Библейские истории, рассказанные простым языком, без терминов и родословных

Условия реформы

В Викитеке есть тексты по теме:

Денежная реформа в России 1993 года

Условия денежной реформы были изложены в Телеграмме центрального Банка Российской федерации N 131—93 от 24 июля 1993 г. Телеграмма была подписана Председателем Центрального банка РСФСР (Росцентрбанка) Виктором Геращенко.

Центральный банк Российской Федерации в соответствие с Законом Российской Федерации «О денежной системе Российской Федерации» и Законом РСФСР «О Центральном банке РСФСР» в целях устранения множественной модификации денежных билетов одного достоинства в обращении и в связи с достаточностью в резервах банкнот и монеты Банка России образца 1993 года прекращает с нуля часов (по местному времени) 26 июля 1993 года обращение на всей территории Российской Федерации государственных казначейских билетов СССР, билетов Государственного банка СССР и банкнот Банка России образца 1961—1992 годов.

Первоначально лимит обмена был установлен в 35 тысяч рублей (в то время – примерно 35 долларов). Граждане России (согласно прописке в паспорте) могли обменять указанные суммы в течение двух недель, с 26 июля по 7 августа, в учреждениях Сбербанка России, о чём в паспорте ставился штамп. Суммы, превышающие 35 000 рублей, подлежали зачислению на срочные депозиты сроком на 6 месяцев.

В стране началась паника. 26 июля был издан указ Президента РФ №1107, увеличивающий сумму принимаемых к обмену банкнот образца 1961—1992 годов до 100 тыс. руб. (около 100 долларов США в эквиваленте) на человека. Банкноты в 10 000 рублей образца 1992 года обменивались без ограничения суммы. Срок обмена продлевался до конца августа, в течение этого периода разрешалось использование в обращении купюр в 1, 3, 5 и 10 рублей. 27 июля была издана телеграмма ЦБ, содержащая аналогичные положения.

В дальнейшем обмен был продлён до конца года, но было дано разъяснение, что с 1 октября обмен банкнот возможен только при предъявлении документов, подтверждающих невозможность обмена в более ранние сроки. Срок использования в обращении купюр в 1, 3, 5 и 10 рублей, продлённый первоначально до конца августа, позднее также был продлён до 31 декабря 1993 года.

Многие люди физически не успели обменять свои наличные сбережения, и эти деньги пропали.

Предприятия могли обменять наличные в пределах кассовых остатков на начало дня 26 июля и обязаны были сдать их в банк в течение банковского дня 26 июля. Сумма сдаваемых денег не должна была превышать лимит, установленный для кассы данной организации, и суммы торговой выручки, поступившей в кассу на конец дня 25 июля.

Монеты в рублях и копейках формально оставались законным платёжным средством до денежной реформы 1998 года.

Результаты реформы

В ходе реформы 1993 года было изъято 24 миллиарда банкнот. Реформа так и не укрепила рубль. На деле она привела к серьёзным осложнениям с соседями, так как их валюты были привязаны к рублю. Центральному банку пришлось передать часть новых банкнот Казахстану и Белоруссии. Во второй половине 1993 года Россия пыталась договориться с соседями о создании рублёвой зоны нового типа, но только Белоруссия пошла на подписание соглашения об объединении денежных систем в будущем.

Одним из результатов реформы стал отказ от рубля и становление национальных валют в странах СНГ (хотя некоторое время после реформы рубли СССР, уже не принимаемые в России, активно использовались в денежном обращении стран СНГ).

Введение нового российского рубля пресекло неконтролируемую печать прежних денежных знаков за пределами России. По утверждению директора Банковского института ВШЭ Василия Солодкова, после распада СССР все бывшие союзные республики стали самостоятельно и неограниченно печатать советские рубли, которые в большом количестве поступали на российский рынок и вносили свой вклад в гиперинфляцию в России. Разделение национальных валют позволило российскому правительству более эффективно управлять денежной массой.

«Хотели как лучше, а получилось как всегда»

– фраза, которую произнёс Виктор Черномырдин, премьер-министр Российской Федерации 6 августа 1993 г. на пресс-конференции, рассказывая, как готовилась денежная реформа 1993 года.

