Девушка в крапиве и цветах

– Искупаемся? – Катя стояла нагишом перед развалившимся на диване Котовым. Лучи солнца золотили кожу девушки, волосы, словно окружали розовым туманом.

Котов даже привстал, подался вперёд – такой страстью дышало разгорячённое тело девушки, но в боку закололо. И вставать с мягкого дивана не хотелось. Котов налил в бокал холодного вина. Выпил залпом.

– Иди, купайся, – лениво махнул рукой.

Катя купалась, изображая озорную, обалдевшую от счастья девчонку. Смеялась, хлопала ладонями по воде, поднимая брызги, бегала, высоко подбрасывая ноги, падала в воду, плыла.

Котов, развалившись на диване, наблюдал за девушкой, словно стоял перед витриной ювелирного магазина. И всё, что он видел, было легко ему доступно. Катя подбежала к Котову, наклонилась, подняла бюстгальтер, спрятала его в платье, кинула платье на диван. Смущённо отводя глаза, спросила:

– Можно в туалет?

– Видишь дверь с волчьей мордой? Входишь, в конец коридора, – Котов взял персик, ловко вырвал косточку – рот наполнился сладким, сочным вкусом.

Катя, как была нагишом, так и побежала по дорожке, выложенной жёлтыми кругами декоративной плитки. Перед дверью непонятно откуда возник охранник, но Котов махнул ему рукой. Катя проскользнула мимо охранника, словно не заметила его. Вытерла ноги о ковёр, чтобы не оставлять мокрых следов.

Катя профессиональным взглядом осмотрелась, прислушалась. «Охранников двое – один у ворот, другой остался за дверью. Камер в кабинете нет. Компромат на себя ему не нужен. Флешку из лифчика я вытащила. У меня две минуты. Эта мразь – Вадим, хоть одно полезное для меня сделал: заставил стать профи по компьютерам, охранным сигнализациям».

Катя бесшумно вошла в кабинет Котова. Через окно посмотрела на Котова. Он сидел, развалившись, на диване к ней спиной. Катя даже не сразу заметила монитор компьютера – таким огромным и массивным был письменный стол. Экран монитора светился. «Сегодня мне по-крупному везёт», – довольно улыбнулась девушка. Закрыла глаза, вспомнила пароль. Вставила флешку. Скачала нужные документы. Ввела вирус. Через несколько секунд он уничтожит данные о том, что кто-то скачивал информацию.

Катя лёгкой походкой вышла из дома и, заметив, что Котов посмотрел на часы, сказала:

– Жаль, что тебе надо ехать.

С огорчением вздохнула, взмахнув ресницами.

Котов вспомнил, что забыл на полочке рядом с унитазом золотой портсигар с рельефом дракона, сверкающего рубиновыми глазами.

«Не прихватила бы на память о незабываемой встрече, – прищуренными глазами посмотрел на голую девушку, словно ощупал каждый сантиметр её тела. – Захочешь что взять – куда спрячешь?»

Рассмеялся и кинул девушке платье с завёрнутым в него нижним бельём. Катя шагнула к Котову, положив платье на стеклянный столик. Тот устало опустил кончики толстых губ, но подумал, что больше никогда не увидит эту глупую, но очень красивую блондиночку, и в миг преобразился, как хозяин, решивший наказать красивую, строптивую рабыню.

Когда выехали за ворота, Катя посмотрела на густо растущие вдоль дороги березки и вскрикнула. Она увидела невысокого парня. Он смотрел на неё большими, синими, ненавидящими глазами, словно проклинал её в эти секунды. Вспомнила, что это тот же парень, который наблюдал за ней восторженными, влюблёнными глазами, когда она в лунную ночь выглянула в окно Санькиной комнаты. «Тогда луна осветила волшебным светом мою обнажённую фигуру», – вспомнила Катя.

– Кто это? – спросила девушка у Котова.

– Где? – Котов встрепенулся, как кот, почуявший угрозу. – А-а… Это Ванька Меньшов, наш местный дурачок.

