banner banner banner
Мелочи жизни. Казусы. Мантры. Парейдолии. Гиперстезии. Аллюзии
Мелочи жизни. Казусы. Мантры. Парейдолии. Гиперстезии. Аллюзии
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Мелочи жизни. Казусы. Мантры. Парейдолии. Гиперстезии. Аллюзии

скачать книгу бесплатно


Я согласился. Выпил один бокал, 200 грамм. Понравилось, выпил еще два. Подряд. Поправде целый день не ел и был голоден… Вернулся домой и лег спать на террасе. Проснулся от кошмарного сна: в нашей оградке была вырыта свежая могила, ясно видел, глубокая, глинистая. Справа кучка незнакомых людей и гроб. В гробу Боря, сосед Юры Сергеева, пьющий, но отличный товарищ по рыбалке, охоте и бане (Боря умер молодым через два года после моего сна, будучи в запое). Мне не приятен мой сон. И вдруг кто-то сзади начинает толкать меня в свежевырытую могилу! Я сопротивляюсь отчаянно и… просыпаюсь! Не успев отойти от сна, бегу в туалет в дом. Началось! Профузный понос и неукротимая рвота трое суток! Без сна с короткими пузами забытья. Мысль лихорадочно работает: «Ты сильный, справишься. Это Гоголь-моголь: ты его уже лет десять не пил». Вот, что и сейчас у меня загадкой: как так сальмонеллы поедали меня живьем, а я не чувствовал ни слабости, ни особенного недомогания! Через три дня непрекращающегося поноса и рвоты, не выпив ни капли воды, собрался ехать на электричке в Клин (15 минут до станции Завидово пешком). Не известно, сколько ждать электричку. 40 минут на электричке до Клина. Подъем на мост на станции в Клину, спуск. Тикси ходят редко. Скорее всего на автобусе 20 минут до больницы… Вот на что я себя обрекал… Себя, потерявшего 30 кг. живого веса! А, мне казалось тогда, когда подхватила Таня меня у калитки, что все нормально. Не чувствовал никакого недомогания. И сознание мое, как мне тогда казалось, было ясное!..

Итак, Таня меня «отравила» Гоголь-моголем. Дело не в том, что я выпил его 600 граммов, а в том, что яйца были заражены сальмонеллёзом. Мой ангел-хранитель все же оказался сильнее беса-искусителя! Во-первых, вовремя появилась Таня (первое чудо). Во-вторых – СП ехала с Фабрики второе чудо. На нашей улице СП, да еще после вызова, свободная; в Завидово тогда была всего одна бригада СП. Когда мамочка вызывала к себе СП, то приходилось ждать, как правило, час, а то и дольше. И, наконец, когда меня раздевали в приемном покое, в него по лестнице спускалась заведующая инфекционным отделением! В корпусе еще три отделения – кардиологии, гастроэнтерологии, пульмонологии, гинекологии. Потом, она никак не мола объяснить, почему в этот раз пошла не к общему выходу из больницы, а, через приемный покой! (Это… третье чудо!)

Таня – личность удивительная даже для меня психиатра и философа. Тогда, когда это случилось (настоящий казус), она была в бальзаковском возрасте. За плечами 30 абортов (sic!) и операция по поводу внематочной беременности и удалением яичников. Я это знаю, ибо был семейным доктором у четы Кипарисовых (фамилия Тани): постоянно обследовал Таю в ЦГ МВД СССР, где тогда работал психиатром – ее беспокоили приступы «кинжальной боли» внизу живота, частые состояния жжения при мочеиспускании. Все это, как говорит Таня, началось, как только она лишилась девственности. Иногда затухало, но не прекращалось все годы. Таня думает, что и внематочной беременности у нее не было, что и кастрировали ее по ошибке. Еще Таня с 12 лет испытывает приступы неудержимого желания секса… Но, начало половой жизни (так она воспитана) с 18 лет. В браке с 20 лет. Муж единственный, Коля. Он – хронический алкоголик, но ни разу не перенес «белой горячки», ибо, как «допьется», его «парализует»! Коля – ипохондрик-истерик. В абстиненции он разыгрывает с собой плегии, мышечные альгии и даже параличи: не может пошевелить «онемевшими конечностями», частично или полностью, и прекращает пить. Я сначала лечил его иголками, подаренными мне учителем Джо Ла-ем в Пекине, где я проходил стажировку по иглотерапии и изучал китайский язык. Тогда мой ХГМИ дружил с Пекинским медицинским Университетом. Заведения обменивались студентами (в нашей группе училась дочка директора Пекинского цирка). Вкручивал Коле золотую иглу в точку Тзы (между носовой сладки и началом слизистой губ). И через полчаса паралич и боль проходили полностью. Неделю Коля не пил. Но потом все повторялось, как по писанному: запой, абстиненция, паралич, боль. По правде сказать, мне надоело втыкать иглы великого мастера Джо Ла. Я вспомнил своего другого учителя, нанайского шамана Ульгучье, который лечил муравьями и пчелами. Поговорил с Алексеем Николаевичем Юсуповым, и она начал «ставить пчелку» Коле абстиненции в точку Тзы. Жало пчелки оказалось не хуже золотой иглы. Жаль только, что пчелка после умирала… Думаю, что именно Алексей Николаевич вылечил Колю от алкоголизма пчелками.

Вернусь опять к Тане. В желании секса она неудержима и преград для нее нет. Изощрена и ловка. Коварна. Редкий мужик может, когда Таня в «охотке», ускользнуть от нее, если она на него глаз положила. Рано или поздно она своего добивалась. Так, она соблазнила даже местного, как его называли в селе, «пидора» Шавчука. Москвич, демобилизовался из СА в звании майора, построил дом на окраине у леса. Ни с км не общался. Периодически опускал ставни на окнах, когда гулял с «коллегами» из Москвы и Питера. Я положил Таню в ПБ15 к своему учителю психиатрии, профессору Валентину Федоровичу Матвееву. В отделение хронических психических больных. На что, Таня, кстати, легко согласилась – «лишь бы «поправиться!». Не пролежала и неделю, Валентин Федорович попросил забрать ее, ибо она соблазнила его ассистента, скромного и порядочного семьянина.

Жжение в мочеточнике я однажды лечил тоже по методу шамана Ульгучье. Вернее, я бы не осмелился это сделать, просто рассказал Тане, что нужно при ясной луне и хорошей росе сесть голой задницей на муравейник в лесу (конечно, хорошо закрыв естественные отверстия). И не думал, что Таня это сделает! Она сделала. Потом Коля неделю смазывал задницу Тане облепиховым маслом.

Таня тогда, когда все это с нами происходило, была худой. Юркая, волосы обесцвечены перекисью водорода. Все волосы. Рост 1 метр 55 см. О таких дамочек в Завидово говорят: «Ни титек, ни письки». И еще. Завидовские женщины были к Тане снисходительны и не ревновали своих мужей к ней: «А, че? Пусть! У ней же все вырезано!» И, важная черта характера Тани: из всех видов секса она предпочитала анальный. Вот ее слоган; «Женщина один раз попробует как следует в задницу и потом всегда будет этого хотеть сильнее всего другого!» Другой секс в понимании Тани – это групповой. Так, она брала две бутыли «Афанасия» и шла в баню париться к соседу, когда там парились мужики, его приятели.

На этом я пока закончу. В приложении потом порассуждаю о сексе в СССР в 70-х. Я категорические не согласен с байкой, что секса тогда не было. Был… Но, какой?

Катамнез: Сейчас, когда я это пишу, Таня и Коля живы. Таня продолжает лечиться у разных специалистов, в том числе и у врачей в Завидово. Пьет разные снадобья и таблетки. Коля вот уже 20 лет не пьет. Ходит с костылем, правое колено не разгибается. Боли постоянные, терпит, в позвоночнике. Не работает, и ничего по дому не делает. Толстый, рыхлый. Или спит, или смотрит ТВ. Таня сохранила в хозяйстве только цветы. У ней прекрасный сад. Таня по профессии агроном. У Коли – незаконченное среднее образование. Тогда Таня работала в библиотеке. Коля шабашил.

Черносвитова Зинаида Антоновна, Председатель Фонда Милосердия и Здоровья, Ветеран Труда ВОВ выступает на военном кладбище в Завидово в годовщину 50-тилетия. Рядом с ней в орденах Алексей Николаевич Юсупов.

Статья в газете о Фонде Милосердия и Здоровья и о маме, его председателе.

Медная табличка на калитке нашего дома.

Казус 7. Февраль 15. Сретенье

«Мало того, что нам надо туда, куда не надо,

так мы ещё никак не можем туда попасть»

    Джон Толкин

Чудные мгновения

«Возьмите еще три бутылки и две в добавок будут бесплатно».