А ещё, случился грабеж всего населения страны на государственном уровне, – по-другому это назвать никак нельзя. Старые деньги СССР отменили. Даже обменивали старые деньги в 500 рублей, например, в 1993 году, несколько дней всего – и то, только определенную сумму.

В результате все накопления людей пропали – утратили свою ценность. Человек, например, работал в СССР на зарплате 120 рублей, и откладывал из неё (по 50 рублей или более), копил красные десятки с Ленином много лет. А тут, вдруг, – его 1000 рублей старых превращались в 1 рубль новых. И то не все, а сколько успел обменять, – остальные просто пропали, превратились в бумажки. И все его старания, страдания, недоедания – когда торт лишний раз не покупал. Колбаску себе не позволял купить, чтобы деньги накопить, – всё пошло прахом. Годы усилий, труда и терпения миллионов простых людей – посчитали в ноль!

Но потом, после 1993 года, суммы зарплат стали расти «астрономически» и все стали миллионерами, получали зарплату по 400 тысяч в месяц, по 796 тысяч и так далее. Могу судить по документу моей супруги, когда она получила справку о зарплате для пенсионного фонда, выходя на пенсию в свои 55 лет.

В справке была таблица, где указаны были зарплаты по месяцам, – месяца в колонке слева, и по годам в верхней строчке. Постепенно, каждый год росла зарплата: так, в августе месяце она получала

В 1991 году – 341,91 рубль; в 1992 году – 2 250,00 р.; в 1993 – 20 787,36 р.; в 1994 – 139 907,46 р.; в 1995 – 300 662,47 р.; в 1996 – 535 912, 00 р.; в 1997 – 796 698, 00 р.

С января 1998 года была деноминация, убрали три ноля на купюрах. Срочно все деньги поменяли. И с января 1998 года уже была зарплата 486 рублей 83 копейки.

Однако, в те времена «миллионерам» жилось совсем не сладко, цены на продукты, которых еще и не хватало вначале и были давки в магазинах в очередях, – тоже росли «астрономически» – хлеб стоил, одна буханка 800 рублей и 1000 рублей. И это от 16 копеек при СССР так выросло – ужас! Как выживал народ? Конечно подсобным хозяйством. У всех были свои огороды на участках за городом, которые, ещё ладно, выделяли от предприятий, контор и фирм. Все предприятия стали фирмами – ООО, которые банкротились, распродавали свое имущество – станки, технику и продукцию имеющуюся. Развалился не только Советский Союз. Развалилась вся жизнь людей.

Тут мы разговорились со своей супругой о том времени, и вот что она мне рассказала:

«В 1998 году во время известного «августовского кризиса», мне было 36 лет, и тот кризис прошел как-то незаметно. Да, пришлось кое-в чём урезать расходы. Но по сравнению с началом 90-х это было не так страшно. И это хотя бы потому, что. Наученная тем ужасным временем, все сбережения я хранила только в валюте. Доллары меня очень выручили.

А вот 1991 – 1994-й года, были для меня по-настоящему лихими.

Вот взять 1991-й. голые полки магазинов. И я тогда хорошо, что устроилась в магазин работать. А было у нас так: магазин разделен был на две половинки. В одной половине продают продукты, на которые нет талонов. Один раз я посмотрела и насчитала там 12 (двенадцать) товаров: хлеба – белый и черный, кефир, маринованные огурцы, варенье из мандаринов (дорогое, вот и залежалось на полках), морская капуста в банках, ячневая крупа и ещё консервы «Завтрак туриста» – рыба с перловкой. Этот «Завтрак» был на полках во многих продовольственных магазинах, он занимал иногда все полки пустующие, его, наверное, много выпускали.

Во вторую половину магазина вход был по спецталонам. Даже не по талонам. А по листу бумаги для «своих». Это как бы зарплата. – один раз в месяц, в оповещенные пару дней, выдавали продукты в счет зарплаты по списку. И можно было взять: 1 кг. Окорочка. 1 кг минтай; по 1 кг риса и пшена, 2 кг муки; 1 десяток яиц, 1 литр подсолнечного масла и 1 кг сливочного; немного конфет, чаще карамелек, 2 кг сахара; бутылку водки и сигареты; пачку индийского чая со слоном. Все работники набирали продуктов и шли потом на стихийные рынки торговать с наценкой.

