Что делать?

– Теперь я не спорю, я говорю: это будет сделано. Но принимая перед вами за мою жену обязательство исполнить это, я должен сказать, что эта перемена сильно вредит денежным интересам предприятия. Она вредит им вдвойне: во‑первых, всякая перемена фирмы отнимает значительную часть торговой известности, возвращает коммерческое предприятие далеко назад в отношении торгового успеха. Во-вторых, моя жена носит мою фамилию, моя фамилия русская, русская фамилия на модном магазине уже подрывает его. Денежные интересы моей жены сильно пострадают. Но она покорится необходимости.

Просвещенный муж задумался с искренним участием.

– Ваш магазин есть коммерческое предприятие? Эта точка зрения заслуживает внимания. Администрация должна охранять денежные интересы и покровительствовать развитию торговли. Но можете ли вы уверить меня честным словом, что магазин вашей супруги есть коммерческое предприятие?

– Даю вам честное слово, да. Он – коммерческое предприятие.

– Скажите, что можно сделать в облегчение денежной потери, которой, к сожалению, необходимо должна подвергнуться ваша супруга? Все возможные средства для смягчения этого неизбежного удара будут допущены мною с готовностью, могу сказать больше: с удовольствием. Но, вы понимаете, эта вывеска не может остаться.

– Мне приходит в голову вот что. В вывеске представляется неудобным слово travail, оно должно быть заменено именем моей жены. В этом состоит требование общественной пользы?

– Да.

– Я нахожу возможным исполнить это требование, важность оснований которого я вполне ценю, избегнув № 2 из двух невыгод – страшного удара, который нанесло бы магазину выставленное на нем имя с окончанием – off. Имя моей жены Вера. Можно передать это на французский язык словом Foi, – если оставить слово bon, ограничив эту перемену только размером необходимости, относящейся собственно к слову travail, то новая вывеска была бы: «A la bonne foi» – собственно «добросовестный магазин», но во французской надписи будет даже оттенок консервативного смысла: foi – вера, как бы в противоположность тенденциям отрицательного характера.

Просвещенный муж задумался.

– Это вопрос важный. На первый взгляд ваше желание, Александр Матвеевич, представляется возможным. Но я в настоящую минуту не хотел бы давать вам решительного ответа, надобно зрело обдумать это.

– Я позволю себе высказать прямо мою мысль: конечно, в людях обыкновенных быстрота решения и зрелость его – условия не легко соединимые. Но я никогда не сомневался, что встречал в жизни людей со взглядом, с одного раза обнимающим все стороны вопросов, формулирующим совершенно верный и зрелый окончательный вывод, – это талант, по преимуществу административный.

– Я требовал у вас только несколько минут, – глубокомысленно сказал просвещенный муж, – и несколько минут мне действительно необходимы.

Несколько минут прошло в глубоком молчании.

– Да, я теперь обдумал все стороны вопроса. Ваш компромисс может быть принят. Вы поймете грустную необходимость более или менее нарушить ваши интересы для интересов общества, – могу сказать больше: для интересов общественного благоустройства; но точно так же я жду от вашего беспристрастия, Александр Матвеевич, и признания готовности моей сделать все возможное для возможного смягчения необходимой меры.

– Будьте уверены, что я ценю одинаково и важность принимаемой вами меры, и вашу заботливость о возможном охранении наших частных интересов.

– Итак, мы расстаемся дружелюбно, Александр Матвеевич, это очень меня радует как вообще по моей готовности служить смягчающим посредником между государственной необходимостью и частными интересами, так и в особенности по моему уважению к вам, как одному из наших достойнейших ученых, которыми так должно дорожить общество, – могу сказать более: которых так уважает правительство.

Просвещенный муж и ученый, им уважаемый, с чувством пожали друг другу руки.

Довольно долго Вера Павловна и <ее> муж находили себе источник частого удовольствия в размышлениях о том, как общество, – можно сказать, общественное благоустройство, – было спасено от опасности заменою слова travail словом foi и соответственною тому переменою в роде прилагательного имени на одной из многих тысяч вывесок Невского проспекта. Но, в сущности, дело было вовсе не шуточное. Магазин отделался на этот раз очень легко; конечно, так; а все-таки ясно было, что надобно поприжаться и поприжаться, заставить забыть о себе, что теперь – по крайней мере надолго – нечего уж думать о развитии предприятия, которое так и просилось идти вперед, что высшее возможное счастье надолго должно будет состоять в том, чтобы продолжать существовать, отказавшись на многие месяцы, вероятно, не на один год, от расширения дела. Это было, конечно, тяжело. Но ведь и то сказать, разве это не предвиделось? Хорошо и то, что дело успело без помех развиться хоть настолько, – помехи могли явиться гораздо раньше; хорошо и то, что помехи проявились только в останавливающем, а не в разрушительном характере, – ведь можно было ждать и разрушения.

Само собою разумеется, что внимание, раз обращенное на магазин, не отвратилось. Но в магазине действительно не было ничего, кроме тишины и порядка, благонравия и благоустройства. Поэтому деятельность внимания ограничивалась собственно вниманием, действие внимания ограничивалось тем, что надобно неподвижно остановиться на том месте, где оно застало, и своей неподвижностью покупать продолжение своего существования.

