Женский взгляд. Серьёзные истории

Известное дело: на Николин день – поить и кормить гостей до отвала!

И к богачке, Артемиде Ивановне, что слышнее всех принимала пришли все три колдуна с трёх деревень, три бороды: чёрная борода – Ведун-колдун, сивая борода – Савка-Славка, рыжая борода – колдун Артюха, местный.

Пили колдуны ходко, заедали салом и утятиной, говорили о всяком, а своём колдовском – ни-ни! И только когда хозяйка поставила на стол четвёртую бутылку самогона, «гусака» – среднего, от которого шипишь в рукав, – распустились у колдунов языки, и стали колдуны похваляться.

– Вот, сказал черный Ведун, – давай мне сейчас калёное горячее железо, в руку возьму, языком лизать буду, и ничего мне не приключится! —

– Плёвое дело, – ответил Савка-Славка, – гляди мою силу!.. —

И только он это молвил – глядят бабы и мужики, гости: посыпалась с потолка чёрная редька, густым-густо, насыпало пол-избы редьки.

Скалит зубы и Артюха рыжий.

– Ну это, – говорит, – что! Хочешь, – говорит, – я твою редьку враз сделаю белой? —

Молвил слово – и стала редька белей белого сахара!

Не стерпела хозяйка Артемида Ивановна, подошла к колдунам, показала рукой на божницу.

– Вот вам, дорогие гости, бог, – говорит, – а во-от порог! – и другой рукой на выход.

«Закусили свои бороды» колдуны, покрутили очами, что станешь делать? Полезли из-за стола через редьку на полу.

– Прощевай! – говорят ей с порога. – Попомнишь ты нас, Артемида. —

И только из дома вышли – бежит со двора дочка Артемидова, в голос кричит:

– Ой мама, корова наша упала в растяжку! —

Побежали на скотный двор. Лежит корова, на глазах пухнет, выше и выше её живот, вот- вот подохнет.

– Беги мать, догоняй колдунов, – говорят Артемиде.

Метнулась она, а колдуны – эва! – уже огороды прошли.

Догнала, еле дух переводит:

– Отцы родные!.. —

Молчат колдуны и идут себе потихоньку по дороге.

– Батюшки… —

Как камень молчат колдуны, идут в землю смотрят.

– Смилуйтесь!.. —

Обернулся рыжий.

– Что, – говорит, – будешь теперь нашего брата шпынять-прогонять? —

– Зарекусь, не буду. —

– То-то, – говорит, – ну, пойди назад. Только помни крепко: колдун да поп – первые в доме гости! —

Встали колдуны в круг, пошептали между собой заклинание, – а корова на скотном дворе сдулась и встала целёхонька.

А о колдунах пошла весть и слава: колдун да поп – первые гости!

Конец.

Люди и птицы

С детства нам нравятся птицы – от певчей крохотного жаворонка и соловья до самой сто ни на есть непритязательной и вертлявой синицы, от роскошного белокипенного лебедя, труднодоступного для наблюдения даже в озерных местах природных регионов, до орлов и ястребов, летающих в вышине перед глазами.

Любовь к птицам у нас отнюдь не бессознательная слабость, а скорее эстетический принцип: нравятся людям и свобода птичьего полёта, и вольный выбор поселения, близость к растительному миру, единение с ним. При этом мы ревниво отличаем в птичьем царстве полезных от бесполезных, беззащитных от умеющих постоять за себя, миролюбивых от опасных хищников.

Что же касается вредных всеядных хищников – таких. Например, бесцеремонных, как ворона и сорока, уничтожающих птенцов в чужих гнездах, – этих мы нещадно прогоняем при каждом удобном и неудобном случае, мало людей, любящих ворон, собирающихся на помойках.

Особую нелюбовь у меня лично вызывает и ястреб тетеревятник, который по своим кровожадным замашкам напоминает обыкновенного фашиста: он когтист и пожирает дятла, клеста, щегла, скворца, белку и прочую лесную невинную живность. А еще он таскал, крал пасущихся на травке маленьких гусяток деревенских. Так что меня ставили пасти гусей в самом раннем моём детстве в деревне у бабушки.