А на деньги, которые, остатки зарплаты, всё же выдавали в бухгалтерии, покупать было нечего. В обычных государственных магазинах – потому, что там было пусто, в коммерческих – потому что дорого». – Так рассказывала супруга.

И тут я тоже вспомнил, что на стройках и на заводах была такая «мода» выдавать зарплату товарами и продуктами. Бартер был в моде. На велозаводе строители ремонтировали цеха и строили новые цеха – а стройфирме по бартеру заплатили велосипедами. И строителям предложили, вернее, выдали в счет зарплаты велосипеды, можно было и два, и три взять.

А был у нас сосед – «Лысый», он работал на велосипедном заводе, и он брал зарплату продукцией. Брал сразу по 10 велосипедов. А потом вез их в другой соседний город продавать. У нас, в нашем городе, все рынки «забиты» были велосипедами. Люди, рабочие завода, торговали. В счет зарплаты велосипеды обходились «Лысому» по оптовой цене, например, в 400 рублей, а на нашем рынке продавали люди дороже по 600 и 800 рублей, он же продавал в других городах по тысяче и по полторы тысячи. Вот была выгода. – Это я уже супруге рассказал.

А она продолжила свой рассказ:

«так даже на конкретные деньги от зарплаты в 1992 году ничего нельзя было купить в этих коммерческих магазинах, которые появились. Как частные фирмы.

Мы со знакомой подругой, студенткой пединститута имени Крупской, ходили в эти «фирменные» магазины, как в музей, посмотреть или как в комнату смеха – зашли, посмеялись и ушли. Появлялось в этих магазинах то. Чего давно уже не было. Но покупать это было не на что. У подруги стипендия была 150 рублей – и на прилавке – 150 рублей стоил килограмм творога! Это к тому, что подруге беременной врач сказал побольше кушать творога, для костей будущего ребенка, для кальция. И подруга сокрушалась с юмором (творогом-то я её обеспечивала): Ты представляешь, мне надо съедать по 100 граммов творога в день. Да на этот творог (она указывала пальцем на ценник) «фирменный» вся моя стипендия уйдет!».

«Деньги тогда новые печатались со страшной скоростью. – говорила моя супруга, – зарплаты росли тоже быстро, но все равно не успевали за ценами на продукты.

И да. Земли вокруг городов раскопали под огороды-дачи. Более того. В спальных районах, вокруг панельных пятиэтажек, вместо цветов в палисадниках росли овощи. За домами построены были из разного сора досок и спинок от кроватей, огороженные посадки с капустой, морковкой, свеклой и так далее. С балконов вовсю кукарекали в городе петухи, а возле нашего дома на пустыре мужик каждое утро пас козу, она у него тоже на балконе жила. Вот какие были времена!»

Такие вот воспоминания навеяло от одного моего предмета на моём письменном столе. И картины в старинных рамках висят до сих пор у меня на стене в комнате, и лампочка служит до сих пор.

За рабочим письменным столом…

О книгах и поэзии.

Книги как корабли мыслей, странствующие по волнам времени и бережно несущие свой драгоценный груз от поколения к поколению.

Немножко о красоте.

Молодые люди плохо знают, что такое красота: им знакома только страсть, как инстинкт заложенная природой.

Чувство прекрасного – это нечто такое. Что принадлежит вкусу и вкусы воспитываются годами детства, годами взросления, – поэтому и понятия красоты разные у разных народов, также, как разнятся вкусы пищевые, – китайцам и полинезийцам нравится перец и все острые блюда, а для европейца – перец сжигает ротовую полость.

Даже прекраснейшая из обезьян безобразна для людей.

Другое дело красота природы. Красота природы не нуждается в дополнительных украшениях – больше всего природу красит отсутствие украшений, она прекрасна сама по себе.

Красота телесных форм всегда совпадает с понятием о здоровой силе, о деятельности жизненных энергий. Очарование – это всегда красота в движении.

Идеальная красота, самая восхитительная наружность – ничего не стоят, если ими никто не восхищается. Идеал – выступает, как кульминационный пункт логики, подобно тому, – как красота есть не что иное, как вершина истины. Так сказал один философ.

