Психологическое консультирование детей и родителей

Реакции ребенка подразделяется на следующие паттерны:

• сотрудничающий (cooperative), что соотносится с чувствительным паттерном взрослого;

• компульсивный (вынужденный) (compulsive);

• трудный (difficult);

• пассивный (passive).

Данные шкалы позволяют определить функцию того или иного поведения взрослого и способ адаптации к нему у ребенка. Так, функция чувствительного паттерна взрослого состоит в том, чтобы создать комфортные условия для ребенка в игре и взаимодействии. Отвечая на чувствительность взрослого, ребенок развивает способность к сотрудничеству с ним: может проявлять инициативу и ждать своей очереди во взаимодействии, сохранять интерес как к игре, так и к общению. Функция контролирующего паттерна заключается в фиксации внимания ребенка на желаниях родителя. Функция неотзывчивого паттерна взаимодействия родителя означает, что ребенок сохраняет интерес к самостоятельной игре, избегая инициатив в отношении к родителю. В свою очередь младенец может адаптироваться к этому путем компульсивного, послушного поведения или сопротивляясь взрослому. Таким образом, используя этот метод, мы можем понять, с чем связано появление конкретных сигналов ребенка.

Метод «Незнакомая ситуация» (Strange Situation Procedure) был разработан М. Эйнсворт [Ainsworth et al., 1978] для оценки качества привязанности у детей раннего возраста. Лабораторная процедура[2] состоит из нескольких эпизодов взаимодействия, разлучения и встречи матери и ребенка. Эксперт проводит оценку игровой активности, эмоционального состояния и поведения ребенка во время эпизодов разлучения и воссоединения с матерью. На основании изменения этих параметров делается заключение о качестве/паттерне привязанности ребенка. В семьях низкого социального риска были описаны следующие паттерны:

• безопасный паттерн привязанности (В);

• небезопасный паттерн привязанности избегающего вида (А);

• небезопасный паттерн привязанности тревожносопро-тивляющегося вида (С).

В семьях высокого социального риска[3] были выделены сложноорганизованные паттерны привязанности (классификация П. Криттенден [Crittenden, 2008]) или дезорганизованный паттерн (D) (классификация М.Мэйн и Дж. Соломон [Мain, Solomon, 1990] )[4] привязанности ребенка. В связи с тем, что оценка качества привязанности возможна начиная с возраста 11 месяцев, процедура ее оценки демонстрирует, как именно ребенок обобщил предыдущий (младенческий) опыт взаимодействия с матерью[5].

Мы перечислили методы, которые позволяют оценить не только отдельные характеристики взаимодействия каждого из участников, но и увидеть ведущий паттерн взаимодействия в паре родитель – ребенок. Также значимость понимания целостного паттерна взаимодействия помогает сделать вывод о том, насколько характерными являются те или иные проявления ребенка или матери, или о случайности наблюдаемого поведения. В качестве иллюстрации можно привести следующие ситуации.

Мать во время игры с четырехмесячным ребенком берет громко звучащую погремушку и начинает ей греметь. Ребенок хмурит лицо, затем отворачивается, начинает хаотично двигать руками и ногами. Мать останавливает игру с игрушкой, утешает ребенка, затем ищет другой объект или игру, который вызовет у младенца интерес. Ребенок снова проявляет интерес: смотрит на мать, расслабляется.

Мать во время игры с четырехмесячным ребенком берет громко звучащую погремушку и начинает ей греметь. Ребенок пристально смотрит на игрушку и мать, не отворачивается, тело напряжено и неподвижно. Мать продолжает игру с громкой погремушкой, игнорируя напряжение ребенка. Он не проявляет явных признаков протеста против продолжения такой игры.