Я горячо благодарен природе за то, что она сделала меня с возрастом значительно более зорким, чем в детстве и юности. Границы небес расширились, горизонт видения раздвинулся, хищника я могу определить далеко-далеко – по первому взмаху крыла, по памяти дества.

Зачем же, однако, так пространно говорить о птицах, когда надо отвечать на вопрос о том, – каким я представляю мир, например, лет через двадцать, в будущем? Что это – разговор о птицах – случайность? Нет, я просто пользуюсь правом писателя и иду в рассуждении путем аналогии.

По моим понятиям – люди, также как и птицы, резко делятся на Полезных и Вредных.

Среди нас, людей, есть трудолюбивые дятлы, оберегающие сосняки и березняки, неутомимые синицы, уничтожающие мириады вредителей, есть голуби-связисты, есть певцы соловьи – и так далее…

Но среди нас, людей, есть, к сожалению, и свои всеядные вороны, и сороки, свои наглые ястребы тетеревятники, свои крикливые демагоги сойки и безответственные, эгоистичные кукушки.

Сегодня между полезными и вредными пролегла широкая полоса демократии. Межа законности. На которой ещё вынуждено произрастает жезл полиции, мандат следователя. Высокие кресла прокурора и судьи и даже холодный ключ от камеры заключения.

И такое же, наверное, наше будущее.

Какие бы хорошие идеи не посещали наше правительство, по экономическому преобразованию, какие бы хорошие программы не намечала правящая партия, для улучшения жизни в стране – не произойдет великолепное самоочищение от скверны, не совершится бескомпромиссное отбраковывание нарушителей кодекса благополучной и счастливой жизни.

Ну, а искусство, литература, какими они будут в нашем «светлом» будущем?

Воображение рисует, конечно, картину полного, бурного. Как половодье, расцвета многочисленных талантов из народа. Вот, установился бы, мечтается, своеобразный закон – конкурс непрерывного творческого соревнования, пробы на качество – как в среде профессионалов, так и в кругу мастеров самодеятельности. И происходило бы это соревнование на виду у всего народа, и первенство присуждалось бы на мирУ, а не за закрытыми дверями весовщиков-вкусовщиков!

Но вот вопрос: будет ли почва для создания художественных произведений на основе жизненных конфликтов, бытовых противоречий, любовных и прочих неурядиц? Останутся ли причины для изображения остаточных явлений, эгоизма, собственности, лени и так далее? Иссякнет ли драматизм в поэзии и литературе?

Я думаю, что при всей своей завидной приглядности и высоте мечты, при всём своём справедливом устройстве – жизнь всегда будет давать темы для сложных психологических коллизий. При любом устройстве общества пригодятся мастера глубокой лирики и очистительного смеха.

Конец.

Гусиная верность

(Рыбак рассказал, который ходит на дальнее лесное озеро, где живёт стая диких гусей).

Весна наступила в этом году ранняя, дружная и, – необычно, из-за изменений климата – неожиданная. Снега в эту зиму было мало (из-за потепления), по деревенским улицам уже не бежали, как раньше, бурливые, коричневые ручейки, сердито пенившиеся вокруг встречных камней и быстро вертящие в своих струях щепочки, и птичий пух. Вода впиталась в неостывшую землю, быстро согретую солнцем. И лужи были на прежних местах небольшие и мелкие, но не как прежде: когда в огромных лужах отражалось голубое небо, с плывущими по нему круглыми, точно вращающимися белыми облаками.

Перелётные птицы нынче запоздали. То есть, они-то прилетели вовремя, а природа их заждалась. Земля была сырая, но не от снега, который раньше оставался клочками в лощинах и тенистых перелесках. Всю весну, каждый день и через день шли дожди и дождики, так что снега не было давно, а над черными полями при солнечной погоде вился лёгкий парок, наполняющий воздух запахом готовой к посеву земли. Ночи рано стали теплее, в их густом влажном мраке чувствовалась спешная творческая работа природы – кузнечики и сверчки уже шумели в рано проросшей траве.

