Никакого принуждения

Наконец, все приготовления были сделаны. Первым проехаться по трассе, показать себя перед Аней, вызвался Витя. Пока мы усаживали его на колесо, Аня куда-то отлучилась. Может, по малой нужде, никто не обратил внимания.

12 января. Вика.

В голове крутились равнодушные слова дежурного врача: «Химический ожог языка и пищевода, повреждены связки». В больничном коридоре противно пахло хлоркой. Андрей сидел на корточках, прислонившись к стене и стиснув голову ладонями.

Витёк теперь мог только беспомощно мычать, сипеть и хрипеть. Аня стояла рядом с его койкой, осторожно гладила по плечу, но на лице не наблюдалось ни грамма сочувствия. Витя закрывал глаза на правду, не хотел верить, что любимая девушка могла так с ним поступить. Но я сразу почувствовала, что было в ней что-то неправильное. Безумное.

Как ей в голову пришло подмешать что-то в пиво? Это же полное маньячество! Вот зачем она тогда отходила. А мы и рады были, когда она притащила выпивку…

– Ребята! На морозе, конечно, лучше горячее пить, но вы так раскатались, что вас нужно немного остудить, – мило улыбаясь, Аня протянула нам уже открытые бутылки.

А потом Витю скрючило от боли. Он начал задыхаться, а я впала в ступор. Андрей запихнул его в машину, Аня запрыгнула следом, и они стартанули в город. А я осталась одна, охранять вещи.

Я смотрела на небо. Из чернильной глубины за нами наблюдали звёзды. Меня пугало, что всего за несколько секунд наша жизнь перевернулась с ног на голову. Возможно, мы больше никогда не сможем вот так собраться и поехать, куда глаза глядят. Может, Витя и не переживёт эту ночь. А звёзды лишь разок равнодушно мигнули нашему горю.

Вытерев слёзы колючей варежкой, я начала собирать раскиданные по сугробам вещи в пакеты. Детские ледянки, трос от колеса, толстые чёрные перчатки и вязаный шарф. Под ногами звякнули стеклянные бутылки из-под пива.

Сначала я решила, что мне почудился странный запах. Но, принюхавшись, поняла, что это не галлюцинации и не игра воображения. Внезапно до меня дошло, что случилось на самом деле. Стараясь не смазать отпечатки, я упаковала пустые бутылки в отдельный пакетик, всей душой надеясь на то, что экспертиза сможет обнаружить на них какие-нибудь следы.

Спустя час за мной вернулся Андрей. Я успела промёрзнуть до костей, но даже в машине с включённой печкой меня продолжала бить дрожь.

– Что с ним? – спросила я, как только удалось унять клацанье зубов.

– Пока не понятно, врачи его куда-то увезли, а я сразу вернулся за тобой. Завтра с утра поедем в больничку, узнаем.

Остаток пути мы молчали. Андрюха не стал включать музыку, гнетущую тишину время от времени пронзало тиканье поворотников. На въезде в город огороженные металлическим забором высотные бетонные коробки с тёмными провалами окон не подавали признаков жизни, хотя днём здесь постоянно суетились люди, придавая своей деятельности чуть ли не сакральный смысл.

Время смазалось, незаметно рассвело. Я снова сидела с Андреем в машине, и пыталась угадать, какие новости сообщат нам врачи. В больнице мимо нас сновали медсёстры, не обращая никакого внимания на потерянных посетителей. Может, для них игнорирование чужой грусти было единственным способом хорошо выполнять работу? Наверное, они привыкли, что жизнь часто перечёркивается в одно мгновение.

А может, их сердца были так изранены, что больше не чувствовали горя?

К Вите нас не пустили, мы зря промаялись до обеда. Сил переживать уже не осталось, от усталости всё плыло перед глазами. Андрей потихоньку вывел меня на улицу, сплюнул себе под ноги и негромко выругался.

– Садись в машину, отвезу тебя домой.