В обоих случаях мать выбирает громкую игрушку, звук которой, вероятно, неприятен младенцам. Однако в первом случае ребенок открыто проявляет сигналы отказа от взаимодействия (хмурится, отворачивается от стимула, появляются хаотичные движения тела). Увидев эти сигналы, мать правильно их интерпретирует, прекращая неприятную для ребенка игру и подыскивая другой способ общения. Во втором случае младенец не протестует открыто (отсутствуют плач, либо активные телесные движения, свидетельствующие о дискомфорте), наблюдаются только неявные сигналы отказа от взаимодействия. Мать, не замечая (или не понимая точно) сигналы ребенка, продолжает игру. Несмотря на присутствие в первом случае дискомфортной со стороны матери стимуляции, общий паттерн поведения в диаде можно назвать реципрокным (взаимным): ребенок подает явные сигналы, мать их замечает, изменяет поведение и ищет удовлетворяющую ребенка стимуляцию, интерес ребенка возвращается. При использовании метода CARE-Index эксперт охарактеризовал бы такой паттерн взаимодействия как чувствительный – сотрудничающий: мать проявляет чувствительность – ребенок сотрудничает. Во втором случае младенец не выражает активного протеста, а мать, игнорируя неявные сигналы дискомфорта ребенка, продолжает общение; этот паттерн взаимодействия можно охарактеризовать как контролирующий со стороны матери и вынужденно подчиняющийся (компульсивный) со стороны ребенка. Принимая во внимание исследования взаимодействия привязанности матерей и детей, проведенные на основании данного наблюдения, можно сказать, что игнорирование матерью сигналов ребенка и отсутствие его сопротивления служит характерным для этой диады паттерном взаимодействия.

Зачастую у наблюдателей, обучающихся методам системной оценки взаимодействия матерей и детей, возникает вопрос о темпераменте младенца и его вкладе в то, как ребенок реагирует на стимулы и материнское поведение. Многочисленные исследования, выполненные в этой области, показывают, что темперамент и другие биологические характеристики ребенка не влияют на выбор им тех или иных социальных сигналов во взаимодействии с родителем. Основной вклад, благодаря которому ребенок способен или не способен заявлять о своем состоянии и потребностях, принадлежит материнской чувствительности [Bates et al., 1985; Goldsmith, Alansky, 1987; Плешкова, 2011].

Профессионал, используя специализированные методы наблюдения, а также обращая внимание на характеристики взаимодействия в естественной ситуации (например, на консультации), обязан уметь описать то, что он видит. Следующие вопросы помогут структурировать увиденное.

1. Кого мы наблюдаем, в какой ситуации (младенец, мать, отец, воспитатель и т. п.; во время игры, кормления, обучения; дома/не дома и т. п.)?

2. Как выглядит ребенок и его близкий взрослый (мать) (выражение лица, поза, вокализации и речь)?

3. Как реагируют ребенок или мать на сигналы или действия друг друга?

4. Как часто мы наблюдаем те или иные повторяющиеся циклы взаимодействия в паре?

5. Наблюдаются ли противоречия между сигналами у ребенка и матери (постоянно улыбающийся ребенок – подавленная мать; активная мать – пассивный ребенок; несоответствие позы и выражения лица ребенка/взрослого и т. п.)?

Далее мы рассмотрим сигналы младенцев, имеющих опыт пренебрежения или жестокого обращения со стороны взрослого [Keeping the Baby in Mind, 2009].

Сигналы, которые использует ребенок младенческого возраста в случае, если его нуждами значительно пренебрегают:

1. Во взаимодействии со взрослым не проявляет знаков сильной тревоги (не плачет, редко хмурится).

2. Пристально смотрит на взрослого, не отводя взгляд.

3. Улыбается, однако его тело может оставаться неподвижным и оцепенелым, улыбка не сопровождается вокализациями[6].

4. Может отмечаться высокая двигательная активность[7].

Сигналы, которые использует ребенок младенческого возраста в случае физической угрозы со стороны взрослого:

1. Тело ребенка крайне напряжено (до оцепенения), особенно когда взрослый прикасается к нему или берет ребенка на руки.

2. Пристально смотрит на взрослого, не улыбаясь при этом.

3. Издает мало звуков, в том числе и в ситуации, когда взрослый очевидно может доставлять ему дискомфорт (сильно трясет, грубо прикасается).

4. Не проявляет интерес к предметам и игрушкам.

