Долгая дорога к себе

скачать книгу бесплатно

– Принеси ей стул, – приказал Гай тоном, не терпящим возражений.

– Хорошо, – Лариса, опустив глаза, метнулась в комнату и вынесла тяжелый стул с высокой спинкой. Поставила рядом с девушкой и помогла присесть.

– Иди, я позову тебя, – Гай недовольно дернул рукой в сторону комнаты. – И закрой за собой дверь.

Семерка в волнении смотрела на него. Если он опасен своей грубостью, то это она переживет, но если он как Генрих?

– Что ты на меня так смотришь? – сердито спросил Гай, въехав через маленький порожек в комнату. – У меня ослиные уши выросли?

– Нет, у тебя нормальные уши, и красивые сережки, – пожала плечами девушка.

Ей было трудно сидеть, во всем теле ощущалась слабость и начала кружиться голова, но она ни за что ему в этом не признается.

– Тебе нравится серебро?

– Не знаю, наверное, нет, но выглядит красиво. Как рабыне может нравиться серебро? У нее ничего не может быть.

– Сейчас будет, – произнес Гай и стянул один из браслетов с тонкого, почти девичьего запястья. – Держи, это тебе, – протянул подарок девушке.

Он так и не понял, чего она испугалась, только Семерка как-то сильно побледнела и отрицательно замотала головой, вцепившись руками в сидение.

– Если рабыню увидят с дорогим украшением, могут решить, что она его украла, а второго такого наказания я просто не переживу, – объяснила она.

Гай подъехал к ней вплотную, грубо схватил за руку и нацепил на запястье браслет.

– Теперь он твой, и никто тебя за это не накажет, – произнес он строго. – Никто не лишит тебя жизни из-за него.

Девушка посмотрела на затейливое украшение и грустно улыбнулась.

– Знаешь, а зачем рабыне жить? Я вот думаю, что у меня был хороший шанс уйти из этого мира, но меня зачем-то спасли. Стоило ли это делать? Для хозяина да, понимаю, что стоило. Все же за меня заплачены деньги и моя смерть – потеря для него, но не такая уж и большая. А вот мне продолжать такое существование – мучительно, понимаешь?

– Понимаю, – прошептал Гай. – Я тоже иногда думаю, что лучше мне было тогда разбиться вместе с матерью, чем жить так, инвалидом, на всеобщем обозрении.

Они подняли головы и их взгляды встретились. Он не ожидал, что она так сделает, а девушка протянула худые руки к нему и за плечи привлекла к себе. Он не стал сопротивляться. За четыре года, прошедшие со дня смерти матери и его такого жалкого положения, никто ни разу даже не потрепал его по голове, не говоря уж о такой нежности. Никто даже не догадался его приласкать. Был только страх, брезгливость и тайное презрение. Даже родственники только жалели его, избегая долгого с ним общения. Было невыносимо видеть эту жалкую беспомощность: парень с обрубками ног может вызывать только отвращение.

А она все поняла с первого взгляда. Будет жалко потерять ее, но Генрих не отступится от нее.

– Если мы все еще живы, значит, так и должно быть, – проговорила тихо девушка, продолжая его обнимать. – Ведь если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно…

Опять это лезет из нее. Какие-то обрывки стихов. Чьи, и откуда она их знает? Ведь не знала же до этой минуты, а вот сейчас пришли на память. Память. Как жаль, что она ее потеряла.

– Ты классная, – неожиданно для себя произнес Гай.

– Я такая, какая есть, и я даже не знаю, какая я. Добрая, или злая, хорошая, или плохая. Понимаешь? Я могу быть любой.

– Так ты меня специально обняла, чтобы показаться мне хорошей и войти ко мне в доверие? – вскинулся Гай, вырвавшись из ее слабых объятий. Он даже отъехал от нее демонстративно.

– Я не знаю, – растерянно пожала плечами девушка. – Гай, я не знаю… Мне просто захотелось это сделать, потому что я вижу, как тебе одиноко и плохо. Ты мог бы парить в вышине, а вместо этого… Ты в силках, в цепях, и в этом не было твоей вины, так случилось. И от этого больно. Мне показалось, что я почувствовала твою боль. Я же тоже в цепях.