Выглянул в окно и угрожающе закричал:

– А ну, пошёл прочь! Кому сказал! Сейчас охране позвоню!

Паренёк, не открывая от Кати ненавидящих глаз, сделал несколько шагов назад, споткнулся о густую траву, упал. Вскочил на ноги и побежал, не разбирая пути. Ветки больно хлестали по лицу, царапали.

– Он заставил её! Заставил! – кричал Ванька на бегу. – Она чистая! Она святая!

Ванька споткнулся о корень сосны, упал. Сел на поваленную бурей молодую берёзу, теперь уже покрытую плесенью, изъеденную короедами. Вспомнил звёздную ночь, освещённую луной девушку в окне, и зарыдал, вытирая слёзы грязными руками. Увидел копну сена, стоящую посреди скошенной полянки, рядом забытые вилы. Глаза паренька безумно засветились. Он схватил вилы и побежал к дому Котова.

Когда «Мерседес» выехал из леса на асфальтовую дорогу, ведущую в посёлок, зазвенел сотовый телефон. Котов поморщился и нажал на зелёную кнопку.

– Слушаю. Да, я видел его. Убежал куда-то. Ещё раз увидите, наденьте наручники и в психушку его сдайте. Понятно!

Котов положил телефон и сказал:

– Охрана звонила – на виске у Кати выступила синяя жилка – доложили, что видели у водопада Ваньку-дурочка. Он пытался перелезть через забор, грозился убить меня вилами.

– А меня он не тронет? – Катя распахнула глаза, стараясь выразить испуг.

– Был такой безобидный, – Котов пожал плечами. – Что на него нашло? Не бойся – тебя не тронет. От вида красивых девушек он в ступор впадает.

День 3

Валька и Ромка, мальчишки семи и восьми лет, шли напрямик лесом с рыбалки. Самодельные удилища из длинных прутьев тальника с очищенной корой, перекинуты через плечо. В руках по сниске больших окуней. Мальчишки то и дело оглядываются назад, посматривая, чтобы леска с поплавком из винной пробки и крючок не зацепились за ветки берёз. Старались выбирать путь, там, где нет поваленных деревьев и молодой поросли сосёнок. В правой руке держали палку и смахивали ею паутину перед собой, чтобы не липла к лицу. Ноги утопали во мху, цеплялись за высокую траву. Даже в тени сосен и берёз было душно, жарко.

– Давай завернём на водопад, – предложил Валька.

– Там же заимка Котова. Охранники злые, – ответил Ромка.

– А мы с дальнего края. Там колючая проволока порвана. И в полдень они из дома не выходят – видак смотрят.

– Пошли, – с неохотой согласился Ромка и снял липкую паутину с лица. – Завтра пойдём на рыбалку?

– Спрашиваешь! – удивился Валька. – Мать с отцом, как получат деньги, так не просыхают. В доме жрать нечего. Приду, хоть ухи сварю. Половину окуней соседке продам – хлеба куплю, может на две-три конфеты останется.

– А ты у них деньги забирай.

– Вытащил однажды у пьяного отца. Утром набросился на меня, чуть не убил. Спасибо мамке, схватила топор, замахнулась на него и крикнула: «Не тронь Вальку, убью!»

– Хорошо, что у меня отца нет, – сказал Ромка. – Мамка на заработки в город уехала. Продавцом на рынке нанялась. Раз в месяц приезжает, привозит мне и бабушке деньги, продукты.

Мальчишки остановились перед натянутой в несколько рядов между столбами колючей проволокой. Висела табличка с красными буквами: «Проход запрещён! Частная собственность!» Валька отодвинул широкие листья лопуха и снял с гвоздя конец колючей проволоки. Удочки и рыбу оставили у лаза, ловко проскользнули под проволокой. Хотели подняться, чтобы идти дальше – до озера, где шумел водопад, оставалось шагов двадцать.

– Стой, – шепнул Валька.

– Чего?

– Там в озере баба купается. А мужик на веранде сидит. Котов! Во, попали, теперь домой переться.