Стоит отметить, что указанное поведение ребенка в случае неуместного ухода за ним имеет свою функцию – минимизировать дискомфорт или опасность, которая исходит от близкого взрослого. Например, если ребенок не плачет или улыбается матери, отстраненная или депрессивная мать становится более оживленной и вовлеченной во взаимодействие, то есть функция улыбки и спокойного поведения ребенка в том, чтобы сделать мать более эмоционально доступной для него.

Детальнее с психологическими и физиологическими механизмами приспособления младенцев к условиям неадекватной заботы можно ознакомиться в монографиях «Межличностный мир ребенка» [Стерн, 2006] и «Эмоции и отношения человека на ранних этапах его развития» [Эмоции и отношения…, 2008], а также в учебниках о детском психическом здоровье [Handbook of Infant Mental Health, 2009] и развитии привязанности [Handbook of Attachment, 2008].

Отдельно хотелось бы остановиться на характеристиках взаимодействия взрослых с детьми раннего возраста в повседневных ситуациях заботы, ухода, воспитания, которые вносят существенный вклад в возникновение нарушений психического здоровья у детей [Плешкова, 2015][8].

Во время кормления:

• высокая скорость;

• ограничение свободы движения ребенка;

• большое количество еды на ложке;

• пренебрежение сигналами младенца.

Во время подмывания:

• жесткие прикосновения к телу ребенка, к интимным местам;

• пренебрежение сигналами детей и такими состояниями, как страх, печаль, подавленность, оцепенение, плач.

Во время приучения к навыкам опрятности:

• насильственное высаживание на горшок;

• длительное удерживание на горшке;

• негативные комментарии в связи с процессами мочеиспускания и дефекации;

• вербальные проявления неуважения и гнева по отношению к ребенку.

Во время подготовки ко сну:

• укладывание в кроватку раньше положенного времени;

• принуждение ко сну.

В процессе регулирования поведения детей:

• грубые высказывания о поведении и личности ребенка;

• запугивание и обман;

• встряхивание тела ребенка;

• физическое наказание (шлепки, подзатыльники и др.).

Во время игры и занятий с ребенком:

• состояние глубокой подавленности и печальное выражение лица взрослого;

• высокая степень активности и эмоционального возбуждения взрослого, не связанная с состоянием, интересами, игрой ребенка;

• открытые проявления гнева в голосе;

• интенсивная стимуляция (игрушками, голосом, щекоткой и т. д.);

• постоянное прерывание самостоятельной активности ребенка, блокирование его инициативы;

• требование к ребенку быть послушным;

• поведение взрослого, сексуально окрашенное (поглаживание области гениталий, поцелуи в губы, просьбы поцеловать взрослого и др.);

• непредсказуемое поведение и/или резкая смена настроения взрослого в процессе игры.

В любых ситуациях:

• ограничение свободы движения детей (удерживание или фиксация ребенка в одной позе в реабилитационных приспособлениях, креслицах, ходунках; размещение детей в тесном манеже на длительное время и др.);

• подтягивание и поднимание ребенка за плечи;

• перемещение ребенка, когда его голова запрокинута;

• удерживание детей за запястья на прогулке и др.

Большинство упомянутых выше методов оценки взаимодействия и привязанности детей и их родителей требуют обучения. Это связано с тем, что наблюдатель может проецировать свои эмоциональные реакции, ожидания, желания на ситуацию. Чрезмерное проецирование влечет за собой, как правило, искажение картины наблюдения. Также в представленных методах присутствуют специфические сигналы младенцев, например ложный позитивный аффект, на которые неподготовленный эксперт не всегда может обратить внимание, что также может привести к недостаточно точным результатам. Обучение позволяет выработать механизм осознания своих эмоциональных реакций и проекций, что поможет сделать итоги наблюдения более валидными. Вместе с этим хочется подчеркнуть, что, имея информацию о том, какие признаки свидетельствуют о чувствительном и реципрокном взаимодействии в паре мать – ребенок, а какие сигнализируют о неблагополучии во взаимодействии, профессионал сможет начать использовать данную информацию в клинической практике.

