
Полная версия:
Утятинская торговка
– Вы что, взялись с Колей в детективы играть?
– А тебе раскрывать уже ничего не требуется?
– Да ладно, давай отнесу в лабораторию. Хоть бы сахар высыпала.
– А это эксперту бонус к чаю.
Когда Шеметов вернулся, он застал в своем кабинете еще и старшую дочь. Она сидела за приставным столом, а Ираида Семеновна подкрашивала ей лицо.
– Ираида, ты что мне ребенка портишь?
– Поздно, папаша, пить боржоми. Это для тебя она ребенок, а для окружающих – молодая девушка. Скажи, Маша, красота, да?
– А-тя! Дай! – сказала Маша и потянулась за помадой.
– Видишь, даже ребенок понимает! На тебе, Маша… вот контурный карандаш. Ну что?
– Здорово, Ираида Семеновна. Скулы подчеркнула – и словно овал лица изменился, – впервые вступила в разговор Неля. При этом Лиза не фыркнула, как это было обычно при общении с женой отца, а слушала. – Только вот помада, мне кажется, не совсем ее…
– Да, пожалуй, нужно что-то смелое…
– Вот, попробуйте мою.
Ираида Семеновна взяла тюбик:
– Так… и карандаш… Машенька!
– Что нам в руки попало, то пропало, – держа младшую дочь на руках, сказал Шеметов.
– А мы поменяемся, – Ираида Семеновна протянула ей материну помаду.
– А-тя! – закричала малышка и, потянувшись за помадой, бросила карандаш. Все засмеялись.
– Лиза, домой придешь, сразу маме скажи, что это я. Все родители боятся, что дочь своей неземной красотой беду на себя навлечет.
– Ну уж, и красота…
– Солнышко, в твоем возрасте все красивы. Только поймешь ты это, когда станешь старше, и вся эта косметика понадобится тебе, чтобы дефекты прикрыть. Идеальной внешности не бывает. У одной фигура хороша, зато личико подгуляло. У другой глаза – как звезды, а ноги кривые. Есть, конечно, исключения, как подружка твоя, Катя. Только такая красота – вызов тем, кто не столь совершенен. Много найдется паршивцев, которые ей жизнь попытаются испортить.
– Ладно тебе! Моя дочь, может, и не красавица, но очень симпатичная. Не вам, бабам, об этом судить!
– Ты прав, специалист!
Зазвонил телефон. Шеметов выслушал, что ему сказали, и скомандовал:
– Так, дамы, всё! Ира, подсаживайся к столу. Неля, вас водитель отвезет, я сегодня не успеваю на обед! Лиза, с тобой придется позже поговорить. Ты, наверное, насчет похода?
– Да, пап, мама не пускает…
– Сходу не могу решить. После работы зайду, поговорим втроем. Подумай сама, как нас убедить. – Шеметов обнял дочь и повел к выходу. Лиза на ходу пробормотала «до свидания».
– А-тя! – крикнула им вслед Маша.
– Это она с тобой прощается, красота! – засмеялась Ираида Семеновна. Лиза обернулась и помахала сестренке рукой.
В кабинет Шеметов вернулся с Сашей Огородниковым, оперативником. Прежде чем сесть, Иван Иванович обнял ее и сказал:
– Ир, спасибо! Она впервые с нами по-людски. Поверишь, мне с Аней легче говорить, чем с дочерями.
– А им, думаешь, легко? Они сейчас в таком возрасте опасном! Если они с тобой откровенны не будут, ты последним узнаешь, что с ними не так.
– Ладно, не пугай, сам боюсь. Итак…
Пока у квартирантов шел обыск, Шеметов через наушники прослушивал разговоры, записанные в квартире Наппельбаум. Заглянув потом к ней, он сказал;
– Пожалуй, этому твоему Интерполу надо сообщить.
– Я адрес в Интернете ему переслала, а о злоумышленниках – это уж ты. Все равно ведь по адресу Ольги обыск надо проводить.
– А почему Ольги, а не Виктора?