В сумерках ночи я пошёл на свою рыбалку, чтобы до рассвета дойти до далёкого лесного озера, которое, с одной стороны, болотом уходило в лес. В этом заболоченном лесу жили и гнездились большие птицы: цапли и утки. И каждый год возвращалась стая гусей из далёких тёплых стран на родное лесное озеро-болото. Далеко от деревни я ходил на это озеро за линями, за рыбой редкой. Места мне были знакомы. Знакомы мне были и птицы, обитавшие на озере, я мог отличать даже старых гусей от молодняка, старые пары с их знакомой раскраской я узнавал и встречал как друзей. Может и меня гуси узнавали проплывали близко к моему берегу, мимо моего прикормленного местечка под высокой ольхой.

– — – — – — – — – — – — – — —

Накануне своего семидесятилетия учёный человек, безусловно талантливый, поскольку был удостоен многих премий, сказал, что человеческая жизнь состоит из четырёх этапов (4).

(Почему не вспоминать и не думать, и рассуждать на природе у озера, в одиночестве, ожидая поклёвки и глядя не только на поплавок, но и на окружающую прекрасную природу, вдыхая естественные ароматы цветущей весны…).

1. Первый этап – от 0 до 25 – называется детством и ребячеством, это когда человек ещё не стал человеком и ведёт «животный» образ жизни, как какой-нибудь куст сирени: «цветёт и пахнет».

2. Второй этап продолжается от 25 до 50. На этом этапе человек создаёт себя, – то есть, накапливает жизненный опыт, ошибаясь и набивая шишки накапливает знания жизни, совсем не те, что в школе и в институте учили. Но пятидесятилетний человек, увы, – ещё не совсем полноценный человек. Время от времени его всё-таки обуревают животные страсти. Зрелость приходит к человеку медленно, мучительно, и только на третьем этапе.

3. От 50 до 75 – человек становится Человеком. Ему уже бывают не страшны животные страсти (сила воли, какая-никакая, всё-таки есть), он может всецело заняться творчеством, вносить коррективы в свою работу, руководить другими людьми, быть директором, начальником, иметь учеников, последователей, давать советы, ценные указания и так далее. Но это ещё не всё. Самые сложные изменения происходят с человеком на последнем, на четвёртом этапе.

4. Там – после 75 – наступает нечто божественное: человек становится «Иконой, Идолом». Он уже не работает… на него молятся!

Автор такой классификации исходил из того, что чувство юмора присуще человеку в равной мере на любом этапе. Но не лишено подспудного смысла.

– — – — – — – — – —

Большая часть человечества совмещает несколько религий-поверий. Три религии в одно: ходят в одни Храмы, а дома мажут рот другим идолам, почитают амулеты в виде жаб с деньгами или домовых-невидимых, живущих за печками.

Индия с миллиардом населения, Китай со своим миллиардом, и вся Азия Юго-Восточная – часто совмещают три основных религии с божествами от всех трёх: Лао Цзы, Конфуций, Будда – родоначальники.

Все искали одного и давали советы как найти – Шань Ин – смысл жизни: «Не спеши: переходя реку ощупывай камни».

Человек с самого рождения, с момента появления гомо сапиенс, ищет ответы на вопросы: что это (?), что там внутри (?), и все знают – бывает время детей почемучек – почему так (?).

Интересно: получаешь ответ на один вопрос – тут же выскакивают несколько других. Есть о чём подумать.

Конфуций разработал концепцию идеального человека – цзюньцзы, в переводе – благородный муж. Которым становятся не по причине происхождения, а путём достижения (научения) высоких нравственных качеств, таких как: гуманность, верность, искренность (честность), справедливость, почтительность. Есть такая книга «Лунь-юй» – беседы и суждения.

От Лаоцзы пошло новое учение – Дао, путь. И книга есть «Дао и дэ» – о пути и добродетели.

Наконец, Будда. В 80-х годах нашей эры записаны «Трипитака» – три корзины закона – собрание буддийских текстов, созданных с 5-го по 3-й века до нашей эры. Через шесть лет странствий, принц Гаутама оказался под деревом и предался раздумьям. Впоследствии он стал Просветлённым – Буддой.

Всё примерно так и сложилось.

