Две стороны. Часть 3. Чечня

За день до вручения наград весь батальон приводил обмундирование и вооружение в порядок – стирали форму, чистили оружие. Щербаков уже знал, что его тоже ждет награда, но какая, не догадывался.

И вот 22 августа, утреннее построение. Солнце еще не поднялось в зенит и не жарило, как сумасшедшее. С хребта приехал почти весь штаб полка во главе с полковником Шугаловым. Второй батальон выстроился четырехугольником, внутри него располагался обычный кухонный стол, покрытый куском брезента. На брезенте в открытых белых коробочках лежали ордена и медали. Командир 2 МСБ доложил командиру полка, что батальон на торжественное вручение наград построен. На середину плаца вышел комполка Шугалов, и после его непродолжительной речи о героических подвигах погибших и живых однополчан началось награждение солдат и офицеров. Щербаков стоял в строю, вслушиваясь в относимый легким ветром голос замкомполка, объявляющего фамилию награждаемого. В центр по очереди выходили солдаты и офицеры и через несколько минут возвращались в строй со сверкающими в лучах солнца наградами на груди. Наконец Александр услышал: «Старший лейтенант Щербаков, выйти из строя!» В душе что-то ёкнуло, но старлей крепче сжал ремень автомата, вышел из строя и строевым шагом двинулся в сторону стола с наградами.

«За мужество и героизм, проявленный в ходе антитеррористической операции в Северо-Кавказском регионе, награждается старший лейтенант Щербаков Александр Николаевич орденом Мужества», – объявил замкомполка.

Полковник Шугалов взял из коробочки блеснувший серебром крест на багровой, цвета крови, колодке и прикрепил его на грудь старшего лейтенанта.

– Спасибо тебе за службу, Александр Николаевич! – негромко сказал командир полка и крепко пожал узкую ладонь старлея.

– Служу Отечеству! – приложил руку к козырьку Щербаков.

– Встать в строй!

Александр не ожидал, что его наградят Орденом Мужества, ведь это очень высокая государственная награда. В феврале при проведении парада на аэродроме Северный Щербаков увидел этот лаконичный серебряный крест, и вот теперь точно такой же поблескивал на его груди.

Вместе со штабом полка во 2 МСБ прибыл военный корреспондент газеты «Военный вестник юга России». Худощавый старший лейтенант в затемненных очках с диоптриями, бравший интервью у Щербакова, оказался однокурсником Алексея Локтионова, друга детства Сашки. Звали корреспондента Юра Бородин, он в недавнем прошлом закончил факультет журналистики Ростовского государственного университета. Юра сделал несколько фотографий Щербакова на фоне танка, попросив его «героически смотреть вдаль» и пообещал переслать фотографии и газету со статьёй родителям Александра. Во время интервью за ответами старлея наблюдал специально приставленный для этого майор из штаба полка, чтобы Щербаков не сболтнул чего лишнего, но всё обошлось.

В субботу, 26 августа, большая часть офицеров батальона собралась около штаба за длинным столом с натянутой над ним маскировочной сетью. Повода было два – день рождения зампотыла Газаряна и «обмывание» полученных наград. На столе стояла водка «Пристань» производства Осетии, лимонад и много вкусной еды, наготовленной поварихами. По традиции, медали и ордена опустили каждый в свою кружку, наполненную, за неимением спирта, водкой так, чтобы награда полностью скрылась в прозрачной жидкости, и после короткого тоста «Дай Бог, не последняя», каждый выпил до дна. Считалось, что после этого ритуала награду можно носить на груди.

Праздник выдался веселым, Щербаков чувствовал себя совсем своим среди кадровых офицеров, да и мало кто из них помнил сейчас, что Александр не заканчивал военного училища. Старлей травил весь вечер анекдоты, над которыми сослуживцы покатывались со смеху. Особенно Сашке удавалось пародировать политиков – Брежнева, Горбачева и Ельцина. Разошлись за полночь, завтра вновь на службу, хотя здесь она круглосуточная. Щербаков снял орден с груди, положил в коробочку и упрятал в нагрудный карман.

Лето подходило к концу, но жара не спадала, дожди шли очень редко. Вокруг выжженные зноем желтые стебли травы и пыльная листва деревьев. Порой, сидя вместе со своим лучшим другом Славой Макаровым на пустых укупорках от зарядов, лейтенанты пили бутылку крепкого пива «Балтика № 9» на двоих, глядя, как за Терский хребет медленно прячется красное солнце.