– А девка не наша. Наверное, из города привёз. Она же голая! – глаза у Ромки заблестели. Он удобно устроился в кустах и руками, как козырьком, прикрыл глаза, чтобы солнечные лучи не мешали смотреть. – Подожди… это же Санькина краля. Он её из города привёз. Катькой, кажись, зовут

Мальчишки затаились. Сердца громко стучали.

– В дом побежала, даже не оделась, – прошептал Валька.

– Пошли, а то заметят, – Ромка потянул друга за рукав рубашки. Выцветшая, ветхая ткань затрещала.

– Ты чо, порвёшь. Подожди секунду. Час вернётся, тогда пойдём. Смотри, смотри… идёт.

– Ну, пошли…

– Ты чо! Посмотри! Какая!

Мальчишки пролезли обратно под колючей проволокой, Валька замаскировал порыв проволоки. Забрали удочки, рыбу и быстро пошли по лесу. Глаза у мальчишек блестели, они часто переглядывались, смеялись. Вдруг впереди затрещало, словно навстречу бежал, не разбирая пути, крупный зверь. Мальчишки прыгнули за густые кусты, затаились. Мимо с вилами в руках пробежал Ванька-дурачок. Орал во всё горло: «Она святая!»

– Чо, это он? – спросил Валька.

– А фиг его знает, – ответил Ромка и покрутил пальцем у виска. – Он же чокнутый.

У дома Тихониных Ромка и Валька увидели Саньку. Он ремонтировал двигатель «Москвича».

Валька хихикнул и крикнул Саньке:

– Эй, студент! Там Катьку твою!

И бросились бежать. В конце улицы остановились, спрятались за покосившимся забором.

– Зачем сказал? – прошептал Ромка, испуганными глазами уставившись на друга. – Вдруг Котов узнает, что мы подглядывали. Убьёт!

– Я не хотел, само получилось, – пытался оправдаться Валька. – Не узнает. Чо, Катька дура, говорить Саньке, где была. По домам? Не забудь – вечером идём к бабке Дарье дрова рубить. Денег даст, пирогами накормит.

– Не забуду, – ответил Ромка и, не оглядываясь, не замечая, что крапива у забора обжигает ноги, побежал домой.

Услышав слова мальчишек, Санька сжался, съёжился, словно кто-то большой и страшный замахнулся на него ножом. Гаечный ключ выпал из руки. «Из зависти хотят нагадить, – Санька сжал кулаки, непроизвольно посмотрел на часы. – Три часа прошло, где она ходит? Я уже успел деда в больницу свозить, очередь выстояли».

Санька вновь склонился над двигателем, хотел выкрутить свечи, но работа не пошла: ключ сорвался, и от удара на большом пальце лопнула кожа, пошла кровь. Санька сунул палец в рот и прижал рану языком. Как делал в детстве: чтобы кровь остановилась, и грязь не попала.

В конце улицы показался чёрный «Мерседес» Котова. Важно притормозил у дома Тихониных. Подождав, когда осядет пыль, из машины вышел Котов и открыл переднюю дверцу. Сверкнув белыми коленями, с мягкого, низкого сиденья, поднялась Катя. Радостная, с улыбкой на пухленьких губах. Санька растеряно посмотрел на девушку, вдруг почувствовав горечь во рту: то ли от того, что Катя вышла из машины Котова, то ли что-то в облике девушки показалось ему на миг мерзким. Вспомнились злые слова мальчишек.

– Привет, Тихоня, – поздоровался Котов.

– Привет, – машинально ответил Санька и посмотрел Кате в глаза. Глаза девушки блестели, как после ночи на сеновале, когда она прижалась и шепнула в ухо, трогая мочку губами: «Ночь была изумительно прекрасной. Ты её никогда не забудешь!»

– Мне пора, – сказал Котов, сел в машину и быстро уехал.

Катя наморщила чуть вздёрнутый нос: девушке не понравилось, что её вот так оставили, словно выбросили как использованную одноразовую вещь.

