Джордж Вашингтон. Его жизнь, военная и общественная деятельность

С такой армией, какая находилась в распоряжении Вашингтона, нечего было и думать о сохранении Нью-Йорка. Вашингтон решил постепенно отступать, стараясь в то же время отдельными схватками как можно больше вредить неприятелю. 15 сентября англичане начали высаживаться на острове Нью-Йорк. Вашингтон накануне отправился осматривать позицию, куда предполагалось отступить. Услышав пушечную пальбу, он поскакал назад. Подъехав к своему войску, Вашингтон увидел ошеломляющее зрелище: целая дивизия обратилась в беспорядочное бегство, не сделав ни одного выстрела, хотя еще не более сотни англичан высадилось на берег. Такой ужас уже успели внушить англичане американцам! Вашингтон, потеряв всякое самообладание, как бешеный, ринулся в бегущую толпу, бил палкой офицеров, ругая их подлыми трусами, потом выхватил саблю и бил ею плашмя налево и направо с целью остановить солдат. Но все было напрасно. В отчаянии Вашингтон, предпочитавший смерть такому позору, один бросился навстречу неприятелю, и трудно сказать, чем бы это кончилось, если бы некоторые офицеры не успели схватить его лошадь за узду. Вашингтон был человек с сильными страстями, но и с огромным самообладанием; когда же он – что случалось чрезвычайно редко – терял свое самообладание, то становился ужасен. Вся американская армия отступала к Гарлемским высотам в самом удрученном состоянии духа, который, впрочем, несколько поднялся после одной удачной стычки с неприятелем, где американцы дрались, как львы. Сам Гоу находил, что с американцами далеко не так легко справиться, как это многие думают, и просил подкрепления из Англии, так как американцы отказывались поступать к нему на службу.

Воспользовавшись перерывом военных действий, Вашингтон, получивший наконец согласие конгресса, взялся за организацию армии. Конгресс продлил срок службы в войске на три года, и Вашингтон набирал армию на этот срок. Вся армия должна была состоять из 88 батальонов, и каждый штат при этом должен был присылать столько батальонов, сколько позволяли его средства, а также доставлять своим батальонам все необходимое. Жалованье офицерам было увеличено, и им обещано было в виде награды по окончании войны по 20 долларов и по 100 акров земли. Простым рядовым также обещано было выдать земельные участки. Вот все, чего удалось Вашингтону добиться от конгресса. Назначение офицеров, сначала предоставленное штатам, вскоре, однако, ввиду неудобства этого, предоставлено было главнокомандующему.

Решив отступить на континент, Вашингтон 16 октября покинул остров Нью-Йорк и двинулся по направлению к городку Уайт-Плейнс. Гоу следовал за американской армией, и, когда она заняла высокую позицию впереди англичан, атаковал ее, заставив американцев отступить далее. Ночью 31 октября Вашингтону удалось занять и укрепить новую позицию. Но это оказалось бесполезным. Не решаясь дать сражение, Гоу решил переправиться через Гудзон и атаковать форт Вашингтон на острове Нью-Йорк. Атака произошла 16 ноября, и, несмотря на упорное сопротивление американцев, англичанам удалось овладеть этим укреплением, захватив в плен 3 тыс. человек. Это был самый страшный удар, нанесенный в 1776 году американской армии. Общественное мнение всю вину за неудачу сваливало на Вашингтона, хотя он с самого начала советовал покинуть крепость, предоставив ее англичанам.

Все это крайне огорчало Вашингтона. Англичане вскоре взяли также форт Ли и захватили часть пушек и багажа американцев. Боясь, чтобы Гоу не высадился на незащищенный берег между Нью-Йорком и Брунсвиком и не напал на него, Вашингтон, не теряя времени, отступил с главным своим корпусом по направлению к реке Делавэр. За армией Вашингтона следовал английский генерал лорд Корнуоллис с войском, значительно превышавшим американское. Несмотря на это, Вашингтон отступал в полном порядке. Достигнув города Трентон на реке Делавэр, американская армия 7 декабря переправилась на западный берег. Однако англичане, хотя успели уже завладеть почти всем штатом Нью-Джерси, не нападали на Вашингтона, отчаянное положение которого усугублялось еще и тем, что солдаты, прослужившие под его началом определенный срок, покидали его, а конгресс не присылал подкреплений. К тому же Вашингтон узнал о том, что генерал Ли, один из самых талантливых его помощников, попал в плен к англичанам; зато дивизия его присоединилась к главному корпусу и, кроме того, в американский лагерь прибыл с четырьмя полками генерал Гэтс с границ Канады, где эти полки оказались лишними.

