скачать книгу бесплатно
– При чём тут я? – Игорь сделал удивлённое лицо. – Мне-то твои деньги зачем сдались?
– А кому они сдались? – В голосе инженера РТС уже вполне явственно слышалось раздражение, круто замешанное на обиде.
– Платить нужно в финансовую часть бербазы. Да квиток принести мне не забудь. Завтра же и заплати.
Затем механик обвёл взглядом присутствующих:
– Всех, кстати, касается. Желательно, чтобы завтра все заплатили. А то мы и так уже подзадержались.
Раздались нестройные голоса:
– Хорошо… Обязательно, мех… Завтра заплатим… Понятное дело…
Из кают-компании офицеры и мичманы расходились, пряча улыбки.
На следующий день, после обеда, часов в шестнадцать, в каютном отсеке появился минёр с соседнего «Альбатроса»:
– Мужики, что это с вашим инженером? Сейчас видел его в финчасти. Ругается там, какие-то деньги им суёт, требует квитанцию. Наши бухгалтерши его никак выпроводить не могут.
После того как его посвятили в суть происходящих событий, он побежал к себе на корабль, чтобы позвать ещё кого-нибудь полюбоваться на возвращение нашего героя из финчасти – бесплатный цирк на флоте далеко не всякий день показывают. Короче говоря, вскоре на борту оказалось полно гостей: в каюте у старпома сидел старпом с соседнего борта, у минёра – двое минёров. Ну и так далее. Механик с деловым видом что-то чертил на листе бумаги. Двери всех кают были открыты для лучшей слышимости.
Борода поднялся на борт минут через пятнадцать. Лицо его было красно от возбуждения, шарф под расстёгнутым альпаком сбился набок, фурага сидела на голове с креном на правый борт. Вихрем подлетел он к каюте механика:
– Мех, это как называется?! Ты меня в каком свете перед людьми выставил? Это что у вас тут, шутки такие?
Ответить ему старший лейтенант Кузнецов просто не успел. Ответом на вопросы разгневанного инженера РТС был крепкий военно-морской хохот, раздавшийся из дверей всех кают и кают-компании. Борода огляделся в растерянности – коридор постепенно наполнялся смеющимися людьми.
– Так вы все всё знали, – тихо проговорил Борода, прислоняясь к переборке. До него постепенно начал доходить смысл ситуации. – Ну, мех!.. Ну, товарищи дорогие!.. – Слова не шли у него с языка.
Борода растерялся было, не сразу сообразив, что и сказать-то. И вдруг, покрутив головой, он взмахнул руками, хлопнул себя по бёдрам и вместе со всеми захохотал:
– Ну вы даёте! Ну это же надо же! А я-то поверил.
Когда смех поутих, к инженеру РТС подошёл старпом, легонько хлопнул его по плечу и сказал:
– Вот так-то лучше. А то – «несправедливо, несправедливо». Не обижайся, Борода. Зла тебе не хотели. Ну посмеялись немного, да и ладно. Теперь будешь знать, как могут подначить на флоте. Будет что своим рассказать. Когда-нибудь, лет через десять после демобилизации, вспомнишь этот случай с умилением в сердце, и по твоей небритой щеке скатится скупая мужская слеза. У тебя по философии в институте что было?
– Пять.
– Вот и отнесись ко всему этому по-философски.
Это мы с вами немного поговорили о молодых специалистах. Но с бывалыми, опытными (я бы даже сказал, слишком опытными) служаками иной раз такие казусы происходили, что впору только диву даваться. Само собою, иногда выходило такое, чего ни один ум нарочно выдумать не сможет.
Вот ещё один случай из военно-морской жизни. Это о понятии «сержантский зазор».
Вы знаете, что такое этот самый сержантский зазор? Ну, те, что служили, конечно же, знают. Но чтобы для всех понятно было, позволю себе немного пояснений.
Сержантский зазор – это взятый начальником невысокого ранга так, на всякий случай, какой-либо запас чего-либо. Как говорят в армии (да и на флоте тоже), запас задницу не жмёт. В такой запас берут что угодно: краску, кирпич, солярку, шило (спирт, стало быть), швартовные концы, хлеб и много кое-чего ещё подобного. Про запас, наконец, можно взять даже такие абстрактные на первый взгляд, казалось бы, вещи, такие чисто философские понятия, как время и расстояние. Хотя, конечно же, если уж правду сказать, военных моряков в те моменты их напряжённой жизни, когда они себе этот запас обеспечивают, волнуют отнюдь не философские аспекты бытия, а вопросы совсем иного качества.
