А если снова с чистого листа

Бабушка сначала вырывается из её объятий, потом до неё доходит, что в их квартале столпилось довольно много зевак, и призывает всех к тишине. Первым её услышал охламон, он быстро сориентировался и скомандовал:

– Веневитиновы, в родовое гнездо, живо! Кузнецовы, что решаете? В дом договариваться или домой восвояси?

Всё-таки пошли договариваться. А там в зале человек двадцать. Спасибо ещё, детей Геннадий Иванович во двор увёл. Дима за ним следом, попросил вернуться, сказал «не мне же в этом цирке участвовать, я противник брака». Дети расстелили в тени покрывала и улеглись на них, а Дима стал читать им «Волшебника Изумрудного города». Бережковы вернулись в дом и остались стоять в дверном проёме.

Сначала шумели, говоря одновременно так же, как и в меньшем составе. Потом постепенно выделили по одному спикеру с каждой стороны. Со стороны Веневитиновых это был Валерий, который со своей обычной улыбочкой высказал их общее мнение: чего вам без росписи не живётся? Аргументация такая: живёте вместе? Живите! Света не беременна? Прекрасно, с вашими зарплатами ребёнок не по карману. К родителям переселиться с ребёнком? А смысл для Светы в чём? Лишиться профессии, оказаться во вражеском окружении – ах, во имя любви? И надолго той любви хватит, если каждый раз, возвращаясь с работы, молодой человек будет слышать от матери, какая его жена плохая? Не будет слышать или не будет слушать? Ни в то, ни в другое не верю!

Геннадий Иванович наклонился к жене и на ухо ей сказал:

– Я второй раз тут, а уже привязался к ним. Вовсе не идеальные между ними родственные чувства, они друг друга и в глаза облают, а уж за глаза все косточки обглодают! Но почему-то я уже себя в чём-то Веневитиновым считаю! Тем более, что они с нами генами через Иннесу поделились. Откуда в людях сочувствие берётся? Как бы его в детях воспитать?

Альбина понимает, что он вспомнил о дочерях. Что тут сказать?

– Не идеализируй, я с ними через Славку породнилась, а он не просто дрянь, он преступник. Разные Веневитиновы, как и прочие фамилии, а те, что собрались, неравнодушны к родне, и в этом их сила, – прижавшись к его плечу, ответила она. – А ещё не жадные. Заметь, все с доходами ниже среднего, за исключением нашего Димы, Валерия и Говночерпия.

– Кого-кого? – засмеялся Геннадий Иванович.

– Охламоны проговорились, что они нового родственника так дразнят. У него парк машин по откачке из выгребных ям. Монополист в районе по дерьму.

– О, золотое дно!

Всё-таки сваты разругались окончательно, и Кузнецовы уехали. Все как будто вдруг опомнились и стали у Светы и её бабушки прощения просить за порушенные планы. Только Света спокойно отмахнулась:

– Затмение на меня нашло, что я замуж решила пойти! Вроде, не перестарок, жених не олигарх, сама не дура. Наверное, моча в голову ударила вместе с горшком!

– Нет, Света, столько мочи в твою голову могло ударить только из цистерны нового родственника, – подколола её бабушка. – Ладно, родня, мы же выпить собрались. Готово там?

– Минут пятнадцать ещё картошке вариться. Давайте сфотографируемся все вместе на новой террасе, а потом накроем там, – предложила Полина.

Выставили рядком стулья перед ступеньками, усадили старух, второй ряд за ними встал, третий на верхней ступеньке сел, Полину и Свету на перила усадили.

– А Валера где?

– Я не из ваших, я фотографировать буду!

– Какой не из наших, ты наш патриарх! Сейчас сосед придёт, он нас снимет. А ты давай на травку перед старухами!

В последний момент жених прибежал. Из родительской машины выпрыгнул и на такси подъехал к калитке, на перила рядом со Светой уселся, обнял её. Да пусть живут, может, семья получится!

У детей Бережковых это любимая фотография. Инна её в своей комнате повесила. Подружкам объясняет:

– Это все наши родственники. Мои папа и мама тут посажённые, потому что их посадили на главные места. Они у нас везде самые главные!

Подростком она постер заказала, а к нему – багетную раму. Кто интересовался изображением, отвечала: «Родня на фоне родового гнезда». Если родители слышали, то хмыкали иронично. И тогда она стала отвечать совсем коротко: «Корни!»