скачать книгу бесплатно
По дороге жизни. Сборник рассказов
Геннадий Михайлович Черкасов
Первая часть книги Геннадия Черкасова "Вовкины рассказы" повествует о том, как мужали мальчишки, чьё детство и отрочество пришлись на трудные послевоенные годы. Автор без прикрас рассказывает, каким неоднозначным было время, без ложного пафоса передаёт атмосферу, в которой жила страна, не идеализируя криминальный мир, показывает его влияние на воспитание личности героя, выбравшего правильный жизненный путь.
Вторая часть сборника "Выбор есть всегда" в основном посвящена лихим 90-м прошлого столетия, когда наша страна переживала нелегкие испытания, через которые пришлось пройти и герою Геннадия Михайловича.
"О друзьях-товарищах" – так озаглавил он третью часть книги, где рассказывает о людях, оставивших заметный след в его судьбе и памяти.
Геннадий Черкасов
По дороге жизни. Сборник рассказов
Посвящаю другу Валерию Долинину
Валера родился в Ленинграде в 1953 году. Это было время, когда город восстанавливался после блокады.
Парень рос как все советские дети: школа, игры во дворе, среди которых, конечно, футбол. В четырнадцать лет судьба привела его в знаменитый гребной клуб «Знамя». Первым наставником там стал Михаил Ба ленков, который был не только прекрасным тренером, но и хорошим педагогом, что для подростков очень важно. Спортивные результаты стали расти быстро. В первый год занятий Валерий в составе четвёрки с рулевым стал победителем в гонке сильнейших. Команда успешно выступала в Москве на отборочных соревнованиях и получила путёвку в Румынию на впервые проводимую Международную юношескую регату команд социалистических стран «Дружба», где завоевала бронзовые медали. Валера успешно выступал как в распашной, так и в парной гребле, и норматив мастера спорта СССР выполнил в классе лодок-одиночек: там, где и один в поле воин.
Валерий успешно сочетал занятия спортом с учёбой. После окончания школы он поступил в Ленинградский электротехнический институт, который успешно окончил. Спортивные вершины покорялись ему одна за другой. Чемпионат СССР, Спартакиада народов СССР и, наконец, Олимпийские игры в 1976 году в Монреале, где экипаж четвёрки без рулевого с Валерием Долининым завоевал бронзовые медали. В 1978 году в Новой Зеландии Валерий Долинин впервые стал чемпионом мира.
В 1980 году впервые в стране социализма в городе Москве состоялись Олимпийские игры. Долинин в экипаже четвёрки без рулевого стал серебряным призёром Олимпиады. В этой команде был и его близкий друг детства Алексей Камкин. Дружбу свою они пронесли по всей жизни.
Так же успешно Валерий выступал в разных классах судов. В 1982 году в составе сборного экипажа восьмёрки стал победителем открытого Чемпионата Франции. В разных классах лодок он неоднократно становился победителем Международной Люцернской регаты. Не оставляя спорта, Валера поступил в Военный институт физической культуры, который окончил с отличием. Впоследствии Валерий там успешно защитил кандидатскую диссертацию.
Шли годы. Спортивный век, увы, не долог. В 1984 году Валерий Долинин стартовал на чемпионате СССР в последний раз и в составе восьмерки сборной Вооружённых Сил стал серебряным призёром. После окончания спортивной карьеры решил попробовать себя в качестве тренера и преподавателя в Военно-морском институте радиоэлектроники им. А.С. Попова. Одиннадцать лет Валерий Алексеевич возглавлял кафедру физического воспитания, дослужившись до звания капитана первого ранга. В 2000-м году профессор, капитан первого ранга Валерий Алексеевич Долинин стал начальником кафедры физвоспитания в Военно-морской академии им. Н.Г. Кузнецова. Мой друг прожил яркую, наполненную жизнь, всегда являлся лидером и примером для других. Он был почётным жителем Санкт-Петербурга, Заслуженным работником физической культуры Российской Федерации, Заслуженным мастером спорта СССР, награждён государственной наградой – медалью «За трудовое отличие».
Часть первая. Вовкины рассказы
Вместо предисловия
Шёл сентябрь 1953 года. Полным ходом развернулась амнистия. Вовке было девять лет. Он жил в одном из бараков Ростокина. Ростокино, Марьина Роща и Кожухово в те годы – известные воровские районы Москвы. Стали возвращаться сидельцы, в основном уголовники.
В Вовкином бараке проживало шестнадцать семей, и в каждой имелся свой з/к. Те, кто вернулись, принесли с собой ореол блатной романтики. Все ребята, и даже отсидевшие, к Вовке относились с уважением, потому что соседом его был известный вор Саша Крест. О его кликухе ходили разные слухи. Одни говорили, что он перед «делом» ходил в церковь, молился и ставил свечку на успех, другие – за то, что он наказал насильника и застрелил его, перекрестив выстрелами. В бараках Вовка прожил до 1967 года. За это время Крест два раза заходил на короткие сроки.
У Вовки был талант к играм в расшибалку, казёнку и пристенок. Все игры – на деньги. Дядя Саша узнал и провёл беседу о том, что нельзя брать на игры деньги из дома, при этом обещал, что будет давать на игры не в долг. «Не играть нельзя, – сказал он. – Пацаны не поймут».
Крест доверял Вовке. Поручал передавать ему записки и деньги людям в районе. Как-то летом 1954 года дядя Саша попросил помочь в одном деле, объяснив, что к нему приедут гости, с которыми он давно не виделся. Вовка согласился, не спрашивая, в чём заключается помощь. Крест гостей принимал в сарае, потому как тот раза в три, а то в четыре больше его комнаты в бараке, и там было спокойнее. Вовка зашёл в сарайчик и увидел человек двенадцать-пятнадцать взрослых хорошо одетых людей (в то время многие ходили в телогрейках и кирзовых сапогах). Все сидели за столом, покрытым печатными периодическими изданиями. Крест показал Вовке его место. Мальчишка сел и ахнул: перед ним поверх газет на пергаментной бумаге стояли три бутылки крюшона и пирожные-корзиночки с цукатами. Вовка сразу принялся за дело – такое пиршество он видел впервые. Через некоторое время, Крест, наклонившись к мальчишке, сказал: «Пробегись вокруг, нет ли чужих». Пулей вылетел, два круга нарезал, увидел только тех, кого знал, сел на место и продолжил пир. Крест, улыбаясь, посмотрел и сказал: «Вовка, не торопись, если ещё захочешь, – принесут». Парнишка за время беседы ещё два раза бегал осмотреть окрестности сарая. О чём говорили гости, не прислушивался. Вот так Вовка в девять лет от роду оказался на серьёзной сходке воров. А кондитерские пристрастия сохранились у него до старости.
В десять лет у мальчишки появились новые «способности»: из шплинта делать отмычку, для этого нужны были тиски и напильник. Он научился открывать замки у сараев, но без воровства – никогда оттуда ничего не брал. Открывали на спор, в общем, устраивали как бы как соревнование. Но и об этом увлечении узнал дядя Саша и во время очередной педагогической беседы закрыл вопрос раз и навсегда.