– Приедем домой, пойдём в «Победу», – делая маленький глоток, говорил Слава. – Клуб так называется, знаешь, может? Вот оторвёмся!

– Ага, пива наберём, рыбы сушеной, – затягиваясь сигаретой, мечтательно вторил Сашка, – с тёлками какими-нибудь замутим…

– Да. А если кто вдруг из нас первый в полк уедет, то давай договоримся, встречать другого надо будет с песней «Пора домой» из «Сектора Газа» и шампанским, – Макаров передал бутылку Щербакову.

– Была бы возможность, отдал бы все заработанные деньги вместе с наградами и прямо в тапочках отсюда домой ушел, – старлей задумчиво смотрел на далекую серую полосу хребта в лучах багрового заката.

Там, за хребтом, где-то далеко, текла мирная жизнь. Жизнь, ради которой им приходилось быть здесь.

День танкиста

К началу осени пошли дожди, порой льющие больше суток, отчего грязь в батальоне стояла непролазная. Из федеральных войск в городе остался только 2 МСБ, находящийся теперь в распоряжении коменданта Грозного. Про вывод опять никакой информации. Мало того, батальон стал готовиться к зиме. В подразделения выдали печки, зимнюю одежду и начали вести подготовку техники к переводу на зимний период эксплуатации. Дрова, которые заготавливали всё лето и надеялись, что они не пригодятся, по ночам теперь пришлись очень кстати.

Щербаков до сих пор жил в «Титанике» с наклоненным полом. Большой вагончик пришлось перегородить надвое, чтобы лучше обогревалась оставшаяся жилая площадь. В «спальне» стояла печка-буржуйка, железная труба которой выходила в проделанное в окне отверстие. Её недостающую вертикальную часть сделали из стеклопластиковой трубы РПГ-27. В свободное от службы время Щербаков лежал в вагончике и слушал купленное за 100 рублей на рынке китайское радио «Toys», похожее на маленькую зеленую мыльницу. Почти такое же у него сгорело в Шелковской, проработав три дня. После того как сели батарейки, радио подключили к танковому аккумулятору так, чтобы на клеммы приходило 3 вольта. Теперь его можно было слушать круглосуточно, но ловило оно только музыкальную радиостанцию «Юность» и переговоры лётчиков, заходивших на посадку или взлетавших с аэродрома Северный.

На Северном организовали переговорный пункт для военных, но там всегда толпилась большая очередь, её можно порой отстоять, а потом еще и не дозвониться домой. Поэтому Александр редко выбирался с другими офицерами позвонить, тем более денег на это практически никогда не имелось. Двести рублей, привезённые начфином из полка, Щербаков и другие офицеры танковой роты сразу сдали на День танкиста, выпадающий на воскресенье 10 сентября. Командиру роты Абдулову удалось каким-то образом на Терском хребте в роте обеспечения «отмутить» 200-литровую бочку масла двигателя, на вырученные за неё деньги закупили алкоголь, свежее мясо, фрукты и овощи для праздника.

К вечеру воскресенья основную часть офицеров батальона пригласили за праздничный стол, теперь расположенный в большой ротной палатке, потому как дождь мог полить в любой момент. Но пару дней на удивление стояла ясная погода, и грязь уже успела засохнуть. Старшим (и трезвым) в танковой роте оставили прапорщика Петрова. Застолье прошло весело, со свежими шашлыками. Под конец для всех приготовили сюрприз – за неделю до празднования бойцам танковой роты был отдан приказ найти как можно больше ракетниц, «сигналок» и цветных дымов для праздничного салюта. И вот, когда солнце начало прятаться за Терский хребет и офицеры в очередной раз вышли из душной палатки покурить на свежий воздух, по сигналу солдаты-танкисты устроили грандиозный праздничный салют из всего собранного за эти дни. Снизу ОМОН поддержал ракетницами и трассирующими очередями, наверное, тоже знали про праздник. Салют и мероприятие всем очень понравились. Как всегда, танкисты не ударили в грязь лицом, еще больше укрепив к себе уважение со стороны других подразделений.