– — – — – — – — – — – — —

Человек многое не изобретает вновь, но чаще всего копирует у природы. Соты – идеальная поверхность…

Из наблюдений.

По извилистой тропинке между заболоченной чащобы пробирался я от края до края через дальний густой лес. От края деревни, за огородами которой сразу лес начинался, – до края болота, за которым было озеро лесное. Много птиц и зверей видел я в пробуждающемся лесу. Видел, как на краю болота токует глухарь, как в молодом осиннике, в розовом свете восходящего солнца пасутся лоси, а по лесному оврагу пробирается в своё логово, бежит с добычей, с птицей в зубах, лисица.

Спокойно утром в лесу. Далеко слышен каждый звук.

Вот проковылял по чащобе, тихо похрустывая сухими веточками заяц, – он возвращается прятаться в валежнике с «ночного промысла» усталый – (вспомним) «зайцы в полночь траву на поляне косили, и при этом напевали… а нам всё равно…). Много врагов у маленького зайчишки. Гонялась за ним лисица, пугал страшный филин, ловила разбойница-рысь. От всех врагов ушёл маленький зайчишка.

А вот сорвался с края тропинки, стрелой поднялся в небо над болотом длинноносый бекас-«баранчик». Будто голос молодого барашка, доносился с высоты его далёкий дребезжащий звук. «Качи-качи, качи-качи!» – сидя на кочке радостно отозвался другой бекас в болоте.

Над лесным озером внезапно открывшемся среди леса, с другой стороной, темнеющей под высокими соснами, стелился легкий туман. Прохладной росой покрыта листва на деревьях и осока вдоль моего берега. Уже проснулись певчие птицы, как только исчезла заря за тучами, закрывшими восходящее солнце.

Закуковала и поперхнулась спросонья кукушка. «Ку-ку! Ку-кук-кук!» – звонко раздалось её кукование.

Скоро взойдёт, обсушит росу тёплое солнышко. Туча собралась быстро уходить – свет от солнца где-то вдалеке уже освещал лесные просторы. Я спустился с пригорка к берегу, к своему «бивуаку»: тут из брёвен была построена лавочка и столик, около уключин над местом костровища.

Была мне знакома пара гусей, я запомнил их по отличительным чертам окраски оперения. Первого, ещё молоденького, с прошлого года гусёнка я запомнил потому, что у него на шее было чёрное пятно – как галстук бабочка, чёрная на серой, относительно-белой «рубашке» шеи. Он вырос при мне плавая с мамой-гусыней недалеко на мелководье. И осенью я видел этого гусёнка уже большим в общей стае гусей перед отлётом на юг.

А в этот год он прилетел не один, а со своей парой, с гусыней, у которой на сером правом крыле пятно было из белых перьев: круглоовальное, чуть -ли не в форме сердечка.

(И не случайно упомянул я про изменения климата, которые происходят в последнее время).

Эта пара «меченных» гусей поселилась, построила своё гнездо на болотной кочке близко к берегу, недалеко от моего бивуака. Я наблюдал за ними, и это история произошла на моих глазах.

Откуда в лесу валежник и буераки-завалы? – Не только потому что деревья падают от старости, но и от ураганов, которые стали происходить в последнее время всё чаще и чаще. В людских поселениях, в городах и посёлках, ураганы сносят крыши домов, роняют деревья на автомобили и разрушают заборы. – Появилась новая напасть! В наших широтах и вообще в нашем районе никогда не бывало смерчей. Если ветер и закручивался в смерч, то это было такое небольшое, с ведро диаметром, поднятие пыли с дороги.

А тут случилось ужасное – огромный смерч образовался над озером. Столб воды высотой до небес! – и пронесся этот вихрь вдоль моего берега. Мой бивуак был разрушен: брёвна подняты были с земли и унесены в далёкие дали. Этот смерч-ураган прошёлся по болоту и унёсся по лесу далеко-далеко, прошёл даже по краю нашей деревни, в шести километрах от озера и разрушил телятник, сломав шиферную крышу на ферме. Во время урагана пропала гусыня, которая сидела на яйцах на болоте рядом с моим бивуаком. А гусь с галстуком-бабочкой остался., он кормился у другого берега на мели у камышей. Он остался совсем один. Если бревна унесло ураганом-смерчем – унесло и гусыню и брёвнами могло её повредить?.. Потом он долго плавал около болота и кричал потерянным голосом – звал свою гусыню.