Через много лет, когда Вовка повзрослел и стал Владимиром Николаевичем, он понял, почему этот взрослый серьёзный человек занимался его воспитанием. Вспомнил, что, когда парню было пятнадцать лет, в одной из очередных бесед по педагогике, Крест сказал: «Вот так, живя в Кожухово, я учился с твоей матерью. Она стала учительницей, и теперь детей учит, а я стал вором. Володя, у тебя есть способности к учёбе и спорту, вот и иди по этой дороге. А этих (показывая на пацанов нашего района) я хоть воровать научу. А то будут понапрасну людей калечить и убивать». Вот как бывает в жизни – вор помог выйти на правильный путь. И Вовка достойно прошёл по нему.
Школа
Несмотря серьёзную опеку такого авторитетного человека как дядя Саша, повзрослев и участвуя в серьёзных переделках, а проще драках, огребать приходилось по-взрослому. Когда мне исполнилось четырнадцать лет, я увлёкся боксом. С друзьями, большой компанией, ездили в клуб «Крылья Советов», что на Ленинградке. Бокс шёл хорошо. Первые бои в весе 53 кг я провёл успешно. Тренер хвалил. А тренер у меня был легендарный – Виктор Михайлович Тренин, именно он подготовил Бориса Лагутина и других выдающихся спортсменов. Но бокс – это спорт. Там есть правила. В те годы никто не знал о других видах единоборств и боевых искусств. А вот драка – это бой без правил.
Как-то в мае 1960 года у кинотеатра «Космос», который только что построили, серьёзно зацепились с пацанами с Мазутки. Мазуткой назывался район, где сейчас находится гостиница «Космос». Драка была жестокой, но в основном на руках – такой был уговор. Бились на равных, но нам, ростокинским, повезло: на нашу сторону стали ребята с Сельскохозяйственной улицы. Серьёзные пацаны. И это определило исход схватки в нашу пользу. Почему ребята с Сельскохозяйственной помогли нам? Всё просто: «авторитеты» ростокинские и сельхоза всегда были вместе.
Вот тогда я понял, что драка – это не бокс. Получил я прилично. Трещина левой челюсти и бланши под глазами. Неделю пришлось прогуливать занятия. Но, как ни странно, эта драка помогла мне решить в школе вопрос с физикой.
Казалось, где драка, а где серьёзный предмет? А всё ясно. Драку, точнее меня в ней, увидел наш преподаватель физики, который проживал в районе кинотеатра и в это время случайно оказался там. Через неделю, когда я пришёл в школу, на уроке он вызвал меня к доске и, повернувшись ко мне, чтобы класс не слышал, сняв очки, сказал: «Владимир, видел вас в драке. Впечатлило». А меня впечатлило то, что учитель впервые назвал меня по имени, а не по фамилии и на «вы». С предметом, как и с учителем, у меня до окончания школы проблем не было. И я, став старше, помог педагогу в решении спорного вопроса в его в районе. Прежде всего, надо быть благодарным и помнить добро, сделанное для тебя.
Девятый класс
В сентябре 1959 года в то время руководитель страны Н.С. Хрущёв побывал с официальным визитом в США. Вернувшись в страну, он все школы перевёл на одиннадцатилетнее обучение. И вот мы, пацаны из Ростокино, Северянки, попали в девятый «Б» класс новой школы. Ещё были девятый «А» и два десятых. Здесь уже существовали свои устои и лидеры. Но соперники вынуждены были признать наше лидерство.
Классным руководителем к нам определили преподавателя химии Нину Валентиновну. Она была женщиной решительной и вместе с директором, которая много лет проработала руководителем школы в военном городке, они решили сразу взять нас за рога и поставить на место. Мы же, то есть все пацаны нашего класса, постановили: в школу не ходить.
Шёл теплый первый месяц осени 1961 года. Мы, заранее договариваясь с пацанами Сельхоза, Мазутки, Северянки, собирались утром у школы и толпой шли на стадион играть в футбол. Иногда к нам приезжали ребята из Лосинки (в те годы – известный криминальный район Московской области). Хотелось бы отметить, что вызов наших родителей руководству школы успехов не принёс, так как у большинства не было отцов, которые в основном погибли на войне, а многие матери, и моя в том числе, сказали: «Вы взрослые. С учителями разбирайтесь сами. Не получится, идите учиться в школу рабочей молодёжи». Я лично был близок к этому, но не хотелось бросать такой замечательный коллектив (даже по прошествии многих лет помню все лица, фамилии и имена).
Ровно через неделю нашей забастовки директор и классный руководитель сдались, и мы начали ходить на уроки. Хочу заметить, в школе мы все вели себя хорошо, учителей уважали, подлянок им не делали и не позволяли делать их другим. Помог примирению нашему с директором и учителем химии математик Борис Иванович, он всю войну прошёл в артиллерии, был ранен и преподавал не только в нашей школе, но и в МИИТе. О подробностях его переговоров с нашим классным руководителем и администрацией школы нам стало известно позже. Учась в институте, мы часто приходили в гости к Борису Ивановичу, и в один из таких вечеров, за чаем, он рассказал нам о беседе с ними. Учитель химии взял на себя смелость утверждать, что мы ребята толковые, чудим немного, выросли в основном без отцов, в бараках, в криминальной среде, но все поступим в высшие учебные заведения. И что вы думаете, все так и вышло! И ещё, на всякий случай, добавлю: семеро человек стали мастерами спорта СССР в различных видах.
На педсовете Борис Иванович предложил с нашего класса вообще снять классное руководство. Так что два с половиной года – до окончания одиннадцатилетки – мы были без классного руководителя. Как директор разобралась с районным отделом образования, не знаю, но класс курировал и опекал Борис Иванович, и его предмет стал для нас основным. А учительница химии за несколько дней до выпускного собрала в своём кабинете только ребят. С улыбкой и шутками вспоминала первые дни нашего знакомства и призналась, что для неё время нашей учёбы было хорошим: она могла спокойно ходить с мужем в кинотеатр «Космос» – даже на последний сеанс и даже ночью без страха пешком добираться до Мазутки, где она жила, не боясь ни бандитов, ни хулиганов. И добавила, посмотрев на нас с улыбкой: «Да и с билетами никогда проблем не возникало, причем и на фестивальные фильмы».
Мои учителя
Как было упомянуто выше, в результате реформы образования, устроенной по итогам визита генсека Н.С. Хрущева в США, после восьмого класса я перешёл в 11-летку. Там мы подружились с Володей, с которым просидели три года за одной партой.
