Хранитель лабиринта и пленница белой комнаты

Пока я размышлял, Рене поменял снаряды в своем гранатомете, Алексей Георгиевич проверил количество патронов в магазине, а Гор с закрытыми глазами наблюдал за полем боя своим чутьем. Прошло совсем немного времени, и Рене скомандовал:

– Идем!

– Но они еще стреляют! – возразил я.

Лидер не слушал. Он шел вперед. За несколько шагов до края стены он выстрелил из гранатомета в середину дороги. Снаряд отлетел от асфальта, оставив за собой шлейф серого дыма, закрывший от взглядов улицу, через которую нам предстояло бежать. Слепота мешала глазам, но не пулям: потеряв из виду жертв, они стали яростнее и беспорядочнее изыскивать их беспорядочной стрельбой.

– Вперед! – крикнул Рене и вошел в туман.

Гор взял меня за руку и повел за мертвецом. Мальчик продолжал видеть даже через дым.

– Не беги, – произнес ребенок, когда я захотел перебежать через улицу и потянул его руку за собой.

Я слышал, как плевались яростью винтовки врагов, но Гор вел меня мимо пуль – ни одна из них не достигла плоти.

Мы дошли до входа в подъезд и увидели, что Рене уже открыл двери и выстрелил внутрь из гранатомета картечью, срубив одним залпом сразу двоих человек. Затем брат зарядил обычную гранату и пустил ее за угол внутри проходной. Она отправила в Бездну еще человека.

– Давай на лифте наверх! – прокричал Рене, перезаряжая гранатомет.

Мы с Гором подбежали к кнопке вызова, и я нажал на нее. Что делал в этот момент Рене, я не видел, но когда мы зашли в кабину спустившегося лифта, в него успел заскочить Алексей Георгиевич. Он нажал на кнопку закрытия двери и сказал:

– Вам нужна моя помощь.

Я не стал спорить – мне нужна была помощь.

Лифт приближался к развязке.

– За дверью будет двое: один в пяти шагах слева, второй в десяти справа. Еще один – в конце коридора слева, – сказал Гор и протянул мне свой пистолет.

Он не нуждался в глазах, чтобы видеть, но он не доверял своим рукам убивать. Может, оно и к лучшему – дети не должны использовать оружие.

– Сделай шаг назад и присядь на корточки. Мой слева, твой справа, – скомандовал Алексей Георгиевич.

– Хорошо. А зачем шаг назад?

– Если ты примешь пулю на грудь, кто проведет ритуал изгнания?

На лице Алексей Георгиевича читалась легкая улыбка. Он всю жизнь мечтал воевать на передовой, но его всегда оставляли в штабе. Возможно, впервые он готовился применить оружие не на учебных стрельбах, не для убийства, а для защиты города, где он жил.

Я сделал так, как сказал начальник службы безопасности: сделал шаг назад и сел на корточки в углу лифта. Электронное табло отсчитывало этажи. Мы ехали без остановок и ждали звукового сигнала. Когда он оповестил о прибытии на последний этаж, мы начали стрелять. Мы не ждали, пока откроются двери лифта, – стреляли прямо через двери в места, указанные Гором. В ответ раздалась автоматная очередь, прошедшая над нашими головами. Почти сразу она смолкла. Оба противника, прикрывавшие лифт, лежали мертвыми на кафельном полу.

А затем случилось что-то невероятное.

Алексей Георгиевич сорвался с места и чуть ли не выпрыгнул из лифта, наводя пистолет на человека в конце коридора. Вот только начальник службы безопасности открыл огонь чуть позже своего противника. Пули уже прошли сквозь тело старика, когда он увидел мишень.

– Пора, – крикнул Гор и толкнул меня в спину.

Я сделал рывок к выходу и присел в дверях лифта, направив обе руки в сторону язычника. Он заметил меня боковым зрением, попытался перевести прицел с Алексея Георгиевича в мою сторону. Я выстрелил раньше. Попал в грудь. А затем сделал еще несколько выстрелов, четыре или пять, пока Гор не сказал:

– Мертв.

Тогда я посмотрел на лежавшего на полу Алексея Георгиевича. Он увидел мой взгляд, улыбнулся и прошептал:

– Вот и все.

А затем окончательно припал к полу. Я кинулся к нему, но Гор схватил меня за руку и сказал:

– Мертв. – И сразу добавил: – На крыше еще двое.

