесной, он выжил и сейчас пришёл к нам! Разве это не чудо?

– Чудо, батюшка, чудо! – загудели скопцы, во все глаза пялясь на Силантия.

– Это чудо из чудес! – продолжил вдохновенно старец. – С такими увечьями никто жить не в состоянии, а он жив и не лёжкой лежит на кровати, а самолично ходит без помощи посторонней и разговаривает! И сейчас…

Прокопий Силыч подошёл к Силантию и встал перед ним, как сам Господь Бог перед иноком.

– Ну, новик, скажи-ка ты нам, чего ради на корабль к нам пришёл? – ласково обратился он к нему. – Сам эдакое решение принял или надоумил кто?

– Богу молиться пришёл я и душу спасти, – ответил заранее заученной фразой Силантий. – Ибо хочу я быть среди вас, сёстры, любить вас и самому любимым вами быть.

– Богу молиться и душу спасать? – спросил старец. – Но ведь Богу молиться и в церкви можно. Ты ведь православный поди?

– Да, православный я, – ответил Силантий. – Но в стенах церкви я не чувствую душой такого умиротворения и успокоения, как на корабле вашем. И я хочу взойти на ваш корабль, чтобы навсегда здесь остаться, и нижайше прошу не отказать в просьбе моей нижайшей.

После таких сомнений со стороны пророка-кормчего и просьб новика собрание скопцов, как и следовало ожидать, на вопрос Прокопия Силыча ответило дружным согласием принять Силантия в секту. Затем старец стал знакомить его с тяжёлыми обязательствами, которые он берёт на себя, с теми лишениями, которые ему предстоят. Потом Силантию дали свечу и покров и закончили церемонию христосованием. Но привод являлся лишь первым этапом на пути к спасению найденной души, а дальше…

Старец куда-то вышел, а скопцы стали дружно готовиться к предстоящим радениям, которые должны были начаться ровно в полночь. Крутившийся всё это время рядом Макар Куприянов куда-то отошёл, и у оставшегося без его опеки Силантия появилось время осмотреться.

Первое, что бросилось ему в глаза, – висевший на стене портрет скопческой святой Акулины Ивановны, легендарной монахини времён царя Петра Первого, изгнанной из своего монастыря.

С ней рядом на стене висел портрет основателя секты Кондратия Селиванова. Пророк был изображён в виде старца, в тёмно-синей одежде с соболиной опушкой и с белым платком, повязанным вокруг шеи. Аскетические глаза строго глядят с худощавого, безбородого лица.

С ним рядом Силантий увидел изображения безбородых апостолов Луки и Иоанна, почитаемых скопцами. Среди прочих икон он увидел ещё три, о которых никогда ранее не знал.

На одной из них был изображён скопец в белой рубахе, прикрывающийся мечом с изображённым на нём крестом; скопец обороняется от летящего к нему с луком и стрелами купидона. Под купидоном виднелась надпись: «плоть». Отскакивая от щита, стрелы попадают к ногам скопца.

На другой иконе – своеобразное изображение дьявола в образе женщины, шествующего за душой блудливого попа. Затем шли изображения страдающей плоти, убеленного отрока со сходящим на него в виде белого голубя святого духа.

От разглядывания скопческих икон Силантия отвлёк вдруг появившийся рядом Макар Куприянов со стулом в руках.

– Ну что, готов к радениям? – спросил он.

– Эка невидаль, – ухмыльнулся Силантий. – Что у хлыстов, что у скопцов радения одинаковые. И мне не раз приходилось видеть, как хлысты радеют. Только их во много раз больше собирается, чем у вас. Бывает, что столько в избу набьётся, что шагу ступить негде.

– Э-э-э, у нас голубей тоже слетается немало, – хмыкнул Макар. – Но такое бывает только по большим праздникам. А сегодня праздник невеликий, потому Прокопий Силыч всех созывать не стал.

– Ох, и на том ему спасибо, – вздохнул Силантий, начиная чувствовать лёгкое головокружение. – Здесь такая духотища, что голова кругом идёт.

– Слаб ты ещё, вот потому и недомогания ощущаешь, – сказал Макар и указал на стул. – Вот, старец тебе стул велел подать, чтобы ты нынче самолично в радениях не участвовал, а наблюдал за ними со стороны.