Мой товарищ жил с мамой в районе северного входа ВДНХ. Отец его был начальником пожарной части, но рано ушёл из жизни – онкология. Володя от природы был сильным парнем, но системно заниматься спортом не хотел. Тренеры, приходившие в школу для набора в секции, мимо него не проходили. То обстоятельство, что я серьёзно занимался спортом, нашей дружбе не мешало. Интересно, что за нами сидели два друга – Толя и Витя. Анатолий не любил спорт, как и Владимир, а Виктор играл в футбол в основной команде «Локомотива». Жили они рядом с платформой Северянин, в быту она называлась Северянкой. Мы сдружились. Если я выступал в «Крыльях Советов», то ездили болеть за меня, а когда играл Виктор, то отправлялись поддержать не столько «Локомотив», сколько Виктора (я в футболе болел за «Динамо»). Играл наш однокашник в полузащите очень прилично. В те годы проводился и зимний чемпионат Москвы. Поля не чистились – играли на снегу. Обычно перед тем, как ехать на игру, мы собирались у напарника по полузащите Виктора – Николая. Они выпивали бутылку портвейна на двоих, чтобы быстрее бегать на холоде и оправлялись на матч. Впоследствии эти ребята долго играли в классе Б в чемпионате СССР (в то время чемпионат страны по футболу проводился в двух классах – А и Б).
Но вернёмся к школьным будням. Расскажу, как выполнялись контрольные по математике. Мы с Володей обычно писали один вариант на двоих. Рассказали об этом Толику и Виктору, и решили делать так вчетвером. Большинство наших учителей-мужчин были фронтовиками. Математик Борис Иванович Гуськов прошёл всю войну в артиллерии. Нас он знал по школе-восьмилетке. И, конечно, Борис Иванович заметил нашу уловку. Как-то попросив меня остаться после урока, смеясь, сказал: «Пишите, но пятёрок вам не поставлю». Учитель относился к нам с уважением, и мы отвечали ему взаимностью. С дисциплиной у него на уроках проблем не было. Однажды на уроке Борис Иванович вспомнил войну и обмолвился о предателях Родины, рассказав, как многие сдавались в плен. Я, да и мои друзья, на это не обратили внимания, но кто-то из класса доложил об этом завучу и директору школы. После уроков Борис Иванович попросил меня остаться, подошел к двери, плотно закрыл её. Сказал, что нас четверых вызовут директор школы, завуч и секретарь парторганизации. Я удивился, почему именно нас четверых? Борис Иванович объяснил: «Это по просьбе секретаря парторганизации – не весь же класс вызывать». На следующий день после уроков мы отправились к кабинету директора. Вызывали нас по одному и каждого спрашивали, что говорил о предателях Родины Борис Иванович. Мы же отвечали, что об этом и не слышали. После окончания школы, поступив в институты, встретились с учителем, он пригласил нас в гости. Напоил нас чаем, и мы стали с удовольствием вспоминать школьные годы. Не забыли и этот случай. Спросили, почему он выбрал нас. Борис Иванович засмеялся и сказал, что в каждом из нас был уверен. «Ростокинские не подведут!» – и пожелал нам удачи. В дальнейшем я лично ещё несколько раз встречался с нашим математиком, и всегда, здороваясь, он протягивал руку первым.
Но продолжим. Володя очень заинтересовался жизнью в США. Каждый месяц покупал журнал «Америка», который продавался в киоске «Союзпечать». Кстати, этот журнал издавался в нашей стране с 1956 по 1994 год. Владимир познакомился с киоскером «Союзпечати», которая находилась рядом с ВДНХ, и, так как журналы расходились моментально, он для Володи всегда оставлял экземпляр. Я относился к этому спокойно, хотя у советской молодёжи такое увлечение не приветствовалось. Мой друг часто приносил журналы в школу. На переменах весь класс рассматривал красочные фотографии. Как-то мы с Володей листали издание во время урока литературы. Учителем литературы и русского языка, которого я и сейчас хорошо помню, и не только по фамилии, имени и отчеству – могу подробно описать его внешность, был Михаил Семёнович Шапиро. Он так же, как и Борис Иванович, прошёл войну, воевал в пехоте. Михаил Семенович подошёл к нам, взял журнал, пролистал, сказал, что фотографии красивые, но жизнь сложнее. Облокотившись на парту, сняв очки, спросил: «Какой интерес в том, что у президента есть золотая ванна?» И отдал журнал. Через некоторое время Володя принёс номер, в котором были фотографии резиденции президента США, в том числе и ванной комнаты. Она была обычной, но мы не стали говорить об этом Михаилу Семёновичу.
Пара историй об уроках русского языка. Не знаю, есть ли в современной школе словарный диктант. А Михаил Семёнович давал нам его практически на каждом уроке минут за десять-пятнадцать до окончания. Что интересно, оценки за диктант в журнал он ставил только положительные, так что половина класса отметок не имела, и, конечно, в том числе находилась и наша четверка. Как мы только не старались! Писали через слово – двойка. Через два – опять двойка. Но в конце концов дошли до тройки. Я очень благодарен Михаилу Семеновичу. Прошло шестьдесят лет, пишу относительно грамотно, хотя правила грамматики практически забыл.
Я хочу сказать большое спасибо Михаилу Семёновичу Шапиро и Борису Ивановичу Гуськову за то, что они учили меня не только своим предметам, но и жизни.
Эпизод
Уважаемый читатель, может показаться, что в моих рассказах много криминала. Но, увы, излагаю только факты, ничего лишнего. Так исторически сложилось, что выбор места моего рождения и проживания от меня не зависели. И хотя тех, о ком я вспоминал, уже нет в живых, в моих рассказах изменены только имена. Сейчас хочу поделиться короткой историей.
У одного из моих одноклассников отец был участковым милиционером в нашем районе. Мы, пацаны, его уважали, да и уголовники жаловали, несмотря на то, что он многих из них определял на шконки, и не по одному разу, но действовал всегда, по справедливости. Поэтому обид на дядю Яшу не держали. И к его сыну относились с должным уважением.
Однажды весной 1955 года мы с ребятами играли в расшибалку, слышим, в одном из сараев поёт патефон, идёт гульба. А сарай – моего одноклассника Николая, который с нами играл. (Всего их было четыре брата. Двое из них – воры, не раз сидевшие. Николай – младший и его старший брат вышли в люди и отношения к криминалу никогда не имели. По прошествии времени Николай окончил институт, был хорошим спортсменом).
Вдруг раздаётся голос участкового дяди Яши: «Выходите!» Мы, обежав сарай, увидели такую сцену: перед входом в него, в метрах пяти. спокойно стоит дядя Яша, а из сарая выходит один из братьев Николая. Он коротко стрижен, в светлой майке-безрукавке, а сам весь синий от наколок. Две недели, как в очередной, уже не первый и даже не второй раз освободился. И спокойно говорит: «Дядя Яша, мы вас очень уважаем, но не заходите в сарай. Я ничего сделать не смогу. Очень серьёзные люди там, и им терять нечего». Дядя Яша посмотрел на часы и сказал: «Через тридцать минут, чтобы никого не было!» Брат Николая ответил: «Благодарны. Успеем». Участковый повернулся и спокойно пошёл. Хочу уточнить, что дядя Яша не носил оружия.
Брат позвал нас с Колей, дав по трояку, велел: «Пулей за такси». А до стоянки бегом десять минут. Мы рванули. Повезло – увидели две машины. Показали деньги, и через пять минут снова были у сарая. Получив на каждого ещё по трояку – их дал нам какой-то взрослый, хорошо одетый, в светлом макинтоше и шляпе, мужчина, который, погрозив нам пальцем, улыбаясь, сказал: «Только без курева. На кино и мороженое». Мы рысью – за мороженым, которое продавалось там же, где была стоянка такси.