Я поставил на двигающуюся ленту перед кассой две бутылки «Пино нуар» молдавской фирмы Плай и пятилитровую бутыль воды «Русский лес». Продуктами меня обеспечивает дочь Катя и брат Слава, а, вот, вино и воду покупаю в «Пятерочке», что рядом с моим завидовским домом, если идти напрямую через овраг. Можно и по шоссе, но это в обход и далеко. «Пино нуар», красное, сухое, продают только в «Пятерочке». В «Магните», что совсем рядом с домом, его нет. «Пятерочке», где я сейчас стою перед кассой, первый магазин в поселке, который приватизировали. Тогда в Завидово приватизировали все, что еще могло как-то работать, в 1990 году. Молодые энергичные сельчане брались за дело с комсомольским энтузиазмом и у них получалось! Этот магазин приватизировал Цветков, имя не помню. Ребята – новые собственники, всячески и бескорыстно помогали Фонду Милосердия Черносвитовых. Если не деньгами, то «рабочей силой», транспортом, заготовляли дрова подопечным Фонда, осуществляли ремонт их домов и т. д. Цветков помогал ящиками водки, извиняясь, «чем богаты». Вообще фамилия «Цветковы» – очень близкая и моим родителям, и мне. Во время Великой Отечественной войны Цветковы-женщины работали с мамой на трудовом фронте, готовили посылки на фронт – рукавички, носки, шарфы, – все своими руками. Аня Цветкова, муж которой погиб в первые дни войны, была моей крестной. А ее бабушка, «баба Дуня» Цветкова – крестной моего младшего брата Славы. Анастасия Ананьевна Цветкова – мой классный руководитель и преподаватель литературы и русского языка в 6 класс 36 средней школы Хабаровска, была моей «первой любовью»…

«Не надо мне бесплатных бутылок, хватит и двух…» Я, конечно бы, не капризничал и взял семь бутылок моего любимого вина, но… Все дни мело и овраг был так завален снегом, что сугробы были высотой с частные дома, стоявшие по его краям. Из окон домов – овраг узкий, не шире тридцати метров. И, проходя мимо – я собирался идти в обход в магазин – я увидел в сугробах дорожку, шириной в фанерную лопату, которой она была прорыта! Надо же, какой-то добрый человек прорыл в сугробах метров двести! Я пошел осторожно – вдруг дорожка прервется? И так дошел до площадки перед шестиэтажным домом, весь первый этаж которого занимал магазин «Цветкова» – «Пятерочка».

– Возьмите! Вино кончается… – настаивала кассирша.

– Пока мне хватит, потом приду, надо будет… – Я доставал карты «Мир» и «Пятерочки», не смотря на заботливую кассиршу. За мной стояли два парня лет до 30-ти, Шерочка и Машерочка, уж точно! Одеты одинаково – в куртках с капюшонами, на голове вязанки, а под ними опять тужурки с капюшонами. Получалось так – капюшон на голову, вязаная шапочка, на нее опять капюшон. Все одинаково, только первые капюшоны разного цвета – у одного синий, у другого вишневый. Мой взгляд привлек не понятный мне предмет на шее сбоку у одного из них. Никак не мог разобрать, что это такое? Похож на огромный микрофон (в старых голливудских фильмах у певичек ресторанов; например, в фильмах с моими кумирами Фредом Астером и Джинджер Роджерс). Возможно, что это современный респиратор против ковида. Но, почему-то сбоку на шее. Еще мой взгляд привлекали три огромных парня с детскими лицами и ужимками. Ну, судя по их кривлянию у кассы и хихиканью, им не больше лет 10—12. А ладони, как у ломовых извозчиков. Двух первых парней я мысленно назвал охламонами, а, этих, с психа-физической диспропорцией – хунвейбинами. Автоматически назвал, не думая…

– Не будет…

– Что не будет – переспросил я и перевел глаза на кассиршу, с которой уже вел некий диалог. Я оцепенел. Обомлел. Растерялся!..

– Контракт с Плай закончился.

Так всегда, когда что-то выходит за пределы моего сознания и проникает в иную сферу – воображения, мне на помощь выскакивают разные слова не к месту, отрывки стихов, звуки музыки и… запахи. Сейчас это: «Красавица. Богиня. Ангел».«Я имени ее не знаю, и не хочу узнать. Земным названьем не желаю ее назвать». «Эльф среди Орков, гномов и гоблинов… Нет, Фея с Озера, которое не прощает нелюбви, Лох Ке туманных болот Ирландии». «…В твоих молитвах, Нимфа, да вспомнятся мои грехи!»… Короче, чертовщина какая-то! «Вот и растерялся!» – Уж совсем не к чему я услышал добрый и теплый голос друга нашей семьи, великого и любимого всеми, Николая Крючкова (кажется, это его герой подшучивает над героем Петра Алейникова в фильме «Трактористы»). Перед глазами замелькали огромные таежные цветы – красные, голубые и ярко желтые. А ноздри мои жадно втягивали запахи лилий, что росли когда-то под окнами моего кабинета в доме родителей, запахи приторные, тягучие и сладкие. Запахи женщины, которая в страсти! А в ушах «Lady Sings The Blues» Билли Холидей!

– Не Фея, не Сид, и не Ши… Скорее Дриада… – Вдруг рассмеялась Красавица, внедрившись в мое воображение и увидевшая, что там происходит!

– Да, конечно, Дриада. — Также громко ответил я, машинально сгребая бутылки в пакет пятерочки, и протягивая ей, нимфе или фее, карты «Мир», и «Пятерочка»… Чудесной красавице, совсем юной девчонке, в фирменной одежде продавца, в прозрачной косынке, из-под которой на лоб и на плечи спускались прекрасные тончайшие и густые – как… не найду сравнения! Вьющиеся светло-русые волосы. Шерочка с Машерочкой и хунвейбины окаменели с раскрытыми ртами, глазея на нас. Какая-то маленькая и толстая старая женщина с морщинистым пухлым лицом, невероятным образом повернула голову в нашу сторону, рискуя свернуть себе шею, проехала мимо нас с нагруженной с верхом тележкой прямо к выходу. И никто ее не останавливал!..

– Введите пин код… «Пятерочку» я отметила. — Прошептала Чудесная Дриада, прикладывая одной рукой с длинными нежными пальчиками мой «Мир» к терминалу, а другой рукой протягивая мне карту «Пятерочка». Я, не отводя от нее, вернее, уже от ее больших карих глаз, свои, голубые, машинально ввел пин код, а потом также машинально забрал из ее рук, свой «Мир». Магазин ожил, сбросив оцепенение и сразу о нас забыл. Шерочка с Машерочкой выложили на конвейер перед кассой бутылки пива, хунвейбины начали подталкивать друг друга плечами, и пытаться щелкнуть по носу. Толстая, маленькая, с пухлым дряблым лицом старуха, пятясь, тянула за собой тележку, набитую до верха пакетами, кульками, разнокалиберными упаковками с пищей, возвращаясь к кассе и становясь в очередь за хунвейбинами. Жизнь в «Пятерочке» быстро вошла в свое русло и запульсировала в обычном ритме. А я… Я уходил с двумя тяжелыми фирменными пакетами: в одном пять бутылок «Пино наур, красное, сухое». В другом еще две бутылки этого, моего любимого вина и бутыль с водой «Шишкин лес»…

Шел, не смотря ни под ноги, ни вокруг. Погрузившись в мысли. Ища лихорадочно предлог, с которым я завтра спозаранку вернусь к «Цветкову». Нет, к нимфе-дриаде! Кстати, а почему именно Дриада, а не Сильфида, или не Ундина, или просто Элементаль? Волосы светлые, воздушные, больше подходят Сильфиде. В девчонке нет и намека на зеленое, темное и сухое-скрипучее! Может потому, что во мне она увидела Пана? При мысли о Сильфиде я… уткнулся носом в огромный сугроб, в который провалились пакеты «Пятерочки». Очнулся – ничего не пойму! Темно! Куда-то исчез свет от окон изб. Да и стою не на тропинке, очищенной добрым человеком, а в снегу по пояс! Пакеты я волок через сугробы! Оглянулся на магазин «Цветкова» -«Пятерочку» … А, его нет! Я в сугробах и вокруг только снег и темнота! Хорошо, что небо звездное и луна светит, а снег лунный свет отражает! Я растерялся: «Куда идти? Куда податься? Когонайти? Кому отдаться?» – Начала пульсировать эта глупая и пошлая песенка моей забубенной юности! Я рванул налево – стена из снега! Направо – тоже самое! Назад – бесполезно! Сразу почувствовал, как сжалось мое сердце, готовое лопнуть! Я – в снежном плену!.. Нет пути назад, нет пути… Оставь надежды и мечты… Выбраться из этого су-гробного лабиринта!