Я замер на месте, не понимая, куда идти – к телу погибшего старика или на чердак. Вот и все. Я не мог в это поверить. Столько времени тень Алексея Георгиевича стояла за моей спиной. Она направляла и наказывала меня. Мешала и помогала. Я так привык, что моя жизнь и Лаборатория неразрывно связана с этим человеком, что не мог поверить в его смерть.

Вот и все.

Так просто, так легко обрывается человеческая жизнь? Я так и не привык к этой мысли. А что, если моя жизнь оборвется сегодня точно так же?

От уверенности, наполнявшей меня, когда я выходил из больничной палаты, не осталось и следа. Я думал, что путешествие через коридоры Лабиринта изменило меня. Что я стал смелее, решительнее, сильнее.

Я ошибся.

Не изменилось ничего. Я стоял в оцепенении посреди коридора перед окровавленным другом и знал, что скоро настанет мой черед есть пули. Когда я это осознал, то понял ужасную истину. Мне плевать, сколько людей погибло, отправилось в Бездну, чтобы я добрался до вершины башни. Плевать, сколько людей погибнет после. В конечном счете умрут все. Сегодня, завтра – какая разница? Есть только я. И сейчас решается не судьба мира. Нет, решается моя судьба – буду я жить или умру?

Моей ладони коснулась детская рука.

– Там моя сестра, – произнес Гор и потянул за собой.

Пленница белой комнаты – девушка из сна. Она ждала меня, ждала, что я поднимусь на крышу и заберу из Лабиринта к себе. А я хотел увидеть ее. Вот только…

– Не переживай. Сегодня мы с ней встретимся. Здесь или там, – сказал я.

Гор кивнул в ответ.

Мы поднялись по лестнице на чердак и остановились у двери на крышу. Мальчик протянул мне пистолет – он успел забрать его с тела начальника службы безопасности.

– Двое за дверью. Один сразу, второй в пятнадцати шагах слева. Лучше стрелять, чем рубить мечом, – посоветовал Гор.

Я кивнул и забрал пистолет. Теперь у меня их было два – на каждую руку. Прижимая кулаки друг к другу, я пнул дверь и открыл огонь даже раньше, чем мозг опознал цель. Человека передо мной откинуло залпом оружия. Я перевел прицел влево, и в этот момент…

И в этот момент стало темно. Привыкшие к свету зрачки не видели ничего, и я выстрелил наугад. Звук выстрела слился с раскатом грома, а в лицо ударил ледяной ветер, уже разносивший пепел маяка над городом. Последние тлеющие угольки добило каплями дождя, и искры небесного пламени захлебнулись в холодной пленке луж, покрывшей крышу небоскреба.

Я опоздал.

Язычники успели погасить огонь Иерусалима, и я больше не мог провести ритуал. Я повернулся и посмотрел в сторону гостиницы – последний маяк все еще пылал красно-оранжевым пламенем в темно-фиолетовом небе, но сектанты прибудут туда раньше нас.

Я поднял голову к небу и прокричал:

– Услыши молитву мою, и вопль мой к Тебе да придет! Покарай грешников, возвышавшихся в своем беззаконии!

Я ждал, что небо разверзнется и сами ангелы спустятся оттуда, чтобы отправить Древнего бога обратно в Бездну, из которой он выбрался. Но лишь капли струились по моему лицу, да ветер навывал тоскливую песню.

– Меркурий! Может быть, хотя бы ты спустишься со своих высот к нам, к обычным людям! – воззвал я.

Ответом была тишина. Небо молчало, а я смотрел на него и ждал, пока не осознал, что никто не спустится ко мне с его высот. Если я подойду к краю крыши и упаду, никто не подхватит меня на белых крыльях. Я приблизился к уступу, посмотрел вниз и не увидел землю. В бездне Тьмы не было ничего, даже пустоты. У меня было хотя бы молчание, а там не было и его. Ничто, где нет ни времени, ни пространства. И чтобы попасть туда, нужно стать Никем.

Я и был Никем. Мою смерть даже не заметит планета. Ключ от Лабиринта, клинок ангела – я наивно верил, что они наполнят мою пустую жизнь смыслом. Но сейчас ее наполняло лишь молчание, и это молчание оглушало сильнее грома. Оно было повсюду и вопило до боли в ушах. С каждым мгновением тишины ужас внутри меня нарастал. Никогда я не встречался с чем-то настолько великим, как это Молчание, потому что в этом Молчании был ответ.

«Избери жизнь, чтобы жить».