Да, через много лет, как-то на стадионе, я случайно встретил Николая. Вспомнили детство и этот случай. Оказалось, тогда в сарае было двое вооружённых беглых зэков. А два средних брата моего товарища погибли на зоне.
Старьёвщик
Вспоминая свою жизнь в 50-х годах, хочу рассказать о старьёвщиках, которые ездили тогда по Ростокино, покупая подержанные вещи. Одного из них, Равиля, я хорошо запомнил. Он приезжал на большой телеге, запряженной лошадью, по воскресеньям. Мы называли его дядя Равиль. Мне запомнились его улыбка и добрый взгляд. Вещи обычно приносили женщины. Рассчитывался Равиль с ними деньгами, но, если сдавали мы, нам денег он не давал, а расплачивался шариками, свистульками в виде петушков и уточек. Девчонок оделял дешевыми колечками. Но главным призом для нас, пацанов, был наган-пугач, который стрелял очень громко. Его заряд был похож на пробку.
Расскажу, как мы заработали четыре пугача сразу. Кто это «мы»? Я, мой одноклассник Лёнька и сосед Славка, который был на три года старше нас. Как-то в воскресенье после игры в футбол Славка отозвал нас с Лёней и говорит: «Пугачи хотите?» Мы ему: «Конечно, хотим». «Я знаю, как это сделать». Дело было в начале апреля. Весна набирала силу, ярче светило солнце. Обычно в это время хозяйки вывешивали зимние вещи в палисадниках, которые были у каждого дома. Как правило, сушили пальто и полупальто и мужские, и женские, меховые воротники у них отстёгивали, чтобы не украли. В те времена зимы были очень холодные, и пальто делали с подкладкой из ватина. Они были тёплыми, но очень тяжелыми. Славка сказал, что, знает, где висят три пальто. Два женских и одно мужское. «Если завтра будет солнечная погода, их опять вывесят», – предположил он. На следующий день погода удалась. Пальто действительно были в палисаднике.
Мы пришли из школы рано – где-то около часа. Славка нас встречал. Он учился во вторую смену. В то время школ не хватало даже в Москве. Учились в две смены. Первая начиналась в половине девятого утра, вторая – с двух часов дня. Славка предложил: «Пошли ко мне в сарай. Там бросите портфели». Оставили портфели и пошли смотреть, где висят пальто. Огляделись: никого нет. Быстро сдёрнули каждый по одному. Я сдёрнул женское. И на рысях через огороды к Славке в сарай. Мы с Лёнькой взяли свои портфели и пошли по домам, даже не подумав, что совершили обычную кражу. Дождались воскресенья. Приехал дядя Равиль на телеге. Отдали ему пальто, они ему понравились. Он дал нам за них четыре пугача, много пистонов, свистулек. Мы были очень довольны.
Я всегда вспоминаю старьёвщика и моё детство, когда смотрю один из своих любимых фильмов «Судьба барабанщика». Там есть такая сцена: старьёвщик за бесценок покупает меховую горжетку у героев фильма, и, когда они возмущаются и говорят, что дёшево даёт, потому как она стоит намного дороже, старьёвщик отвечает: «Согласен, но она не его!» И добавляет: «Где ты видел, чтобы мужчина носил женскую горжетку?»
Комсомол
Шло время, я взрослел, проходило детство, пришла юность. Наступил 1960 год. В том году в апреле мне исполнялось пятнадцать лет. Пришло время вступать в ряды ленинского союза молодёжи. С той поры минуло много лет, и недавно мне захотелось рассказать о комсомоле, в основном, для молодых людей, которые практически ничего не знают об этой организации и её делах во славу советского государства.
Молодёжная организация коммунистической партии Советского Союза была создана как Российский Коммунистический Союз Молодёжи 29 октября 1918 года. В 1924 году РКСМ было присвоено имя Владимира Ильича Ленина. В марте 1926 года в связи с образованием СССР РЛКСМ был переименован во Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз молодёжи. О комсомоле написаны тома. Но я хочу об этой организации сказать лично. Основное большинство юношей и девушек вступало в организацию по убеждениям и с желанием, и те, кто сейчас говорит о том, что в комсомол тянули, далеко не правы. Комсомольцы были в первых рядах армии и флота, геройски воевали на фронтах Великой Отечественной войны, а потом восстанавливали свою страну. Среди комсомольцев много Героев Советского Союза и Героев социалистического труда. Город Комсомольск-на-Амуре назвали в честь его строителей – комсомольцев. Что нужно сейчас молодёжи, увы, это не мне решать, но комсомол – организация правильная. Это моё мнение.
Но вернёмся в Ростокино 1960 года. Как в других школах вступали в комсомол, я не знаю. Расскажу, как принимали меня. Как и большинство моих сверстников, я серьёзно готовился к этому шагу. Времени у меня было достаточно: играя в футбол, травмировал ногу и ходил в гипсе. Тренировки бокса тоже пришлось пока оставить. И вот настал день приёма. Нас было двое: я и парень из параллельного класса, Николай. Он занимался в «Крыльях Советов», в секции классической борьбы. Всё действо происходило во время большой перемены. Если мне не изменяет память, она длилась пятнадцать минут. Николай быстро ответил на пару вопросов и вышел. Взялись за меня. Я уверенно и полно отвечал на поставленные вопросы и уже подумал: «Всё. Прошёл». Но не тут-то было. Председатель Совета отрядов задал вопрос: «В какие годы и за что комсомол награждён орденами?» Одну из дат я назвал неверно, и меня не приняли. Выхожу из школы. Обидно. Я ведь серьёзно готовился. Иду, смотрю: из магазина, который был напротив школы, выходят старшие ребята. Среди них мой сосед по бараку – Славка. Он кричит мне: «Вован, как дела?» При этом размахивает руками, а в каждой руке – по бутылке вина. Подошёл, поздоровался, посмотрел на меня. Понял, что у меня что-то случилось. Я ему и рассказал. Он говорит: «А что расстраиваться? Завтра или послезавтра примут». Я ему говорю: «Нет. Теперь только в следующем году». «Это неправильно», – сказал Славка. Спросил меня, где находится комната Совета дружины, и, кивнув одному парню из компании, вошёл в школу. Минут через десять они вернулись. Славка сказал: «Иди учись. Всё будет нормально». Я пошёл на урок химии. Хотя опоздал минут на пятнадцать, учительница меня пустила. Минут через десять в класс вошла председатель Совета дружины, звали её Зина, и что-то сказала учительнице. Та, посмотрев на меня, разрешила выйти из класса. Мы молча дошли до кабинета. Захожу, вижу: сидят все те, кто меня принимал на перемене. Зина задала мне пару вопросов, на которые я уверенно ответил, и они всем составом единогласно проголосовали за принятие меня в комсомол. Я, не совсем поняв, в чём дело, пошёл на урок. На следующий день меня встречает Зина и говорит: «Ну и друзья у тебя Вова!» Я в ответ: «А в чём дело?» Зина рассказывает: «Вчера зашли два бандита и сказали, что если тебя не примут в комсомол, то из школы никто не выйдет. А если выйдет, то до дома не дойдёт». Так я стал комсомольцем.