Мои лабиринты

У меня с детства клаустрофобия. Паническая атака под кодовым словом «ЛАБИРИНТ». Я стоял, опустив руки, а в них фирменные пакеты «Пятерочки» с бутылками «Пино нуар, красное, сухое» и с бутылью воды «Шишкин лес»…

Мне было семь лет, брату Славе – шесть. Бабушка водила нас в кинотеатр «Гигант», самый большой и красивый в Хабаровске. На главной улице Карла Маркса. Люди, как правило собирались в фойе перед тремя дверями в кинозал и ждали, когда предыдущий сеанс закончится, зрители через выход покинут зал, двери откроются. Новые зрители входили, когда еще последние не успевали покинуть зал. Так было всегда. Но, однажды, когда мы стояли у центральной двери, почему-то открыли только ее. Мы не успели войти, как толпа и слева, и справа, оттолкнула нас от двери. Слава успел схватить бабушку за руку, а я не успел. И людской круговорот, потащил меня, не знамо, куда! На меня никто не обращал никакого внимания, меня давили со всех сторон, сжимая в тиски тел, рвущихся к центральной двери! Я не просто испугался, я… перестал дышать! Со мной случился обморок. Очнулся на сиденье в кинозале. Первое, что увидел, женщину в белом халате и ощутил сильный запах нашатырного спирта! Потом увидел бабушку с испуганным лицом и ковыряющего в носу братика Славу. Я пришел в себя и… весь зал облегченно вздохнул, кино началось!

Это был французский фильм по книге Луи Буссенара «Капитан сорви голова». Кстати, в Сети фильма нет и считается, что его не было! Думаю, что это, изъятие фильма с проката в Сети, проделки бриттов! Так вот, с тех пор я ненавижу толпу! И у меня клаустрофобия. Испытывая клаустрофобию (например, в остановившемся на полпути маленьком лифте, или в костюме для подводного плавания, когда спускался в глубину пирамиды в Египте), я всегда вижу себя в некоем лабиринте. Об этом ниже, а здесь должен заметить, следующее. Когда месяц проходил медицинскую практику на подводной лодке «Средний крейсер», то никаких неудобств в отсеках и медицинском, и в спальном, не чувствовал. И, когда спускался в полу обрушившуюся штольню в Акатуе, в которой ссыльные декабристы добывали урановую руду, явно рискуя жизнью, никакой клаустрофобии не было и в помине! Моя клаустрофобия особая, избранная, получается.

Почему «лабиринт»? Тоже имеет это свою историю. Четыре раза я чуть было не погиб в настоящих, и очень разных, лабиринтах. Но, мой ангел спаситель приходил на помощь – я чудом выбирался, как, и сейчас не знаю, и без всякой нити Ариадны!

Первый раз, когда мне было 25 лет, я спустился в запрещенном месте в знаменитые катакомбы в Керчи. Просто так, без всего, в цивильной одежде. На небольшую глубину – в метра два-три над головой. Огляделся, увидел впереди другой выход на поверхность, рукой подать, и пошел к нему. Пройти по легендарным катакомбам – заманчиво! Но… иду, а светящийся выход не приближается! Вместе с тем «потолок» надо мной опускается. Вот уже приходится нагибаться, чтобы идти! А идти надо и только вперед, ибо тот лаз, в который я прыгнул, исчез и сзади тьма! Ускорил шаг вперед, вот он, выход наружу – рукой подать. Ан, нет!.. Ползу, зажатый и сверху, и с боков. Светлое окно не исчезает, но и не приближается! Тогда не было никакой паники, ни малейшего страха. Было одно – достигнуть «окна» раньше, чем не смогу к нему протиснуться даже ползком в щели между каменными «стенами»! Протискивался у выхода так, что порвал о камни рубашку и брюки и весь исцарапался! Вылез и тогда обратил внимание, что у моего спасительно «окна» стоит красный флажок с табличкой «Не спускаться! Опасно для жизни!» Скорее всего такой же флажок с табличкой был и на входе, просто я не обратил внимание! Потом я купил карту катакомб. На ней нашел свои «окна». Расстояние между ними было километр! Кстати, никакой клаустрофобии в катакомбах я не испытывал! Но потом, при малейшем приступе клаустрофобии и прежде всего вспоминаю катакомбы Керчи.

А второй лабиринт для меня был ледяным. Мы с моим другом Володей Прокудиным гуляли по льду озера Байкал. Мне было 33 года. Погода была отличная: яркое солнце, блестящий, чистый лед, великолепное настроение! Температура воздуха градусов 10—15 ниже ноля, не больше. Случайно набрели на рыбацкую полынью. А в метрах пятидесяти от нее увидели еще такую же. Примерно, метра полтора квадратных обе. Я решил искупаться. Разделся догола и прыгнул в воду. Открыл в глубине глаза и увидел перед собой противоположную полынью. Ясно увидел! И, почему я тогда не вспомнил о керченских катакомба, не понимаю! Я поплыл к блестящей на солнце впереди полынье. 50 метров под водой для меня и сейчас, в 75, чепуха (каждый год плаваю подо льдами Московского моря). Плыву и наслаждаюсь, в прямом смысле затаив дыхание! Рассчитал силы. Лихо доплываю, всплываю и… ударяюсь об лед! Полынья замерзшая, мы не проверили! Пытаюсь ее пробить рукой – бесполезно! Бьюсь об лед со всех сил руками и ногами. Не получается! Подо мной 1642 метра чистейшей воды! Прежде, чем понял, что гибну, и нужно возвращаться туда, откуда приплыл, я увидел прыгающего на льду полыньи своего друга Володю. Понял, что он не может разбить лед сверху, прыгая по замерзшей полынье. Вот тут-то я испытал страх. Реальный страх. Но… все же не панику! Хладнокровно (ха-ха, звучит двусмысленно!) понял, что кислород в моих легких на исходе! Но… или опустить руки и закрыть глаза, пойти ко дну. Или плыть назад, пока не потерял сознание! И я развернулся и поплыл назад. Естественно старался плыть быстро… У меня был друг Гена Шевелев, великий психиатр и психолог, ныне покойный. Так вот он полагал, что в критической ситуации, не совместимой с жизнью, мы все же можем спастись, если отключим сознание и будем действовать «на подкорке»! Концепция Гены ничем не подкреплялась. Но… я проплыл еще пятьдесят метров (на самом деле между полыньями было 55 метров) «на подкорке»! Меня вытащили на лед рыбаки, видевшие нас и вовремя сообразившие, что с нами происходит что-то неладное!

Недавно наткнулся в Сети на видео, как спортсменка Екатерина Некрасова из Москвы под камерами и в сопровождении проплыла подо льдом Байкала 85 метров. 7 января 2021 года. Это преподносилось, как мировой рекорд. Я обратил внимание, что пловчиха была в шапочке и в маске. А я в 1978 году в феврале проплыл 110 метров, голым… И тоже брасом. А, как иначе можно плыть под водой?.. Да, None Genuine But Mine…[3 - Ничто не истинно, кроме моего. (англ.)]

Третий мой лабиринт. Мне 47 лет. Мы с Мариной в Цюрихе. Утром вылетаем домой. Там есть тропа между сопок, которая ведет к канатной дороге и вышке обозрения. Марина не любит высоты. В лес я пошел один, вечером. Что мне, дальневосточнику, сопки, исходившему всю приамурскую тайгу? Прошел с километр по тропе для туристов и айда в низ. Как раз возле старого, заброшенного колодца. Спустился, осмотрелся – благодать: зелень, запах, чистота в лесу. Наверное, подметают! И пошел по ложбине между сопок. Иду, наслаждаюсь, вдыхая аромат швейцарского леса. Там много цветов, каких я на Дальнем Востоке не видел. И все пахнут восхитительно! Глаза закрытые, иду и только вдыхаю, не дыша!.. Ну час шел, не меньше. Пора на верх к тропе туристской подниматься, скоро станция канатной дороги. Открываю глаза и… передо мной старый, заброшенный колодец, точно такой, как тот, ради которого я спустился в ложбину. Вот, думаю, швейцарцы какие – колодцы у них, как близнецы-братья! Наверное, от него и подниматься нужно к тропе. Поднялся – тропа на месте! Пошел дальше. Тропа закончилась, а канатной дороги с вышкой нет, как нет! Решил, что прошел мимо. Стал возвращаться. Начинало слегка темнеет. В лесу, как на море, темнеет быстро, как только солнце уходит с зенита. Иду. Шел полчаса, все вышки нет, как нет! Остановился. Сердце слега ускорило ритм. Где, собственно, я? Решил спуститься вниз в ложбину. Спускаюсь и… натыкаюсь на колодец старый, заброшенный, точно такой, какие я видел два часа назад! Понял, что, что-то неладное с колодцами. Они даже развалились все совершенно одинаково! Ломаю ветку близ стоящего огромной ели в три обхвата и положил рядом с колодцем. Поднялся. И побежал, куда глаза глядят, не зная, где перед, а где назад. Главное – на туристской тропе. Она должна куда-то вывести! Около часа бежал – конца и края нет! Понял, что заблудился. Не понимая, зачем, спускаюсь в ложбину. И… прямо к «своему» колодцу. По ветке узнал! Вот тебе и таежник с 14 лет!..