«Да пошёл он, главное – флешка у меня» – Катя повернулась к Саньке и одарила его лучезарной улыбкой. Если бы это произошло до встречи с Котовым, Санька бы расцвёл от счастья, но сейчас он заметил в улыбке что-то фальшивое. Сказал девушке:

– Ты зачем поехала с ним?

– Он подвёз меня от вашего деревенского супермаркета.

– Три часа вёз? – нахмурил брови Санька, понимая, что не надо такое говорить, но в груди разжималась упрямая пружина.

– Мы ездили к водопаду, купались. – Катя пожала плечами.

Санька застыл с открытым ртом – пружина лопнула. Утром счастье переполняло его, но счастье это вдруг разбилось, как зеркало, на тысячи кусочков. И каждый кусочек болью впился в сердце.

– Котов классный парень, – как ни в чём не бывало, говорила Катя, не замечая чёрную тень на лице Саньки, или специально так говорила, решив разорвать все отношения и уехать в город.

– Ты не должна с ним встречаться, – сказал Санька, прищурив глаза.

– Почему? – Катя нахмурилась.

– Но мы же…

– И что из этого? Я свободный человек и делаю то, что сама хочу. Этой ночью я буду спать с тобой на сеновале. А утром мы съездим в Красную пещеру. Ты говорил, что там очень красиво.

– Извини, – Санька смиренно подошёл к девушке, и, стараясь не запачкать грязными руками, обнял за плечи.

Девушка поцеловала его в губы.

«Мой ласковый телёночек. Ты мне ещё пригодишься, – подумала Катя. – Надо позвонить Вадиму. И пусть они с Котовым убьют друг друга».

– Ты куда? – строго спросила Елена Николаевна. – Опять к Клавке?

– Дык надо, – пробормотал в ответ дед Лёня и устремился к двери, забыв опираться на палку. – К Николаю схожу.

– А деньги зачем взял?

– Моя пенсия.

– А новые штаны? Посмотри, в каких ходишь – срам один, проволокой подвязаны.

– В следующий месяц купим. Софья мне приснилась. Помянуть просит.

– Бутылочкой водки? Не ври! Мама терпеть не могла спиртного.

–Ты, Ленка, не шуми. Ишь моду взяла кричать, – дед Лёня строго посмотрел на невестку, махнул рукой и пошёл к дому Клавдии Уткиной.

Елена Николаевна вздохнула, вытерла мокрые руки о фартук и, заправив растрёпанные волосы под платок, продолжила мыть пол.

Дед Лёня отворил калитку соседнего дома через улицу с зелёным штакетником и зарослями сирени в палисаднике. Калитка скрипнула, жалуясь на частых гостей, поднялся по высокому крыльцу и постучал в дверь. Собачка под крыльцом даже не гавкнула, только сонно приоткрыла глаза. Дед Лёня нетерпеливо стукнул в дверь палкой, но через порог не переступил. Хозяйка дома дальше порога покупателей не пускала. Разные люди ходят. И те, что ради выпивки последнее продадут и на чужое добро позарятся.

Клавдия вышла с бутылкой самогона. Дед поздоровался. Женщина, молча кивнув, спросила:

– Опять помянуть собрался?

– Дык надо. Сорок семь лет прожили душа в душу.

– Ты бы Ленке не говорил, что у меня берёшь. Опять прибежит, ругаться будет. А мне ссоры с соседями не нужны.

– А-а-а, – дед махнул рукой. – Что она понимает. Тоскую я.

– Нашёл бы себе какую. Вон бабок то сколько.

– Приходила тут одна. Говорит – подпиши мне дом, жить с тобой буду.

– Дуська что ли?

– Она.

– Во, хитрющая! Дом ей подпиши. У тебя вона Санька вырос.

– Дык и я так думаю. И Ленка торопит – подпиши дом Саньке, а то потом хлопот не оберёшься.

– И подпиши.

– Дык женится и подпишу.

– А эта – городская, что привёз, кто ему? Невеста или как? Как её зовут то?