Моспогруз
«Если хочешь жить, как туз,
Приходи к нам в Моспогруз».
Время шло. Я взрослел. Перешёл в одиннадцатый класс. Надо было заканчивать школу и поступать в институт. О высшем образовании я сам принял решение. Не хотелось сидеть на шее у матери. Многие ростокинские ребята работали профессиональными грузчиками в конторе Моспогруза, которая располагалась в Сокольниках на улице Матросская тишина, напротив тюрьмы. Я поговорил с Сашей Крестом о возможности поработать грузчиком, и он мне помог. Дядя Саша долгие годы дружил с семьёй Орловых, где отец – дядя Коля и два его сына – Толя и Виктор были профессиональными грузчиками. Они взяли меня с собой в контору, но возник серьёзный вопрос: разрешалось работать с восемнадцати лет. Нашёл выход Толик. Он был старше меня, успел отсидеть срок и отслужить в армии, играя там в футбол. Играл он профессионально и даже во время службы отыграл успешно в одной из команд класса «Б». В те годы чемпионат СССР по футболу проводился в двух классах: «А» и «Б». Его пригласили в одну из известных команд класса «А», но, увы, он сел. Толик сказал мне: «Завтра возьми две фотографии и рабочую одежду- Пойдёшь со мной на кондитерскую фабрику имени Бабаева». Она находилась на Верхней Красносельской улице.
Проходную миновали просто – толпой человек в десять, все грузчики. Они меня прикрыли, и я оказался на территории фабрики. Зашли переодеться в раздевалку. Там же мне быстро сделали пропуск. Тогда я впервые увидел, как при помощи варёного куриного яйца перекатывают печать. Пропуск был готов. Свободно пользовался им на проходной в течение полугода.
Сразу «встал под сахар». Толик подошёл и предложил: «Может, с ящиков начнёшь, попривыкнешь? Они намного легче, чем мешки». Но я остался на мешках. Они по весу были разные: 50 килограммов, 100 и «кубинский» – 101 килограмм. Замечу, что мой личный вес к этому времени был 69 кг. Но, как ни странно, я справлялся, и своей очереди у транспортёрной ленты не пропускал. А по ней шли мешки, которые выгружали сразу из вагона, и они с транспортёра падали на спины грузчиков.
Как вы уже догадались, работал я во время занятий в школе. Мать узнала, но махнув рукой сказала: «Делай, как знаешь!» Как оформлялась в конторе моя зарплата, я не интересовался. Трудовая смена длилась 12 часов. День вкалываешь, два отдыхаешь. Мой заработок в месяц был от 110 до 140 рублей. Отмечу, что в то время зарплата учителя и врача составляла от 80 до 110 рублей, а инженера, молодого специалиста доходила до 120 рублей в месяц. Толик был честен со мной в расчётах, в этом я уверен. С зарплаты скидывались «бугру» за справки. Справка – это отчёт о сделанной за смену работе, правильно оформить её очень важно. От этого зависела оплата. Учитывалось, например, сколько метров несёшь груз: десять или двадцать – расценки были разные. Я каждый месяц получал премию, где-то по 10-12 рублей. За что мне платили её, я не знаю, но премиальные мне выдавал Толик. Случалось, когда я был на тренировках или сборах, он приносил деньги моей матери. Она удивлялась, но Анатолий успокаивал: «Володя это заработал».
Мне ещё доплачивали и закрывали смены, как футболисту. Я играл левого защитника в команде Моспогруза, которая выступала на первенстве Москвы, по какой группе не помню. Перед серьёзными играми обязательно были тренировки. В основном матчи проводили на стадионе, который в то время был у метро Семёновская. Сейчас на том месте стоит торговый центр.
Да, упустил нечто важное. Я не пил и не курил. Первая игра, в которой участвовал, меня удивила. В раздевалке народу – на три состава. Весь криминальный цвет трёх вокзалов – Красносельской и Сокольников, все дают наставления игрокам. Ко мне подходят два серьёзных парня, которых я до этого не встречал, и дружеским тоном мне говорят: «Вова, ты играешь левым защитником. Выноси смело любого, кто идёт по твоему краю. Никто тебя не тронет и не обидит ни во время игры, ни после».
Все выпивают. В основном водку. Но, насколько я видел, наши игроки не употребляли, хотя за этим особо и не следил. Даже уверен, что, если они бы и приняли, на их игре это бы не отразилось. Состав команды приличный. Многие прошли школу футбола, некоторые играли в классе «Б». Вратарь в классе «А» выступал за одну известную республиканскую команду. О себе и своих способностях говорить сложно, но игры я не портил, а функциональная подготовка у меня в разы выше, чем у любого игрока нашей команды. Во втором тайме мог играть в защите, полузащите и ещё подключался в нападении. За Моспогруз я отыграл до конца сезона 1963 года. Команду не подвёл, несмотря на экзамены в школе и поступление в институт.
По прошествии многих лет я понял, что сложнее всего было во время матча не игрокам, а судье, потому что болели за нас «очень серьёзные ребята». И мы держали марку. Играли жёстко, однако строго по правилам.
С того матча мы ехали с Толиком на электричке до станции Яуза. Игра закончилась в районе полудня. Был будний день. В поезде я встретил своего знакомого Леонида, мы вместе с ним тренировались в клубе «Крылья Советов», и задержался с ним на выходе, а Толик двинулся вперёд и вышел со одной стороны, а я – с противоположной. Через пару строк вы поймёте, к чему это уточнение. Мы повернули домой (жили с ним в одном бараке). Вдруг Толик останавливается и говорит: «Пошли в кино. Ребята говорят, что фильм классный идёт – «Тайна Жао-Кораль». Я ему отвечаю: «У меня денег нет». А он: «У меня тоже», – и достаёт классные часы. Я удивился, а приятель объясняет: «Да вот, пошёл на выход. В тамбуре стоит какой-то хлюст. Задел его нечаянно сумкой. Не успел извиниться, как он меня обозвал. Ну, я врезал. Хорошо, в тамбуре никого не было. Он упал, раскинув руки. Смотрю «котлы» классные». И, оправдываясь то ли передо мной, то ли перед собой, сказал: «Ну, наказать-то надо!» Я промолчал. Толик тогда так рассудил: «Сейчас за трояк продадим, и в кино. Ещё мне на пиво, а тебе на крюшон и корзиночки хватит». Ростокинским были известны мои кондитерские пристрастия.
Вошли в сарай, там два человека. Я их знал – воры. Толик предложил им часы. Они, смеясь, посмотрели на нас, и один из них закатал рукав левой руки. Там было надето несколько часов: «На правой столько же!» Ну, мы им сказали, что хотим сходить в кино. Фильм хороший. Они пригласили: «Да пошли, у нас деньги есть!» Посмотрели хороший приключенческий, что важно, цветной фильм, ну и, конечно, в буфете отметились.