Ташкала-Катаяма

В середине сентября командир роты старший лейтенант Олег Абдулов уехал домой в отпуск. За старшего Олег сначала хотел оставить старлея Щербакова, но тот «отмазался», сказал, мол, пусть кадровые офицеры опыта набираются, а он в армии служить после дембеля не будет, и ему это ни к чему. В общем, командовать ротой назначили лейтенанта Макарова. Слава был очень ответственным и требовательным к личному составу, поэтому трудностей с руководством ротой у него не возникло. Так же проходили построения, занятия, обслуживание техники и ночные дежурства. А Олег на Терском хребте ещё две недели ждал попутный эшелон, прежде чем наконец уехал домой в Волгоград.

Дожди шли всё чаще, к ним добавились туманы. Так в сырости, слякоти и скуке прошел сентябрь. Из развлечений только выезд старшим колонны водовозов или редкие зачистки совместно с ВВ и ОМОНом. Очередная такая зачистка планировалась на начало октября. Соседние поселки Катаяма и Ташкала, расположенные в Старопромысловском районе Грозного, должны блокироваться подразделениями 2 МСБ, дальше в ход вступают «вованы» и омоновцы. По оперативным данным, в поселках прятались боевики, оставшиеся в Грозном и притворявшиеся мирными жителями. Ночами они часто устраивали диверсии, минируя дороги, обстреливая блокпосты или дома грозненцев. Террористы заходили со стороны внутренних или федеральных войск, чтобы дискредитировать органы правопорядка, снайперы боевиков также не давали покоя. Выдвижение в район Ташкалы и Катаямы назначили на 6 утра.

Вечером, накануне зачистки, в дверь вагончика Щербакова постучали. На пороге стоял прапорщик ремвзвода Саня Воробьев по кличке Мегамозг и симпатичная, лет около тридцати, снайпер Наденька. В руках Мегамозг держал пакет с пивом, водкой и закусью, Наденька с неразлучной СВД.

К Сане Мегамозгу в его вагончик Щербаков и Макаров порой заглядывали «на огонек», потому как в ремвзводе проще что-нибудь «намутить» на пиво, а Саня водил дружбу с танкистами и этим пивом с ними делился. Наденька была контрактницей, приписанной ко 2 МСБ инструктором по снайперской стрельбе. В первую чеченскую, несколько лет назад, у неё в Грозном погиб муж, и она, оставив дочку у бабушки в Прохладном, записалась по контракту мстить за супруга. Посему, Наденьку хлебом не корми, дай пострелять на зачистке.

Щербаков поначалу отказывался пить, типа, завтра с утра вставать, но в результате согласился выпить пива, и они втроём просидели полночи. Наденька пила водку наравне с Мегамозгом, отчего светлые глаза снайперши становились с каждым разом всё страшнее и её пронзительный взгляд невозможно было выдержать. Она рассказывала, как мечтает купить себе улучшенный прицел ночного видения и НАТОвский спальник с подогревом, с ним в засаде можно лежать сколько угодно долго. В ногах Наденьки, обутых по случаю непролазной грязи в резиновые сапоги фиолетового цвета, стояла верная снайперская винтовка с деревянным прикладом, изрезанным полосками. Каждая полоса – мёртвый боевик.

В предрассветных сумерках и густом тумане колонна готовилась к выдвижению. «Приедем, ещё посплю», – подумал Щербаков, залезая в люк. Наконец колонна выстроилась на раскисшей дороге и двинулась вниз, в сторону Старых Промыслов.

Третий танковый взвод вместе с 4 МСР под командованием капитана Дмитрия Кушнировича растянулся по южным окраинам поселка Катаяма, расположенного в Старопромысловском районе, в нескольких километрах от ППД батальона. Где-то на востоке поселка заняли оборону другие мотострелковые роты, а с запада и севера район зачистки окружили внутренние войска.

Утро выдалось хмурым, порой срывался мелкий дождь и понизу стелились белесые обрывки тумана. На восточной окраине Катаямы мотострелки пятой роты обнаружили виноградные лозы, опутавшие старый, покосившийся от времени забор. Среди пожухших виноградных листьев кое-где проглядывали гроздья черного, наполовину осыпавшегося винограда. Один из бойцов решил насобирать остатки ягод. Подойдя к забору, он стал срывать редкие гроздья и складывать их в снятую со своей головы каску. Когда каска почти доверху наполнилась подвядшими виноградинами, из глубины поселка раздался винтовочный выстрел. Пуля попала в горло солдата чуть выше бронежилета, пробив его шею навылет и раздробив позвоночник.

