
Полная версия:
Эссе. Опыты рассуждения. Сборник эссе с рассказами
Однако, вот что удивительно: когда писатель изображает «людей из жизни» – получается «произведение искусства». А когда эти «люди из жизни», обнаружив потребность, сами рассказывают о том, что они знают – тут «искусством» и не пахнет.
Получается это по простой причине, по причине отсутствия таланта и учёбы, как ни странно. Всему и во всём нужна учёба. Грамотно писать сегодня многие умеют, и литературно грамотно пишут. Но талант не в этом.
В задачу писателя не входит «преподнести в литературной форме» то, – что за него видят в жизни люди. Писатель – это не писарь, не тот единственный грамотей на селе, как раньше, когда приходили к грамотному дьячку диктовать письма. Теперь письма каждый пишет сам. А вот книгу пишут для других целей.
Писатель пишет для того, чтобы высказать свои убеждения, поделиться своими мыслями. И важно, и хорошо – если эти новые мысли в образах важны и нужны людям, если в них отражается время.
В том и сила подлинного искусства, – что, рассказывая правду, показывая и жизнь, и труд, такими, какие они есть на самом деле, – искусство способно пробудить в душах людей, особенно молодых, не имеющих опыта жизни, – не робость, не приниженность, а готовность самим всё пережить, если потребуется, всё вытерпеть и одолеть в жизни. Правда – это она воспитывает мужественных людей, а ложь может воспитать предателей. Только правда выражается в подлинном искусстве.
Современный человек с детства привыкает к грандиозным цифрам, уверенно оперирует с сотнями тысяч, миллионами, миллиардами. Это касается всего на земле: и запасы нефти, и население земли, и финансовые потоки всё в больших цифрах. Поэтому в сознании людей складывается картина, которую не в силах поколебать цифры низкого порядка: единицы. Это до тех пор – пока единицей не окажется сам человек. Тут может наступить прозрение.
Именно поэтому каждой своей книгой литература обращается к каждому из нас по отдельности. Она говорит: «Смотри, судьба этого человека могла быть твоей судьбой. Только поняв, что пережил герой произведения, поняв и всю меру того, что он изведал, – ты поймёшь время и мир, который тебя окружает. Ты должен это знать». Книга обращена к каждому.
Счастье (рабочее название), рассказ
Эйфория – это блаженное чувство бодрости и благополучия, так что лучшего названия не придумаешь. Это счастье временное, минутное, но постоянного счастья человек не сможет достигнуть никогда, хотя к этому стремится всегда. Поэтому мечта о счастье была, есть и будет.
Что такое счастье? – это один из вечных вопросов, остающихся без разрешения. Такой же, как вопрос о любви.
Почему-то мы, русские порядочные люди, питаем пристрастие к этим вопросам. До сих пор и о любви, и о счастье сказана только одна правдивая мысль, и то, – она сказана в Писании, в Библии: а именно, что «тайна сия велика есть». Правда, это сказано про другое, это о Церкви и о Боге. Но так и неизвестно остается – что такое счастье.
Также неизвестно: кто такой – Бог, и что такое Церковь. Если «Бог есть любовь» – по Писанию, то любовь – это Бог, то есть кумир, идеал, идол! А нельзя же поклоняться идолу (любви самой), идолопоклонство запрещает Вторая заповедь той же Библии. Церковь в этом отношении является организацией, регулирующей эти противоречивые «законы» Писания. А закон, как известно, – «как дышло, куда повернут туда и вышло»!
Когда Любовь мы возводим на место идола, тогда и бог превращается в то, чему нельзя поклоняться, ведь Он – есть Любовь! Когда надо было для дела, можно было и так сказать. И Церковь говорила так, и сжигала неугодных на кострах инквизиции.
Поэты и писатели других стран обыкновенно поэтизируют любовь, украшают ее розами, соловьями…. Мы же, русские, украшаем нашу любовь этими роковыми вопросами, и притом выбираем из них самые неразрешимые.
Так что вопрос о счастье – очень сложный вопрос.
Я знал одного счастливого человека, заветная мечта которого осуществилась, который достиг цели своей жизни. Он получил то, что хотел, он остался доволен судьбой и самим собой. «Остался» – значит в прошлом, потому что, как только достиг счастья, так и умер. Но умер счастливым.
Часть 1.