– — – — – — – — – — —

Я успел отбежать от берега вглубь леса и ураган видел сквозь деревья. Когда пришёл на берег увидел вырванную полосу травы на берегу и осоки на болоте большая широкая полоса оставалась, как след страшного вихря, отметиной на всё время после урагана.

А мой знакомый гусь в галстуке так плавал один и часто подплывал к этой «отметине» и кричал плачущим голосом и последующие дни и месяцы лета. Он стал изгоем в своей стае гусиной. Если пары гусей с гусятами иногда объединялись и паслись на берегу щипля травку, то моего гуся с бабочкой прогоняли от себя: шипели на него, не позволяя пастись рядом. И этот гусь, мой знакомый, совсем перебрался на мою сторону озера, и я кидал ему кусочки хлеба – он совсем не боялся меня, и мы даже подружились с ним. Этот обряд призывания своей гусыни он сотворял каждое утро, когда я приходил рыбачить: «гусь-с галстуком» плавал вдоль отметины урагана туда-сюда перед кочками осоки на болоте и кричал.

Я думал, что гусыня погибла в урагане. Ведь там ветер закрутил её вместе с брёвнами и палками.

– — – — – — – — – — —

Так прошла весна, когда мой «гусь с галстуком» пытался присоединиться к общей стае гусей, быть может, надеясь найти другую гусыню, чтобы завести потомство, но был отвергнут – его прогнали.

И прошло почти всё лето, когда «гусь с галстуком» жил один-одинёшенек около моего места рыбалки, с завистью поглядывая на стаю гусей на противоположном берегу, у которых появились гусята.

Я приходил не часто, раз в неделю по выходным, но увидел «встречу-событие»: гусыня наша, с отметиной-сердечком на крыле вернулась в один из августовских дней.

– —

Представляю: как ураган унёс её далеко-далеко, может быть за десятки километров (за 100 и больше) и бросил среди леса. У неё было сломано крыло, повреждена нога – может быть тоже сломана. С трудом она жила, прячась где-нибудь под кустами или под ёлками: лапы елей до земли закрывали гусыню от зверей-хищников – от лисиц и волков… и она пешком шла по лесу к родному озеру, определяя направление по ночному звёздному небу.

– —

В августе я рыбачил как обычно рано утром. И как обычно по утрам, с первыми лучами солнца, мой «гусь с галстуком» отплыл от кочки у берега болота и стал звать-кричать: он кричал каждый раз по часу-полтора, всегдашний обряд, только потом вылазил на берег щипать травку.

Но в этот раз ему в ответ послышался крик гусыни из глубины леса: сколько было радости, как он загоготал и гусь мой поднялся на берег и растопырив крылья в стороны, словно хотел обнять весь мир, побежал в лес на знакомый ему голос, который его звал.

Они вернулись на берег вдвоём, всё ещё гогоча, «разговаривая» между собой. Гусыня наша прихрамывала, и видно было, что крыло её сломано было: ещё не закрылся шрам, не поросла перьями рана, но она махала обоими крыльями в ответ на взмахи «гуся с галстуком».

Он привёл её поближе ко мне, как к другу, ведь каждый свой приход на озеро я подходил к болоту и кормил гуся хлебными кусочками: мы так привыкли… С гордо поднятой шеей проплыл гусь от болота к моим удочкам, а за ним плыла его гусыня. Я быстро стал отламывать кусочки корочки своего хлеба… Гусыня пугалась и отплывала от берега, когда я взмахивал и кидал кусочки хлеба, но глядя, как гусь клюёт-подбирает плавающие хлебные корочки – доверяя «мужу», – тоже подплывала и съела несколько кусочков, брошенных мной. Так они, покушав угощение – тоже ставшее у нас с «гусем с галстуком» обрядом, – удалились на противоположный берег к своей стае гусиной.