Я очнулась, когда он аккуратно заворачивал во двор моей родной панельки. Вдруг дверь подъезда распахнулась, и на улицу вышел мой сосед: неуклюжий толстяк, живущий с кошкой и слушающий музыку в любое время суток.

– Ты ведь понимаешь, что её не посадят? – внезапно раздался безжизненный голос Андрея. – Следов наверняка не осталось, и мотива нет.

– Так что же нам делать?

– Я думаю, Светка тоже не без её помощи зрение потеряла. А если так, то Аня попробует ещё кого-нибудь покалечить.

На заднем сидении машины лежал пакет с пустыми пивными бутылками. Андрей вцепился в руль, о чём-то размышляя. Спустя минуту он подытожил:

– Если так, будем ловить на живца.

23 февраля. Вика.

Фильм был нудный. Высокоинтеллектуальный, как выразился Андрей. Как по мне, режиссёр-выскочка решил показать всем, насколько далеко он ушёл в своей одарённости от простых смертных. Хотя, кому-то это нравилось. Ане точно нравилось.

Ради подготовки этого вечера мы убили полтора месяца. Оказалось, что втереться к Ане в доверие – сплошной геморрой! Я раньше не встречала настолько скрытных и недоверчивых людей. Хотя, если ты покалечила человека, то начнёшь вести замкнутый образ жизни, чтобы не давать никаких поводов к подозрениям.

Как такового плана у нас с Андрюхой не было. Он лишь предположил, что люди, ступившие на дорогу маньячизма, не могли самостоятельно остановиться, а значит, Аня должна была попытаться покалечить кого-то ещё. Каждый раз, когда я встречалась с ней, пыталась найти хоть какие-то признаки жестокости, подавляемой агрессии или сумасшествия. И каждый раз, натыкаясь на непроницаемо-спокойный взгляд и полуулыбку, мне хотелось ударить её.

Врагов всегда лучше держать рядом с собой, поэтому мы решили попробовать стать лучшими друзьями Ани. Сначала нас объединил Витин «несчастный случай». Мы вместе ходили к нему в больницу, покупали лекарства, помогали адаптироваться к новым обстоятельствам. Но Аня постепенно от него отдалялась, а он и не пытался её удержать. Так и не поверил в её виновность.

Следствие дело закрыло, потому что не было вещественных доказательств, на бутылках из-под пива не осталось отпечатков, а Витя отказался писать заявление. Влюблённый идиот! Единственное, что нам с Андреем оставалось – это попробовать разговорить Аню, заставить её саму признаться.

Мы решили собраться у Андрюхи в честь праздника, напоить эту ненормальную и выпытать у неё правду. Андрея быстро разморило от еды и заумного сюжета фильма, он вырубился на диване, свесив ноги с подлокотника и забавно раскрыв рот. Аня тихонько сидела на полу, облокотившись на диванные подушки. Я не могла оторвать глаз от её затылка, пытаясь понять, что за шестерёнки могли крутиться в этом больном разуме.

– Смотри! Совсем как ребёнок, – шепнула я Ане, чуть толкнув её в плечо.

Она хихикнула, кивнула и продолжила смотреть фильм. Вино дало о себе знать, и я тихонько вышла из зала в тёмный коридор, заканчивающийся дверью в туалет. Пиликнул мобильник, я проверила сообщение и вдруг подумала, что было бы неплохо заснять нелепую позу Андрея. Вите это точно подняло бы настроение. Включив видео, я побрела обратно к телевизору.

Когда я открыла дверь зала, то увидела, как Аня склоняется над Андреем, держа в руках какой-то тёмный бутылёк и пипетку. Она уже готова была что-то налить ему в ухо, как вдруг Андрюха открыл глаза и схватил её за руку.

– И что ты удумала? У меня уши так-то не болят, чтобы их капать.