Ну а теперь – и сам случай.
Ноябрь месяц. В это время на Камчатке уже изрядно поддувает. Почти все корабли бригады охраны водного района стоят у родных пирсов. Выходов в море мало. Полным ходом идёт подготовка к новому учебному году. Время это в достаточной степени суетное и нервное, так как надо написать кучу разных планов, много кое-чего отработать, подготовить, получить, вычистить и выкрасить. Дело есть для всех.
Дежурным по противолодочному дивизиону стоит минёр с одной из эмпэкашек – старлей Филипп Масолов. Перед обедом, часов в двенадцать, приходит телефонограмма от оперативного дежурного о том, что комбриг (командир бригады) приказал после обеда, в 15 часов, построить экипажи кораблей на плацу. Приняв телефонограмму, отслуживший два с половиной года, опытный в такого рода делах Филипп начал рассуждать; суть его логических выкладок вкратце свелась к следующему:
– В 15 часов из-за флотского разгильдяйства и напряжённости последних дней, вымотавшей всех донельзя, экипажи запросто могут и не построиться, а прибудут на плац с некоторым опозданием.
Тогда вполне явственно вырисовывалась не очень весёлая картина: одинокие фигуры комбрига и начштаба бригады под ударами ветра на плацу в ожидании запаздывающих моряков. Чем такая картина грозила лично ему, дежурному по ДМПК (дивизиону малых противолодочных кораблей), старшему лейтенанту Масолову было абсолютно ясно. Всё это грозило ему крутым разносом и снятием с дежурства за упущения по службе с повторным заступлением через сутки. Кому это надо? Лично ему не надо.
Вот именно в этот момент и появился на горизонте, неотвратимо приближаясь, вышеупомянутый сержантский зазор. Филипп вызвал своего помощника, мичмана Бильбасова:
– Так, помощник, тут телефонограмма пришла… Пройди по кораблям сам, рассыльного не отправляй. Передай дежурным по кораблям приказ комбрига построиться на плацу в 14:40. Да предупреди, чтоб не завалили построение, а вышли вовремя. А то слетим мы с тобою с дежурства оба под самый занавес. Ты нашего комбрига знаешь.
Проникшись важностью своей миссии, помдеж ДМПК лично обошёл все корабли, стоявшие на двух пирсах, и строго-настрого приказал дежурным уяснить для себя приказание комбрига: экипажи должны стоять на плацу в 14:20. Иначе дежурные по кораблям будут сняты, а их ливер вывернут наружу лично дежурным по дивизиону. Конечно же, мичман Бильбасов физиологически не мог не вспомнить в такой ответственный момент о сержантском зазоре и не подстраховаться. Все мы это отлично понимаем.
Но дежурными по кораблю, товарищи дорогие, молодых, неопытных в делах службы моряков, как правило, не ставит никто. А кому понравится, чтобы с его внутренними органами производили такие варварские манипуляции? Да никому. Так что и на этом этапе сержантский зазор сработал вполне успешно и на каждом практически корабле. Дежурные доложили своим старпомам, что комбриг приказал построить экипажи на плацу в 14:00.
Отлично зная крутой нрав командира своей бригады, старпом одного из «Альбатросов» Сергей Чернецкий поделился своими сомнениями с командиром корабля:
– Товарищ командир, давайте я выведу экипаж минут на десять-пятнадцать пораньше. А то как бы время не протянули да не опоздали бы.
– Ну так и так твою мать! Ни пообедать толком, ни отдохнуть после обеда! Ладно, давай, строй в 13:45.
Адмиральский час в этот день у противолодочников был загублен на корню.
Бачковые ещё не успели домыть и расставить по местам после обеда посуду, как по общекорабельной трансляции прозвучало вслед за звонками:
– Большой сбор! Команде построиться на юте! Форма одежды – номер пять!
И загрохотали матросские подошвы по палубе…
На удивление быстро вышли и построились на плацу в этот раз противолодочники. Промозглый норд-вест выдувал из-под шинелей остатки тепла, ноги мёрзли на бетонном покрытии. К их величайшему удивлению, экипажи трального дивизиона ещё и не шевелились. Не было видно и команд с СКР (сторожевых кораблей). Часы на руках командиров кораблей показывали 14 часов 05 минут местного судового времени. Экипажи ДМПК, поёживаясь и перетаптываясь, одиноко стояли, неприкаянные, на плацу.