Толик был способным, я бы сказал, не без таланта. Много читал, несмотря на то, что два раза сидел, сленг в разговоре практически не употреблял, разве, для юмора. Танцевал, хорошо играл на гитаре, пел, но, увы, окончил жизнь в феврале 1974 года, выйдя из окна десятого этажа квартиры сестры. Был трезв, и со слов очевидцев, стоя в проёме окна, улыбнувшись, сказал: «Ну, я пошёл». Так что талант и способности – одно, а жизнь – совсем другое.
Ипподром
«Я где-то слышал краем уха,
что едет Ваня Попельнуха…»
Когда я учился на втором курсе института, мой друг Дмитрий предложил съездить на бега. Я согласился. В воскресенье отправились. На ипподроме я до этого никогда не был и интереса к играм на деньги не испытывал. Мы пошли на трибуну, так называемую «сороковку» – цена билета туда сорок копеек. Весь ипподром делился на три вида мест: за восемьдесят копеек, сорок и двадцать.
Мне было интересно наблюдать за людьми. Глаза горят, отчаянно спорят о лошадях и их наездниках. Подошли знакомые ребята: Михаил (мастер спорта СССР по теннису), Борис (мастер спорта по вольной борьбе) и Володя Московкин, который полностью соответствовал своей фамилии – был пятикратным чемпионом Москвы по боксу. Ребята надёжные во всём. С ними я дружил, пока наши дороги не разошлись. Кто в Америку уехал, кто в Израиль, а кто ушёл из жизни. Все они ходили на ипподром не посмотреть, а играли с наездником, чтобы заработать деньги. Потом меня с ним познакомили. Его уже давно нет в живых, но я не хочу называть его фамилию. Как сейчас говорят: «Бизнес и только бизнес».
Все мои друзья являлись действующими спортсменами, но, когда они были на сборах в Москве, то находили время и для ипподрома. Встречались около него за час-полтора до открытия. Схема, по которой мы работали, в принципе была одна и та же, иногда с вариантами. Один шёл в конюшню, где наездник давал расклад по трём заездам. На те, что перед ним; тот, где едет сам; следующий за ним. Играли: в ординаре – это ставка на один заезд и в длинном – ставка на два заезда. Допустим, в первом заезде ставим на номер один, а во втором – на номер пять.
Условностей было много, но я приведу один пример. Наездник сообщает, что в его заезде фаворит он. Как говорят: «Он едет». Но для страховки называет ещё одного, максимум – двух наездников, которые могут накатить, в смысле – выиграть. Если были непредвиденные изменения, подавались сигналы знаком на раскатке перед самим заездом. Наездник снимает и одевает картуз, перекладывает хлыст из руки в руку. Вкратце так. В общем, как говорит поговорка тех лет: «Я где-то слышал краем уха, что едет Ваня Попельнуха». Иван Попельнуха – известный наездник тех лет.
Для конспирации играли в основном в «двадцатке». Выигрывали чаще, чем проигрывали. После выигрыша нам с Дмитрием перепадало по червонцу, иногда по два и ресторан, где мы не платили. Пить мы не пили, но ужинали всегда с аппетитом. А после ресторана – по пятёрке на такси обязательно. Чаще всего ужинали в ресторане «Сатурн» у метро Кировская. Там пела певица Ира, которая, причем не один раз за вечер, исполняла известную, как говорили в то время, белогвардейскую, песню «Купите папиросы». Это было время, когда мы успевали учиться, тренироваться, выступать на соревнованиях высокого уровня, потому что были молоды и во главу угла не ставили деньги.
Смерть вождя
В 1952 году я пошёл в первый класс. Как всё было, к сожалению, не помню. Единственное, что отложилось в памяти, – в школу, до которой было около километра, привела меня бабушка. Потом ходили туда толпой человек по двадцать. Уроков тоже не помню, но отчетливо запечатлелся март 1953 года. Пятого марта умер отец и учитель всего советского народа – Иосиф Сталин. О его смерти объявили шестого марта в шесть утра. Что происходило у нас в доме, не воспроизведу, но, когда вышел из барака, встретил соседа Славку. Тот сказал, что умер Сталин, и сегодня смеяться нельзя. Ну, сказал, и что? Я пошёл в школу. А там суета.
Все учителя стоят в коридоре и плачут. Педагоги, в основном, женщины. Мужчин-учителей помню всех. Два математика (один из них, Борис Иванович, который дополнительно вёл физику), преподаватель черчения и рисования, преподаватель физкультуры. Прозвенел звонок. Мы вошли в класс. Все мальчишки (совместное обучение с девочками началось в четвёртом классе). Наша учительница – Клавдия Сергеевна (помню не только имя-отчество, но и фамилию) с носовым платком в руке, вытирая слёзы, говорила что-то о величии Сталина, о том, что умер наш отец. Потом мы пошли на линейку, посвящённую смерти вождя, но не в актовый зал, который был на четвёртом этаже. Учащихся первого – пятого классов построили в коридоре. Все учителя, плача и вытирая слёзы, говорили о Сталине, что он выиграл войну, и весь советский народ теперь осиротел.
После линейки мы вернулись в класс. Клавдия Сергеевна ещё ничего не успела сказать, как дверь с грохотом открылась, и в неё ввалилось человек пять-шесть старшеклассников во главе со Славкой. Все были возбуждены, громко кричали, что сегодня смеяться нельзя. Славка, обращаясь ко мне сказал: «Вован, кто засмеётся – бей в глаз». Уважаемые читатели, у вас вполне обоснованно может возникнуть вопрос: «Почему именно в глаз?» В те непростые годы среди шпаны гуляла такая поговорка: «Не трожь рабочий класс, а то получишь в глаз».
Седьмого марта младшие классы освободили от уроков. Все обсуждали и интересовались похоронами Сталина и собирались на них идти. От старших узнал, что Саша Крест созывал сход только ростокинских по похоронам вождя. Я хотел пойти с ними, но он настрого запретил меня брать. Так что, возможно, спас мне жизнь, потому что там погибло много людей. Где-то через неделю после похорон зашёл в сарай к Славке и был очень удивлён увиденным. На полу – гора женских сумок, а на топчане – гора воротников песцовых, каракулевых и лисьих с мордами и лапками. Воротники в то время накидывались на пальто и крепились крючками. Я это знал, потому как в декабре – перед Новым годом мы покупали бабушке воротник из песца. Даже помню где – в Щербаковском универмаге, сейчас там метро Сухаревская. Вспоминая то время, я понял, для чего дядя Саша собирал местных.