1.3. Причины поведения родителей во взаимодействии с детьми младенческого возраста

Обратимся к концепциям, которые позволяют расширить понимание причин, стоящих за тем или иным наблюдаемым поведением родителя во взаимодействии с ребенком. Для описания его природы мы будем использовать концепцию «Воображаемого взаимодействия», выдвинутую педиатром и исследователем Б. Бразелтоном и психотерапевтом Б. Крамером, которые предприняли попытку обобщить клинический опыт профессионалов психодинамического направления, полученный в ходе работы с семьями.

Под воображаемым взаимодействием понимаются субъективное отношение, фантазии, желания, опасения родителя относительно их новорожденного младенца. В процессе общения с младенцем каждый родитель придает свое субъективное значение поведению младенца, его эмоциональным реакциям, внешности и т. п. Это нормальный процесс, которой помогает родителю устанавливать эмоциональные и эмпатические отношения с ребенком. Приписывание смысла внешности, поведению, особенностям темперамента младенца и т. п. тесно связано с механизмом проекции, благодаря которому участники общения способны понять друг друга. То, какой смысл придает родитель всему этому, связано с его собственными желаниями, страхами и ожиданиями по отношению к младенцу. Многие из таких проявлений остаются неосознаваемыми, но они определяют конкретное поведение родителя во взаимодействии с ребенком. Примером служит интерпретация эндогенной улыбки новорожденного как социальной по отношению к матери или активных движений младенца ногами как желания убежать и т. п. Авторы концепции считают, «что такие субъективные интерпретации родителями поведения младенца являются существенными составляющими нормального развития. Как младенцы узнают о себе, если они не прочтут в глазах родителей значение своего поведения? Как будут передаваться семейные и культурные ценности из поколения в поколение, если процесс приписывания значения (смысла) не окрасит особой ценностью каждую частичку поведения младенца?» [Brazel-ton, Cramer, 1991, p. 134].

Подчеркивая тот факт, что приписывание смысла (проекция) – абсолютно нормальное явление, Б. Бразелтон и Б. Крамер говорят о том, что, если смысл, который видит родитель в проявлениях ребенка, слишком далек (массивная проекция) от его реальных мотивов и возможностей, это начинает нарушать взаимодействие между родителем и младенцем, поскольку отклик родителя на искаженно воспринимаемое поведение ребенка будет неадекватным.

Признаки массивных проекций таковы:

• ребенку приписываются недобрые мотивы (жадность, агрессия и др);

• ребенку даются «взрослые» характеристики (самостоятельный, независимый и др.);

• ребенку родителем приписываются мотивы и поведение, которые не соответствуют его возрасту.

Приведем несколько иллюстраций массивных проекций.

1. Мать говорит о своей уже взрослой дочери: «Когда ты только появилась на свет, ты с такой ненавистью посмотрела на меня».

2. Во время смены подгузника мать серьезно говорит своей трехнедельной дочери, которая хнычет: «Не плачь, пора бы уже привыкнуть к этому».

3. Мать говорит о своем двухлетнем сыне: «С самого рождения он не любил врачей».

4. Мать говорит о своей уже повзрослевшей дочери: «Когда моей дочке было шесть месяцев, она назло мне выкидывала игрушки из кроватки».

В первом примере есть свидетельство, что мать видит во взгляде новорожденного ненависть по отношению к себе. Если она так воспринимает своего ребенка, можно предположить, что ее поведение по отношению к нему будет защитным, каким оно бывает в ситуациях, когда нам кажется, что нас ненавидят. И мать будет, к примеру, реже общаться с ребенком либо станет излишне контролирующей и навязчивой во взаимодействии с ним. Ребенок, в свою очередь, приспособится к качеству подобной заботы, вырабатывая самозащитные стратегии, которые к концу первого года жизни станут паттерном его привязанности к матери. В данной ситуации младенец сталкивается с некорректным восприятием матерью его выражения лица, которое обусловлено массивными проекциями с ее стороны.

