Рябина в палисаднике. Рассказы

– Вот так, значит, – вместо приветствия сказал Петро, а жена его, Анна, торопливо перекрестилась и добавила:

– Царствие тебе небесное, Митрий Петрович. —

Наталья уткнулась в поднятый рукой передник фартука. Сквозь слёзы проговорила:

– Проходите к столу —

Соседи дружили давно: Петро и Петрович оба воевали, и им было о чём говорить-вспоминать…

Пришли ещё соседи с другой стороны дома: Толя с молодой Женой, – и вот, изба уже полная. Наталья не зря хлопотала и стол был полон для поминок. Она достала бутылку водки:

– Вот к баньке купили, – виновато сказала она, – а вышло за упокой. —

Геннадий Дмитриевич рассказал, как приехал отец, как с внуком, Димкой, втроем, гуляли по городу, на памятники новые смотрели, даже в ресторан «Таир» заходили пиво пить. Старик бодро выглядел. А ночью сердце остановилось.

– Бодрый, бодрый был! – подтвердил Толя-сосед. Нынче мне на покосе помогал. А, помню, говорил он, когда лежал прошлой зимой в больнице, что кардиограмма обнаружилась плохая. Сердце, как вроде, подорвано. —

– Да, ведь, вот же мы с ним печь у меня перебирать собрались, – вставил И Петро. – Вот, дед, а! – удивился будто он, словно сосед его невесть что отчебучил – помер.

После поминания за столом, когда Геннадий вышел с гостями, всё-таки заодно и покурить на улице, – Петро спросил, оставшись покурить вместе:

– А что Гана, отца-то бы сюда привезти. С матерью бы рядом положить. —

Мать уже давно похоронили в деревне, а отца вот в чужом городе зарыли в землю. Но Геннадий объяснил, что сестра двоюродная, в городе живущая, не захотела: в деревне, говорила, никого не осталось наших, а тут хоть будет кому на могилку сходить…

Замолчали за куревом.

– Да и-то неужто этой вертихвостке? – вдруг, подумав, спросил Петро.

– Это ещё с каких калачей? – удивился Геннадий Дмитриевич. – Она, можно сказать, его в гроб вогнала. Да лучше спалить… Я вот и приехал по этому вопросу, все бумаги уж выправил, за ней дело… —

– И то правильно, – Петро, понимающе, качал головой. Ей что, дело молодое, завтра хахаля заведет-приведет. Мало что ли у неё их было? —

– И как старик учудил такое? Ведь полтора года, больше прожили, расписались? – то ли удивился, то ли спросил Геннадий Дмитриевич.

– Это у них года с два назад и началось. С той зимы, когда он в больнице, помнишь, долго-то лежал, месяца с два, с ногой сломанной, или подвернул, там, связки порвал что ли. – А она тут приглядывала за хозяйством и к нему в больницу, в район ходила – кушать привозила. Вот и сошлись.

Геннадию Дмитриевичу стало не по себе. Вспомнился ему последний приезд и разговор с отцом, припомнилось и то, что тогда он не был ни в какой командировке зимой, просто не знал об отцовской болезни. Переписываться они не привыкли, так, открытку к празднику жена посылала. А тут чего-то у них самих дома не ладилось и, видно, забыли. Обидным и за себя, а ещё за память о матери считал он стариковскую блажь…

Сейчас на крыльце старого дома Петро всё дымил сигаретой (по второй закурили) и рассказывать пытался подробности отцовской женитьбы:

– Ты же её тоже можешь знать? Она уж лет пять как у нас в Старой-то проживает. Бабенка видишь, складная, ну, вертихвостка, одним словом. Видать, приметила себе на уме, что старик долго не протянет, и повадилась постирать ему да прибраться… Глядь и вовсе перебралась в избу. – говорил он негромко, почти шёпотом, чтобы в доме не слыхать было.

– Ты, говорил я, соседушка, никак спятил? Оберет, как липку, да ещё и самого выгонит, на кой ляд тебе она, когда ты уж старый совсем, ей же молодой нужен! Это я его после больницы ещё спрашивал, аж давно.

И знаешь, что он мне объявил? Всё же он, должно быть, уже тогда маленько на голову слабел: «Мы, говорит, вчера по ягоду с Наташей – это с ней, значит, – показал через плечо на дверь Петро – ходили. А и верно, потому что я приходил его позвать, а во дворе одна Жучка. Ещё подумал: и куда его понесло? То с утра всё стучал топором. Видал, дом-то как обновил, вроде сто лет жить собирался. Вот и говорит: ходили мы по ягоду. А это знаешь, теперь где? Аж во второй делянке. Может, помнишь? – спросил У Геннадия Петро – Петрович и говорит, – прошли за пашни, а там опять бугры зеленые да березняк и там земляника-ягода. А сам смеётся весело. Думаю: от бражки, может, окосел, а он чудно и говорит: «Я, – говорит, – вот последнее время всё смерти боялся. Не того, что в землю, в пустоту, закопают. А пустота, оказывается, просто во мне внутри жила. Ну а теперь вот и не жалко помирать. Это, – говорит, – как на покосе много работаешь, устанешь, потом из кринки напьешься досыта, аж по лицу потечёт, и всё пил бы и пил, – вода такой сладкой кажется».

А Геннадий Дмитриевич думал о том, что совсем об отце, о его жизни не знал он ничего. Не знал и не узнает никогда о том, как сошелся старик с этой молодайкой. Да, собственно, зачем ему всё это, удивлялся он про себя. Отчего соседу все слова отцовские помнить, а будто знал, что пригодится ему всё это рассказать.

– А вообще-то отец твой мужик был мировой, уважал его народ. Очень уважал… – продолжал Петро.

…А было так: «После болезни повадился он, Дмитрий Петрович, ходить к соседям, к старикам учителям, где эта НаталЯ жила. И однажды застал он у стариков Наталью одну. Вошёл, когда она пол мыла босиком. В коротком розовом платьице. Наталья не разогнулась, думала, может кто из хозяев, выпячивая всю «фигуру» свою. Когда заметила, пружинно выпрямилась, тряпка в одной руке, другой лицо отерла и платьишко стала одергивать. В шейный вырез сунула палец и кверху материю потянула, но глубокую ложбинку, розоватую не прикрыла. Сильнее надулось на груди, на боках кругло натянулось платье. Засовестилась.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.