С исторической точки зрения о смерти вождя, говорить не хочу, хотя и имею высшее историческое образование. О Сталине я помню с пяти лет. Когда был в детском саду, нам, детям, очень часто про него рассказывали. Пишу только то, что помню. Говорили, что Иосиф Виссарионович нас спас, выиграл войну, все ночи напролёт он работает, думая о нас, детях, что Сталин отец всех советских людей. На его день рождения в декабре на обед давали сладости. Я с детьми не один раз украшал портрет вождя цветами, сделанными из цветной бумаги. Когда у нас в доме собирались гости, не помню, чтобы во время застолий его вспоминали и пили за его здоровье. Вполне возможно, что вели разговоры и пили за здоровье вождя, но без меня. За столом сидели достойные люди, прошедшие войну, как и мой отец, но помню только двоих. Дядю Борю – лётчика, который до войны пел в Большом театре. У него была бронь, но до войны он окончил школу ДОСААФ, отказался от брони, прошёл ускоренные курсы лётного состава и ушёл на фронт. Летал на бомбардировщике. В 1942 году, летом, его сбили над территорией врага, но в плен он не попал. Спасли и выходили его местные жители. Что интересно, к своим через линию фронта он перешёл в одиночку и продолжил летать. И дядю Володю, полковника, танкиста, командира полка. Это всё, что я могу рассказать о Иосифе Сталине и его похоронах.
Автозавод
Вам, уважаемый читатель, интересно будет узнать: «Почему автозавод?» Да потому, что мой дед Спиридон и дядя Серёжа на заводе АМО (Автомобильное Московское Объединение) работали с 1923 года. Спиридон родился в Подольской губернии. Семья его занималась огородничеством. В 1910 году парня призвали в царскую армию. Попал в кавалерию, в драгуны. В то время служба длилась четыре года. В августе 1914 года он должен был выйти в запас, но началась Первая мировая война.
По наградам, которые дед заслужил на войне: три «Георгия» и именное оружие – видно, что воевал достойно. Закончилась Первая мировая – началась братоубийственная Гражданская. И только в 1918 году вернулся Спиридон в свою деревню. Два дня осматривался, потом уехал. Почему? Дед мне подробно об этом рассказал незадолго до смерти. Это я хорошо помню. Умер он в 1980 году. Мне в ту пору было 37 лет.
Приехал мой будущий дед в деревню, посидели, как водится, – у него были водка и еда. Спросил: «Как брат старший Николай?» (Тот тоже воевал и в то время был в плену. Как потом узнали, там и погиб. Надо отдать должное германским властям, которые прислали официальный документ о том, от чего он умер и где похоронен). «Кто из моих друзей в деревне?» Родители назвали двоих, как оказалось, они пришли с войны инвалидами. Было поздно, легли спать. Утром рано на пороге появились два друга-инвалида. Дед сразу бутылку и закуску – на стол. Сели, начали разговор. Мать с отцом ушли, чтобы не мешать. Всех вспомнили, помянули не вернувшихся с войны и перешли к политике. Время было такое – о политике говорили все. Дед спросил: «А кто власть в деревне?» Друзья называют ему двоих из деревни – пьяниц и бездельников. Их никто не уважал. Дед очень удивился. А ему говорят, что, когда случилась революция, эти двое соорудили красное знамя и ходили по деревне, распевая: «Смело, товарищи, в ногу». Через неделю приехало губернское руководство. Вручили им печать и мандат о том, что один из них является председателем сельсовета, другой – его заместителем. Председателю дали маузер, заму – винтовку. Дед, ничего не говоря, дождался родителей, попрощался и уехал воевать на Гражданскую.
Вернёмся в 1923 год, к автозаводу. Деда взял на работу сам Лихачёв. Его определили в отдел снабжения. Он грамотный, хорошо писал, обладал феноменальной памятью. Я помню, когда мне было лет семь-восемь, он мне наизусть читал стихи Пушкина, полностью «Бородино» Лермонтова. В то время снабженец для такого предприятия – не только необходимая, но и опасная для жизни профессия. В 1924 году в разгаре НЭП (Новая экономическая политика). А вместе с тем, карточки. О бандитизме в те времена говорить не буду.
Зимой 1925 года деду дали задание поменять карточки на продукты и привести на завод. Выделили подводы, извозчиков и одного помощника – молодого парня. Обменивать карточки надо было в районе Таганской площади. Подъехав к означенному месту (а там всегда была тьма народу), потолкавшись, заняв очередь, отошли в сторону. И тут помощник замер. Он обнаружил, что все карточки у него украли. Они были в подшитом внутри кармане. Вас удивит, почему карточки были не у старшего, то есть у моего деда. Это делалось для отвлечения воров. Чтобы те подумали, что карточки у старшего. Напарник побледнел и не мог вымолвить слова, но дед его успокоил, сказав, что за карточки и продукты отвечает он лично. В те времена о тюремном сроке за потерю карточек мечтать не приходилось – сразу расстрел.
Дед вспомнил, что в 1916 году после серьёзного ранения ему дали отпуск. Пару дней перед отъездом на фронт пробыл в Москве и хорошо погулял. Закончил гулянку на знаменитой Сухаревке, известной в России своими воровскими притонами. Денег было прилично. Поил всех. Когда надо было уезжать, провожать его на вокзал поехал серьёзный парень, который принимал участие в гулянке. Он назвал себя Иваном. Но его это имя или воровское, никто не знал. Иваном в те годы называли криминальных авторитетов. Прощаясь, он сказал: «Спиридон, хороший ты человек, смелый и добрый. Храни тебя Господь. Если что случится, будешь в Москве, спроси Ивана с Таганки». И назвал место, где его можно найти. Почему дед это вспомнил? Он сказал, что у него в голове в течение нескольких секунд пролетела вся его жизнь. Извозчикам дал денег – они пошли пить чай, а с молодым отправились искать место, которое назвал Иван, на Таганку. Войдя в трактир, обратились к половому, тот сделал удивлённый вид, не ответив, и спросил: «Что желаете?» Заказали чай. Через пять минут к ним подошёл пожилой, угрюмый человек. Поинтересовался: «Кто ищет Ивана? Что нужно?» Дед назвал себя, и сказал, что у него беда. Человек спросил: «Деньги есть?» Дед кивнул. Тот сказал: «Ждите!» – и ушёл. Где-то часа через два в чайную ввалилась большая компания. Ивана среди них дед сразу и не признал. Один из этой компании, модный и богато одетый в шубу и меховую шапку, человек подошёл, улыбаясь: «Здорово Спиридон!» – и сразу по делу: «Рассказывай». Дед всё и выложил. Иван – молодому: «Встань!» – внимательно рассмотрел куртку. Подозвал одного из своей компании. Тот тоже посмотрел и, обращаясь к Ивану: «Не наши. Такую «риску» работают замоскворецкие». Иван своему товарищу что-то сказал. Когда тот ушёл, обращаясь к деду: «Надо ждать утра». Спиридон согласился: «До утра терпит. Но кроме нас – извозчики и три подводы. Надо где-то переночевать». Иван поманил пальцем полового, велел, чтобы тот решил вопрос с ночёвкой. А деду сказал: «Спиридон, всё оплачено, ужинайте, завтракайте, утром вас найдут». Ночь прошла без сна. Утром пили чай. Вдруг дверь открывается, входят двое здоровых парней, и с порога: «Кто тут Спиридон?» Затем из кожаной сумки молча вываливают на стол карточки. Говорят: «Не беспокойся, все на месте. Иван велел кланяться. Сам занят. Не теряй больше!» – и ушли. После с Иваном Спиридон не встречался, но был ему очень благодарен.