Умение распознать значительно искаженное восприятие родителем своего ребенка чрезвычайно важно для профессионала, что обеспечивает точный поиск природы неблагополучного взаимодействия в паре мать – ребенок.

В последнем примере мы видим, что соответствующее возрасту поведение ребенка – выбрасывать игрушки и следить за тем, куда они падают, – интерпретируется родителем как имеющее мотив разозлить мать.

Искаженное восприятие матерью проявлений своего младенца обусловлено тем, что рождение ребенка актуализирует у взрослого (бессознательно) собственный ранний опыт, который дает себя знать в образах, фантазиях и конфликтах. Если ранний детский опыт был неблагополучным или травматическим, родитель неточно интерпретирует поведение и эмоции своего ребенка и начинает вести себя в соответствии с этой интерпретацией [Fraiberg et al., 1975; Крамер, 2006].

Б. Бразелтон и Б.Крамер условно разделили родительские фантазии на три группы.

1. Ребенок как призрак, представляющий важного человека из прошлого родителя.

Данная группа фантазий включает случаи, когда родитель (или другой близкий взрослый ребенка, например воспитатель в сиротском учреждении и др.) воспринимает младенца (и отношения с ним) как важного человека из своего прошлого.

В качестве примера авторы приводят следующую клиническую иллюстрацию.

За консультацией обратилась мать двухмесячного младенца, волновавшаяся из-за его частых срыгиваний после еды. Врачи не нашли каких-либо проблем, но мать продолжала беспокоиться о здоровье ребенка и находила свидетельства, что вскоре он должен умереть. В ходе консультации выяснилось, что незадолго до рождения сына у женщины умер брат, смерть которого ее печалила до сих пор. Брат страдал от рака кишечника, и последние месяцы перед кончиной у него наблюдалась рвота и т. п. Женщина не смогла побывать на похоронах брата, а также не оплакивала его. Процесс горя и скорби остался незавершенным. Когда мать рассказывала эту историю, младенец срыгнул. В этот момент психотерапевт заметил: «Он это делает так же, как ваш брат». После этого комментария женщина стала плакать и смогла почувствовать и выразить свое горе в связи со смертью брата. На следующей встрече она поделилась тем, что почувствовала облегчение, тревога за ребенка уменьшилась. Мать смогла получать удовольствие от общения с ним, она перестала видеть в младенце «призрак» своего брата.

Далее авторы задаются вопросом: почему именно такой симптом появился у младенца? И приводят объяснение, которое представляется удовлетворительным. После потери брата мать, вероятно, находилась в подавленном, депрессивном состоянии, то есть можно предположить, что она была эмоционально отстранена при общении с ребенком. Однако, когда младенец впервые срыгнул (что время от времени случается со всеми детьми), мать, судя по всему, испугалась и, как стало понятно из клинической иллюстрации, могла воспринять данную ситуацию как свидетельство болезни ребенка. Но эмоция страха – это более живая для ребенка эмоция, чем отстраненность. Выше уже было сказано, что одна из задач младенца состоит в том, чтобы приспособиться к особенностям заботы матери и найти способ сделать заботу и отклик матери более доступным, если они таковыми не являются. Можно предположить, что младенец стал использовать симптом срыгивания для увеличения оживленности матери во взаимодействии с ним. Когда в процессе психотерапевтической консультации мать осознала, благодаря комментарию-интерпретации психотерапевта[9], что (симптомы болезни) и кого (брата) она опознает в срыгивании у младенца и почему она так это видит (страх, тоска, нежелание расстаться с братом), и в результате стала эмоционально доступной для своего сына, ребенок перестал использовать этот сигнал (срыгивание) для увеличения отзывчивости матери.

2. Нынешние отношения с ребенком повторяют способ отношений с кем-то из прошлого родителя.

В этой группе фантазий находятся случаи, в которых способ (паттерн) нынешних отношений с ребенком воспроизводят паттерн отношений с человеком из прошлого родителя. Функция такого процесса состоит в том, чтобы сохранить прошлые отношения с важной фигурой из прошлого (даже в случае, если они были конфликтные).