Американцам приходилось более чем плохо. Со дня на день можно было ожидать нападения англичан на Филадельфию, а под командованием Вашингтона находилось лишь несколько жалких полков. Население всей новообразовавшейся республики впало в уныние; многие, особенно из лиц влиятельных и богатых, внимая призыву Гоу, переходили на сторону неприятеля. Как ни тяжело было общее настроение, но Вашингтон не обнаруживал и признаков отчаяния и сомнения. Не поддаваясь ни на минуту страху и колебаниям, горячо и глубоко веря в успех своего дела, он сохранял решительность, спокойствие и предусмотрительность. “Если неприятель возьмет Филадельфию, – говорил он, – то мы отступим за Саскуэханну, а там, быть может, и к Аллеганам”. Хорошо зная характер своего народа, Вашингтон знал также, каков запас его сил и как глубоко коренятся причины восстания; он был убежден, что терпение и настойчивость могут преодолеть все препятствия и что война связана с такими издержками для Англии, каких не в силах выдержать даже богатейшая нация в мире.

Скоро к Вашингтону присоединились еще отряды милиции из Пенсильвании и Филадельфии, сообщившие войску более бодрое настроение. Американская армия расположилась на берегу Делавэра против города Трентон, занятого отрядом легкой британской конницы и тремя полками гессенцев, состоявших на службе у англичан. Вашингтону пришла счастливая мысль – атаковать часть неприятеля в его собственном лагере. Осуществить эту мысль решено было ночью 25 декабря, когда по случаю праздника можно было рассчитывать застигнуть неприятеля врасплох. Как только начало смеркаться, Вашингтон во главе 2400 человек стал переправляться через Делавэр. Переправа была трудной, так как дул сильный ветер и по реке нестись массы льда; поэтому американцы достигли противоположного берега лишь в 4 часа утра. Разделившись на две части, американское войско подошло к Трентону с двух сторон. Наемные немецкие отряды действительно были застигнуты врасплох и почти все попали в плен; британская конница ускользнула. Американцы в тот же день переправились обратно через Делавэр. Неприятель же, опасаясь новой атаки, стянул свои силы в Принстон. Дав своим войскам отдохнуть несколько дней, Вашингтон снова переправился через Делавэр и занял позицию около Трентона.

Между тем Гоу, узнав о взятии Трентона, послал в Принстон Корнуоллиса, который в начале января двинулся по направлению к Трентону. Вашингтон выслал навстречу Корнуоллису несколько сильных отрядов с целью помешать движению неприятеля, что и было выполнено превосходно. Наконец Корнуоллис подошел к Трентону; это было вечером, и на следующее утро он собирался напасть на американскую армию, нисколько не сомневаясь, что ее удастся уничтожить. Вашингтон же боялся генерального сражения с неприятелем, значительно превосходившим его как численностью, так и дисциплиной. Он созвал военный совет и предложил ночью, пока неприятель, собравший свои силы около Трентона, мирно спал, обходным путем двинуться на Принстон. Сказано – сделано. Чтобы обмануть англичан, приказано было всю ночь поддерживать костры в американском лагере и производить окопные работы в местах, ближайших к английским сторожевым постам. План удался как нельзя лучше: армия Вашингтона, даже не возбудив подозрения неприятеля, вскоре после восхода солнца 3 января 1777 года достигла Принстона и под стенами его наголову разбила английские полки, направлявшиеся было из Принстона к Трентону. Корнуоллис подоспел к Принстону слишком поздно, чтобы выручить своих из беды. Вашингтон был очень доволен победой, совершенной с незначительными силами; он сам дрался в самых опасных точках как под Трентоном, так и под Принстоном. Дав отдохнуть своим солдатам, Вашингтон передвинул континентальную армию к Морристоуну, где намеревался провести остальную часть зимы. Отсюда Вашингтон сделал еще несколько удачных вылазок против неприятеля и вскоре вытеснил британцев из Нью-Джерси. Последние действия Вашингтона подняли упавший дух армии и народа. Все полагали, что армия стоит на краю гибели, – и вдруг в короткое время Вашингтон одерживает две победы и освобождает Нью-Джерси от англичан! Удар, нанесенный сильному и хорошо организованному врагу, оживил по всей стране военный дух и вконец рассеял уныние и сомнение в силе юной республики. Спасителя отечества все видели в Вашингтоне, и действительно, успех американцев в значительной степени следует приписать неистощимой энергии и военному таланту их полководца.