Гай все еще недоверчиво смотрел на нее исподлобья.

– Ладно, не изворачивайся, все нормально, – проговорил он, разворачиваясь к дверям, ведущим в сад. – Тебе пора купаться и спать. Ты устала и дрожишь от слабости. Лариса! – крикнул он громко, выезжая на асфальтовую дорожку.

– Тебе вернуть браслет? – спросила девушка, прикоснувшись к подарку.

– Нет, теперь он твой, – и Гай поехал прочь, ни разу не обернувшись.

Выздоровление шло полным ходом. Врач, серьезно мотивированный Генрихом и без вариантов нацеленный на положительный результат, приходил по нескольку раз в день. Спокойный, невозмутимый, много лет назад он научился скрывать истинные чувства под маской невозмутимого специалиста, уверенного в своих знаниях и правоте своих действий. Он умеет не совать нос, куда не следует, и не задавать лишних вопросов.

Он неспешно входил в комнату, брал стул, усаживался напротив кровати, и со словами «Ну, как? Посмотрим, посмотрим», брал тонкое запястье девушки с прозрачной кожей, под которой синели тонкие вены, и замерял пульс. Ему нравилось смотреть на ее лицо, на тонкие черты, в огромные глаза, немного запавшие, темные, но горящие каким-то внутренним светом, словно не способные скрыть работу мозга, чехарду мыслей и глубину мечтаний. Да, ничто не может заставить эту девушку ползать, думал врач, она определенно рождена летать.

Из ее редких скупых ответов врач давно заключил, что никакая она не раба, рожденная в неволе. Зачем было так над ней издеваться – поставить это клеймо, не имеющее к ней никакого отношения, он понимал, и находил это чудовищным. Так она подскочила в цене. Мало того, что у нее и так отняли жизнь, выкрав эту девушку в расцвете лет из привычной среды, поставив крест на ее будущем, лишив настоящего, так они еще и украли ее прошлое! Воспользовались амнезией и подсунули ей чужую судьбу, жизнь животного. Это с ее-то харизмой, это с ее-то неуемной энергией, полетом мысли и живой душой! Да, пора Генриху брать в штат психолога, чтобы как-то фильтровать и упорядочивать такие действия, а то действуют, как мясники, ей-богу – оттяпали половину жизни, присобачили чужой хвост, и назвали своим творением. Жутко.

Как он устал от всего этого, насмотрелся, наслушался, накушался. Только вот на пенсию здесь не уходят. Судьба у него такая – до конца своих дней лечить физические болячки у кровоточащих душ. И хорошо, если дадут доработать до глубокой старости, а ну как в расход пустят? Вот как только найдут человека его квалификации, так и пустят, не пожалеют.

Свои-то души испортили и развратили, так на другие им и подавно плевать…

После визитов к этой странной девушке доктор всегда уходил очень взволнованным, и долго приходил в себя, куря сигарету за сигаретой. Но что он мог ей дать, чем помочь? Ничем. Ей уже никто не поможет.

Старый доктор прекрасно понимал, какие виды имеет на нее Генрих, и внутренне содрогался. Он кое-что знал, кое-что видел, и мысль, что вот эту птичку ждет та же участь, заставляла его горько вздыхать и класть под язык валидол, когда пульс зашкаливал, и в груди теснило и кололо.

Каждый день врач проводил тщательный осмотр своей любимой пациентки, измерял давление, проверял, как заживает спина, ревностно следил за тем, насколько правильно и грамотно Лариса смазывает Семерке спину, изучал рубцы, то хмурясь, то согласно кивая седой головой.

В целом, результатами он был доволен. Во всяком случае, гнев хозяина ему не грозил, это определенно. Но во что грозило самой бедной девочке… об этом было лучше не думать.

В такие моменты мужчина начинал ненавидеть свою работу: приводить в чувство жертву, чтобы продлить ее агонию, доставляя тем самым удовольствие ее палачу. И сейчас он чувствовал себя предателем, получая благодарные улыбки ни о чем не подозревающей девушки, в то время как он пытался поправить ее здоровье лишь для одной цели – чтобы кому-то можно было ее убить, извести, уничтожить.