Пехота сразу начала стрелять в сторону частного сектора, откуда раздался выстрел, не разбирая, кто там, боевики или мирные жители. По приказу «Прекратить огонь!» стрельба затихла, так ведь и невиновных можно пострелять. Туда сразу перебросили ОМОН. Убитого солдата, которому оставалась неделя до дембеля, оттащили на свои позиции, а у забора осталась лежать его каска с рассыпанным в бурой крови виноградом.

Четвертая рота жгла костры, пытаясь согреться. В конце длинной улицы посёлка Катаяма показалась белая «Волга» ГАЗ-24, быстро приближавшаяся к позициям роты. Заметив машину, мотострелки оживились, выбежали на импровизированный блокпост, состоящий из нагромождения старых шин, и начали стрелять в воздух, давая понять водителю остановиться. Но «Волга», не снижая скорости, неслась к блокпосту. Решив, что это боевики прорываются из окруженного района, мотострелки открыли по машине огонь на поражение. До блокпоста оставалось метров пятьдесят, когда пули стали дырявить кузов и лобовое стекло автомобиля. ГАЗ-24 резко тормознул и остановился. Из машины врассыпную кинулись дети и несколько женщин, водительская дверь не открылась. Огонь сразу прекратили и, не отводя автоматов от автомобиля, медленно двинулись к нему. Подойдя ближе, бойцы увидели сидевшего за рулем чеченца в милицейской форме. Он склонил набок голову, пытаясь руками остановить кровь из раны под ключицей. Пуля прошла навылет и застряла в водительском сидении.

– Ты чего не останавливался? Мы же в воздух сначала стреляли! – заорал на милиционера Кушнирович! – Щас бы всех тут положили! Тут зачистка идёт!

– Да я сам милиционер, гантамировец. Семью вёз, поближе подъехать хотел, – прохрипел чеченец.

– Ага. Подъехал.

По обеим сторонам дороги голосили пришедшие в себя женщины и дети, их никого не зацепило. От выстрелов в танке проснулся Щербаков, вылез наружу и, захватив автомат, побежал к «Волге».

– В госпиталь его надо срочно, – сказал капитан подбежавшему старлею. – До наших ближе всего, они в Ташкале стоят.

– Давай его на «Волге» и отвезём, – сказал Щербаков. – Не на танке же.

– Давай, только чур я за рулём! На заднее сиденье перелазь, – сказал Кушнирович чеченцу и открыл дверь водителя. – Щас мы тебя быстро домчим. Ты тоже что ли со мной? – обратился он к Александру.

– Да чего тут делать? Стоим тут без толку. Тебя прикрою, если что, – поправил ремень автомата лейтенант. – Павлов, ты за старшего! – обернувшись в сторону танка, крикнул он сержанту-танкисту. – Я быстро.

Чеченцу помогли сесть назад, окровавленное водительское сиденье накрыли куском брезента и помчали по раскисшей дороге в сторону Ташкалы, где на время зачистки стоял медвзвод. Подъезжая к Ташкале, офицеры услышали предупредительные выстрелы. Машина сбавила скорость, Щербаков, открыв окно, запустил в небо зеленую ракету – «свои».

Раненого осмотрел старший прапорщик Румянцев, наложил повязку и сказал, что милиционера нужно вести в грозненский госпиталь. Поехали искать госпиталь, находившийся в Ленинском районе Грозного, недалеко от комендатуры. Госпиталь нашли, но пока сдавали раненого, местные позвонили в комендатуру, мол, федералы застрелили милиционера. В результате приехал УАЗик из комендатуры, и офицеров повезли к коменданту города, а «Волга» осталась на территории госпиталя. С комендантом Грозного генерал-майором Приземлиным разговаривал капитан Кушнирович. В результате на том же УАЗике офицеров доставили к их позициям в Катаяму. Ближе к вечеру военная операция завершилась и подразделения 2 МСБ вернулись в пункт своей теперешней постоянной дислокации.

Через неделю поехали на зачистку в один из микрорайонов Старопромысловского района. Два танка 3-го взвода вместе с мотострелковым взводом расположились во дворе под стенами разрушенных пятиэтажек. Зачистка затянулась, и пришлось остаться на ночевку. Всю ночь жгли костры в пустых квартирах пятиэтажки, расположившись на первых этажах. Дым выходил в разбитые окна, наполовину заложенные кирпичами. Щербаков с командиром мотострелкового взвода старшим лейтенантом Вологжаниным Игорем коротали вечер за разговорами.