С утра было прохладно. Это лето не было жарким. И сидя на зорьке у реки я немного замерз. К вечеру вообще начал моросить мелкий дождик. Я заметил огонь костра на заливных лугах ниже по течению реки, там останавливались пастухи на ночь с лошадьми, их в нашем колхозе было больше двадцати. И я пошел к костру погреться.
В «ночное» дежурили и молодые ребята, но «старшой» был старый конюх, на вид лет восьмидесяти. Он лежал на животе у самой дороги, положив локти на пыльные листья подорожника, обеими руками подпирал подбородок и вглядывался куда-то в даль поля. Вокруг костра сидели и лежали трое молодых парней.
Один с густыми черными бровями, безусый, одетый в брезентовую курточку и темную рубаху лежал на спине, положив руки под голову, и глядел вверх на небо. Над его лицом тянулся Млечный путь, и дремали другие звезды…
Кони топтались тихонько в траве вдалеке от костра. На фоне светлого неба с востока, откуда надо было ожидать появления зари, там и сям видны были их силуэты: кони стояли и, опустив головы, о чем-то думали.
Их мысли, наверное, были длинные и тягучие, и угнетали их до бесчувствия, так что стояли они, как вкопанные, не замечая ни присутствия чужого человека, ни беспокойства собак. А собаки, заметив мое приближение, известили хозяев лаем.
Старик прикрикнул на собак и они, завиляв хвостами, отошли и прилегли, настороже, посматривая на меня.
– Привет. Никак из Макаровки местной? —
– Да. Тутошний я, только не живу здесь, из города приехал в отпуск. —
– То-то я вижу. Не узнаю, чей же ты? —
Я ответил. И старик, узнав моего деда, обрадовался, они друзьями были в свое время с дедом моим. С близким легче общаться, с внуком друга тем более. Так началось общение в тишине ночи.
В сонном, застывшем воздухе стоял монотонный шум, без которого не обходится летняя ночь в природе. Непрерывно трещали кузнечики, пели ночные птицы – неожиданно начиная и так же неожиданно обрывая небольшие свои песенки, да в стороне от поля, на опушке леса, в кустах, лениво посвистывали молодые соловьи.
Большая грязная собака, лохматая, с клочьями шерсти у глаз и у носа, вдруг неожиданно, с хрипением залаяла в темноту ночи, в сторону лошадей. За ней убежали и обе молодые гладкие собаки.
– Взять! Взять! – крикнул вдогонку старик, приподнявшись на локте и махнув рукой.
– Прогонят волка, если что, – сказал он, со старческой улыбкой открывая свой провалившийся беззубый рот. Когда собаки успокоились, старик принял прежнюю сидячую позу и сказал спокойным голосом:
– А вот в соседней деревне колдун помер, не к ночи будет сказано, для страха. Не боитесь страшных историй? – обратился он к молодежи.
Молодой пастух, лежавший на спине, повернулся на бок и пристально, подняв свои густые черные брови, поглядел на старика.
– А я слыхал, как ведьмы из печной трубы вылетают и летают. Может, и колдун тот летал? – спросил он.
– Слыхать не слыхал, видать не видал, Бог миловал – сказал старик, – а люди рассказывали.
Старик как будто что-то вспомнил. Он быстро поднялся на колени и начал говорить быстрой скороговоркой, своим беззубым ртом, – получалось глухо, как говорение в нос.
– Шел я раз берегом, сюда в Макаровку. Гроза собиралась, и такая буря была тогда, меня застала около сараев соседней деревни, где колдун-то жил. Поспешил я что есть мочи, гляжу, а по дорожке у кустов черемухи, она теперь большая как деревья, а тогда кусты были в цвету, – идет белый конь. И думаю: чей это конь? Зачем его сюда, за деревню занесло. Пока думал, подхожу ближе – только бац! – а это не конь, это Колдун в белой рубахе мокрой. Свят, свят, – перекрестился я, а он глядит на меня и бормочет, глаза выпучил! Испугался я тогда сильно! Мы рядом пошли до сарая, открытого и под крышу едва успели – как грянул гром ужасный и молния рядом сверкнула, и опять гром. Я тогда боялся ему слово сказать, а он пояснил, что мусор в овраг выкинуть отходил из сарая. Там хранилище колхозное было на краю их деревеньки, а он присматривал за ним, как сторож.
– Это бывает, глюцинации, наверное, – сказал один из молодых пастухов.