В целом присутствие в доме невольницы на правах гостьи шокировало домочадцев Генриха, но его неоспоримый авторитет и главенство в клане не позволяли им высказывать свое мнение вслух. Шушуканье, пересуды и тихие разговоры в спальнях не волновали хозяина плантации, и вскоре все смирились с тем, что в гостевом домике находится рабыня, рожденная в неволе, которая после выздоровления останется в доме, чтобы работать горничной.

Регина, молодая родственница Генриха, красивая яркая девушка двадцати трех лет, часто навещала выздоравливающую, приносила цветы, фрукты, даже оставалась на несколько минут, чтобы переброситься с ней ничего не значащими фразами. Красавице было дико интересно вживую пообщаться с «милым животным», так как путь на плантации ей самой был заказан. Видимо, заботливый родственник оберегал ее нежную психику от потрясений, и Семерка оказалась для нее практически одомашненным инопланетянином, неизвестным малоизученным видом (служанки-невольницы, вырванные из привычной жизни, не представляли для нее никакого интереса).

Семерка чаще молчала, опасаясь сказать что-нибудь не так. Она больше не спрашивала о судьбе Махмуда, и так обо всем догадавшись. Генрих навещал ее постоянно. Садился рядом с ее кроватью, чтоб почитать ей что-нибудь из классики. Ему нравился завороженный взгляд девушки, впитывающей как губка стиль, информацию и музыку, заключенные в классических произведениях бессмертных гениев, когда Генрих вещал ей своим плавным выразительным голосом.

Гай больше не появлялся. Тем не менее, он постоянно приезжал в яблоневый сад, чтобы издалека смотреть на раскрытое окно ее комнаты. Он о чем-то думал, и лицо его, обычно хмурое и злое, разглаживалось, черты принимали спокойный вид, и он испытывал умиротворение, но ровно до тех пор, как не вспоминал о той участи, которую Генрих уготовил ей.

ГЛАВА 5

Бертуччо разбудил телефонный звонок. Он не сразу понял, что за звук поднял его с постели, но трель телефонного звонка не унималась, и Берту ничего не оставалось, как подняться с постели и подойти к телефону.

Близился полдень, но вчерашний день полностью вымотал мужчину, и он был бы рад поспать еще хоть немного. Он снова мотался в Орден, посетил два морга в госпиталях в разных частях города, и поздно вернулся домой. Арсений притворился спящим, и Берт тихо прошел в свою комнату. Так и уснул одетым, упав в неразобранную кровать.

Они с Арсом жили в городской квартире. Это позволяло быть мобильными, быстро реагируя на любой вызов с целью приехать в то или иное место. Добираться в город из Туманного было бы дольше, и нервов на это уходило бы больше, особенно у Арсения.

Берт вообще полагал, что Арс не пьет лишь в надежде на скорое решение проблемы – он по-прежнему не терял надежды на то, что Света скоро отыщется и вернется. В отличие от друга, Берт считал, что поиски уже бессмысленны. Он не имел оснований верить в то, что девушка все еще жива. Впрочем, энтузиазм Арсения, а вернее его маниакальная уверенность в обратном его очень даже радовала. Он будет счастлив оказаться не правым. В любом случае его личное мнение никак не мешало ему активно заниматься поисками. Он стал при Арсении кем-то вроде специалиста по связям с общественностью и стремился всеми силами если не загладить свою вину, то по возможности исправить ошибку, смягчить и свести к минимуму тяжесть и последствия от нее.

Если бы только это было возможно! Не проходило ни дня, чтобы Берт не стискивал зубы, проклиная себя. Он сильно тосковал. Понимая, что в любом случае Света для него потеряна навсегда, и уже давно, ее присутствие рядом, а вернее его присутствие рядом с ней его вполне устраивало. Рвало душу, мучило и вызывало ревность, но пусть лучше так, лишь бы видеть ее, слышать, и вновь и вновь сознавать, что когда-то она была готова стать его женщиной в свой первый раз. Да, это останется с ним навсегда. Это его маленькое счастье, его великий секрет. Его тайная победа над Арсом.

Хлопая спросонья ресницами, Берт схватил трубку.