Ночью контрактник, забывший поставить автомат на предохранитель, случайно прострелил ногу наводчику щербаковского танка. Ранение оказалось тяжелым, и наводчика срочно пришлось по вымершему черному городу везти на трансмиссии танка в госпиталь, находившийся на аэродроме Северный. В более близкий госпиталь, расположенный в районе комендатуры, не поехали – не смогли сразу найти дорогу в темноте, а путь на Северный знали как свои пять пальцев. Успели.

После стали выяснять, как так случилось. Солдаты, свидетели происшествия, пряча глаза, говорили, мол, снаряжали магазины, у кого-то пуля упала в костёр и, взорвавшись, попала в ногу. Контрактника никто не выдал.

Утром приехал начальник штаба майор Станкевич, разобраться, что произошло.

– Значит, говорите, ночью обстрел был и пуля попала в ногу? – скептически глядя на хмурые, не выспавшиеся лица лейтенантов спросил Станкевич.

– Так точно, товарищ майор. Обстрел.

– Ну вы тогда в объяснительной так и пишите, чтобы у вас потом разногласий не было. А то и вам по шапке прилетит, и пацан раненый ничего не получит. А так – ранен в боевых действиях, – сказал начштаба и уехал.

Собрали всех причастных к случаю солдат, объяснили «политику партии», чтобы у всех показания сходились, и в объяснительной написали версию, выданную майору. А раненого танкиста с Северного сначала отправили из Чечни в другой госпиталь долечиваться, а потом раньше срока на дембель по ранению.

10 ноября – день милиции. С утра руководство батальона уехало вниз на блокпост к омоновцам поздравлять их с профессиональным праздником. После обеда вернулись навеселе. В это время Щербаков сидел в землянке у Славы Макарова. За маленьким окошком, сделанным у самого потолка из осколка стекла, противно моросил мелкий дождь. Брезентовый полог откинулся, и в тёмное помещение заглянул дневальный из штаба батальона, – Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться?

– Что тебе? – Щербаков повернулся к входу.

– Вас начальник штаба срочно вызывает в свой вагончик, – сказал дневальный и удалился.

– Чего это? – Спросил Макаров. – Косяк какой?

– Не знаю, нормально вроде всё. Ладно, пойду.

Щербаков шёл по раскисшей от дождя грязи, вспоминая все возможные «косяки» и на ходу придумывая «отмазки». Вот и вагончик, где жил начштаба и еще пара офицеров.

– Разрешите войти, – счистив грязь с берцев, Щербаков заглянул в узкий коридорчик вагона.

– О, Щербаков, заходи, – начштаба Станкевич махнул рукой, увидев стоящего в проёме двери танкиста.

– Вызывали, товарищ майор?

– Вызывал. Слушай, ты на день танкиста так здорово наших политиков пародировал. Сегодня же день милиции. Можешь по «Мотороле» омоновцев с блокпоста голосом Ельцина поздравить? – майор вопросительно посмотрел на лейтенанта.

– Да я как-то не пробовал на трезвую голову. Я же тогда выпивший был.

– Это не проблема. Андрей! – крикнул куда-то в сторону коридора Станкевич. – Тащи коньяк и стакан!

В проёме показался замначштаба капитан Золотарёв с бутылкой дагестанского коньяка и двумя гранёными стаканами.

– Ты чего два стакана взял?

– Так чё он, один, как алкаш, пить будет? – удивился Золотарёв. – Я ему компанию составлю.

– Хорош, ты сегодня и так у омоновцев хорошо компанию составил, наливай только ему!

Капитан откупорил початую бутылку и щедро налил половину гранёного стакана Щербакову, – Хватит? – спросил он. – Закуска, правда, кончилась. Вода только запить.

Щербаков взял стакан с коричневой жидкостью и медленно выпил.

– Ну что, готов? Мы пока с ОМОНом свяжемся, – майор взял маленькую рацию «Motorola», полученную от омоновцев во временное пользование для связи и взаимодействия. – Альфа 10, Альфа 10, я Голос, приём! – настроив частоту, начал вызывать блокпост Станкевич.

– На приёме Альфа 10, – наконец ответили.

– Альфа 10, тут к нам Борис Николаевич Ельцин прилетел, хочет поздравить вас лично, – улыбаясь, сказал в рацию начштаба и протянул её Щербакову.