– Катька. Красивая девка. Мне уж какой годок, а посмотреть приятно. Но, сердцем чую, сучка она.

– Городская! – усмехнулась Клавдия, поправляя малиновую кофту на пышной груди, толстые пальчики быстро затеребили кружевной ворот. – Они, городские, ушлые такие. Глазом не успеешь моргнуть, как оженят. Пройдут огни и воды, а потом найдут себе хорошего парня, окрутят, задурят голову. Помнишь Димку Каблукова?

– Никиты хромого сына?

– Его. В городе женился. Мать ему говорили – посмотри, куда голову пихаешь, а он – любовь, любовь! Вот теперь сопли на кулак мотает. А Катя не беременная?

– Дык, – от такого вопроса дед поперхнулся. – Откуда мне знать?

– Тут ко мне племянник Валька забегал. Говорил, что видел Катьку с Котовым у водопада. Рассказывает, а у самого глазёнки блестят. Дала ему конфет, он и признался, не знаю как и сказать… Ну, голые они там были.

– Кто голые? – на понял дед Лёня.

– Котов и Катька. Катька, которую твой Санька из города привёз. Ну, как сказать, любовью они там занимались

– Итить её мать! – дед подпрыгнул на крыльце, словно оса укусила. – Ну, Санька привёз! Ну, я ему!

– Да погодь ты. Может, Ромка что напутал.

– Она мне сразу не понравилась. Курю я утром на крыльце, дожидаюсь, когда Ленка корову подоит. А тут Катька выходит, потягивается. Улыбка на всё лицо. Увидела меня и хоть бы хны, а ведь на самой только кофта и трусы. А трусы то срам один, все прозрачные, мизерные – без очков и не увидишь. Поздоровалась и пошла в огород до уборной. Побегу, вправлю Саньке мозги!

– Бутылку то забыл, – крикнула вслед Клавдия, удивляясь, как дед в свои года ловко сбежал с высокого крыльца, и про палку забыл.

– А-а-а, какая теперь бутылка, – обернулся дед и махнул рукой. – Ну, ты прибереги для меня со смородиной, вечером загляну.

Дед Лёня вызвал Саньку к себе домой, сам сел на сундук, покрытый ковром с оленями, внука поставил перед собой, как рядового перед генералом. Солнечный свет сочился через окна с белыми занавесками. Дед сурово посмотрел на внука из-под густых бровей.

– Жениться на ней собрался? – дед склонил голову, прищурился. Вытащил папиросу, помял огрубевшими, в чёрных трещинах пальцами – всю жизнь проработал на тракторе. Папироса рассыпалась. Дед выбросил её в ведро у русской печи.

– Я люблю Катю, – ответил Санька.

– А что люди говорят в посёлке, знаешь?

– Языки чешут…

– А Котов кое-что другое о твою Катьку чешет! Люди их видели на водопаде. Сам знаешь – зачем Котов девок на свою заимку возит.

– Врут! – хотел крикнуть Санька, но получился только тонкий писк. – Катя ни…

Вспомнил самодовольного Котова, когда тот привёз Катю на «Мерседесе», как посмотрел на него, на Саньку. Как улыбалась Катя…

– Вот держи деньги, чтобы завтра её духа здесь не было. А невесту тебе я сам найду! Внучку Николая – Дашу! Золотая девка – работящая, совестливая. И краше всех городских девок. Выйдет в сарафане на сцену, запоёт – душа радуется.

– Дед! – вскрикнул Санька.

– Иди! Будет, как я сказал!

Санька никогда не видел деда таким решительным и грозным. Галоши, заношенные, в заплатах штаны, подвязанные на медную проволоку. Рубаха в синюю клеточку, с рукавами, протёртыми на локтях. Деревенский зачуханный дедок, и вдруг такая перемена! Впрочем, Санька вспомнил, что однажды уже видел деда таким, когда мужики спасали трактора из горящего гаража. Мужики тогда побоялись, но дед так на них рявкнул, что все трактора спасли до приезда пожарных.