С 1923 по 1965 год дед работал на заводе. За это время название завода несколько раз менялось. С АМО – на завод имени Сталина, потом – имени Лихачёва. С этим названием он и канул в Лету. Дед, несмотря на смену «вывесок», всё время работал на шлифовальном станке. Он был классным специалистом. Имел награды. В то время, по оценке иностранных специалистов, в том числе американских, которые кое-что понимали в автомобилестроении, завод признавали лучшим и не только по размеру, но и по качеству выпускаемой продукции во всей Европе, а сейчас на территории жилой комплекс и хоккейный дворец. Не всё в той моей стране-родине – СССР было плохо, и это факт. Жаль, лучшее не удалось сохранить. За почти тридцать лет «новой России» ничего подобного в области автомобилестроения не создано.
Два Ивана
В Моспогрузе я продолжал работать, учась в институте, точнее – подрабатывать, но трудится приходилось там, где была необходимость в грузчиках. Это многие объекты: завод «Красный богатырь», Преображенская овощная база, завод «Узбеквино». Кратко вспомню про все объекты.
На первом – заводе «Красный богатырь» всё обыденно, в основном, рутинная работа. Поднёс – отнёс. Где-то на второй или третьей смене ко мне подошёл бригадир, он был в возрасте, и обратился очень вежливо: «Владимир, за тебя серьёзные люди сказали. Дело есть по деньгам». Я кивнул, дал согласие выслушать. Бугор говорит: «Ящики с готовой продукцией надо поднести». Показал место куда. «Ну, и на атасе постоять. А дальше, чтобы тебя не светить, ребята займутся. Вова, хорошо заработаешь». Я ему: «У меня свой интерес. Смену проставите?» Бригадир ответил: «Не вопрос». И добавил: «И месячная премия». Он слово своё сдержал, и две-три смены в месяц закрывал. Я больше времени мог уделять учёбе и тренировкам. Когда уходил с завода, спросил бригадира: «Всё нормально?» – имея ввиду сворованную продукцию. Он спокойно улыбнулся: «Володя, десять-двадцать ящиков готовой продукции никто и не заметит. Представляешь себе, сколько ворует руководство, – к коммунизму идём!» Шёл 1964 год – страна тогда называлась СССР.
На новой подработке – на заводе «Узбеквино» столкнулся с незнакомым видом работы. Надо было загружать и разгружать бочки с вином. Вес бочек – от двухсот до пятисот килограммов. Работа непростая, даже опасная. Особенно, когда разгружаешь со второго яруса. Бочки скользкие, перчатки мокрые. Бочка легко может слететь с настила, а куда отскочить – места нет. Такой труд требует не только силы, но и напряжённого внимания. Второй вид работ – погрузка на машины ящиков с готовой продукцией. Это вино в бутылках, в основном, по 0,75 литра. Ставили на машину сразу по три ящика, иногда по четыре. Часто водители доплачивали грузчикам за скорость, чтобы сделать больше ездок по магазинам – в торговой точке получали свои десять-двенадцать рублей. Они успевали сделать три-четыре поездки. Считайте, их премиальные в день – сорок рублей плюс то, что списано на официальный «бой». Две бутылки, как минимум. Добавляйте к сороковнику ещё червонец. Пятьдесят рублей в смену! Но с этих денег они делились.
Ящики с готовой продукцией весили около двадцати килограммов. Подсчитать легко: четыре ящика – около восьмидесяти кг. Иногда брали и по пять. Для меня это была хорошая тренировка. Со мной в бригаде работал грузчиком, бывший известный «медвежатник» Иван. Было ему в то время пятьдесят шесть лет. Отсидел семнадцать лет. Познакомившись с ним, я спросил: «Как ваше отчество?» Он мне сказал, чтобы я его называл по имени.
Иван имел рост за сто девяносто сантиметров, сухое телосложение, рельеф мускулатуры меня удивил: как его можно было сохранить после стольких отсидок? Как-то во время обеда зашёл разговор о спорте. Вообще-то, как правило, обед проходил в полном молчании, иногда только обсуждались профессиональные вопросы. Из пяти человек бригады трое отсидели. У серьёзных людей не принято языком молотить. Иван признался, что в молодости за ним ходили тренеры. И рассказал, как однажды пришёл на стадион с друзьями. Там бросали, как я понял, диск. Иван назвал его блином. Это не шутка. Уверен, что он не знал правильного названия легкоатлетического снаряда. С друзьями они были немножко выпившими, и Ивана завели: «Иди, попробуй, кинь этот блин!» Но, как ни странно, тренер разрешил. Его впечатлили рост и атлетическая фигура парня. Иван взял диск, размахнулся и бросил его. Тренер оставил своих подопечных и пошёл за Иваном к его компании, которая сидела на трибуне. Стал уговаривать прийти на тренировку. Отметил, что у молодого человека отличные данные, и ему надо заняться спортом. Ещё сказал, что его спортсмены тренируются больше двух лет, а он с первого раза показал результат такой же, как у них. Вспоминая об этом, Иван сожалел: «Зря не занялся спортом, может быть, тогда и вором бы не стал!»
Обед по времени был не нормирован. Всё зависело от машин. Они ждать не могли. Начиналась погрузка. Иван, очевидно, хотел показать, что он и сейчас не из слабых. Поставил друг на друга восемь ящиков с готовой продукцией, поднял их, прошёл три-четыре шага – и они оказались на дне кузова. Вот, пожалуйста, сто шестьдесят килограммов!
На работе всё шло своим чередом. Работа она и есть работа. В общем, бери больше – кидай дальше, а бочки – кати. После семи смен вызывают меня к руководству завода. Представились: директор и завпроизводством. Красивая женщина. Директор говорит: «Владимир, вы спортсмен и не пьёте». Я сказал: «Всё верно». И сразу к делу: «С вашим бригадиром договорились. Мы поставим вас на разлив вина из цистерн в бочки. Это просто. Шланг, штуцер и наполняй бочку». Казалось, это даже примитивно. Не понял, причём здесь пьющий или непьющий. На следующий день всё прояснилось. Я подошёл к бригадиру и рассказал о предложении руководства. Он объяснил: «Самые крепкие выдерживают не более тридцати минут и падают мертвецки пьяными. Работа заканчивается. Иногда падают и не успевают закрыть штуцер. Вино льётся по территории рекой».
Приступили к работе, бригадир говорит: «Студент, иди на розлив!» – ударение поставил на первый слог. Где-то через час, смотрю, со стороны железнодорожных путей ко мне подходят ребята с «Бабаевки», футболисты и не только. Толик впереди, улыбаясь, говорит: «Вован, не дай умереть пацанам!» Ну, и я начал розлив в железную кружку ёмкостью один литр. Толик, как старший, выпил последним. Поблагодарили. Ушли. Смотрю, идёт толпа – ребята с трёх вокзалов вместе с сокольническими. Руками мне машут, смеются. На розливе я был раза три-четыре, и всё время по той же схеме. Когда уходил с завода, мне заведующая производством дала тридцать рублей. Сказала, что это премия.