Люди боятся жить в полную силу, притворяясь бессмертными. Но как бы они ни тратили свою жизнь, вполсилы или полностью, она закончится – у нее крайне ограниченный срок годности. Если жизнь хранить слишком долго, она протухнет. Жизнь – это дорога в один конец, и сколько ни береги сил на обратный путь, от смерти не вернешься назад.

Я бросил пистолеты на пол и достал из ножен меч. Затем из кармана я вытащил Псалтирь, открыл ее на случайной странице и начал читать:

– Да воскреснет Бог, и расточатся враги Еro, и да бегут от лица Его ненавидящие Его. Как исчезает дым, так исчезнут! Как тает воск от лица огня, так да погибнут грешники от лица Божия, а праведники да возвеселятся, да возрадуются пред Богом, да насладятся в веселии, – читал я в унисон с Молчанием.

Весь огонь, который пылал в моем сердце, в том самом угле, который дал мне Меркурий у Лестницы к Небу, я вложил в меч в своей руке, и меч вспыхнул огнем Иерусалима. Он стал маяком, пронзившим облака. Теперь не важно, выиграю я или проиграю, – от пламени в моей душе ничего не останется, оно выгорит все до пепла, здесь, на этом месте.

– Хорн справа на четыре часа! – донесся до меня крик Гора.

Я обернулся и увидел Древнего бога, возвышающегося над крышей небоскреба. Три человеческих роста. Руки – толще моего туловища. Кожа струилась мелкой пылью по телу, будто состояла из газа; она срывалась с плеч, переходила в облако за спиной гиганта, а затем возвращалась обратно; и нельзя было сказать, где заканчивалось тело и начиналось облако, – в бесконечном цикле они переходили друг в друга. Мелкие молнии плясали по телу и копью. Свое оружие, размером с крепкое дерево, титан играючи подкидывал в одной руке.

Он вернулся, чтобы увидеть ангела, спустившего на землю небесный огонь, а увидел обычного человека. В его нескрываемой ухмылке я увидел вопрос: что человек может противопоставить богу?

Я поднял меч над собой, и в затухающем огненном столбе появилась огромная копия моего клинка с огненными буквами и золотой рукоятью. Я опрокинул руку вниз, и гигантский меч повторил движение. Он почти рассек Древнего бога, но тот успел подправить траекторию клинка копьем. Моя рука задрожала, как будто это крошечный меч соприкоснулся с оружием бога, а не его огромная копия.

Великий мертвец не стал ждать второй атаки и сделал выпад.

Я увернулся от копья, но поток воздуха швырнул меня в сторону. Хорн перехватил копье и занес надо моей головой чудовищного размера лезвие. Он должен был сделать всего два шага, чтобы разрезать меня пополам. Он не успел. Я вскочил на ноги, и лезвие воткнулось в бетон в нескольких метрах от меня.

Разряд тока пробил тело – копье ударило молнией через крышу.

Меня снова швырнуло на пол, а Хорн уже наносил новый удар. Я отправил пику гигантским клинком в сторону. В этот раз достаточно далеко, чтобы не хапнуть молний.

Короткая пауза дала мне возможность перехватить инициативу. Я сделал «скачок» на одну из двух крохотных башенок, возвышающихся над крышей. Меч перенес меня на десятки метров в пространстве и… стал гораздо тусклее.

Хорн протянул руку в облако и вынул из него двух воздушных элементалей – таких же львов, что я убил несколькими часами ранее. Слабый противник, но сейчас, когда все мое внимание и рефлексы вцепились в могущественное существо, даже такой враг становился смертельно опасным.

Звери метнулись в мою сторону. Один обходил слева, второй – справа. Я увернулся от прыжка первого зверя. Приготовился к атаке второго. Краем глаза ухватил блеск молний на безжалостном металле, летевшем ко мне. Отбил копье гигантским мечом.

Второй зверь снес меня с ног.

Я упал в кувырке, закончив падение на коленях. И сразу же сделал двойной удар – мечом по элементалю и копией меча по Древнему богу. Элементаль пал, Древний бог увернулся.

– Сзади! – вонзился в уши выкрик Гора.

Я сделал «скачок» в сторону – увернулся от зверя и копья. Меч стал еще тусклее.

Ярость отчаянья захватила меня. Защищаясь, я не имел шанса победить и пошел в безрассудную атаку. Мы закружили с Хорном в бешеном танце огня и бури. Каждое соприкосновение металлов разлеталось искрами по воздуху. Каждый выпад врага я ощущал гранью смерти. Каждую свою атаку я видел триумфом.