А в это самое время по пирсу в сторону КПП бежал с развевающимися полами шинели дежурный по дивизиону Филя Масолов…
Пообедав одним из первых, он успел рухнуть в своей каюте и поспать минут тридцать. Но нужно было идти подменять на обед помощника. Филипп открыл глаза, сосредоточился, соскрёб себя с койки и вышел в коридор. Его поразила непонятная тишина на корабле и почти полное отсутствие людей. На верхней палубе он подошёл к вахтенному у трапа:
– Где народ-то?
– Так все на плац ушли. Комбриг строит.
– Как ушли? Время-то ещё 14:10?!
– Так передали, что построение в 14:00…
– Кто передал?
– Не знаю.
Филю как ветром унесло с кораблей и подтащило к КПП (контрольно-пропускному пункту). Всей своей печенью чувствуя недоброе, влетел он в рубку дежурного и с ужасом в голосе обратился к Бильбасову:
– Я тебе когда сказал экипажи построить?
– В 14:40.
– Почему они уже сейчас стоят?
– Так я 20 минут запаса взял…
– Зачем?! Я тоже взял! Да ещё, наверное, и дежурные по кораблям подстраховались…
Филя сдвинул шапку на затылок и медленно опустился на стул:
– Вот мы с тобой, помощник, и влипли. По самые ноздри. Комдив ушёл на плац?
– Ушёл.
– Ну всё. Настало нам время «Варяга» петь. Комдив за то, что он от души впустую намёрзнется на плацу, прикажет вечером обоих нас повесить на рее дежурного корабля. Или десять раз расстрелять отравленными пулями. Чтобы наверняка. Наши продырявленные трупы зашьют в старый грязный рваный брезент, к нашим ногам привяжут по пудовой гире и сбросят нас на съедение крабам прямо с этого пирса – и, заметь себе это, Бильбасов, без всяких воинских почестей.
Командир дивизиона МПК капитан 3-го ранга Бзиконов был личностью на кораблях весьма известной. А прославился он тем, что очень любил – любил просто до самозабвения – лично устраивать провинившимся подчинённым жуткие по форме и по содержанию разносы. Он позволял себе гнусно обругать офицера при мичманах и даже при матросах, что уставом было строжайше запрещено. Я никогда, нигде и ни от какого иного начальника не слышал ничего подобного. Уж не знаю, читал ли Бзиконов литературные изыски маркиза де Сада, скорее всего нет. Но то, что это были две родственные души, сомнения не вызывает никакого.
Комдив практически никогда не орал, а говорил тихим, нудным, гнусавым голосом. Но говорил он такие вещи! Посему и называли его моряки меж собою Гнусом. А может быть, и не только из-за голоса. По всему было видно, что разносы эти Бзиконов любил от природы и, производя их, наслаждение получал несказанное. Но что же делать, к сожалению, на флоте бывают и такие начальники. Как говорится, в семье разные дети рождаются.
Ну о том, что услышал о себе от замёрзших комдива и боевых товарищей Филя Масолов, я упоминать не стану по причине вполне понятной.
Как мы с вами видим, иной раз и с опытными моряками фортуна пошутить может так, что слабо не покажется. Впрочем, всё происходившее было достаточно закономерно, потому что вполне соответствовало старой армейской поговорке: лучше перебдеть, чем недобдеть. Армия есть армия. Когда-то, изучая марксистско-ленинскую философию, мы сталкивались с понятием «единство и борьба противоположностей». Вот именно таким образом они, эти самые противоположности, на практике и проявляют себя – грустное и смешное рядом.
Это мы с вами тут разговоры о взрослых товарищах вели. О больших, так сказать.
Но что иной раз происходит с курсантами мореходных, морских и военно-морских училищ на практиках и стажировках – просто уму непостижимо. Но об этом – как-нибудь в следующий раз. На сегодня пора уже и честь знать.
Август 2006 года
5. К вопросу о приливах и отливах
В 1978 году вышел в новой редакции Корабельный устав ВМФ СССР – КУ-78. Выдавая нам новенькие, ещё пахнущие типографской краской книжечки в синем коленкоровом переплёте, наш комбриг сказал примерно следующее: «Товарищи офицеры, запомните на всю жизнь: каждая строка этого документа написана кровью. Цена этого устава не та, что указана на последней странице. Настоящая цена его – сотни тысяч жизней погибших моряков и тот опыт, что был наработан в результате их гибели».