Только Силантий присел на стул, как в горницу вошёл Прокопий Силыч, и радения начались. А начались они не с вступительной проповеди, как ожидал Силантий, а с чтения духовных стихов.

Стихи, читаемые скопцами, были посвящены жизни Селиванова, Акулины Ивановны и других скопческих святых. Зачитываемые тексты больше выглядели обличительно-пророческими, предсказывающие скорое пришествие Селиванова и ужасы грядущего его суда, а затем наступила очередь голоссалий-распевцев.

Хотя распевцы и исполнялись хорошим скопческим хором, Силантий никак не мог вникнуть в их суть. У него вдруг сильно разболелась голова, а слух улавливал лишь отдельные фразы, такие как: «золотая гора», «дорогой товар», «нет цены ему», «на весах верных», и…

– Ой-ой-ой, да он в дух входит! – услышал напоследок Силантий чей-то крик с собой рядом и, потеряв сознание, повалился со стула на пол.

Глава 16

Евдокия открыла глаза и осмотрелась. Она сначала не поняла, где находится, и это встревожило её. По мере того как она приходила в себя, смутное беспокойство, вдруг пробудившееся внутри, в считанные мгновения выросло до бескрайних размеров.

«Где я? – подумала она, находясь на грани паники. – Неужели в доме хлыстов?»

Узнав печь, узнав кровать, с которой только что встала, она поняла, что страшная догадка – отнюдь не плод воображения, а самая настоящая страшная явь.

– О Господи, ты отвернулся от меня! – воскликнула она в отчаянии. – Да как могло такое случиться? Купчиха уехала, бросив меня здесь на растерзании этих…

– Ну, договаривай, Евдоха, – войдя из горницы за печь, зловеще улыбнулась Агафья. – Как же ты собралась назвать нас только что, мерзавка?

От вида старухи Евдокию передёрнуло, и слёзы отчаяния полились из глаз. Она вдруг почувствовала себя такой несчастной, что описать весь ужас своего положения не находила слов.

– Нет-нет, я сейчас, – содрогнувшись всем телом, прошептала она. – Я сейчас… Я уйду, больше не беспокоя вас. Вчера, что-то на меня нашло, и я…

– Нет, не вчерась, неделю ты уже у нас квартируешь, – осклабилась Агафья. – Благодать на тебя накатила, и ты уже седьмой денёк у нас гостюешь, кралечка. На моей кровати дрыхнешь к тому ж…

Схватив униженную, растерянную Евдокию за руку, богородица вытолкнула её из-за печи в горницу. Увидев сидящего за столом Андрона, девушка от страха едва не лишилась чувств. Взгляд старца казался ей таким пристальным и страшным, что ей показалось, будто волос зашевелился у неё на голове.

– Ну вот, ты опять с нами, Евдоха, – ухмыльнулся Андрон, проведя пальцами сначала по усам, а затем по бороде. – Но ты не пужайся, я не сержусь на тебя. Помыкалась-помыкалась овечка заблудшая, а теперь домой вернулась. И мы вот с распростёртыми объятиями принимаем тебя.

– Нет-нет, я не вернулась, – попятилась к двери Евдокия. – Меня Василиса Павловна сюда только на радения привезла.

– Всё, забудь о Куёлде, как она о тебе забыла, – сказала Агафья, всё ещё стоящая у неё за спиной. – За минувшую неделю она даже носа сюда не сунула, чтобы справиться о тебе и твоём самочувствии.

– Отныне жизнь твоя новой будет, – вздохнул Андрон, складывая перед собой руки. – Со двора ни ногой, это моя воля. Пытаться бежать тоже не советую. Хлопот опосля не оберёшься. Помни ещё, Евдоха, теперь за тобой пригляд особливый будет, огорчишь меня, наказание суровое последует.

Евдокия едва устояла на ногах, выслушав прозвучавшие как приговор слова старца. Теперь она отчётливо поняла, что всё с ней происходящее далеко не сон, а ужасающая действительность. Она даже почувствовала, как к ней возвращаются прежняя кротость, скованность и всегда присутствующий страх. На неё накатило чувство безысходности и осознания того, будто она никогда не покидала стен молельного дома и…

– Нюрка шанежки испекла, сдобы, ватрушки свежие, – неожиданно предложила Агафья. – Садись за стол, поцведай-ка… Неделю ничего не ела, покуда в небесах витала.