Санька выбежал из дома деда, хлопнул калиткой и забрался по приставленной лестнице на сеновал. Уткнулся лицом в примятое Катей сено, жадно втянул ноздрями запах: казалось, что сено пахло разгоряченным от любви телом девушки. Но в нос ударил запах навоза: женщина в соседнем огороде поливала грядки из бочки настоявшимся удобрением. Санька заплакал. Вытирая слёзы рукавом рубахи, смотрел в даль голубого неба и плакал.

День 6

Степан Николаевич, начальник полиции, сидел в своём кабинете за письменным столом угрюмым, подперев кулаком подбородок. Щёлкал кнопкой настольной лампы. Но лампа не включалась: что-то там внутри давно сгорело, но выбросить было жалко – добротная старинная лампа с зелёным абажуром, оставшаяся, наверное, ещё от первого начальника.

День с утра не задался. Убийство! Нападение на полицейского! Надо звонить в краевой центр, докладывать, что не выполнил приказа. А ведь звонил следователь по особо важным делам, приказал следить за убитой. Что же такого она наделала? Теперь начнётся!

В кабинет быстрой, пружинистой походкой вошёл лейтенант Виталий Звонарёв. Невысокого роста, полноватый, с дурацкими, на взгляд майора, усиками, но с горящими глазами настоящего сыщика. Было видно, что ещё витает в облаках романтики прочитанных детективов, но парень толковый, далеко пойдёт.

– В 8.25 позвонили из Дома культуры. В парке нашли убитую женщину. Опознали в ней Оливию Куприну, учительницу русского языка и литературы.

– Во, бля, началось. Пришла беда – отворяй ворота! Ну, что ещё? По глазам вижу – что-то неординарное.

– По предварительным данным, со слов дворника, который нашёл жертву, её убили вилами в живот…

– Что!? – майор вскочил, палец зацепился за выключатель лампы. Лампа обрушилась на пол. Зелёный абажур хрустнул, как скорлупа яйца, и развалился на три больших осколка. Лампочка, серая от пыли, щёлкнула и тускло загорелась.

– Я послал дежурный наряд. Они оцепили место преступления.

– Бля! Маньяка нам только не хватает! – майор распахнул окно кабинета. Прохладный, свежий ветер охладил пылающее лицо. Влетела большая муха, села на письменный стол. На улице устало тарахтел трактор, с надсадой тянул огромный прицеп с берёзовыми дровами, запахло соляркой.

«Берёзовые дрова. Обещал жене купить. Вечером – обязательно в баню. Потом рюмочку водки – морозной, и солёные грузди с лучком», – майор сглотнул слюну, внезапно наполнившую рот, надел фуражку и кивнул лейтенанту. – Поехали.

Полицейский уазик, скошенный на правый бок – всякий раз, подпрыгивая на ухабах и ударяясь о брезентовую крышу, начальник полиции вспоминал, что водитель говорил о замене рессоры – въехал в парк. Степан Николаевич приказал выключить сирену и мигалку, посмотрев на серый трёхэтажный дом с флагом на крыше. Посмотрел на часы – начало рабочего дня. Начнут звонить. Хотя, наверное, уже весь посёлок знает.

Убитая лежала лицом вверх. На белом платье остались грязные следы от земли, травы. Лицо, колени, грудь выпачканы землёй. На животе красное пятно и след от удара вилами.

– Оливия Куприна, – подтвердил Степан Николаевич. – Моя дочка у неё училась.

– Ударили в живот, похоже, вилами, – сказал лейтенант Звонарёв, склонился над убитой. – Она упала лицом вниз. Потом труп перевернули на спину. Я думаю – убийца хотел рассмотреть лицо жертвы. Убили ночью. В десяти метрах столб с фонарём. И вот ещё, – кивнул на подол платья убитой, – посмотрите.

Степан Николаевич увидел, что левый край подола задран вверх до талии…

«Нет трусов!?» – Степан Николаевич удивлённо посмотрел на лейтенанта и озадаченно сказал: – Это что – у молодых мода такая? Или изнасилование?