– Вот ведь, слово нашел какое-то умное, – бывает, говоришь, – сказал старик немного обиженно. – А вот я про Колдуна что знаю…. Это лет 50 назад было…
И рассказал нам старик историю, известную только старикам и старухам, которые жили в те времена сразу после войны с немцами.
«Тогда, в 43 году, немцев разбила красная армия Советского Союза, а они, убегая из наших краёв, прятали свои награбленные богатства, зарывая их в землю. И вот после войны Колдун нашел клад немецкий, – в нём были украшения – серьги, брошки, и еще зубы золотые от убитых немцами людей. А кто колдовством живёт, кто злое дело для людей помышляет, – к тому же и зло то вернется, тому и воздастся злом за зло!
Вот Колдун продавал золотишко свое, ездил в город. Но его арестовали, допрашивали, но ничего он не сказал. Отсидел он в лагерях и вернулся в шестидесятые уже годы. Клад свой он опять достал, видимо, потому что построил себе домину, и всё-то у него было – сараи и хлев большой и скотины завел много, а где деньги брал – вопрос.
Но видимо он торговал только теми драгоценностями, которые не были ещё сильно проклятые. А когда дело дошло до зубов от мертвых людей, вот тут его «инфаркт» и поймал. Так и нашли его около печи, в которой он зубы золотые в сковородке переплавлял, хотел слитки потом продавать. Вот тебе и на! На чужом горе счастья не построишь! Богатством неправедным счастлив не будешь! – так в Библии написано».
– А уж каким он был смолоду! – вспоминал старик. – Всё молчал и молчал, да на всех косо глядел. Всё словно дулся и пыжился, как петушок перед курицею. А чтоб он в церковь пошел, или на улицу с ребятами гулять – никогда. И выпивать с мужиками не выпивал, всё больше один сидел или даже со старухами разговаривал о травах всяких. Он и лечить мог людей, и помогал было многим. А я так замечаю: если какой человек из мужиков всё молчит, да старушечьими делами занимается и в одиночку живет всё, – хорошего мало. Вот ведь узнали о нём после смерти, какой его грех-то гложил, – клад немецкий…. Не в золоте счастье. – резко завершил свою речь старик.
Рассыпавшись в тихом воздухе пронесся глухой звук. Что-то вдали громыхнуло, словно ударился камень о камень и эхо ахнуло вдаль: «тах! тах! ах! ах!». Когда звук замер, старик вопросительно поглядел на меня, равнодушного.
– Это на ферме колхозной что-то упало, – сказал я, подумав.
Летом светало рано. С востока Млечный путь бледнел и мало-помалу таял, как снег, теряя свои очертания. Небо становилось опять хмурым и мутным, когда не разберёшь, чисто оно или покрыто сплошь облаками, и только по ясной полоске на востоке и по кое-где уцелевшим звёздам поймёшь, в чём дело.
– Да, – сказал я, прощаясь, – близок локоть, да не укусишь… Кто знает в чём оно счастье то!? Кто как ведь понимает.
Повернувшись лицом к молодым пастухам и глядя на них, я сказал:
– Так вот и умрёшь, не повидавши счастья. Кто помоложе, может, и дождётся, а нам уж и не думать… —
Старик встал и пожал мне руку на прощание.
Часть 2.
Деревенька наша соединилась уже с соседней. Строились дома от пруда, расположенного посередине нашей деревни Макаровки, к краю ближней деревеньки с названием Старая. Молодые пары в обеих деревнях строились с обеих сторон переулка этого, тем самым приближая деревеньки друг ко другу.
Так случилось, что Старая совсем перестала существовать и Макаровка выросла, за счёт прилепившейся через новую улицу соседской деревеньки. Наш дом стоял третьим снизу на спуске к реке, остальная деревня тянулась на пригорок и протянулась по нему до самого поля, где всегда сеяли овёс.
Жил я в деревне всё свое детство, пока не окончил три класса начальной школы. А потом родители забрали меня в город. Только летом я был в деревне, почти все два месяца каникул, июль и август, так как принято было, в первый месяц, июнь, отправлять меня в лагерь по путёвкам, которые выделяли родителям на работе профсоюзы. И помню я деревенскую жизнь с хорошей благодатной стороны. Походы на реку, купание и рыбалка, походы в лес за ягодами и за грибами…
Конец рассказа.Счастье и несчастье
– Время, 2) собственная природа (тело), 3) необходимость, 4) случайность – вот, те первичные элементы. Но только благоприятные или неблагоприятные их сочетания становятся причиной Счастья, или несчастья.