В конце декабря 1776 года Вашингтон облечен был диктаторской властью на 6 месяцев: конгресс наконец убедился, что может иметь полное доверие к человеку, служившему родине с таким самоотвержением. Вашингтон вполне оправдал это доверие. Чуждый тщеславия, он крайне осторожно пользовался данной ему неограниченной властью; он всегда с благодарностью принимал разумные советы других и нисколько не считал для себя унизительным, когда конгресс или местные гражданские власти добровольно брали на себя часть его обязанностей. Пользуясь временным перерывом военных действий, он занялся организацией новой армии для кампании 1777 года, обратив особенное внимание на составление корпуса офицеров. При этом он выбирал только таких лиц, которые могли представить удостоверения в своих способностях к делу. Всякие личные притязания и голословные рекомендации оставлял он без внимания.

До конца мая обе армии простояли в бездействии: Гоу получил подкрепления из Англии слишком поздно и в недостаточном количестве, а потому не трогал американцев. Наконец Гоу решился проникнуть в Нью-Джерси и подойти к реке Делавэр, или же принудить Вашингтона к генеральному сражению. Однако Вашингтон недаром заслужил прозвище американского Фабия Кунктатора: он ни за что не решился бы в эту минуту на такой шаг со своей неопытной армией и только старался ловкими маневрами помешать неприятелю подойти к Делавэру. Гоу наконец вынужден был удалиться к Нью-Йорку. Вашингтон подозревал, что англичане намереваются вместе со своим флотом атаковать Филадельфию. В июле английский флот действительно вошел в бухту Делавэра, и Вашингтон переправил свою армию через эту реку и занял позицию при Джермэнтоуне, готовясь в случае нужды выступить на защиту Филадельфии. К удивлению Вашингтона, английский флот вдруг снова вышел в открытое море, и так как временно военных действий не предвиделось, то Вашингтон отправился на несколько дней в Филадельфию. Здесь на обеде, данном конгрессом в честь главнокомандующего, Вашингтон познакомился с недавно прибывшим в Америку и принятым в американскую армию молодым маркизом Лафайетом. Вашингтон не особенно сочувственно относился к поступлению иностранцев в американскую армию: он считал их авантюристами, не столько преданными делу свободы, сколько желающими прославиться. Но горячий, правдивый, бескорыстный Лафайет понравился Вашингтону, и он просил юного француза устроиться в его военной квартире, как у себя дома. Лафайет с радостью принял это приглашение и скоро сделался одним из ближайших его друзей.