Еще один «скачок» – и еще один поверженный зверь!

Огненные буквы на клинке гасли и светились уже слабым розовым светом. Я бился на равных с самим богом, но скоро язычники затушат последний маяк, и тогда Хорн воплотится во всей своей мощи. А у меня хватало огня на один «скачок» – после второго гигантский меч растворится в воздухе.

…Я стоял на самом краю. Шаг назад, и тело сорвется в падении. Слезы сливались с дождем. Я зарычал и сделал длинный рывок вперед. Гигантский меч должен поразить врага.

Слишком предсказуемо, слишком медленно.

Хорн направил копье в сторону гигантского меча, чтобы отразить его. И в этот момент я убрал гигантский меч – он исчез.

Пламя потухло.

Я не разожгу его вновь. Но малый меч все еще оставался оружием ангелов. Хорн не успел, он не мог успеть отразить атаку крошечного клинка. Оружие прошло сквозь грудь гиганта, будто сквозь дым, а я пролетел за ним.

Тело Древнего бога осыпалось пеплом, и ветер развевал его над городом. «Видел я нечестивого, превозносящегося и возвышающегося, как кедры ливанские; и мимо прошел, и вот нет его, и поискал его, и не нашлось места его15».

Из пепла появилась белоснежная девушка. Потоки воздуха плавно опустили ее на крышу, и лучи утреннего солнца коснулись ее бледных кудрей. Селена спала. К ней подбежал Гор и обнял. Значит, и он кого-то любит.

Я улыбнулся и закрыл глаза. Теперь, когда уголь потух, их можно закрыть навсегда.

ГЛАВА 6. КОДА

Я сидел у обрыва и смотрел, как волны Бездны бились об острые скалы. Белая лестница без перил поднималась из воды к самому небу, где терялась в облаках среди плеяд и галактик Ориона. Люди, множество людей подходили к нам с Меркурием, упирались ногами в ступени и пытались взойти по Лестнице к Свету. Каждый шел своим шагом. Меланхоличные девы перебирали ступеньки и замирали от каждого порыва ветра. Наглецы бежали, не обращая внимания ни на количество пролетов, ни на других людей. Скептики постоянно озарялись, а трусы пытались ползти. Но и они иногда срывались и падали в море, где шум воды топил их крики.

Меркурий сидел рядом со мной и чертил что-то палкой на земле. Он не говорил что, а я не просил показать выведенные силуэты. Мы очень долго молчали, пока легионер не спросил:

– Одни люди видят здесь вечный закат, другие вечный восход. Что видишь ты?

Я посмотрел вдаль. На горизонте Свет и Тьма почти соприкоснулись друг с другом. Между ними оставалась тонкая непреодолимая линия Ничейной земли, по обе стороны от которой вода и небо окрасились ярким оранжево-красным цветом. От осознания того, как ничтожна грань между Бездной и Светом, становилось страшно. Разве здесь можно дать уверенный ответ, что ждет за горизонтом – пылающее солнце или потухшая звезда?

– Я вижу пожар, – ответил я.

Меркурий отложил палку в сторону и посмотрел на меня. Он хотел что-то сказать, но к нам подошла поникшая сутулая душа, в которой я узнал отца Селены – Максима:

– Я пытался стать хорошим отцом для сына и защитить его от монстров, которыми были жена и дочери. Я совершал ужасные вещи, но кто-то же должен был их остановить? – произнес он.

Некоторое время Максим стоял перед Лестницей, переминаясь с ноги на ногу. Затем он осторожно наступил на ступеньку и, только убедившись, что его ступни устойчиво стоят на бетоне, начал медленно и очень аккуратно восходить к Небу.

– Если он сорвется, то у него еще будет шанс попасть в Рай? – спросил я.

– Это твой страх, не его. Он даже не сомневается в том, что попадет туда, – ответил Меркурий.

– А он попадет?

Легионер ничего не ответил.

Так же, как и не ответил на этот вопрос про меня. Я изгнал Древнего бога, но дало ли мне это право попасть в Элизиум? Я мог воткнуть ангельский клинок в землю, оставить ключ от Лабиринта Меркурию и попробовать подняться по Лестнице вверх. Но никто не давал гарантий. Дорога вниз была привычней.

– Ты не найдешь покоя в Лабиринте, – сказал Меркурий.