Высота чувств находится в прямом отношении с глубиной мыслей. Сердце и ум – это два конечных баланса. Опустите ум в глубину познания – и вы поднимете сердце до небес.

Красота в любви – это открытое рекомендательное письмо. Заранее завоевывающее сердце.

Но иногда. Голос красоты звучит тихо: он проникает только в самые чуткие уши. В сердце того, кто страстно стремится к красоте, она сияет ярче, чем в глазах её созерцающего.

Обрывая лепестки цветка, ты не приобретешь его красоты. Уж таков её обычай: красота всегда права.

Всегда надменна красота.Да. Но жесткость – некрасива.

Этот мир – мир диких бурь, укрощается музыкой красоты.

Поэзия.

Красота – родник поэзии. Красивые выражения украшают красивую мысль и её сохраняют.

Поэзия есть игра чувств, в которую рассудок вносит систему, и наоборот, красноречие – дело рассудка, который оживляется чувством.

Поэты пишут глазами любви, и только глазами любви следует их судить.

У многих людей сочинение стихов – это болезнь роста ума. Молодые поэты льют много воды в свои чернила. Другие поэты похожи на медведей. Которые постоянно сосут собственную лапу, не могут вылезти из своей берлоги.

Одного вдохновения для поэта недостаточно – требуется вдохновение развитого ума. Поэтическое произведение должно само себя оправдывать. Ибо там, где не говорит само действие, вряд ли поможет слово.

Один из больших политиков замечательно выразил суть воспитания: «Я был вскормлен законами, и это дало мне представление о темной стороне человечества. Тогда я стал читать поэзию, чтобы сгладить это впечатление и ознакомиться с его светлой стороной». (Томас Джефферсон).

Отсюда можно сделать заключение – законы нам показывают только грязную сторону. А поэзия красоту нашего мира.

Не продается вдохновенье.Но можно рукопись продатьНе тот поэт —Кто рифмы плесть умеет.От того же Пушкина узнаем.

В литературном мире нет смерти, и мертвые также вмешиваются в наши дела и действуют вместе с нами, как живые. Книги, слова живших давно людей, передают нам и чувства, и знания.

«Искусство стремится непременно к добру, положительно или отрицательно: выставляет ли нам красоту всего лучшего, что ни есть в человеке, или же смеется над безобразием всего худшего в человеке. Если выставишь всю дрянь. Какая ни есть в человеке, и выставишь её таким образом, что всякий из зрителей получит к ней полное отвращение, спрашиваю: разве это уже не похвала всему хорошему? «Спрашиваю: разве это не похвала добру?» – говорил об искусстве Гоголь, Николай Васильевич.

Поэты берутся не откуда-нибудь из-за морей-океанов, но исходят из своего народа (как Есенин). Это как огни, вылетевшие из костра искорки, передовые вестники силы народной.

«Поэзия есть высший род искусства», – вообще, считал Белинский.

Тургенев же отразил понимание поэзии более полно: «Не в одних стихах поэзия: она разлита везде, она вокруг нас. Взгляните на эти деревья, на это небо – отовсюду веет красотой и жизнью, а где красота и жизнь, там и поэзия».

В прозе мы остаемся на твердой земле, а в поэзии должны подниматься на неизмеримые высоты, – признавал и Бальзак, – Есть поэты которые чувствуют, и поэты, которые выражают.

Всё что говорил Бальзак о литературе относится и к поэзии:

«Писатель (и поэт) существует только тогда, когда тверды его убеждения. Улучшать нравы своего времени – вот цель, к которой должен стремиться каждый писатель, если он не хочет быть только «увеселителем публики». И это правильное мнение, по-моему.

Молодость полна чувств и в юности стихи писались будто сами собой, приходя из моих чувственных переживаний в красочно связную речь. И проза, сочинения мои, были в юности переполнены прилагательными и длинными предложениями.

Теперь же я представлял из себя человека далеко за шестьдесят лет, с лысеющей седой головой, с вставными зубами. Лицо покрыто морщинами и взгляд только выдавал истинную молодость моей души, когда я смотрелся в зеркало. Ничего не было внушительного в моей жалкой фигуре, которую я видел в большом зеркале шифоньера, – худощавой, но жилистой, однако во взгляде искорками виделось какое-то особенное выражение: что этот человек, возможно, моложе своих лет, которые передает его старческая внешность.