А там их уже ждали. Гуси с гусятами, уже с большими, повыходили на берег. И поднялся большой гогот – переполох во время встречи моей пары: «гуся с галстуком» и «гусыни с отметиной-сердечком». Вся стая гомонила – гуси подходили и гоготали, встречая своих «потерявшихся». Больше часа гоготала вся гусиная стая…

– — – — – — – — – — —

Как ни странно, – шум нисколько не мешал моей рыбалке, наоборот, рыба стала лучше ловиться: я в тот день ушёл с полным садком.

А в сентябре я проводил гусиную стаю – они пролетали над деревней улетая на юг.

Конец.

Чудеса Принца

Чудеса Гаутамы-принца.

Часть первая

Сидел Будда под деревом, которое цвело полосами по окружности и приносило плоды 12 раз в году: каждый месяц приносило плоды, которыми Будда питался… – своей силой мысли он сотворял такое чудо, своей энергией.

И вот там, в уединении, Благословенному, погружённому в размышления, ему приходили мысли.

Пришли на ум, Благословенному такие, прежде не слыханные гатхи:

В том, что с таким трудом постиг я,Зачем других наставлять стану?Ведь тому, кто охвачен враждой и страстью,Нелегко постичь это ученье.Предавшись страсти, тьмой объятые,Они не поймут того, что тонко,Что глубоко и трудно для постижения,Что против течения их мысли.

2. И когда Будда задумался над этим, ум его стал склоняться к бездействию, к тому, чтобы не проповедовать учение. И тут явился из высших сфер – Брахма Сахампати – явился он, как Ангел перед Буддой и призвал его проповедовать учение, которое получил от высших сфер.

Внимая уговорам Брахмы (Ангела), Благословенный, преисполненный сочувствием ко всем живым существам, оглядел мир своим оком просветлённым и сказал Брахме такие гатхи:

Широко открыта дверь «бессмертной сути» для тех, кто слышит.

Да отвратятся от шрадухи (то есть от брахманизма, от религиозности обрядовой).

«Благословенный даёт мне понять, что он будет проповедовать учение», – и, поклонившись Благословенному, Брахма (Ангел) тут же исчез.

3. Так начал Будда учить людей тому, что познал сам:

«…Есть две крайности, которых должен избегать удалившийся от мира земного и стремящийся к Нирване, – к высшему состоянию бытия личности, предполагающее полное освобождение от всего непостоянного и освобождение от страдания.

– Одна крайность – предполагает жизнь, погружённую в желания, связанную с мирскими наслаждениями. И это жизнь низкая, тёмная, заурядная, неблагая, бесполезная.

– Другая крайность – предполагает жизнь в самоистязании. Это жизнь, исполненная страдания, которые сам себе поставляет человек.

Избегая этих двух крайностей, Татхагата (ученик, последователь учения) во время просветления постиг средний путь – Путь, способствующий постижению, пониманию, ведущий к умиротворению, к высшему Знанию, к просветлению, к Нирване.

А вот благая истина о том, что существует страдание (весь мир – страдание). Рождение – страдание, старость – страдание, болезнь – страдание, разъединение с тем, что приятно, – страдание, когда нет возможности достичь желаемого – это тоже страдание.

А вот благая истина о том, что всякое страдание имеет причину. Это жажда, ведущая к перерождению, связанная с наслаждением и страстью, находящая удовольствие то в одном, то в другом.

А вот благая истина о том, что страдание может быть уничтожено. Это уничтожение жажды и полное уничтожение страсти, отказ от них, отречение от них, освобождение от них, отвращение от них.

А вот благая истина о том, что есть путь, ведущий к уничтожению страдания: это благой восьмеричный путь.

Этот благой восьмеричный путь таков:

1Правильные взгляды. 2Правильные намерения. 3Правильная речь. 4Правильные действия. 5Правильный образ жизни. 6Правильные усилия. 7Правильная память. 8Правильное сосредоточение.

Примерно таким выглядело учение Будды.

Но прошли годы и столетия, и это простое учение обросло другими притчами, а заодно и обрядами, которые были прежде в индуизме. Есть притчи о земных перевоплощениях Будды.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.