– Если бы я хотел покоя, я бы продолжал работать программистом и не вылезал бы из своего кабинета. В моей жизни, или, правильнее сказать, в моей смерти, наконец появилось что-то хорошее: люди, которые зовут меня братом; миссия, которая несет смысл; девушка, которую я обязательно найду и прижму к груди. Я не хочу от всего этого отказываться ради того, чтобы узнать, а что там! Там лучше, чем внизу? Скажи, Меркурий, ты ведь был наверху – там и правда так хорошо, как все говорят?

Я вцепился в глаза Меркурия, выпрашивая у них ответа, но он не ответил.

К нам подошел Алексей Георгиевич. Солдатская выправка, уверенный шаг. Он окинул Лестницу снизу доверху и сказал:

– Я честно исполнял свой долг. Я делал то, что должен был делать: следовал приказам, следил за порядком, боролся с бесчинством.

Не ожидая ни секунды, он шагнул на Лестницу и начал свое восхождение.

– Спасибо тебе, – прошептал я вслед начальнику службы безопасности. Ветер унес слова в море, и они так и не достигли ушей старика.

Я повернулся к собеседнику и продолжил свое наступление:

– Меркурий, почему ты мне просто не покажешь, что там? Зачем так сложно: верить, если можно просто знать?

– Знаешь, почему число дней человека ограничено? – задал встречный вопрос Меркурий.

– Причем тут это?..

– Будь человек бессмертен, он бы никогда не решился сделать то, что должно: не заговорит с прекрасной девушкой, потому что можно поговорить завтра; не зажжет лампаду в храме, потому что может зажечь завтра; не построит дом, потому что сможет построить его завтра. Только память о смерти и вера в успех заставляет человека вставать каждое утро и что-то делать. Воля проявляется в вере, а не знаниях, – ответил Меркурий.

Правильные слова. Я согласен с каждым из них, только они не способны побороть страх и заставить подняться по Бесконечной Лестнице вверх. Есть ли вообще верх у бесконечности?

В этот момент среди идущей толпы послышался шум – люди стали о чем-то громко разговаривать и восклицать. Когда я повернул голову, чтобы узнать, что там происходит, то увидел человека, перед которым расступилась толпа, пропуская его вперед.

Этот человек был на голову выше других. В руках он держал деревянное копье. Он шел уверенным шагом, а за ним струился шлейф синего дыма. По этому шлейфу я узнал в путнике Хорна. Он совсем не был похож на того гиганта, с которым я сражался этой ночью. Теперь я видел в нем обычного человека. Высокорослого, поднимающего дым за собой, но все же человека.

Хорн прошел мимо нас, воткнул копье в землю, наступил одной ногой на Лестницу и окинул взглядом Небо. Затем он громко сказал:

– Вот я стою перед Лестницей, ведущей к небу. Людям нужен лидер, который поведет за собой, и я был тем лидером, за которым шли. Возможно, я был жесток, но это жесткость служила справедливости. Я нес смерть, но эта смерть позволяла жить другим. Я разрушал, но из разбросанных камней мы собирали дома. Ночью я увидел город, я увидел, как живут люди, и это совсем другая жизнь, чем та, когда мои ступни топтали землю. Это великий город, но он построен на наших плечах! Разве наши дети, лежа в теплых постелях, в домах, о которых мы и не мечтали в своих дворцах, могут судить нас? И разве я, чьи кости легли в основании этого города, не заслуживаю благодарности и славы?

Хорн стоял некоторое время у Лестницы, ожидая ответа на свою речь, но ответ так и не прозвучал. Когда-то Хорн был царем, затем богом, изгнанником, а сейчас его имя совсем забылось. Он этого не понимал. Или не признавал. Хорн протянул руку к копью, выдернул его из земли, а затем метнул его так далеко в море Бездны, как только мог. Море не заметило мелкой палки. Хорн начал свое восхождение по Лестнице к небу.

– Разве он не пробовал подняться по ней раньше? – спросил я.

– Насколько раньше тебя родился я, настолько раньше меня родился он, – ответил Меркурий.

Даже если Хорн и пытался взойти по Лестнице Иакова, Меркурий этого не видел. Значит, есть вещи, не известные даже ему. Я осознал ужасную вещь: легионер хотел, чтобы я поднялся по Лестнице к небу, но он не знал, смогу ли я это сделать. А что, если я упаду в Бездну?

Меркурий наблюдал, как мечется моя душа. Он встал на ноги, подошел, положил руку на плечо и сказал:

– Совершенная любовь побеждает страх. Если ты боишься дороги, значит, еще нет того, ради чего идти. Ты – Хранитель ключей от дверей Лабиринта. Святой не смог бы стать им, но это не значит, что перед тобой закрыты двери Крыш или Облаков. Я хочу, чтобы ты помнил: я верю в тебя, и когда ты решишься начать свое восхождение, я вновь встречу тебя здесь.