Читаю я по-прежнему много литературы, как и читал в юности, запоем. И пишу по-прежнему много, – и стихи и рассказы о том, что вижу и переживаю от увиденного вокруг. Но всё чаще мне все-таки кажется, что я утратил уже страстность, литературность изложения и юмор, которые прежде были присущи моему голосу и речи при разговорах. Всё больше я обращаюсь к сухой фактической документальности. И, критикуя себя, мне кажется, что я пишу хуже, если не сказать – плохо.

Тот кусочек моих мозговых извилин, который заведует писательской способностью, отказывается исправно служить. Память моя, почему-то, ослабела, в мыслях недостаточно последовательности (они скачут с предмета на предмет), и, когда я излагаю их на бумаге, мне кажется, что я потерял чутье к их органической связи. Конструкция моих фраз однообразна. Фраза скудная на эпитеты и робка и приземлена, не как в юности, когда всё было выспренно и возвышенно, так что излишнюю выспренность при редактировании приходилось сокращать. Теперь уже часто пишу я не то, что хочу; и когда пишу конец абзаца, рассказа, не помню начала. Иногда случается, что я забываю обыкновенные слова, чтобы выразить мысль, и мне приходится тратить много энергии, чтобы избежать в письме лишних фраз и ненужных вводных предложений – и то и другое может свидетельствовать о некотором упадке умственной деятельности. Я замечаю за собой, что, чем проще рассказ или изложение, тем мучительнее моё напряжение.

Печатная машинка.

А как я писал в молодости! (и много и хорошо). Еще школьником мною написаны были, наверное, сотни тетрадей. И посылал я в редакцию местной газеты свои стихи, написанные на тетрадных листочках ручкой, поначалу чернильной, потом и шариковой. Однако, когда я послал в другую редакцию, в журнал, свой рассказ, занимающий почти всю тетрадку в клеточку, не считая последней страницы, на которой имелось пару строчек, – меня позвали, пригласили прийти к ним в редакцию в отдел писем. И тут мои юные познания изменились и пополнились. Все мне объяснила молодая женщина редактор.

Я узнал, что слово «рукопись» в писательском деле уже не означает буквально написанные руками и чернилами строчки. Нужно было весь текст напечатать на пишущей машинке., ещё и определенным шрифтом с интервалом 1,5 (полтора) и прочими особенностями. Оказалось, (а я был в неведении), что все писатели работали на печатных машинках.

О существовании машинок мне было известно, но само слово «писатель» у меня ассоциировалось от слова «пишет». Я подумал тогда. Что и назвать их надо – «печатыватель», коль скоро он работает на печатной машинке. А для издания книг, как я считал, и существуют редакции и издательства, в которых должны сидеть «секретари-машинистки». Но в жизни было всё не так.

Конечно, я видел и знал, что в наше время ни одно солидное учреждение, предприятие, организация не обходятся без использования такой важной техники как пишущая машинка. Если зайти в любую контору, дирекцию, административное здание, везде можно услышать пулеметную дробь печатных машинок, перемежающуюся мелодичным звонком и характерным стуком движения каретки.

Оказалось, чтобы с моей тетрадки перепечатать нужно было договориться с «машинисткой». Разбирать почерк писателей, у которых они такие разные, – не каждая машинистка может. Вот почему и журналисты, и писатели стали печатать на пишущих машинках.

Тогда мне, как школьнику, машинистка в редакции согласилась перепечатать. Но я узнал в соседнем кабинете, что обычно надо заплатить за работу, за перепечатку – по два с половиной рубля за листок. Это большой такой пласт жизни вскрылся для меня тогда. И я подумал, что и мне надо иметь машинку для печати, хоть какую-нибудь, ведь я ж «писатель».