Древнеиндийские этико-философские трактаты «Упанишады», что в переводе означает – «сокровенное знание», на протяжении 2300 лет являлись комментариями к текстам «Вед», древнейших священных книг.
Так в тех книгах определялось Счастье.
В своем полном объеме Счастье – есть наивысшее наслаждение, к которому мы способны, а несчастье – наивысшее страдание.
И счастье или несчастье человека в основном является делом его собственных рук.
Это мысли древних людей. – «У каждой добродетели есть родственный порок; также у каждого наслаждения есть соседствующее с ним бесчестье. Поэтому необходимо отчётливо провести разделяющую черту, и лучше на целый метр не дойти ближе и остановиться, нежели зайти за черту хотя бы на миллиметр. Так у лжи постоянная спутница – хитрость».
Нет огня большего, чем страсть; нет беды большей, чем ненависть; нет несчастья большего, чем болезни тела; нет счастья лучше – ровного спокойствия.
Если счастье достигается благодаря мучениям ближних иль отвращается таким же образом беда – то счастья в результате не достигнуть и так не стоит поступать.
Как вывод небольшой: мы видим, что и в древности все знали, что непростое это дело – счастья достигнуть.
А вот, учение древних из важной части буддийского канона «Стезя добродетели» – «Дхаммапада»:
«Несотворение зла, достижение добра, очищение своего ума – вот учение просветлённых.
О, мы будем жить очень счастливо – (когда мы) не враждующие среди враждующих, здоровые среди больных, не томящиеся среди томящихся, хотя у нас нет ничего. Мы будем питаться радостью, как спящие боги.
Победа порождает ненависть; побежденный живет в печали. В счастье живет спокойный, отказавшийся и от побед, и от поражений».
Но это мнение монахов, скорее, буддийских, а люди монахами быть не желали и счастья искали в другом.
Древнегреческие мудрецы тоже взывали к разумности по-своему:
«В счастье будь умерен, в несчастье разумен» – советует тиран (правитель) Коринфа Периандр.
Пресыщение рождает наглость, когда человеку дурному выпадает на долю счастье и когда человек этот не обладает здравым умом.
«В счастье не следует быть чрезмерно самоуверенным, а в беде не следует терять уверенности» – сказал ещё Клеобул, тиран родосского города Линдоса.
Гераклит Эфесский подытоживает: если бы счастье заключалось только в телесных удовольствиях. Мы бы назвали счастливыми бычков, нашедших горох для еды.
Уже в Средние века люди видели счастье совсем в другом – в «радости». «Учись находить радость – вот наилучший способ привлечь счастье» – примерно так.
Церковь довлела над людьми в Средние века и конечно проповедовала по-своему: «Счастье состоит главным образом в том, чтобы мириться со своей судьбой и быть довольным своим положением» – смирение было эталоном для людей в проповедях церковных.
«Счастье зависит от нашего мнения о вещах. Ибо в жизни человеческой всё так неясно и так сложно» – понимали некоторые философы средневековья – «что здесь (на земле) ничего нельзя знать наверняка… А если знание порой и возможно, то оно нередко отнимает радость жизни (не радует)» – Эразм Роттердамский.
И тут же мудрецы разумно рассуждали:
«Искусство быть счастливым. Есть для этого немало рецептов, но не всякий годится для мудреца. Успеху может способствовать предприимчивость. Одни с беспечным видом становятся у врат Фортуны и ждут, пока возьмется за дело она. Другие умней – дерзко пробиваются вперёд и действуют, полагаясь на собственные силы, ибо на крыльях доблести порой удаётся настигнуть счастье и подольститься к нему. Но, правильно рассуждая, нет лучшего пути, чем путь добродетели и усердия, ибо нет высшего счастья, чем благоразумие, как и худшего несчастья, чем неблагоразумие».
Но как сказал тот же Шекспир: «Счастья целиком без примеси страданий не бывает!».
«Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел…
А счастье было так возможно,
Так близкО!» —
писал ещё Пушкин в свое время, —
«На свете счастья нет,
Но есть покой и воля…».