Поход в тайгу на севере Хабаровского Края в районе поселка Сусанино. Мне еще не исполнилось пятнадцати лет, а это был второй мой геологический поход. Был выходной и мы, молодые ребята и девчата (все старше меня лет на пять) отдыхали. Кто ловил в горной реке форель на голый крючок, сделанный из обыкновенной швейной иглы, прикрепленный к двухметровой толстой нитке. Кто рядом с лагерем малину собирал. Кто – по грибы. А «Ромео» и «Джульетта», то бишь, Миша и Люда на скалы полезли. Вот Миша и сорвался! Так заорал, что рябчики, засевшие в деревьях вокруг, ожидая, когда мы уснем, чтобы собрать пищевые отбросы, с шумом вспорхнули! Тоже тогда темнело. Мы рванулись на крик. Миша катается по земле, окровавленный, ободранный о камни. Люда рыдает, заламывая руки. Осмотрели. Медика среди нас нет. Вроде бы ничего не сломано, но Миша вопит от боли, да и кровь на лице, руках, на одежде! Что делать? Поселок рядом. Если по воде, то всего километров пять, чуть больше. Но, если по воде и за скалу завернуть. Лодка есть, деревянная и два весла. Но… поселок-то против течения, а оно сильное! Можно тайгой. Между сопок. Но уже темно… Вот тут-то моя бесшабашность и юношеская жажда подвига. Короче, я рванул… И сейчас не понимаю, как я вышел из леса ночью именно туда, куда предполагал – прямо к бараку геологов! И ничего в темном лес не боялся! Бежал между сопок (сопки —опасная вещь: стоит на сопку забраться и, если в темноте – запросто теряешь ориентир – где тут галстук, где перед? И леший не разберет! Дважды падал в ямы, заваленные прошлогодней листвой. И совы нещадно кричали, стонали, орали. И филин где-то ухал и охал. Ничего не было страшно! Вероятно, мимо медведя пробежал (на другой день его видели в малиннике). Вернулись по реке. Миша тихо стонал, держась за живот. Фельдшер осмотрела его – поверхностные царапины. Смазала йодом и всех делов!.. После этого случая я в тайге, как в своей спальне, и компасом никогда не пользовался в пути, только на входе в тайге, по азимуту…

Все же не впал в отчаяние. Поднялся на тропу, сел на пенек. И решил так просидеть до утра. Вскоре задремал, лег на траву, сгреб на себя, что можно было сгрести и… уснул крепким сном. Очнулся – меня кто-то тряс за плечо. Оказался молодой мужчина, младше меня, в очках и при наряде бегуна. Немецкий язык я не знал, а он, удивительно, не знал не только русский язык, но и английский и французский. Улыбался и что-то быстро говорил! Я показал ему, что мне нужно в город – на канатную дорогу. Она проходит через глубокую ложбину между сопок, покрытых многовековым елеями. Моя станция через 15 минут от смотровой вышки. Дальше на трамвае еще 15 минут. Спортсмен меня понял, засмеялся и… показал в лес, перпендикулярно, тропе, по которой я бродил. Я поднялся первый раз с ложбины на другую сопку, с которой спустился, то есть, на совсем другу тропу!

Я побежал. Через минут десять, увидел смотровую вышку. Сразу стало легко и радостно. Самолет в 14 часов. Можно было принять душ, поесть и часок подремать. Светало вовсю. Небо голубело, солнце всходило. Тут шальная мысль: а, что, если я спущусь в ложбину, будет ли там мой колодец? И…я спустился. Колодец был на своем месте! Я… понял, что я в лабиринте. Стало жутко: поднимусь и… опять все сначала! Я сел, схватившись за голову. Сколько так сидел без мысли, без чувства, не знаю, но… минуты три не больше! Очнулся – меня тряс за плечо мой очкарик. Тряс и улыбаясь, что-то быстро говорил. Я схватил его за рукав. Он кивнул головой. Мы поднялись на сопку, как я и думал, совсем не туда, куда я намеревался. Через несколько минут были у смотровой вышки. Вход на вышку был закрыт висячими цепями. Мой спаситель наступил на цепь, и я перешагнул без билета. Я позвал его с собой. Он замотал головой, показывая, что не может – страх высоты, как у Марины… Мы расстались, как братья. Жаль, что ни у меня, ни у него не было ни визиток, ни бумаги с карандашом! Мы ведь прощались навсегда, а стали закадычными друзьями!.. Я не спросил его имени и не сказал своего. Конечно же он понял, что я русский…

Четвертый лабиринт. Мне 50 лет.

Это случилось со мной за пять лет до трагедии в окрестностях «Города мёртвых» c фиванским некрополем в Долинах царей, цариц и знати со знаменитым храмом Хатшепсут, Колоссами Мемнона и другими объектами. 17 ноября 1997 года близ города в храме Хатшепсут произошла т. н. Луксорская резня – террористический акт с массовым убийством иностранных туристов и местных служащих (убиты 62, ранены 26) членами бывшей египетской исламистской террористической группировки «Аль-Гамаа-Аль-Исламия» («Исламская община»). И за десять лет до второй трагедии там же – 26 февраля 2013 года катастрофа воздушного шара с гибелью 19 туристов в результате его возгорания…

Да, позади Луксорский храм, 25-метровый гранитный обелиск. Иду аллеей сфинксов к Карнакскому храму. Потрясен залом фараона Сети I, 134 колонны, 12 из которых высотой около 20 метров. Ко всем прикоснулся. Ноги мои прошагали 123 гектара. Прошел Долиной Цариц и Долину Царей, где для фараонов возводили уже не пирамиды, а подземные камеры – гробницы… фараона Сети I. Забрел в небольшой посёлок, расположенный в черте города – Мединат-Абу. Лицезрел великолепный храм фараона Рамзеса III возведённый в XII веке до нашей. эры. Храм величественный, прекрасно сохранившийся, изобилует красочными иероглифами, некоторые из которых настолько огромны, что голуби устроили в них свои гнёзда. Они воркуют и гадят.

Колоссы Мемнона невозможно пройти мимо, особенно на пути в храм Хатшепсут. Величественные гранитные статуи – это всё что осталось от древнего храма Аменхотепа III. Двигаясь от колоссов Мемнона к храму Хатшепсут, по левую сторону видел Рамзессиум – храмовый комплекс, посвящённый фараону Рамзесу II. Посетил Астрономический зал с изображениями созвездий. Вот и он, Жук Скарабей! Древние египтяне отождествляют жука с движением, небом, солнцем, молодостью души, новым началом и бесконечностью жизни. Голливудский фильм «Мумия» 1999 года, снятый с дешевыми декорациями в Марокко, просто изгаляется над скарабеями: они и заживо сжирают будущего Мумию, и под кожу, как у себя, влезают всем, кто до них дотронуться, и какой-то черной лавой-лавиной вообще надвигаются и отодвигаются. Я впервые увидел скарабея воочию, когда умер и в состоянии клинической смерти с огромной скоростью несся по узкому коридору к свету, вероятно летел вперед головой, вытянув руки вдоль туловища. Так вот, скарабей летел рядом со мной по левую сторону. Мне было 5 лет, и я не читал Раймонда Муди «Life After Life»[4 - «Жизнь после жизни». (англ.)], да он тогда еще и не думал эти книги сочинять. Я первый раз умер в 1950 году… Раймонду было 6 лет от роду. Статуя жука-скарабея находится на территории Карнаксого храмового комплекса, между озером Lac Sacre и храмом Амон-Ра. Потрясенный, все не мог себе вообразить, как египтяне из нубийского песчаника и скал создали это все, что я увидел! Не мог тогда осмыслить львов с бараньими головами, у ног которых фараоны.

Начались мои злоключения вероятно с часовни Сети II. Я по минуте постоял у алтарей – фараону Амону-Ра, его жене и их сыну. И сразу попал в полуразвалившиеся стены… лабиринта, в проходах которого натыкался на сфинксов. В этом лабиринте кружился между столпами, разделяющие храм, двор Аменхотепа III и громадный монумент царицы Хатшепсут, как ели в приморской тайге Николаевска-на-Амуре. Нашел себя в залах солнца, в одном из них, в Ботаническом саду, задрав голову, разглядывал рисунки необычных животных и разных цветов. И, вот опять… перед Жуком Скарабеем! Покружился и влево, и вправо. Нет, ничего не загадывал сначала, просто тщательно рассматривал моего спасителя! Это потом, когда начало темнеть (я сошел с корабля, на котором мы с двойняшками – моей женой Мариной и ее зеркальным отражением, Оксаной, путешествовали по Нилу, как герои Агаты Кристи; двойняшки пошли на базар, чтобы купить наряды для вечернего костюмированного бала на корабле, поэтому меня отпустили восвояси), я взмолился к Скарабею, спасти меня еще раз, ибо понял, что здесь, в Карнаксих трущобах 5000 давности, я один. И пути мне на залитый огнями и веселой музыкой кораблю нет, как нет! К Скарабею я выходил 20 не полных раз! Все те же пилоны, фараоны, сфинксы и голуби, которых заменили ночные н жуткие птицы, вскружили мне голову, а сердце наполнили трепетом! Еще бы – я несколько раз оказывался на каких-то плитах, а вокруг меня были черные пропасти с зыбучими песками или пещеры с вонючей болотной водой, покрытой липучей тиной! Мне уже наяву чудились, выбрасывающие руки и ноги мумии, точь-в-точь, как я потом увидел в голливудских ужастиках!