– Да! – рявкнул он, ни мало не заботясь о чувствах неизвестного абонента.

На том конце провода немного помолчали. Видимо, неласковый тон озадачил человека.

– Добрый день, – услышал Бертуччо неуверенный голос, незнакомый ему.

– Ну, это кому как, – проговорил он, все же смягчив тон. – Чем обязан? Чем могу?

– Ну, это Данил звонит, мы с вами однажды говорили, и вы мне оставили свою визитку.

– Так, какой Данил, и почему на «вы»? Еще дядей меня назови. Хочешь?

– Н-нет, – помялся собеседник. – Я Данил, мы говорили с вами… с тобой однажды. Ваша… твоя знакомая девушка вступилась за меня на улице, а ты спас ее. Была драка.

– Слушай, в моей жизни столько драк, столько синяков и шрамов, и даже жмуриков, что разве все упомнишь… Слушай, какая девушка? Светка что ли?

– Ну да. Ты мне оставил визитку, сказал, что твой брат скрипач, а я тоже учусь в музыкалке.

– Ах вот в чем дело! – Бертуччо взглядом отыскал пачку сигарет и потянулся за одной. – Я вспомнил тебя, чувачок. Слушай, так это же здорово, что ты позвонил. Я правда немного занят. Поисками той самой девушки. Она пропала, ты об этом слышал?

– Нет. Как это пропала? Я могу чем-то помочь?

– Конечно можешь. Найди ее, и станешь богатым. Будут личные телохранители и ни одна паскуда больше в жизни тебя не ударит безнаказанно, – Берт потер глаза.

Страшно хотелось спать. И курить. А еще заурчало в животе. С этой беготней порой и о еде подумать некогда. Арс, кажется, вообще перестал есть. Точно, Берт давно не видел, чтобы тот хоть что-нибудь жевал. Черт, за этим надо будет проследить. Не хватало ему еще этих проблем. То Арс напивался в зюзю, то теперь объявил еде бойкот. Однажды взял обет, и до выполнения не стриг волосы много лет. Вдруг и сейчас решил, что не притронется к еде, пока не найдет жену? Ладно, чего-то Берт заумничал и не туда его понесло.

– Слушай, Данил, ты молодец, давай, приезжай. Поговорим.

– Правда? А о чем? – парень не мог скрыть своей радости от приглашения, но природная застенчивость мешала ему принять приглашение с первого раза. Хотя, с некоторых пор это стало его мечтой. Он долго боролся с неуверенностью, прежде чем решился позвонить по заветному номеру.

– Не знаю, обо всем, – Берт жадно затянулся. – Ведь это ты мне позвонил. Просто хотел поздороваться?

– Не только…

– Вот и приезжай. И скрипку захвати, хорошо?

Бертуччо продиктовал адрес и отключился. Так, надо приготовить завтрак, или что там уже по расписанию – обед, и накормить Арсения. Черт, всю жизнь ему вместо няньки прислуживает. Впрочем, чего он ворчит? Арсений ему всю жизнь вместо брата, отца, матери и бога. Так что, долг платежом красен. Да и не долг это вовсе. Любит он этого придурка.

Блин, надо было сказать этому пацану, чтобы купил вина, что ли… хотя, если поискать, может, где-то и завалялось что-нибудь в баре. Сам же Бертуччо и избавился от спиртного от греха подальше, чтобы не провоцировать Арсения. Ладно, покопаемся, время есть. А не то, Данил подгребет, его можно будет послать в ближайший супермаркет, решил Берт и побрел в ванную умываться.

Арсений выходил из своего Мерседеса, когда рядом затормозила новенькая Ауди 4. За рулем сидела красивая брюнетка. Яркая, блестящая, роскошная. Ну надо же, какая реакция на незнакомую женщину. Арсений усмехнулся. Да, туго ему приходится, природа берет свое, а чувство жуткого одиночества и потерянности грызет так, что скоро, не дай бог, он сам начнет бегать за женщинами с одной просьбой – чтобы его приласкали и погладили по голове.