Иллюстрацией к этой группе родительских фантазий может служить следующий случай, описанный авторами. Мать трехлетней девочки обратилась за консультацией в связи с тем, что дочь активно отказывалась (сопротивлялась, манипулировала) от еды, что даже привело к снижению веса. Такая ситуация раздражала мать. Психотерапевт, слушая рассказ женщины, отметил, что она так же активно боролась со своей дочерью – вносила свой вклад в характер взаимодействия между ней и девочкой во время еды. Проясняя ситуацию, психотерапевт выяснил, что мать восприняла отказ дочери от груди (в младенчестве) с горечью и раздражением и стала наставать на кормлении, что усилило сопротивление младенца. Также психотерапевту удалось узнать, что в детском возрасте и сама женщина переживала подобное отношение (принуждение к еде) со стороны бабушки, растившей ее. Таким образом, во взаимодействии с ребенком она воспроизводила свои противоречивые, но наполненные любовью отношения со своей бабушкой. Осознание данной связи, предполагавшее осмысление и осознание тоски женщины по этим отношениям, привело к тому, что она перестала бороться с дочерью во время еды, что обернулось желанием девочки питаться нормально. Данный пример иллюстрирует, что мать, не осознавая того, воспроизводила с дочерью рисунок отношений с близким ей человеком (бабушкой) из собственного детства.

Следует отметить, что проигрывание прежнего способа отношений часто происходит в ситуациях кормления, приучения к туалету и прививания дисциплины.

3. Ребенок как часть бессознательного родителя.

Данная группа фантазий связана с ситуациями, когда родитель проецирует на ребенка чувства, принадлежащие ему самому. Функция проекции состоит в том, чтобы защитить родителя от переживания неприятных ему чувств.

Иллюстрацией служит следующий случай.

Девочка трех с небольшим лет начала ходить в детский сад. Однако при расставании с матерью она сильно протестовала, расстраивалась, не хотела ее отпускать (просила мать не оставлять ее в детском саду). Вместе с этим мать замечала, что, когда она возвращалась за девочкой, дочь спокойно играла с другими детьми, не демонстрировала страха. Воспитатели также сообщали, что ребенок достаточно хорошо чувствует себя в детском саду. Психолог, работающий с семьей, отметил противоречивость описываемой матерью картины: девочка сильно расстраивается при разлучении, однако в отсутствие матери способна справиться с ситуацией и вести себя в соответствии со своими возрастными возможностями и интересами. Противоречия, подобные наблюдаемым, часто свидетельствуют о том, что ребенок является тем, кто выражает не принимаемые родителем собственные чувства (суть психологического механизма состоит в том, что ребенок выражает те чувства, которые родитель не осознает и не принимает в себе). При обсуждении с женщиной ее переживаний в момент расставания с дочерью, а также воспоминаний из детства выяснилось, что сама она пошла в ясли, когда ей исполнилось шестнадцать месяцев (что не является оптимальным для посещения детского сада из-за сильной потребности детей этого возраста проводить достаточное количество времени с близким взрослым). Также у матери сохранились воспоминания о том, что она чувствовала тоску, оставаясь в детском саду без матери. Она сообщила, что сейчас, разлучаясь с дочерью, не находит себе места и очень тоскует, ожидая окончания пребывания ребенка в детском саду. Психолог предположила, что это сама мать, а не девочка опасается разлучения, но, возможно, стыдится почувствовать тоску и страх. Функция симптома девочки заключалась в том, чтобы не оставлять мать одну со своими неприятными переживаниями. Девочка активно демонстрировала свое нежелание идти в детский сад для поддержки матери. Данное предположение было озвучено на консультации и предложено позвонить психологу, если женщина почувствует себя плохо, пока находится дома одна, ожидая возвращения дочери из детского сада. Она не воспользовалась звонком и на следующей встрече сообщила, что после обсуждения взаимосвязи ее собственных чувств и поведения дочери во время разлучения ей было легче ощутить тоску и перенести расставание. Также она заметила, что дочь перестала бурно реагировать на разлуку с матерью и с интересом пришла в детсадовскую группу.