А наш философ Белинский мудро рассуждал:
«Если бы вся цель нашей жизни состояла в нашем личном счастии, а наше личное счастие заключалось бы только в одной любви, тогда жизнь была бы действительно мрачною пустынею… Но хвала вечному разуму, хвала попечительному промыслу! Есть для человека и ещё великий мир жизни, кроме внутреннего мира сердца. – мир исторического созерцания и общественной жизни». – То есть счастье виделось не в личном. Но в общем – устройство общества, деятельность на благо многих других.
И ближе к нам и к нашим временам, что знаем мы о том же, что такое счастье?
Если людям, снедаемым глубокой тоской, улыбается счастье, они не умеют скрыть этого: они набрасываются на счастье, словно хотят сжать его в объятиях и задушить из ревности. Если тебе выпало счастье жить в мире ума, какое безрассудство – искать доступ в страшный, полный криков мир страстей. – Неожиданно разбогатев, например, человек неудержимо тратит всё на игру, на другие развлечения и теряет своё богатство, оставшись снова «у разбитого корыта».
Если когда-нибудь, гоняясь за счастьем, вы найдёте его, – то вы, подобно старику, искавшему свои очки, обнаружите, что счастье было всё время у вас на носу. И не надо было никуда ходить – ехать или убегать.
Счастье не перестает быть счастьем, даже когда оно кратковременное, также как мысли и Любовь не лишаются своей ценности из-за того, что они кончаются.
Нужно научиться быть счастливым в минуты отдыха, когда помнишь ещё о том, что ты живой и здоровый, – а не в минуты бурной жизнедеятельности (на бегу), когда об этом забываешь в делах и страстях.
Счастливы те, – кому годы труда отпущены в бОльшей мере, чем годы поисков и ожиданий! Счастливы те, кто в конечном счете сможет отдать себя по-настоящему и без остатка!
Говорят, счастье скучно, но это потому, что скучные люди нередко бывают очень счастливыми, а люди интересные и умные умудряются отравлять существование и себе, и всем вокруг.
Счастье – не какой-то божий дар, а достижение, какого человек добивается своей внутренней плодотворностью.
Величайшее и самое продолжительное счастье проистекает из высшей человеческой деятельности, которая сродни божественному. То есть деятельности разума, и в той мере, в какой человек имеет в себе некий божественный элемент, он будет осуществлять такую деятельность.
Так что счастье – это очень сложное понятие и у каждого человека оно своё и только ему принадлежащее.
Конец.Надежда
Все люди живут надеждами, каждый надеется найти своё счастье в жизни.
Беспредельная надежда и энтузиазм – это главное богатство молодежи. Именно в юности человеческое сердце переполняют надежды на будущую жизнь, мечты о прекрасной жизни влекут молодых к свершениям.
И бывает надежда лекарством для уставшего тела в старости. Душа пожилых полнится надеждой на своих потомков, надеются пожилые на своих учеников, на своих детей.
Молодость полна сумасбродства, и именно у лихих и предприимчивых большие надежды. А у заурядности, смирившейся со своей жизненной долей никакой надежды и нет.
Надо иметь мечты, надо иметь надежды. Человек всегда только и живет надеждой; и нельзя её терять, ни при каких обстоятельствах. Надежда, по сути, его единственная способность, не дающая погибнуть в этом сложном мире.
«Мы живем, потому что Надежда обращается к Памяти, и обе нам лгут» – пессимистически высказывался поэт Байрон. Но взглянув на его биографию, мы можем увидеть, что Надежда в его жизни была.
Он провел трудное детство и воспитывался в простоте деревенских нравов. Всю жизнь он терпел материальную скудность. В 10 лет потерял своих родственников. До взрослых лет он почти ничего не имел и потому был обижен на жизнь и писал свои поэмы, давая резкие отповеди своим критикам. Герои его поэм – изгои, вставшие на путь мести своим врагам («Гяур», «Корсар», «Абидосская невеста», «Лара», «Осада Коринфа», «Паризина»). Байрон наделял своих героев теми же чертами характера, что и свои, только с более ярко выраженным трагизмом, презрением к власти и церкви. Надежда его проявилась в борьбе с властью над страной. Он вступил в освободительное движение в Греции против османского ига. В войне он видел надежду, что после победы построится общество лучшее. И он был настолько активен, что возглавил отряды разрозненных греческих партизан. И умер он на войне, в военном лагере у стен осажденной крепости врага.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
Полная версия книги