– Нет, неголодная я, – едва слышно отказалась Евдокия. – Я пойду, по двору погуляю, что-то головушка моя кругом идёт.

– Что ж, ступай, погуляй покуда, – осклабившись, дозволил Андрон. – Привыкай ко всему, от чего отвыкнуть успела. А заодно и в баньке приберись. Вчерась много людей в ней мылось, вот ты порядок там и наведи.

* * *

Окутанный клубами пара, подавая предупредительные сигнальные гудки, к платформе станции Самара медленно подъезжал поезд, который встречала на перроне толпа людей. Когда состав остановился, к вагонам, расталкивая всех локтями, двинулись торговки с корзинами, наполненными различной снедью.

Из вагонов стали выходить люди. Толпа встречающих и провожающих всколыхнулась и оживилась.

Двое мужчин в военной форме, без знаков различия, с вещмешками за спинами, вышли из спального вагона.

– Ну, вот и добрались-таки до дома мы, Семечкин! – покрутив головой, устало улыбнулся высокий, с красивым аристократическим лицом мужчина лет тридцати. – А Самара за время нашего отсутствия почти не изменилась, вокзал, во всяком случае.

– Господин поручик, да что здесь может измениться за то время, сколько нас здесь не было? – ухмыльнулся второй мужчина, ниже ростом и чуть шире в плечах. – Мы отсутствовали всего ничего, Андрей Михайлович, ваше благородие.

– Да-да, я с тобой согласен, Семечкин, – вздохнул поручик. – Отсутствовали всего ничего, а кажется, целую вечность.

В эту минуту над головой загрохотало, и толпа с платформы стала перемещаться в здание вокзала.

– Нам бы тоже под крышу, Андрей Михайлович? – обратился к поручику Семечкин. – Промокнем, как цуцики, и подсушиться негде будет.

Словно в подтверждение его слов, над их головами полыхнула молния, осветив всё вокруг ослепительным светом. Тут же прогремел гром.

Последними в вокзал забежали торговки, за ними вошли поручик и Семечкин. Как только за их спинами закрылась дверь, платформу накрыл мощный ливень.

В зале вокзала было тесно и шумно. Шелестов и Семечкин решили не забиваться в глубь людской массы и остановились у дверей, чтобы переждать дождь.

– А потом куда, Андрей Михайлович? – поинтересовался Семечкин, посмотрев на поручика.

– Я тебе уже сотню раз говорил, куда, – вздохнул тот, доставая из портсигара папиросу и закуривая. – За всё время, которое мы добирались до Самары, я не раз тебе говорил, что есть у меня местечко надёжное. У меня много дел накопилось в городе за время вынужденного отсутствия, вот я и займусь ими, пока отдыхаю от фронтовых будней.

– А я поменял свои планы, – вздохнул Семечкин, закуривая. – Изначально в деревню ехать мылился, родителей навестить. А сейчас подумал вот и решил на недельку в Самаре задержаться, а уж потом и в деревню махнуть.

– Ты смотри, осторожней будь, не расслабляйся, – посоветовал поручик. – Мы же с тобой не просто в отпуск погостить вернулись, а тайно с фронта уехали. Если нас поймают, сразу под трибунал отдадут.

– А чего бояться, документы у нас надёжные, – ухмыльнулся Семечкин. – По ним мы не дезертиры, а отпускники.

– Пословицу вспомни, дурень, на Бога надейся, а сам не плошай, – хмыкнул поручик. – Если там, на фронте, мы чудом расстрела избежали, то тут, в тылу глубоком, такое везение может не прокатить, понял?

– А мне с вами расставаться не хочется, Андрей Михайлович, – с огорчением проговорил Семечкин, прислушиваясь к шуму ливня за дверью. – Столько вместе пройти довелось, не единожды смерти избежать…

– Ничего, мы ещё встретимся, – улыбнулся поручик. – Если что, ты знаешь, где, как и в какое время меня найти.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Куёлда – сварливая вздорная баба. (Примеч. авт.)