И, вот, сижу я у постамента своего спасителя – Жука Скарабея. Холодно. Хочу есть и пить. Спать пока не хочу. Решил сидеть здесь и не рыпаться до первых туристов! От усталости мутилось в голове: «А, вдруг я уже провалился в какую-нибудь гробницу лежу без сознания, а мне чудится, что я у подножья монумента Жуку Скарабею! Как же там мои близняшки? Наверное, ищут меня, или… танцуют в нарядах – Амон Ра (Оксана), и царицы Мут (Марина). Для меня сестрички подбирали одежды сына Амона Ра и Мут, Хонсу. На корабле должен был пройти древний праздник Опет.

Я так сильно вдруг захотел пить, что соскочил, чтобы вернуться к пруду омовения. В древности на его берегу стояли небольшие помещения для священных птиц бога – гусей. Статуи богов жрецы омывали водой из этого озера. Там я уже был раз пять, не меньше, но тогда пить не так сильно хотел, как сейчас. И чуть было не провалился в расщелину между каменных, успевших остыть при закате солнца, глыб, в пропасть, заполненную болотной водой.

Потом я узнал, что начал плутать в храме Рамсеса II, посвященного культу фараона Ментухотепа III, в руины здания, возведенного Тахаркой. От Скарабея Атум-Хепри, я шел, то вправо, то влево к Храму Хонсу, потом к Храму Осириса и Опет фараона Эвергетом II. НО… как бы я не шел, и при свете, в полумраке, и в темноте, я выходил к Скарабею!

В тот самый момент я увидел двух красавиц в древнеегипетских одеяниях знати. И не сразу узнал Амона Ра-Оксану и Мут Марину. И, хорошо, что не узнал, ибо, если бы узнал, то точно остался бы в Городе мертвых навсегда. Красавицы египтянки протягивали ко мне руки, но неожиданно над ними я увидел огромного Скарабея. Словно он оторвался от своего постамента и завис над манящими меня юными женщинами. Скрежет крыльев и пощелкивание сильных членистых лап были угрожающими. Эти звуки видимо и спугнули женщин. Я с любопытством, задрав голову, смотрел на гигантского жука – он был черным с белыми окантовками. Я подумал, что было бы хорошо, если бы скарабей подхватил меня и упорхнул отсюда прямо к кораблю: может и на бал бы успел! «Вставай Женя! Что расселся? Девушки твои беспокоятся… И костюм принца Хонсу для тебя готов!» Нет, это был голос человека, а не жука-скарабея. Знакомы голос… нашего гида, славного потомка древних египтян из Фив, Хассана Бешира!..

Чудные мгновения. Продолжение

«К счастью нужно было сделать только шаг. Я шел к нему теряя годы»

    Ричард Олдингтон. «Все люди враги»

Я достал телефон, решил позвонить Виктору, пусть бежит бегом меня вытаскивать и сугробов. Но, видимо руки в легких перчатках онемели, просто окостенели от мороза в минус тридцать, как пить дать, телефон благополучно выскользнул и канул в сугробе. Я начал шарить руками под снегом в его поисках, и понял, что рядом… о, не дай бог, котлован, а я стою на его краю! Вот только на каком – не мог сориентироваться! Все, замерзну. Смех, да и только! В трех шагах от дома… От бессилия выть волком хотел, луна дразнила, начав мерцать в снежинках – снег пошел…

«Ау! Ты здесь?» – С небес или повыше, раздался, о, так знакомый голос! «Начинаю галлюцинировать, – мелькнула мысль – потом усну и амба!» Но я еще стоял, когда почувствовал, как меня трясет кто-то за плечо сзади. Потом яркий свет… Но, не впереди, в конце тоннеля, а сзади. И сразу моя пещерка в сугробах вдруг стала уютной, «теплой», как будто я в своей постели в детстве залез под пуховое одеяло. Ан, нет, запах… душистого табачка, от которого я млел вечерами, сидя на скамейке перед фонтаном на площади Ленина перед моим ХГМИ.

Когда я увидел ее лицо близко-близко от своего лица, то никакого удивления не испытал. Конечно, же, она, фея-кассирша из «Пятерочки»! Побежала за мной, почувствовав неладное… «Какой у тебя номер телефона?Я позвоню…» «Откуда ей известно, что у меня телефон упал в снег? Да ей все известно! Что тут удивляться!».

Мы действительно стояли на краю котлована. Но вода в нем крепко замерзла и сверху снег, метра в полтора Телефон мой жалостливо отозвался. По мере того, как моя Дриада вытаскивала его из сугроба, его писк все громче, явственнее и энергичнее превращался в бравурные звуки вальса «Амурские волны».

Как мы дошли до моей калитки, не помню. Лера – имя моей спасительницы-красавицы-кассирши «Пятерочки» – забрала у меня пакет с водой и двумя бутылками вина. Я открываю калитку, протягиваю руку за пакетом, который у Леры… «Я с тобой.» – «Я дома, не потеряюсь здесь…» «Я с тобой!» – «Гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные, грациозно сбивают рыхлый снег с каблучка…» – Зазвучало в моей голове. «Аромат пирогов…» – Громко подхватила Лера. И тут, вместо звона колоколов рявкнул клаксон в снегопаде, там, где была дорога. Я оглянулся. Черное чудовище вырвало себя из мрака метели и ночи мощными огнями фар и подфарников, которые угрожающе мигали! «Пойдем, я остаюсь у тебя…» Лера набирала текст в ватсапе. «Твой парень?» – Машинально спросил я. «Мой брат Влад. Сводный брат…» Черное чудовище с черными тонированными стеклами в порывах снежной завесы, перестало мигать огнями. Был включен дальний свет. Машина рванула бесшумно и мгновенно скрылась в снежной пелене.

«Волшебству стоит только начаться, а там уже его ничем не остановишь!». – Заверещало в моей голове. – «У Булгакова «колдовству…» «Да она читает мои мысли!» – Констатировал я. «Да ты их проговариваешь вслух!» – Лера громко вновь рассмеялась, забирая у меня из руки пакет с бутылками, чтобы я смог открыть дверь. Это было непросто, ибо замок замерз. «Как бы не пришлось лезть в снегу под террасой в пристройку!» – Подумал громко я. «Я прошмыгну под снегом, не волнуйся!» – Скандировала Лера, но дверь открылась.

«Мне бы вымыться или хотя бы протереться. Пять часов потела за кассой, там жара несусветная». – «Смеситель с нагревателем только на кухне. Я дам тебе чистое полотенце, а все необходимое найдешь в ящике под раковиной в туалете. Я подожду в кабинете…» – «Я не знаю, как пользоваться нагревателем… Может лучше ты… протрешь меня?» —»?» – «А в благодарность, я тебя протру» – «Я купаюсь в снегу» – «Но сейчас темно, пурга, и минус 30» – «То, что надо! Взбодрюсь и очищусь от мрачных переживаний» – «Я с тобой… Но, у меня может сердце в снегу остановиться!» «Купайся под краном на кухне…» – «Нет, с тобой!»

«Женя, мы умрем?»… Мы стояли на железные площадки перед входной дверью с английским замком, которая захлопнулась, а ключа у меня конечно не было. Голые, мокрые. После барахтанья и купания в снегу, которые Лера перенесла, как ни в чем не бывало, в темноте, в метель при минус тридцать, я облил себя, а потом ее ледяной водой из ведер, которые захватил с собой. На все про все ушло минут 10—15 не больше. Дальше бы шмыгнули в тепло, растереться теплыми, подогретыми на обогревателях полотенцами и все было бы полный ажур. Но, предохранительное полено в проеме двери порыв ветра сдул и дверь захлопнулась! Я рвал железную ручку, припаявшимися к ней мокрыми пальцами, скорее механически, понимая, что она сделана на совесть. После вопроса Леры произошло настоящее чудо: я рванул и вырвал забетонированный железный косяк двери! Прилег на него плечом и в просвет втолкнул Леру. Там она мгновенно открыла дверь. И, вот, мы в тепле, и в ярком свете!..

Я протирал Леру теплым махровым полотенцем из Хургады – натуральный хлопок, ее трясло. Барабаня зубами, она говорила, что ей не было страшно. Ей было жалко меня, видя, как я нещадно пытаюсь открыть дверь, понимая, что открыть ее без ключа просто невозможно: мы стояли перед дверью, прилипнув ногами к металлу, в клубах морозного снега, на ветру, повторяю, мокрые! Пятнадцать минут, не меньше, мы не жили, мы выживали!