– Побрякушки могут быть только в сорочьем гнездышке. Да и командовала тут явно она. Непростая девочка, чувствуется за ней кто-то серьезный, давить на тебя будут.
– Вот мы Интерполом и прикроемся. В случае чего и отступить не стыдно будет.
– Но-но! Я же виновата перед соседями! Если им добро не вернут…
– А за это не волнуйся. Если девушка богатая, всё возместит.
Когда полиция увезла квартирантов, Ираида Семеновна, еле отбившись от Эллы, встала на крыльце, выходящем во двор, и посмотрела на окна трехэтажки. Помахала рукой. Потом сказала: «Нет, придется идти».
На звонок долго никто не отвечал. Затем дверь открыл младший Седов.
– Слушай, только не надо шлангом гофрированным прикидываться, – с порога начала Ираида Семеновна. – Ты – Седов. Имени, извини, не знаю, но больно уж ты на отца и брата старшего похож. Зови Славку и давай поговорим.
– Славка с улицы дежурит…
– Тогда позвони ему и скажи, что тетка обедать зовет. Пошли!
После обеда Сережа Седов с явным облегчением уехал. Славу Ираида Семеновна попросила задержаться. Константин сказал:
– Не могу я тут звонить, все мне кажется, что меня слушают. Пойду пройдусь.
После его ухода Славка заговорил:
– Ты меня подлецом считаешь. Теперь я еще и дурак, да?
– Да брось ты, Славочка. Мать тебе рассказала, что меня, возможно, убьют, и ты меня охранять кинулся? Сережка-то ведь не по дружбе с тобой поехал? Откуда деньги?
– Машину продал…
– Это ту, что ты в сентябре разбил и на которую я на пять лет кредит взяла? – Славка красноречиво молчал. – Ладно, что теперь…
– Тетя Ира, можно, я поживу у тебя пока? Все равно отпуск…
– Пожить ты, конечно, можешь. Только, похоже, угроза надо мной больше не висит. Камень-то нашелся.
– И где?
– В Амстердаме на выставке. Не в Утятине же.
– Это правда?
– А что мне врать? Посмотри в интернете.
– Тогда я поехал?
– Сядь. Давай поговорим.
Ираида Семеновна долго молчала. Как объяснить то, до чего дошла только к концу жизни? Из-за того, что племянник кинулся спасать ее, забудется ли все то плохое, что случилось? Поставить крест на прошлом и начать все по новой? А будет ли что-то новое? Скорее всего, вернется все старое.
– Я не так жизнь прожила, Славик. Совсем юной лишилась возможности иметь детей и почему-то решила, что отныне и навеки единственные близкие мне люди – родные по крови. И липла к ним, не обращая внимания на то, что я им совсем не нужна. Ведь наверняка, когда я сваливалась к вам на голову с деньгами и подарками, твоя мать шипела, что я приехала, чтобы похвастаться своим богатством и кинуть эти жалкие подачки. Она дом строила. А я пахала… Я знаю, вы не думали, что я отдаю последнее, потому что сами не привыкли отдавать, все дай и дай! Испортила я вас. Поэтому возобновлять отношения не намерена. Пусть Томка почувствует, наконец, что такое жизнь без меня. Я с рождения была ей как кость в горле. А сейчас она живет там, где меня никто не знает. Никто не сравнит, не похвалит, не упрекнет. И ты. Почему у тебя семьи нет? А потому что ты даже за себя не отвечаешь, где уж тебе заслонить от невзгод слабого и беззащитного! Не так, как со мной сегодня. Это был порыв. А вот ежедневно слушать младенческий крик, зарабатывать этому младенцу и его матери на хлеб, прийти с работы и пойти погулять с ребенком, дав возможность матери отдохнуть, не обозлиться, когда жена, уставшая от домашней каторги, закатит истерику… Вот так, Славик. Давай встретимся через пять лет. Я, если, конечно, жива буду, к тому времени с долгами расплачусь, торговлю брошу и буду жить на пенсию. Вот тогда, если будет с твоей стороны желание, начнем общаться. Но по-другому. Ты будешь про зубки и поносик ребенка рассказывать, я вас борщом кормить. Ну разве что погремушку куплю. И всё! А пока откинь костыли и иди!