– Не похоже, – лейтенант задумался, словно что-то вспоминал из того времени, когда учился на юридическом. – Уверен – нет.

Осмотрелся по сторонам. Заметил под кроной раскидистой берёзы скамейку. Прошёл туда. Принёс маленький кусочек белой ткани.

– Что нашёл? – спросил майор. По глазам лейтенанта видел – тот нашёл важную улику.

Звонарёв внимательно осмотрел платье убитой и сказал майору:

– На скамейке, за гвоздь зацепился кусочек ткани. Он от платья убитой.

– И о чём это свидетельствует? – спросил майор, хотя уже понимал, что произошло на скамейке.

– Убитая с кем-то встречалась. С кем-то знакомым, с кем добровольно вступила в половой контакт. Потом они разговаривали. Убитая быстро пошла по этой тропинке. А он ушёл в другую сторону.

–Вернулся и убил?

– Нет. Там следы самоуверенного человека. След подошвы от дорогих ботинок. А рядом с убитой… похоже на след галош. Такие в деревне все носят.

– Переобулся?

– Нет. Тот след уходит… Подождите! – воскликнул лейтенант и побежал к скамейке, что кособоко стояла в кустах сирени в шагах пятидесяти от места преступления.

Майор посмотрел в след убегающему лейтенанту, почему-то вспомнил любимый мультик своей дочери «Следствие ведут колобки». Улыбнулся – чем-то лейтенант напоминал персонаж этого мультика.

С улицы в парк свернула синяя «Газель». Приехали криминалисты.

– Да выключи ты люстру! – крикнул Степан Николаевич. – Хочешь, что бы сюда весь посёлок сбежался!

–Следы галош за этой скамейкой! – крикнул лейтенант майору и криминалистам и, вернувшись, добавил: – Кто-то прятался за скамейкой и наблюдал за жертвой, оттуда хорошо просматривается место, на котором убитая вступила в половой контакт…

– Трахалась! – рассмеялся молодой криминалист – высокий, похожий на суслика с выпученными глазами и большими передними зубами. – Любовный треугольник, убийство из-за ревности.

Пожилой криминалист – седой, в очках, с горбатым вислым носом, отвесил молодому подзатыльник и одёрнул тихо, но строго:

– Ты, стажёр, за языком следи. Делай, что положено. А я посмотрю, чему тебя там учили.

– Товарищ майор, – обратился лейтенант Звонарёв. – Надо узнать, с кем Оливия Куприна встречалась, и кто носит дорогие импортные туфли. Подошва очень приметная.

– Да знаю, с кем она встречалась, – ответил майор. – Бери машину и вези ко мне в кабинет Круглова. Знаешь такого?

– Знаю.

В кабинете начальника полиции воздух стоял жаркий и влажный, как в бане. Солнце грело через окно. Линолеум на полу раскалился. Даже кактусы на подоконнике сморщились. Степан Николаевич вытер платком пот с лица.

– Круглов Андрей Максимович? – спросил майор.

– Степан Николаевич, вы же меня с детства знаете, – сказал Круглов.

– С детства, – кивнул головой майор. – Но так для протокола надо.

– Для протокола? – Круглов привстал, снова сел. Стул заскрипел. Потёр кулаки друг о друга.

– В убийстве ты, Андрей … Максимович, подозреваешься.

– Да ты что, дядя Стёпа! – Круглов вскочил. Лицо пошло красными пятнами, словно брызнули красным кетчупом. Бритая голова заблестела. Широкие ноздри расширились так, что стали видны в них торчащие волосы.

Степан Николаевич, глядя на Круглова, подумал: «Что ж ты так испугался? Спортсмен, чемпион края по боксу. Под два метра, вес под сотню, а боишься. Ещё не знаешь, в убийстве кого тебя обвиняют… что-то в прошлом у тебя не чисто. Знать – то я тебя знаю с детства. А вот только, что ты делал три года в краевом центре, а потом вернулся при больших деньгах».