Женская ласка, женская нежность… Раньше как-то обходился без этого, хотя после встречи с одной дерзкой девчонкой чувство собачьего одиночества не покидало его долгое время, примерно года два, и то он держался, ждал, надеялся. Да, прав Берт: раньше он просто не пробовал этот наркотик под названием «Светлана Черемухина».

А что ему делать сейчас? Как жить? Нет, тут дело не в сексе, не в технике, и даже не в разрядке. А в чем тогда? Если бы он понимал. Была бы Светка рядом, и все было бы нормально. Арсений был уверен, что никогда не посмотрел бы в сторону другой женщины. Но сейчас он один, и красивые девушки просто сами попадают в поле его зрения, он просто подсознательно, без участия здравого смысла и конкретной команды выискивает их в толпе. Непроизвольно, на автомате. И что дальше? Сколько он еще продержится? Да всю жизнь!

Арсений провел по лицу ладонью, словно снимая невидимую паутину морока, и достал сигареты, косясь на красотку. Она не спеша вышла из машины, высокая, стройная, в узких джинсах, высоких сапожках и короткой норковой шубке. Заметив, что за ней наблюдают, кокетливо поправила волосы, улыбнулась красивому незнакомцу и обернулась.

– Данил, ну ты идешь? – позвала она.

Из машины выполз высокий худой парень в темной одежде, взял в руки футляр со скрипкой, обошел машину и терпеливо подставил девушке щеку для поцелуя. Видимо, этот ритуал было необходимо соблюдать к радости девушки, и парень был готов его терпеть.

– Все, Ларёк, я пошел, – тут же сказал он.

– Долго не задерживайся, веди себя прилично, – напутствовала его девушка перед какой-то встречей, – береги пальцы, не пей, если будут предлагать, – она поправила воротник его куртки, пригладила челку, от чего парень поморщился.

– Ладно, я понял. Все, я пошел?

– Иди, – улыбнулась ему девушка по имени Ларёк. – Допоздна не засиживайся.

– Хорошо, мамочка, – кивнул парень, нетерпеливо делая приставные шаги к подъезду.

– Я тебе дам мамочку, – хлопнула его по плечу девушка. – Не надоедай чужим людям, да и тебе самому опасно вечером домой поздно возвращаться, ты же понимаешь.

– Понимаю, понимаю, – нетерпеливо кивнул головой парень. – Ну, я могу, наконец, идти?

– Все, давай, удачи тебе, – девушка помахала ему рукой, и взялась за дверцу машины.

Арсений, наблюдавший этот короткий диалог, загрустил. Это, наверное, старшая сестра напутствует своего родственника, проявляя о нем заботу. Забота… Как ему, Арсению, не хватает этой заботы. Все время с начала официальных встреч Света всегда отпускала его с тревогой и волнением, словно боялась больше никогда не увидеть. И он постоянно старался звонить ей, навещать ее в обед, выкраивать для нее время, чтобы время разлук было предельно коротким и не приносило мучений ни ему, ни ей.

Да, любящим людям всегда тяжело расставаться. Как же ненавидит его, должно быть, тот, кто вершит все судьбы, если наказал его разлукой. Оставил нетронутыми все финансы, заработанные честным трудом и собранные на крови других, сохранил здоровье и не повредил внешний облик. Все его таланты и способности такие же, как и прежде – он лучший. Все связи при нем, авторитет, положение в обществе и в той среде, о которой обычно не распространяются. Он выиграл войну, короткую, но такую кровопролитную, но потерял в с е. Буквально.

У него отняли одну конкретную девушку, и теперь он ходячий мертвец. И вроде душа живет и тело чувствует (о! еще как чувствует), но он все равно, что погребен под пластами сырой земли. Зачем ему все это, если нет е е? О, если бы он мог отдать хоть что-то из того, чем обладает сейчас. Все равно это просто груда побрякушек, пустой звон и ворох пожухлых листьев. И сейчас Арсений понимал и чувствовал, что Света приняла бы его без всех атрибутов, и больным, и нищим, и отвергнутым обществом. Да, для нее никогда не имело значения ни его положение, ни его статус. Она видела в нем что-то, что было дорого без всех этих внешних атрибутов. И он ей поверил и доверился. О, он готов заплатить любую цену, только бы вернуть все назад, только бы вновь обнять ее.