– Значит, не простила…
– Да нечего мне прощать! Что заслужила, то и имею. И разрываю нашу связь, желая тебе добра. Со мной ты всегда мамсиком будешь. Только зная, что нет костыля, будешь вынужден наступать на ноги.
– Ладно. А ты на кого надеешься? На этого Константина? Кто он тебе – любовник, охранник? Три месяца назад был Геннадий.
– Генка – это мой продавец. Я его на вас натравила, чтобы жизнь медом не казалась. А Костя… Как ни скажи, все будет не то. Человек объемен, а речь плоская. Ты знаешь, я сильная, мне костыли не нужны. Но когда мне сказали, что, возможно, меня будут убивать, я его спросила: «Будем обороняться?» Любого другого я бы спросила, со мной ли он. А в нем уверена.
– Смотри, не обманись.
– Никогда! Даже если нынешний его приезд окажется последним, с благодарностью буду помнить о нем до конца своих дней. Как это здорово, когда рядом надежный человек. Как ни назови: друг, любовник…
Под окнами засигналила машина. Ираида Семеновна накинула пуховик и высочила на улицу. Заехали попрощаться Саша с топтунами. Славка решил доехать с ними до Уремовска. Ираида Семеновна поднялась на второй этаж и открыла дверь.
– Ты здесь? А я не заметила, как ты в дом вошел.
– Я давно дома. Вы так горячо старались друг друга убедить, что меня не заметили.
– Что Борис Аркадьевич?
– Предложил мне у тебя задержаться.
– Что, они все еще ищут камень?
– Да нет, дело теперь в этих… квартирантах. Ладно, давай объясню без имен. Кто из Эль-Бахижи убивал жен Ахмада, доподлинно неизвестно. Но в России он решил действовать не сам, а руками одного нашего авторитета, а то эти северные африканцы у нас в провинции приметны, как мухи в молоке. Пахан выслушал заказчиков и не вдохновился: какой-то сомнительный камень в деревне у рыночной торговки. А его дочура вдохновилась. И предложила иностранному гостю свои услуги, когда папаша его вежливо выпроводил. Только что в Москве на удивление оперативно провели обыски. Как ты и предполагала, побрякушки Погосянов оказались у Ольги. Теперь папаша давит на все кнопки, чтобы дочурку отмазать. Всем вам предложат отступного, чтобы вы претензий в суде не выставляли. А я должен приглядеть, чтобы его посланники тут вам не нахамили.
– А Сейид – убийца?
– Вряд ли. Скорее, он из другой партии. Может, действительно хотел убийство раскрыть, может, шел по следу камня после поступившего предложения о покупке.
– Ну, а с покупкой что?
– Старик советует тебе не закрывать банковский долг. Ты получишь карточку с некоторой суммой. Ну, такой же, как Захира себе требовала. Сама понимаешь, наша фирма получит неизмеримо больше. Ты не в обиде?
– У вас же фирма. Я-то таким товаром не торгую. Ваша работа – ваш капитал.
– И живи некоторое время так же, как жила. Нельзя гусей дразнить. Будешь вносить суммы согласно графику. Ты ведь и не планировала резко менять свою жизнь?
– На моем смешном, как Борис Аркадьевич говорит, бизнесе, еще три человека кормятся. Да и что я дома делать буду? Так что все будет по-прежнему. А как же доля Захиры?
– Старик предполагает, что она дочери что-то должна была сказать. Если это так, она тебе позвонит.
– И как ей передать её долю?
– Она получит такую же карточку. Позвонит – спросишь, как ей её передать.
– А карточка след не оставит?
– Это дело покупателя. Он знает, как дела делаются. Но если будет след – то к нему. Все, Ирочка, ну его к чёрту, этот камень!