«Будем пить «Southern comfort 50%», надо согреться внутри. Как ты к крепким напиткам относишься?» – «Да, ни как. Никогда не пробовала. Мой опыт – шампанское по праздникам. Но об этом напитке много знаю. Он любимый Дженис Джоплин. Мне близок ее блюз «All is Loneliness»» (замечаю, что кумиром Джоплин была Билли Холидей!) – «Да… Sex, Dope And Cheap Thrills – тоже твой слоган?» Лера засмеялась и перестала стучать зубами. «А, как ты думаешь?» – «Думаю, что если «да», то только умозрительно и в сновидениях!» – «Девица я, – начала громко смеяться Лера, – не целованная и в снах своих тоже невинна!» – «А… ко мне пришла, легко и просто… Пять минут знакомства, и я растираю тебя всю голенькую!» – «Пять минут? Да я знаю тебя скоро уже семь лет! И все эти годы только и думала, как к тебе подкатить. Семь лет, как влюблена в тебя без памяти!» – «Постой, погоди… Как семь лет? Сколько тебе сейчас? Двадцати не полных лет…» – «Ребенком влюбилась в старого мужика? Где ты меня видела?» – «Ты нас снимал у бабы Шуры в огороде. Не помнишь? С ее внучкой Анжелой, моей подругой… (потом я нашел эти фото девочек в огороде бабы Шуры)» – «Анжелу помню. Осенью она приезжает в дом к Шуре собирать красную смородину. У нее огромный куст, собирает только она. Но и с Анжелой я не разговариваю. Правда подарил ей через бабу Шуру на восемнадцатилетние сою книгу о Завидово «101 км», она не откликнулась…» – «Давай пить ликер со вкусом виски! Все встанет на свои места… Каждая снежинка падает на уготовленное только ей место… Я знала, что буду у тебя и с тобой… А кушать есть что? У меня там в кармане куртки немного сервелата и колбасного сыра. Схватила на ходу, что под руку подвернулось, побежав за тобой. Чувствовала, что пропадаешь…» – «Копчена утка в свече Ульгучье. Вчера накоптил. Пойдет?» – «А, что такое свеча Ульгучье… Странное название» – «Ульгучье – нанаец из древнего рода шаманов, знамениты снайпер Великой Отечественной и охотник в мирное время, мой друг…» – «Давай пить ликер с вкусом виски Дженис Джоплин – 50, и есть копченую утку Ульгучье!» – «Давай. Только накинь халат – из Самарканда подарок…» – «А ты так и будешь праздновать голым?» – «Праздновать?.. Ах, да, мы же чудом остались жить! Это нужно как следует отпраздновать. Но… ты должна будешь успеть все мне о себе рассказать, прежде, чем веки и губки твои прекрасные не слипнуться» – «А, что рассказывать? Давай халат узбека и слушай. Буду краткой – что время понапрасну терять?»

И началось. Вернее, началась фантасмагория! «Золотой осел» Апулея, не иначе! С первого тоста Леры перед брудершафтом: «Дин скооль, мин скооль, алля вакра фликорс скооль!» Это был мой (sic!) тост студенческой поры! Я прочитал «Капитальный ремонт» Леонида Соболева. Великолепный роман великого писателя! Оттуда взял этот тост шведских моряков. Лера Соболева не читала. Но, она, как оказалось, не продавщица «Пятерочки», а студентка двух ВУЗов – Тверского университета медицинского факультета, 2-го курса, и СПбГУ, филологического факультета, 3-его курса. Изучает скандинавские языки. В «Пятерочке» собирала материал для курсовой работы по социальной медицине – «Психологические типы сетевого покупателя». В завидовской «Пятерочке», «магазине Цветкова», потому, что ее фамилия «Цветкова». Но к меценату фонда моих родителей вряд ли имеет прямое отношение. Хотя управляющий магазином предоставил ей возможность собирать материал для курсовой сразу и без расспросов. Отца своего Лера не знает, никогда не видела. Но (как в «Парижских тайнах» Эжена Сю), он существует реально, ибо Лера имеет несколько золотых дебетовых карт и может тратить деньги в любой валюте сколько душе угодно. Еще у нее три шикарных квартиры в Питере, Твери и Москве, гараж в каждом городе с иномарками (она пока водить не собирается, некогда). Побывала на многих зарубежных курортах, куда стекается российской элиты. Лера родилась в Твери. Мама ее – на половину немка, на половину литовка… из Ташкента. В 90-х годах эмигрировали с бабушкой (литовкой) в Россию. Дед немец репатриировался. Мама умерла, когда Лере было 2 года от рака. Воспитывалась бабушкой. Бабушка умерла 2 года назад. Мама встречалась с моим другом Пашей (потом я нашел фото – они у меня в гостях). Но, вряд ли мой друг отец Леры. Фамилия мамы и бабушки Цигеманн. Откуда у Леры фамилия Цветкова – она не знает. Возможно на каком-то старом немецком диалекте Цигеманн есть Цветок? Влад, единственный друг-мужчина Леры, стал ее знакомым недавно, представившись, как ее сводный брат. И таким образом построил с ней отношения. Лера думает, что он гей. Это ей никак не мешает видит в нем своего старшего брата, хотя он старшее ее всего на несколько месяцев. Лера действительно увидела меня 7 лет назад и как сильно интровертированная особа с богатым воображением, создала и все годы лелеяла мой эфемерный образ «мужчины ее мечты». Мой возраст она никогда не принимала в расчет. Я слушал Леру, мы рвали руками утку, отправляя большие куски в рты. Сначала в свои, а потом – в рот друг друга, забавляясь. Запивали маленькими глотками Южного комфорта и нам действительно было и тепло, и комфортно. Нам было уютно друг с другом! Я не переставал восхищаться и все сильнее, все отчаяние всем, что шло от этой чудесной девушки! От ее речи, от ее мимики, от ее умопомрачительных поз, которые она принимала, жестикулируя, от запахов ее разогретого юного тела. Думаю, что как бы увлеченно она ни говорила, порой закатывая карие очи над поднятыми стрелками черных бровей, она не теряла меня из виду. Она наблюдала за мной, изучала меня, сопоставляя то, что навоображала себе обо мне и то, что сейчас от нее на расстоянии одного локтя! Несколько раз она прерывала свой монолог, словами: «Ну, хочешь меня целовать – целуй! Хочешь меня прижать к себе – прижимай! Я – вся твоя. Я давно твоя вся!»

…Я положил ее спать под утро. Сам включил компьютер и начал блуждать в Сетях. Где-то в часов 12 дня сам уснул, сидя в кресле. Очнулся, Лера трясла меня за плечо: «Просыпаться думаешь? Я приготовила завтрак. Мне нужно съездить домой, хочу, кое-что привезти тебе. Будешь рад! Влад уже у калитки. До завтрашнего утра отпустишь? Я мигом!»

Я ждал Леру два дня и две ночи – она не появлялась! У меня не было ни номера ее телефона – почему-то он не отобразился, когда она звонила, отыскивая мой телефон в сугробе. Я не посмотрел на номер машины Влады. Сбегал в «Пятерочки» – информацию о сотрудниках не выдают ни под каким предлогом. Позвонил на «Блокпост ГАИ», что на выезде из Завидово, хотел узнать номер машины Влада. Представился полковником МВД в отставке. Получил отповедь: «Полковник! Сегодня мы скажем Вам номер машины, а завтра хозяина найдут мертвым… Подавайте официальный запрос через нашу поисковую службу…» – «Какой срок исполнения?» – «От месяца…» Позвонил своей знакомой, доценту СПбГУ. Она пообещала поискать Валерию Цветкову (отчество я так и не узнал). Но… опять нужно время, и здесь не так все просто с получением информации о студентах! Я был в отчаянии. Выходил из калитки и стоял часами, всматриваясь в горизонт. Небо днем было на редкость чистое и голубое. Ночами – звездное. Солнце яркое. Луна ясная. Мороз не отпускал круглые сутки!..

Через пять дней спустя мой телефон зазвонил. Номер был незнакомый. Звонил Влад. Он был у моей калитки. Я выбежал. Его черный с тонированными стеклами «Nissan GT-R» припал в снегу. Влад спокойно сказал: «Завтра похороны. Кремация в 12. Я заеду в 9 часов»…

Лера умерла через пять часов, как вернулась от меня. Разрыв аневризмы мозговой артерии. Умерла мгновенно. Это по заключению судебно-медицинского эксперта…

P.S.

Смерть от разрыва мозговой артерии не казус. Не редко это происходит у молодых женщин от 18 до 35 лет. В моей практике судебно-медицинского эксперта, это 1 смерть на 10000 смертей по разным причинам. В 1995 году сразу несколько медицинских изданий разных стран опубликовали статьи о смертях от разрыва аневризмы мозговых артерий у молодых женщин во время полета в пассажирских лайнерах. Моя хорошая знакомая, возлюбленная моего друга Толи, Таня Рожкова, умерла именно так в 1995году, возвращаясь в Москву из Луксора. Андрей Миронов умер от разрыва аневризмы мозговой артерии. Мужчины так умирают крайне редко.