– Я не… – у Ани перехватило дыхание. – Я не собиралась ничего капать, я просто…

– Так же, как не собиралась Витьку подливать химикат в пиво? – Андрей отобрал у растерявшейся девушки маленькую бутылочку. – Вот мы и посмотрим, чем в этот раз ты собиралась калечить человека.

Я вышла в центр комнаты, продолжая съёмку.

– Андрей, ты прикинь! Я всё сняла на видео!

– Да ладно! Вот это ты фартовая! – он победно улыбнулся. – А теперь поехали в полицию, заяву надо написать.

Аня сидела на диване бледная, осунувшаяся, и даже не пыталась оправдаться. Она равнодушно слушала наш диалог, словно не понимая, что происходило. Её глаза и сейчас ничего не выражали, а на бледных губах замерла жалкая улыбка. Вдруг меня захлестнула волна ненависти к этой равнодушной кукле, я подскочила к ней и влепила смачную пощёчину.

– Ну чё, доигралась? – меня била дрожь, а руки сами потянулись к её горлу.

– Эй, отпусти её! У нас уже есть доказательства! – Андрюха оттянул меня в сторону, схватил за плечи. – Теперь ей это с рук не сойдёт.

Я пнула его по ноге, оттолкнула и снова кинулась к Ане.

– Ты – монстр!

Я замахнулась для второго удара, но Аня только медленно провела рукой по растрепавшимся волосам и спокойно посмотрела на меня.

– Монстр здесь – это ты, – она аккуратно прикоснулась к покрасневшей щеке и чуть поморщилась. – У меня была цель, а ты просто хочешь сделать мне больно.

Я замерла с занесённой над Аней рукой, загипнотизированная её отстранённостью и уверенностью в себе. Сейчас торжествовала справедливость. Почему же тогда я не чувствовала никакого удовлетворения?

20 августа. Абсолютная свобода.

Что я чувствовала? Как бы это лучше описать…

Мир переродился, стал новым. Вот как в Библии описывается первая неделя Сотворения: небо, земля, звёзды, растения и животные. Ничего лишнего, ничего грязного, ничего избыточного.

И была в нём я. Границы перестали существовать. Если мне хотелось пересечь океан, я могла сделать это вплавь, не опасаясь устать и утонуть. Сила притяжения перестала тормозить мои восхождения на самые высокие горы. Если мне не хотелось идти по земле, я могла ухватиться за ветер и лететь вместе с ним.

Времена года? Конечно, были. Я обожала весну: могла не спать несколько ночей, наблюдая, как распускаются почки на яблоне. Наверное, трудно представить, но я чувствовала, как растёт молоденькая травка, как талая вода уходит в недра земли.

Этот мир был моим, и я была везде: в солнечных лучах, что играли бликами в течении рек, в капельках дождя, в первых снежинках, что таяли, едва коснувшись мёрзлой почвы.

Памяти больше не существовало. Всё началось заново, с чистого листа.

***

На улице пахло сыростью: всю ночь шёл дождь, робкое солнце еле грело, трещинки в асфальте напитались влагой. Больничный корпус психиатрической клиники навевал вселенскую тоску: поблёкшая зелёная краска была вся в разводах, серая черепичная крыша побурела, ступеньки крыльца раскрошились. Видно, на муниципальную собственность никогда не находилось достаточно средств, ремонт делался, в лучшем случае, лет десять назад.

Я прошёл к пункту пропуска, показал паспорт тучной женщине в блондинистых кучеряшках и поднялся на третий этаж. В коридоре меня уже поджидал профессор Удольцев, которого руководитель кафедры назначил мне в качестве наставника на время практики.

– Здравствуйте, молодой человек! – жизнерадостно приветствовал меня сухонький старичок в белоснежном халате. – Вы как раз вовремя. Сейчас время обхода, так что совместим приятное с полезным. Следуйте за мной.