– Дорогие друзья из Альфы 10, россияне – начал лейтенант голосом Ельцина, – сегодня я прилетел сюда, в Грозный, чтобы поздравить ваш блокпост и всех сотрудников МВД с профессиональным праздником, Днём милиции…

После вступительной речи в эфире началось невообразимое. На этой частоте «сидела» не только Альфа 10, но и большая часть милиции Грозного, поэтому поздравление слышали все блокпосты. Оказалось, многие захотели поздравить друг друга в таком же ключе. Столько Ельциных, Горбачевых, Жириновских, Брежневых и других политиков оказалось в Грозном! Каждый пытался что-то сказать, пародируя голос государственного деятеля, часто вставляя в речь ненормативную лексику.

– Перестаньте забивать частоту! – пытался перекричать хор «политиков» какой-то начальник из МВД. – Это рабочая частота, прекратите цирк!

– Закрой рот, подонок! – отвечал голос лидера ЛДПР Жириновского. – У нас праздник!

Всё это теперь доносилось из рации на весь вагончик, лежавший от смеха. Артисты «разошлись» и долго не хотели успокаиваться…

– Саня, ты чего так долго у начштаба делал? – спросил Слава, когда Щербаков вернулся в землянку.

– На поверишь, коньяк пил.

***

Денег, как всегда, не было. Всё, что изредка удавалось «намутить» с дизтопливом, быстро улетучивалось – купил пару раз сигарет или пива – и всё, денег нет. В очередной раз Щербаков приехал с колонной водовозов на источник за водой. Сидя на башне своего танка, он грустно смотрел, как медленно продвигается очередь к заливочному рукаву. Сигареты кончились, погода пасмурная, и порой с неба срывались мелкие капли дождя. Краем глаза лейтенант заметил нескольких милиционеров в тёмно-синих зимних комбинезонах и черных вязаных шапочках. Милиционеры были явно навеселе, покупая пиво и сигареты, шутили с торгующими на рынке чеченками. Закупившись, они направились к стоящему в грязи на обочине щербаковскому танку.

– Привет, земляк, – весело крикнул усатый мент, обращаясь к лейтенанту, – твой аппарат? – кивнул он на танк.

– Мой, – не сильно желая поддерживать разговор с веселыми МВДшниками, ответил Щербаков.

– А можно на нём сфоткаться? – спросил усатый.

– Нет. Не положено, – сказал лейтенант.

– Да ладно, чё ты, мы ж свои, – поддержали коллегу подвыпившие милиционеры.

– Не положено, – нехотя повторил Щербаков.

– Земляк, а мы тебя коньяком угостим, – опять сказал усатый.

– Коньяком? – немного оживился лейтенант. – А что за праздник?

– Так День милиции же был три дня назад! Не отойдем никак.

Пустить на танк чужих, да еще и не танкистов! Если бы про это узнал комроты Абдулов, Щербакову бы не поздоровилось. Олег говорил, что экипаж на свой танк не должен пускать никого, даже танкистов с другого танка, а тут вообще люди не из нашего батальона! Но Олег в отпуске, курить хочется, да и настроения нет. Ладно, пусть сфоткаются.

– Хорошо, с вас пиво и сигареты, – сказал Щербаков, – фотографируйтесь.

Довольные милиционеры залезли на танк и устроили фотосессию. За это угостили Щербакова коньяком, потом на радостях подарили полторашку пива «Оболонь» и пачку сигарет. Щербаков тоже сфоткался с ментами у танка на память. Жизнь налаживалась, а что еще надо для счастья в армии? По дороге в батальон колонна остановилась, лейтенант еще раз сделал фото на фоне танка и стреляющих по нефтяным вышкам из автоматов солдат.

19 ноября Щербаков поехал на Терский хребет, дополучить зимнюю форму на новых бойцов. Колонну составлял ГАЗ-66 с накрытым брезентовым тентом кузовом и БРДМ разведки, шедший во главе. В кузове «шишарика» вместе с Щербаковым сидели еще несколько офицеров и солдат 2 МСБ. Все, включая Александра, ехали в бронежилетах. Броник Щербаков надел первый раз и очень удивился его тяжести и неповоротливости движений в нём. Даже в кузов ему пришлось залезать с помощью бойцов. По дороге, как всегда, остановились на одном из рынков города, но лейтенант не стал вылезать из машины – потом опять хрен залезешь, да и денег нет.

До хребта доехали без происшествий, там Щербаков встретил командира роты связи капитана Волгова Лёшу, чья жена в своё время помогла маме Щербакова найти сына. Посидел у него в палатке, попили чай. Затем, получив форму, бойцы отнесли её в «шишарик» и остались на охране.