Но от этих вещей нельзя отделаться никак, особенно если раз они вздумали прицепиться, а они вздумали и прицепились к вывеске.

– Если б я вздумал, например, положим, гулять по Невскому, – кому-нибудь непременно вздумалось бы думать о том, зачем, дескать, он гуляет по Невскому? Что это значит? Но я не гуляю по Невскому, потому кому-нибудь, наверное, уж вздумалось: его никогда не видно гуляющим по Невскому, – что это значит? Вы не подумайте, что я шучу, – нисколько; и не предположите, что я, может быть, ошибся в своем «наверное», – нет, это я так только для смягчения выразился «наверное», а я это положительно знаю, у меня на это есть доказательства, и я по чистой правде вам говорю, что вот уж три года ни одного дня не проводил я без тяжелого размышления о том, как мне быть по вопросу о моем гулянии или негулянии по Невскому. Я б, пожалуй, и стал гулять, хоть этого вовсе мне не хочется, но по зрелом размышлении я убедился, что от этого дело выйдет еще хуже – «раньше не гулял, теперь начал гулять, – что это значит?» Согласитесь, ведь это уж еще гораздо более компрометировало бы меня. И если человек, который ведет такую жизнь, что ни о чем в ней нельзя задуматься, кроме того, что он не гуляет (или гуляет, это все равно относительно удобства взятия за тему для размышлений и вывода предположений), если такой человек все-таки вот уж несколько лет служит предметом размышлений и предположений, то уж никак не избавиться от этой судьбы Кирсанову, у которого жена открыла на Невском магазин.

Таким образом, по временам стал заезжать к нему медик, лечивший когда-то высушиваньем, и выражал ему свое уважение, и советовал ему быть спокойным, и советовал ему быть осторожным, и все это было очень любезно, и действительно было очень доброжелательно как со стороны медика, лечившего высушиванием, так и вообще со стороны просвещенных мужей, которые действительно были и просвещенные, и добрые, и благожелательные, и доброжелательные люди, не желающие никогда никому вредить и никого стеснять.

И вправду сказать, ни вреда, ни стеснения Кирсанову не было.

На мастерской это отзывалось тем, что она продолжала существовать, конечно, не развиваясь, а стараясь по возможности сжиматься, но все-таки продолжала существовать, значит, и на ней доброжелательство отзывалось хорошим, а не дурным результатом, и на ней оно оказывалось действительно доброжелательством, и, можно сказать, даже охранением ее от всякого вреда.

Однако, если дело не могло теперь расширяться, то оно все-таки могло продолжать устроиваться лучше и лучше. Конечно, и в этом надобно было соблюдать осторожность, чтоб заметные успехи не пробуждали новой недоверчивости; конечно, и сама остановка расширения должна была много задержать внутреннее развитие, потому что в этих вещах увеличение внешнего размера и увеличение средств для внутреннего усовершенствования – стороны, очень тесно связанные между собою; но все-таки, хоть гораздо медленнее, чем могло быть при других условиях, дело успевало.

В каком положении было оно года через три-четыре после основания второй мастерской, лет через семь после основания первой, – это рассказывает письмо одной девушки, которая познакомилась около этого времени с Верой Павловной, к одной подруге, жившей тогда в Москве.

К стр. 459.

– …А где он теперь?

– Говорят, в последний раз видели <его> между Веной и Мюнхеном, говорят, что через год уедет в Америку.

– Бьюмонт не встречал его там?

– Нет.

– Так и неизвестно, где он?

– Неизвестно.

– А пора б ему воротиться!

– Да, пора!

– Не беспокойтесь, не пропустит своего времени.

– Да, а если <не> возвратится?

– Так что ж? (Ты знаешь, свято место не бывает <пусто>.) За людьми никогда не бывает остановки, если будет им дело – найдется другой, – был бы хлеб, а зубы будут.

– А мельница мелет, сильно мелет. – Готовит хлеб.

Примечания

1

Дело пойдет,Кто будет жить, увидит (фр.).

2

Итак, живем,Оно скоро придет,Оно придет,Мы его увидим (фр.).

3

Красивая, прелестная, любовь, счастье (фр.).

4

Женщина изменчива (ит.).

5

«Хроника овального окна» (фр.).

6

«Итак, живем» (фр.).

7

Как мне природаБлестит вокруг,Как рдеет солнце,Смеется луг!

(Пер. С. С. Заяицкого)

8

О мир, о солнце,О свет, о смех!Любви, любовиО блеск златой,Как горний облакНад высью той!

(Пер. С. С. Заяицкого)

9

Как весело кубок бежит по рукам,Как взоры пирующих ясны…

(Пер. С. П. Шевырева)

10

Варианты из первоначальной редакции романа, не вошедшие в текст журнала «Современник», видимо, по цензурным соображениям.

11

Это положительный факт. Один из моих лучших знакомых говорил, что один медик лечил по такому методу. Теперь этот медик держится уж другого метода, кажется, пятого с тех <пор>, как лечил высушиванием, что было лет пятнадцать назад. (Прим. Н. Г. Чернышевского.)

12

Труд (фр.).