Хорошо сказано, правильно. В море не бывает мелочей. В море нельзя, опираясь на свои собственные доводы, ни с того ни с сего объявить: «Это для плавания не важно, хотя написано, что сделать нужно именно так». Пренебрежение мелочами чревато на флоте весьма тяжёлыми последствиями. Если не сказать печальными. В море всё нужно делать не так, как мне (или кому-то) кажется правильным, а так, как нужно делать. Вот об этом мы сегодня с вами и поговорим.
Как известно (хотя, может быть, и не всем), новый учебный год в Военно-Морском Флоте начинается 1 декабря. Сначала корабли отрабатывают подготовку к плаванию, затем – одиночное плавание, затем – применение оружия одиночным кораблём. После этого задачи усложняются и всё это корабли отрабатывают уже в составе соединения.
Таким образом, противолодочный корабль «Альбатрос» оказался в январе 198… года в бухте Саранная на побережье полуострова Камчатка. Бухта была не очень плотно забита разреженным ломаным льдом, сквозь который достаточно легко прошли и стали на якорь. Здесь морякам предстояло отработать в ночных условиях наряду с другими задачами защиту корабля от ПДСС (подводных диверсионных сил и средств) вероятного противника. Это учение включало в себя довольно много различных мероприятий, в том числе – профилактическое гранатометание с борта корабля и со шлюпки, которая должна была обойти вокруг корабля на установленной дистанции. Утром же вновь предстояла съёмка с якоря и выход в море для выполнения очередной учебно-боевой задачи.
Военморы, уже почти два месяца существуя в состоянии перманентных тревог, учений и стрельб, изрядно вымотались. К тому же в море из-за шторма прилично валяло, а в последние сутки с норд-оста ещё и зыбь пошла.
Всякий, ходивший в море, знает, что зыбь переносить намного хуже, чем ветровую волну. Зыбь – отголоски большого шторма, прошедшего где-то в стороне, – в отличие от штормовой волны, имеет значительно большие период и высоту. К тому же она не подчиняется ветру и качает корабли в течение длительного времени ещё и после шторма. Конечно, ветровая волна имеет своё генеральное направление – вдоль линии ветра, но довольно часто она может навалиться то справа, то слева. Хоть какое-то в этой болтанке, но всё же разнообразие. Зыбь же как шла, так и идёт, сохраняя направление, период и высоту как непреложную константу. Её ритмичность можно сравнить с ходом хорошо отлаженных часов. Вот эта самая монотонность и выматывает более всего. Ещё издали ты отлично видишь новую накатывающуюся на корабль громаду светло-зелёной воды и всеми своими внутренностями чувствуешь, что сейчас тебя придавит к палубе (когда корабль начнёт упрямо влезать на вершину этого солёного Монблана), желудок вместе с его содержимым подступит к горлу; а потом, когда, преодолев верхнюю точку, корабль начинает катиться вниз по заднему склону волны, ты зависнешь в невесомости, в один момент потеряв под ногами палубу и шаря вокруг себя глазами – за что бы ухватиться. И так раз за разом. Честно говоря, отвратительно-нудная штука – хорошая зыбь.
Хочу уточнить ещё кое-что, чтобы всё до конца стало понятно: дней отдыха – выходных и праздников – во время отработки учебно-боевых задач на кораблях Военно-Морского Флота не бывает. Рабочий день у всех – ненормированный. И не поспать 24 часа – это так себе, что-то вроде ночи у костра на берегу лесного озера во время безмятежного туристического похода. Только вместо птичьих трелей, бряцания гитары, песен, смеха и очаровательного лепета весёлых девочек ты слышишь рёв стихии, звонки тревог да грохот корабельной артиллерии. На отсутствие сна в течение суток никто и внимания не обращает. И не жалуется. Не принято. Вот когда не спишь 48 часов, это уже серьёзнее. А если ещё и качает при этом, тут, конечно, приходится напрягать и духовные силы, и физические. Но это тоже не очень трудно. Довольно обычная работа, которая к тому же бывает не каждый день. Трудно начинается тогда, когда ты не спал 72 часа (трое суток, стало быть) и более. В этом случае ощущение такое, будто мозг твой обложили ватой, в уши вставили пробки, а в глаза насыпали песку. Соображать в таком состоянии ты способен только через раз, а то и через два раза. Но задачу свою ты всё равно должен выполнить и в койку можешь рухнуть только после того, как прозвучит по корабельной трансляции долгожданная команда:
– Отбой учебной (аварийной, химической) тревоги! Боевая готовность номер два! Подвахтенным от мест отойти!