Казус 8. Март 14. Прощеное воскресенье

«If you want to be strong learn to enjoy being alone»[5 - «Если ты хочешь быть сильным, научись наслаждаться одиночеством». (англ.) Джек Лондон]

    Jack London

Прошло 26 дней, как умерла Лера. Я осмелился пойти в магазин Цветкова. Кончились вода и хлеб. За эти дни погода катастрофически менялась: от —30 до +2. Сугробы, в которых я заблудился, где нашла меня Лера, исчезли. Тропы от моего дома через овраг к «Пятерочке» превратились в ледяные, запорошенные слегка снегом. Идти по такому настилу нужно осторожно. Тяжелое у меня было чувство. Странное. Хотелось прийти в магазин – а, вдруг, там Лера как ни в чем не бывало сидит за кассой, а вся моя история с ней – плод моего воображения? От такой мысли становилось зябко. Я пришел в магазин, как и тогда, когда увидел там Леру, перед закрытием. Никто на меня не обратил никакого внимания. Я взял две бутыли «Шишкин лес» и два батона. Народу мало. В магазине тихо и траурно (так мне показалось). Я медленно прошел к выходу. Оглянулся. Нет, Леры нет!

Вышел на улицу и осторожно пошел к тропе, скользя. И… вдруг! Я остановился и не сразу понял, что меня поразило? Я смотрел на машину, что была брошена у забора дома. Старый автомобиль. Я всегда проходил мимо него, но никогда не обращал на него никакого внимания. А, сейчас… мое сердце тревожно забилось. Поплыли картины из давнего прошлого…

Мой отец умер на заседании Правления Фонда Милосердия, где он был председателем, 15 июля 1990 года. Фонд тогда помещался в нашем доме. Правление состояло из старушек-пенсионеров, подруг и знакомых моей мамы. На кухне стоял круглый дубовый стол. Вот вокруг него на стульях и сидели правленцы. Папа был единственным мужчиной. «Девочки, давайте сегодня закажем автобус на фабрике, а завтра махнем по грибы. Погода-то какая!» Сказал весело и бодро эти слова, наклонил голову и умер… Ему, моему отцу, ветерану и орденоносцу Велико Отечественной Войны повезло. Он не видел распада Родины, за которую сражался и проливал кровь.

15 июля я был на Шукшинских чтениях на Алтае, в Бийске, когда позвонила Марина о смерти отца. Утром мы с Виктором Горном, биографом Василия Макаровича Шукшина, зашли в зал-ресторан, что алтайцы устроили для гостей перед актовым залом, и я ужаснулся: мне показалось (!), что столы, на которых располагались напитки и яства богатой алтайской кухни, покрыты красным материалом с черной окантовкой! Это был сигнал мне о смерти отца. Как раз в это время он умер.

Меня опекал родственник Василия Макаровича Шукшина, мой друг, заместитель начальника ГАИ СССР, Валентин Георгиевич Ишутин. Благодаря ему из Бийска я за несколько часов по Чуйскому тракту добрался до аэропорта Барнаула, откуда улетел в Москву. На милицейском мотоцикле меня подвезли к тракту, по которому шла колонна огромных армейских машин, кузова которых были закрыты брезентом. Я запрыгнул в одну из таких машин на ходу, в открывшуюся дверь. Ночью, громадина колонны в огнях… Что-то тяжелое, зловещее, серьезное! «На учения? – Выпалил я капитану, открывшему мне дверь в машину. – На учения, брат, дай бог, чтона учения!» Это было в ночь на 16 июля 1990 года…

Мама решила 40-ой день смерти отца провести в лесу, как он хотел – последнее его желание. Сначала собирать грибы, а потом готовить их на костре на поляне. Там и отметить 40-ой день. Заказала на фетровой фабрике автомобиль – точь-в-точь как тот, на котором Жеглов догонял Фокса. С носом. Учитывая, что все члены правления фонда старенькие, мама сказала мне, чтобы я разведал, где можно на автобусе въехать прямо в лес. Так, чтобы выйти из автобуса и начать собирать грибы. И, чтобы поляна была рядом. Было тогда одно такое место – березовая роща, сразу за футбольным полем. Рощу под корень вырубили в 1991 году. Фантастически красивую рощу! Огромное пространство, ровное, как площадь. И через каждые десять – пятнадцать метров красавица береза. Стройная, высокая, Кустов почти нет. Ни оврагов, ни кочек. Словно откатанная. Под каждой березой – грибы: красноголовки, черноголовки и белые. Ну, так немного для разнообразия дунек. В Завидово дуньки, они же свинушки, никто не собирает.

Я пошел в рощу 23 августа. Утром. День задавался отменный: жаркое солнце на голубом безоблачном небе. Прошел до берез и убедился, что на автобусе можно подъехать к ним вплотную, минуя свободно последний ряд скамеек у футбольного поля. Погулял по роще, собрал корзину грибов, хотел пойти искупаться. Там, ближе к железной дороге, протекает удивительная речка. Она течет сотни километров и впадет в Московское море. Половину пути течет под торфяником. Вода прозрачная, цвета крепкого черного чая. Имя речки Таратынка. В лесу речка в нескольких местах расширяется, образуя проточные пруды. Такой же пруд и в нашем поселки недалеко от дома родителей. Вот к одному такому пруд я и направился. К 1990 году я лес (завидовский заповедник) знал плохо, редко ходил за грибами. И, как правило, через хутор своего друга-цыгана Данилы. Это перпендикулярно березовой роще. Там еловый и сосновый лес, с мхом, болотными кочками, брусникой, маслятами. Он мне по душе, ибо напоминал приамурскую тайгу глушью. Иду напрямую от березовой рощи перпендикулярно к ельнику. Иду на Север. Солнце уже в зените. Припекает. Предвкушаю, как буду купаться в пруду! Неожиданно выхожу на пологую большую поляну. И… оторопел! Сверху вижу укатанную лесную дорогу. А по ней лихо катится ко мне желтый автомобиль типа УАЗ! Стою, смотрю. Машина притормаживает в метрах так пятидесяти от меня. Двери ее отрываются и из нее выходят две, как мне показалось, монашки! Высокие, стройные, в длинных черных глухих платьях. Босоногие (так мне показалось). Только вот головы ничем не покрытые и волосы распущены по плечи. Одна брюнетка. Другая светлая шатенка. Я ничуть не удивился. Тогда в Завидово кого только не встретишь – узбеки, таджики, кавказцы, и даже один африканец. Пришельцы быстро вытесняли цыган (в советское время Завидово было вселенской столицей цыган – достаточно сходить на кладбище, там много могил под железными шатрами).

Брюнетка на меня не обратила никакого внимания, а, вот шатенка шла прямо ко мне, улыбаясь, как старому знакомому. Я даже растерялся. Чудовищно красивая она была! Подошла ко мне вплотную и спросила, много ли грибов в округе? Я ответил, и она поспешила догнать подругу, которая бодро шла к деревьям, как к себе домой. Я стоял у машины, никак не соображая, что это за марка: и не газик, и не уазик. Открыл дверцу машины, заглянул внутрь и сразу увидел, что ключ зажигания на месте! «Вот дурехи, машину бросили с ключом зажигания! А, если я сяду и угоню?» Я начал сигналит. Девушки остановились. Они ушли уже порядочно от машины. Брюнетка что-то сказала шатенке, и та побежала ко мне. Подбегает, такая румяная, волосы растрёпанные, глаза огромные, как озера синие, и спрашивает, что случилось? «Ничего, – говорю, – ключи в машине, а, вдруг я угоню?» Ее вопрос как-то меня урезонил сразу: «А, зачем тебе она?» Я действительно не мог понять, зачем мне машина? Стоял, наверное, с разинутым ртом и смотре на красавицу в черном глухом (шифоновом), полупрозрачном (!) платье с длинными рукавами, босоногую, с шикарными в художественном беспорядке волосами и огромными синими глазами. Меня начинало колотить мелкой дрожью: под платьем ничего не было, ни лифчика, ни трусиков!

Сколько мы так простояли молча друг перед дружкой, не знаю! Молчали. Девушка смотрела на меня и улыбалась. Наконец я встряхнулся и хриплым голосом спросил: «Вы – монашки?» – «Нет, мы сектантки. Методистки. Откололись от евангелистов… Мы из Каунаса. На летние каникулы по обмену студентами нашего университета Витовта Великого с калининским университетом. Меня зовут Милда. Это имя нашей богини любви» – «А, вам, сектанткам, любить можно?» – «Можно!» – Посерьезнела Милда и, сделав шаг ко мне, обняла меня и крепко ко мне прижалась. Милда начала меня целовать. Я не люблю целоваться. Только однажды целовался в запой с одноклассницей Людой Подопригора ночью, в дождь, на лавочке под цветущей черемухой у Миши Легкого. Нам было по 15 лет. И, вот это второй раз за всю жизнь: упоительно и страстно с незнакомкой литовкой из Каунаса. Методисткой. По имени их богини любви!