Никаких вводных разглагольствований о здешнем учреждении. С корабля на бал. Коридор оказался достаточно длинным: у каких-то дверей мы останавливались, а какие-то проходили мимо. Рядом с одной из них Удольцев замялся, но остановился и развернулся ко мне.

– Коллега, взгляните, вот здесь у нас интересная пациентка, – профессор мотнул головой в сторону двери с прозрачным окошечком. – Заходить внутрь мы не будем, это лишь спровоцирует агрессию.

– Чем же она так интересна? – я нетерпеливо поправил очки на носу.

– Она напала на двух людей: подругу лишила зрения, своего молодого человека голоса.

Я вздрогнул, с опаской покосился на дверь. Конечно, в книгах мне приходилось читать о случаях и похуже, но сейчас за этой самой дверью находилась женщина, сделавшая двух людей инвалидами.

– Диагноз?

– В этом вся проблема: на задержании она говорила, что все её действия были обусловлены сделкой с чудотворцем. А потом отключилась. Бормотала, что хотела стать свободной. Сейчас большую часть времени она – просто овощ.

Я аккуратно заглянул в окошко. Комнатка за дверью оказалась очень маленькой. Сероватые выпуклые кубики, которыми были обшиты стены изнутри, создавали иллюзию мягкости и комфорта. В углу сидела девушка. Длинные спутанные волосы обрамляли осунувшееся лицо, больничная одежда висела на ней мешком. Не моргая, она смотрела в противоположный угол палаты. Из правого уголка рта ей на футболку капала слюна.

– Видите? Если не входить в палату, она будет сидеть как статуя, не реагируя ни на свет, ни на звук. Контакт с ней мы не можем установить. Чтобы покормить её, нам приходится делать укол успокоительного, привязывать к кровати и через капельницу давать всё, что нужно для поддержания жизни.

– Как долго она здесь находится? – я не мог отвести взгляд от лица сумасшедшей.

– Четыре месяца. И знаете, за всё это время никто не попытался с ней увидеться, – профессор прислонился плечом к стене. – Хотя это бы не имело никакого смысла: пациентка разумом совершенно не здесь.

– Вот бы узнать, где именно, – пробормотал я, отходя от двери.

– К сожалению, этого нам не дано.

– К сожалению? Простите, но вы её жалеете? – я был несколько удивлён.

Профессор потёр переносицу и пристально посмотрел на меня. От его взгляда по спине побежали мурашки. Глаза у него были странные: зрачки сузились так сильно, словно их нарисовали тонкой гелиевой ручкой.

– Молодой человек, я всю жизнь работаю с больными людьми. И давно научился никого не осуждать. Каждый человек по своей сути ни хороший, ни плохой. И вы, и я – все мы стремимся обрести своё счастье. Только вот пути у нас разные. Кто-то не выдерживает нагрузки и сходит с ума.

– Да разве стремление к счастью может заставить человека калечить людей? – я не мог понять позицию профессора.

– Беда в том, что люди не столько хотят добиться счастья, сколько лишь сделать свою жизнь сносной. А это всегда есть путь в никуда.

Я ещё раз заглянул в палату. Маленькое замкнутое пространство без окна, стены обиты мягким материалом. В углу скрючилась молоденькая девушка.

– Если она хотела обрести свободу, то точно выбрала неверный путь.

– Это только с вашей точки зрения, – странно улыбнулся профессор.

***

Правда, и в этом новом мире изредка бывали ненастные дни. Грозовые облака затягивали бездонное небо, на горизонте поднимался вихрь торнадо, деревья пригибались низко к земле, скрипели, ломались.

Ещё ни разу мне не удавалось скрыться от этого безумия. Смерч всегда настигал меня внезапно, и на доли секунды всё вокруг вспыхивало ослепительно белым светом. Руки и ноги переставали слушаться, сердце начинало выпрыгивать из груди.

Но вдруг всё прекращалось. Я лежала на берегу моря, смотрела в звёздное небо. Наверное, без этих бурь мой мир не был бы так прекрасен.