Но, конечно, не всё так уж и страшно. Не поспать трое суток кряду выпадает достаточно редко. К тому же иной раз можно урвать для сна один-два часа в сутки «в перерыве между боями» – между тревогами, стало быть. Так что жить можно. Никто ещё от этого не помер и не сломался.
Ну а более спокойная, размеренная жизнь наступает только после того, как отработаны и зачтены все учебно-боевые задачи при плавании и применении оружия одиночным кораблём, а также кораблями в составе соединения.
Однако вернёмся к нашему повествованию.
«Яшку бросили» часов в семнадцать. Сразу же поужинали, произвели приборку, и командир дал два часа на отдых. В 21 час согласно корабельному распорядку дня чуть передохнувшая команда пила вечерний чай. После этого боевая подготовка пошла далее своим чередом. Как всегда, отзвенел положенные 30 секунд звонок, и старший помощник командира корабля старший лейтенант Сергей Чернецкий объявил по корабельной трансляции: «Боевая тревога!»
Загрохотали по трапам и палубе матросские сапоги – экипаж разбегался по боевым постам. Задраили двери и люки, «броняшки» иллюминаторов, запустили главные дизеля, подали высокое на РЛС и гидроакустику, подали питание на артустановки и РБУ (реактивные бомбомётные установки). Корабль в минуту стал похож на свирепо оскалившегося, вздыбившего на холке шерсть, изготовившегося к прыжку волка. Он и в море, издали смотрелся именно так, по-волчьи: длинный, поджарый на шкафуте, с мощными плечами носовой надстройки, с сильной шеей бака и острой мордой форштевня. Хищник, он хищник и есть.
И снова, в который уже раз, пошло-поехало: «Химическая тревога! Произвести замеры на верхней палубе!.. Аварийная тревога! Пробоина в форпике (нежилой отсек в носовой части корпуса) по правому борту! Поступление забортной воды в первом кубрике!.. Личному составу приступить к ликвидации аварии!.. Возгорание в носовом машинном отделении!.. Аварийной партии прибыть в носовую машину!..»
Около полуночи начали отработку защиты корабля от ПДСС. Командир вызвал на ГКП артиллериста:
– Брыкалкин, принеси 10 гранат и запалы к ним. Отработаем гранатометание с борта и со шлюпки.
– Товарищ командир, гранаты какие нести: Ф-1 или РГ-42?
– Давай эргэшки. Всё-таки наступательные, радиус поражения поменьше. Принесёшь их на бак.
– Есть, – артиллерист ушёл открывать арсенал.
Теперь следовало подготовить людей на верхней палубе.
– Старпом, кто у нас из личного состава лучше подготовлен для работы с гранатами?
– Артиллеристы и минёры, товарищ командир.
– Добро. Возьми троих, раздадим им гранаты. Остальные, кто по расписанию должен быть на верхней палубе, пусть смотрят. Пять гранат бросим с борта, пять – со шлюпки. Пойдёшь на шлюпке старшим. Подбери гребцами надёжных ребят. Гранаты кидайте поаккуратнее. Да смотри, чтобы падали в воду. Если какая-нибудь на льдину упадёт – поубивает вас там всех. Потом будет, как в той песне: «Доску поднимали дрожащей рукой…» А мне это не надо.
– Понял, товарищ командир.
– Ну всё, одеваемся и выходим на бак.
Через несколько минут в районе носовой надстройки собрались командир, старпом, минёр и артиллерист с боезапасом. Последним, заинтересовавшись тем, что будут кидать боевые гранаты, вышел наверх и замполит – старлей Олег Морелов. Боевые листки давно уже были написаны и вывешены, дел больше не было, в каюте одному было скучно – почему бы и не подняться на верхнюю палубу, ноги не размять. Он вытащил из кармана пачку сигарет «Опал» и чиркнул спичкой, прикуривая.
Командир раздавал гранаты, офицеры ввинчивали запалы. Минёр, покосившись неодобрительно на Морелова, сказал:
– Зам, ты бы не курил здесь. Боезапас всё-таки…
Тот отозвался беззаботно:
– Да ничего не будет, не беспокойся. Товарищ командир, дайте и мне гранату, я тоже хочу кинуть.
Командир с некоторым сомнением посмотрел на своего заместителя по политической части и спросил:
– Зам, а ты умеешь с ними обращаться?