Тогда сотовой связи еще не было даже в Москве. Она появилась через год. Но я работал в Центральном госпитале МВД СССР, и у меня была рация, и у мамы тоже. Я позвонил маме сказал, что дорогу я нашел в березовую рощу, можно заказывать автобус, и, что я задержусь в лесу, грибы пособираю. Мы схватились с Милдой за руки и побежали в лес. Пробежали, не приостанавливаясь мимо брюнетки, Она шла назад к автомобилю.

Мы занимались любовью чуть больше двух часов – и в траве, и в воде. Милда была девственная телом, но изощренная душой. Тогда еще не было порнографических сайтов, за снимок голой женщины в эротической позе можно было получить ренальный срок. Только через год московские вокзалы покрылись коростой киосков, предлагающих порно-диски со всеми видами половых извращений, грязью и мерзостью. Где-то же все это готовилось? У Милды все было изящно, аккуратно, изыскано и, самое завораживающе, страстно! Она ничего не изображала, ни коем образом не старалась, все было само собой и чертовски неожиданно! Именно тогда на поляне в завидовском заповеднике я понял, что литовские женщины ничего общего не имеют со всеми остальными, которых я любил и которые любили меня – русскими, украинками, узбечками, японками, китаянками и в том числе, польками. Было в Милде и то, что для меня лично было тогда ново. Так, к примеру, на ее теле не было ни единого волоска, и это при копне густых, длинных, тонких волос, покрывающих Милду по бедра. Управляла своим телом она превосходно, но, вряд ли управляла своим дыханием, стонами, вздохами и смехом! И, уж совсем удивительно – запахами! Да, тело литовки было гаммой запахов, появляющихся в нужное время в нужном месте. И, сейчас, если моя память пошлет что-то оттуда, у меня закружится голова и подкосятся колени. «Здесь есть змеи?» – Неожиданно шепчет Милда, дыша открытым ртом. «Нет!» – Кричу я в восторге. «Есть, есть! Я – змейка!» Милда была девственницей. Откуда все это?..

«Твоя подруг заждалась. Хватит. Пора назад…» – Шепчу, выползая из ее скользких, мокрых и жарких объятий

«Гедре никуда не торопится. Я тоже бы ее ждала, если бы ты пошел с ней» Вот эти слова Милды совсем меня охолодили. Значит, ничего бы сверхъявственного не произошло, если бы я побежал бы в лес не с ней, а с ее подругой? А, как же l’amour? С первого взгляда, как я думал…

Мы подошли к машине, шли быстро и молча. В моей голове был полнейший бардак. Что было в головке Милды – мне не доступно было!

Гедре лежала на траве у машины. Ее черное одеяние сползло по бедра, оставаясь на руках. Нет, она не загорала, она просто отдыхала от своих мыслей, видимо, и от своих желаний. Так, по крайней мере Гедре мне представилась. И еще я увидел, что у нее великолепные груди, как у Милды, точь-в-точь. Только соски у Милды темно коричневые, а у Гедре розовые. Да, Милда немного смуглая, а Гедре алебастровая. Я невольно наклонился над ней, рассматривая и наслаждаясь увиденным без всякой задней мысли. Чистое эстетическое наслаждение. На все другое у меня в те мгновения вроде бы не было сил. «Ты ее хочешь?» – Милда шепчет мне на ухо. Гедре поднимает веки и смотрит на меня. Потом протягивает ко мне руку и говорит: «Мужчину легко узнать, когда он хочет женщину. А, вот, какая часть тела женщины выдает ее, когда она хочет мужчину?» – «Lamour a la trois?»[6 - Любовь втроём. (фр.)] – Неожиданно для себя выплевываю я. «Why not?»[7 - Почему нет? (англ.)] – Говорит Гедре. «Praleidziu. Meile be manes. Sapnuosiu» – Говорит Милда на литовском…

Гедре также была девственницей… Ce n’est que ?a qui compte!

…В 1984 году Раджив Ганди сжигает на костре труп своей мамы. Нам показывают это по центральному телевидению. Моя мама негодует, да как он это смог? Папа молчит. Они еще не создали Фонда милосердия. Старики и старушки по ночам собираю остатки угля в угольной пыли на завидовской ветке. Папа видит это, и в 1986 году образует Фонд милосердия и здоровья в Завидово пока с одной целью – обеспечить всех нуждающихся стариков, живущих в частных домах, топливом на зиму. Фонд нигде не регистрируют. Это нечто новое для СССР. Я работаю в ЦГ МВД СССР, дружу со всеми начальниками УВД. Николай Николаевич, начальник УВД Калинина (Твери после 1991 г) регистрирует Фонд милосердия и здоровья.

В 1985 году ЦТ показывает Раджива Ганди вместе с Михаилом Горбачевым. Молодые, энергичные. В Москве и области появляются юные индианки. Они дарят первому встречному свою девственность и делают ему подарки. Появляются в общественных местах, в электричке, например. Они называют себя «совами»…

Милда и Гедре – новые «совы»? Вот, о чем я потом думал. В 1995 году мой ученик и друг, мой незабвенный коллега Анатолий Сергеевич Тимошин надевает погоны майора внутренней службы МВД СССР и отправляется в Чечню. Через месяц его возвращают в Москву. Дают ему хорошую должность в структуре медицинской службы МВД СССР, звание полковника, награждают орденом. Толя пьет непробудно. Его жена просит меня помочь ему, ибо он пропадает! Мы встречаемся. Толя мне говорит, что и лечить его, и спасать его бесполезно! Он хочет спиться и сопьется, чтоб сдохнуть! Толя крепкий русский рязанский парень, талант-самородок: шаляпинский бас, виртуоз игры на балалайке – о, как он исполнял на ней «Времена года» Вивальди! Ничего мне о своих подвигах в Чечне долго не рассказывал: «Не надо тебе это знать. Не надо, и все!» Однажды мы в его шикарном кабинете напились медицинского спирта, закусывая яблоками с моего завидовского сада. И Толя мне рассказал, почему он пьет, и что не дает ему жить.

Он попал в отряд, который «защищал» чеченское село. Оттуда действовали снайперы, положившие многих наших ребят, в том числе весь его медицинский взвод. Зачистка шла ночью, под нашими прожекторами. Толя одним из первых ворвался в село, бросая гранаты и паля из автомата. Поскользнулся. Попал в что-то скользкое, вязкое. Осветил фонарем – его нога была в развороченном снарядом животе молодой женщины! Нет, это не была чеченка. Волосы русы разметались в луже крови. Она была еще жива и что-то шептала. На Толю смотрели огромные синие глаза. Он выстрелил в нее, «чтобы не мучилась». Вытаскивая ногу, упал, рука его была на голову второй женщины, брюнетки, но не чеченки, европейки…

Толя не вылечился. Ему госпитализированному, в палату украдкой принесли пол-литра спирта подчиненные. Он выпил враз и умер. Ему было 40 лет без нескольких дней.

Милда и Гедре – литовские снайперши, убивавшие русских парней из Рязани, Твери, Ярославля… Возможно? Думаю, да…

Тогда, в августе 1990 года, я договорился с «сектантками- методистками» о встрече на том же самом месте, где мы познакомились, ровно через сутки, ибо завтра был 40-вой день после смерти моего отца. Встретиться в любую погоду, как подчеркнули девушки. Мама провела День Памяти так, как сказал отец за несколько минут до смерти… Вернулась домой и с ней случился тяжелый сердечный приступ. Мой госпиталь выслал реанимобиль. На нем я доставил маму в свой госпиталь. Микроинфаркт миокарда. Таня Макарова, мой друг и коллега, главный кардиолог ЦГ МВД СССР, полковник в/с, спасла маму. До моего дня рождения мама была в интенсивной палате кардиологического отделения, там встретила свой день рождения. Мы вернулись с мамой в Завидово 9 сентября. 10 справили ее (4 сентября) и мой дни рождённая. 12 сентября Слава увез маму к себе. Я прожил в родительском доме еще три дня. Все это время наделся, что литовки объявятся. В конце концов, они легко могли бы разыскать мой дом. Кто тогда от Клина, до Владимира, Конаково и Калинина не знал о Фонде Черносвитовых, не ведал, как умер его основатель? Или просто не был на похоронах моего отца? Могли бы, если хотели бросить записку в почтовый ящик и все дела!

Прощенное воскресенье… Я вышел из магазина «Цветкова» и увидел автомобиль Милды и Гедре! Удивительно, как я его не замечал раньше! Откуда он здесь? Я, конечно же, мог бы пойти и спросить у хозяина. Но… нужно ли мне это знать? «Зачем тебе он (автомобиль)?» – Вспомнил слова Милды, с которых все началось. Действительно, зачем? Ведь завтра Чистый понедельник! Первый день поста, однако!

Казус 9. Март. Пост

Трупы человеческие с содранной кожей в сакральных позах на Выставке Достижения Народного Хозяйства. Бритая голова в тюремной камере. Шоу с педофилом по Центральному телевидению. Клоуны, бегущие во власть. – Это только первая половина Марта 2021 года. Серого, грязного, зябкого месяца…

Хабаровск. Краевая психиатрическая больница. Администрация