Я улыбнулся детской улыбкой. Даже если он просто верил в меня, это уже так много! Я вскочил на ноги, подбежал к Лестнице и, обернувшись на прощание, прокричал:

– Я жил как человек. Я метался между страхом и храбростью. Предательством и преданностью. И если вся жизнь – театр, то я хочу сыграть свою роль на бис!

Легионер с улыбкой покачал головой.

– Спасибо, Меркурий.

Я повернулся и зашагал по Лестнице вниз.

ГЛАВА 7. ПОСЛЕ СЛОВ

Я открыл глаза и увидел штатив с капельницей на фоне белого потолка. В ужасе я подскочил с кровати и увидел себя лежащим в переполненной больничной палате среди плотных рядов коек со стонущими мужчинами.

Сначала я подумал, что снова попал в палату психиатрической лечебницы, но дверь в коридор была открыта, а на окне стояла решетка. Я ощупал кровать и не нашел на ней привычных крепежей для усмирительных ремней, как не нашел длинных рукавов на медицинском халате. Я находился в обычной муниципальной больнице. Но почему?

Я выдернул капельницу из руки, оставив пластырь с ватой на месте прокола, отыскал тапочки под койкой и проскользнул в холл.

Как и спальня, коридор оказался переполнен больными, которых клали под капельницы прямо там – среди неприглядных стен на ржавых койках, найденных в самых дальних хранилищах больницы. Множество людей – мужчин, женщин, стариков и детей, лежащих вместе в одном месте, – спали, стонали или находились в совершенно невменяемом состоянии. Большинство из них находилось в отключке. Я потерянно шел среди рядов коек, совершенно не понимая, что происходит, пока не поравнялся с медсестрой, ставящей капельницу очередному больному.

– Что происходит? – спросил я ее.

Она вздрогнула от неожиданного вопроса, а затем строгим голосом воскликнула:

– Зачем вы встали?! У вас химическое отравление – вам надо лежать!

– Химическое отравление? Откуда? – растерялся я.

Медсестра положила руку мне на спину и, легко подталкивая вперед, произнесла:

– Идемте! Вы из какой палаты?

– Лучше проведите меня в столовую. Я очень голоден.

– Вам нельзя сейчас есть!

– Конечно, можно, у меня даже температуры нет! – уперся я.

Медсестра сняла перчатку и дотронулась рукой до головы.

– Действительно, нет, – засомневалась она. – Да и на отравленного вы не очень похожи…

– У меня точно нет химического отравления, – уверенно заявил я. – Я вчера потерял сознание от нервного истощения, а не от химикатов. Но что все-таки произошло?

Я не был уверен, что потерял сознание именно вчера, и я не был уверен, что не поймал отравление. Но я находился в полной уверенности, что очень хочу есть и что это крайне необходимо в моем состоянии, пока голод не завладел разумом и я не начал рассматривать в качестве пищи особей своего вида. Моя бодрость все же подействовала на медсестру, и она согласилась провести меня до столовой, где как раз начался завтрак.

– В городе произошла катастрофа – взорвался завод химконцентратов. Черное облако накрыло город, и множество людей отравились, потеряли сознание, кто-то даже погиб. Вам очень повезло, что газ обошел вас стороной, – рассказала медсестра по дороге.

– А откуда меня привезли в больницу? – спросил я.

– Это вам сейчас никто не скажет. Пострадавших очень много, и их не успевают регистрировать. Вот мы и пришли.

Я поблагодарил медсестру и подумал о том, что химическую аварию выдумали спецслужбы, чтобы хоть как-то объяснить произошедшее ночью. Я не мог с уверенностью утверждать, что они знали о нападениях сектантов на маяки и о вознесении великого мертвого. Главное, произошедшее не связали со мной, иначе бы я не смог спокойно разгуливать по коридорам больнице.

А что, Селена, случилось дальше, ты знаешь.

Я увидел замученную исхудавшую девушку с длинными серебристо-пепельными волосами. Ее уставшие руки дрожали, и она никак не могла донести ложку с супом до рта. Когда-то она просила меня показать ей другие миры, и вот я сижу напротив нее, кормлю ее с ложечки и рассказываю ей о таинственном Лабиринте, по которому путешествуют души спящих.