В организациях обычно использовали стационарные большие марки машинок типа «Украина», иностранные «Ундервуд» и другие, как я узнал. У них в каретку помещались даже большие листы формата А-2. Люди же творческих профессий (журналист и другие) чаще пользовались другими марками пишущих машинок, портативными, типа «Москва». Вот такую я и нашел, и купил за большую цену – в 120 рублей. Цена была приличная, деньги я просил у родителей, потому что в училище, куда я поступил после школы, моя стипендия составляла 40 рублей, в 1972 году. Эта машинка прослужила мне недолго. Я жил с родителями в квартире-хрущевке, и она была полна вещей: серванты и трюмо, а в серванте стаканы и фужеры, как обычно в советские времена. На моем письменном столе места для машинки не нашлось и пришлось её выставить на балкон. Тогда еще крытые балконы были редкостью, самоделом. Зимой балконы заваливало снегом. Хотя машинка была укрыта, но перезимовав на балконе, механизм заржавел, да ещё настолько, что восстановлению не подлежал. Да и чему было удивляться, ведь изготовлен механизм был из обычного, чуть не «кровельного» железа, из жестянки. Приходилось мне потом обращаться к знакомой моей мамы, а мама была более всего виновата в порче машинки, потому что это она настояла, чтобы машинку выставить на балкон: железная, якобы, что с ней будет. Мама и нашла работницу госстраха у которой дома была печатная машинка. Она брала печатать на дом документы, и принимала чужие бумаги по сходной договорной цене.

Только через несколько лет мне удалось приобрести аппарат, лицензированный из ГДР – «Роботрон». Он имел вид пластмассового чемоданчика со скошенной крышкой над клавиатурой и весил меньше в полтора раза чем советская «Москва». Да и работалось на нем гораздо легче – не приходилось стучать пальцами, прилагая много усилий при нажатии на клавиши букв.

А потом появилась «Ромашка». Это была новая электронная пишущая машинка (это в конце 80-х) – типа ПЭЛП-305, портативная. Она была уже похожа на компьютер, некоторым образом.

Вот эта самая «Ромашка» стояла и сейчас на моем письменном столе. А старый «Роботрон» был отправлен под кровать покрываться пылью.

Сегодняшнее молодое поколение, наверное, слабо представляют себе, насколько сложно было управляться с такой техникой, как пишущая машинка. Сегодня компьютер, конечно, куда привлекательней: без проблем можно удалить букву, слово, переписать фразу. А при работе на пишущей машинке приходилось удалять ту же неправильную букву при помощи бритвенного лезвия. Потом появилась краска-белила. А как сложно было, если допустил ошибку в середине текста или в каком-либо особо важном документе? Единственный выход – это выбросить весь лист в корзину и начинать печатать весь текст заново.

У меня лежат и сейчас пачки бумаги А-4 в столе, на полках сбоку.

И спрос был тогда с секретарей-машинисток большой – я представляю. Как от них требовалось внимательность и знания правил русского языка.

Клавиатура моей машинки «Ромашки» практически не отличается от компьютерной, но буквы нанесены только русские (кириллица). Может кому-то нужны были латинские буквы, я видел, что их вписывали на клавиатуру вручную.

На старой машинке при окончании строчки звучал звонок, после чего правой рукой каретка передвигалась отвесным рычагом на следующую строку. И требовалось менять ленту – потому что краска на ней долго не держалась, кончалась, а полотно пробивалось иногда до дыр. Но в конце 80-х появилась синтетическая лента советского производства, которая служила уже намного дольше и пересыхала меньше. К тому же, чтобы поменять саму ленту и поставить правильно новую, чтоб она не выскакивала в процессе работы, тоже нужен был навык.

Такая техника ценилась писателями. Есть такой факт: в 1911 году было подсчитано – что печать 8 тысяч знаков на машинке «Ремингтон» отнимала столько же энергозатрат, как перетаскивание 85 пудов груза! И это была лучшая пишущая машинка в мире. А ещё из фактов-легенд: какой-то испаноязычный писатель печатал на машинке одним и тем же указательным пальцем – и умер от этого: у него образовалось заболевание, типа гангрены костей и перешло на заражение крови, отчего сердце его остановилось. Это ж надо: бил по клавишам, по буквам, одним пальцем – и умер!

Так что, – это ещё та (!) техника – пишущая машинка.

Несмотря на различные истории, пишущая машинка помощница в писательском деле. Что можно о ней ещё сказать:

– Пишущая машинка дисциплинирует ум. Невозможность тут же отредактировать текст заставляет писать сразу хорошо, с первого раза, обдумывать слова и фразы-выражения.