В августе Вашингтон узнал, что английский флот вошел в бухту Чизапик, а затем, – что армия высадилась и движется к Филадельфии. Еще до высадки британской армии на континент Вашингтон двинулся навстречу англичанам и, решив не подпускать неприятеля к Филадельфии, дал ему сражение на реке Брэнди-Уайн. Здесь американская армия потерпела поражение, но, несмотря на это, битва произвела хорошее впечатление на конгресс и на население, которые вовсе не хотели уступить англичанам Филадельфию без сопротивления. Со всех сторон начал Вашингтон получать подкрепления и опять на некоторое время был облечен диктаторскою властью. После поражения армия Вашингтона нисколько не была обескуражена, и только проливной дождь помешал ей снова сразиться с неприятелем недалеко от Филадельфии. Вашингтон должен был перейти через реку Шуйлькиль и опять отступить к Джермэнтоуну, решив из этого пункта защищать Филадельфию. В то время его сильно смущало то, что большая часть армии не имела обуви, а около тысячи человек совершали все переходы последних дней босиком. Это было отчасти причиной того, что армия Вашингтона не успела вовремя подойти к Джермэнтоуну, чтобы помешать главному корпусу англичан переправиться через реку Шуйлькиль и войти в Джермэнтоун. Часть британской армии в это время вступила в Филадельфию, находившуюся по ту же сторону реки, что и Джермэнтоун, а главный корпус занял этот город; флот же вышел из Чизапикской гавани и вошел в бухту Делавэра. Надеясь воспользоваться разбросанностью неприятеля, Вашингтон задумал атаковать главный корпус его в Джермэнтоуне. Атака эта произошла 4 октября до восхода солнца, и американцам скоро удалось вытеснить англичан из города, но густой туман, стоявший все это утро, помешал окончательному успеху республиканской армии. Часть американцев, обращенная англичанами в бегство, вследствие тумана приняла своих за врагов и произвела страшную свалку. Вашингтону пришлось отступить, оставив множество убитых и раненых на поле сражения. Несмотря на эту неудачу, американцы и вождь их под Джермэнтоуном проявили такую решимость и стойкость, что доверие страны к армии могло только укрепиться.

В конце года, после нескольких удачных стычек с англичанами под Филадельфией, Вашингтон отправился на зимнюю стоянку в Валли-Фордж, находившуюся в 20 милях от Филадельфии, куда вошел на зиму главный корпус британского войска. Зима 1777/78 года была самой тяжелой для армии Вашингтона. Солдаты сильно страдали от недостатка платья, обуви, съестных припасов; зима была очень холодная, а между тем солдатам, одетым в рубище, нередко приходилось ночевать около костров за неимением одеял и плащей для защиты от мороза. Сам Вашингтон ютился в тесной бревенчатой хижине. При этом окрестное население неохотно доставляло съестные припасы в лагерь, так как Вашингтон, не имея наличных денег, принужден был расплачиваться сертификатами на имя конгресса. Армия была крайне недовольна: как офицеры, так и рядовые грозили оставить лагерь. Вполне понимая, как тяжело положение его голодных, полунагих солдат, Вашингтон не раз принужден был пользоваться полномочиями диктатора, чтобы заставить население хоть что-нибудь привозить в его лагерь; но он всегда прибегал к этому средству крайне неохотно. При всем том раздавались голоса, недовольные бездействием армии, так как англичане опустошали окрестности Филадельфии. Вашингтона подобные выступления приводили в негодование. Торопя конгресс позаботиться об одежде и пропитании армии, Вашингтон между прочим писал: “Смею уверить этих господ, что сочинять военные планы, сидя в удобной теплой комнате, гораздо легче, нежели занимать холодный обнаженный холм и спать на морозе и на снегу без платья и без одеял. Хотя эти господа, по-видимому, мало сочувствуют бедствиям солдат, но я сочувствую им и от всей души скорблю об их страданиях, которых не могу ни устранить, ни облегчить”. Благодаря настойчивым требованиям Вашингтона лагерь был мало-помалу снабжен всем необходимым, и тогда главнокомандующий приступил к выработке новой военной системы, которая сделала бы подобные страдания армии невозможными впредь. Не доверяя самому себе, а главное, своему образованию, Вашингтон с особенным вниманием относился к мнению других, и в данном случае скромный генерал предложил своим офицерам письменно высказать свое мнение по разным вопросам, касавшимся реорганизации армии. На основании этих трактатов и своего личного опыта Вашингтон составил и представил конгрессу свой проект. Проект был принят, кроме предложения назначить офицерам пожизненную пенсию в размере половины жалованья. Вашингтон не идеализировал людей; он знал, что один патриотизм, без материального интереса, долго продержаться не может, и надеялся, что обеспечение будущей судьбы привлечет на службу более дельных офицеров. Конгресс долго не соглашался на эту меру, не желая создавать в демократической республике привилегированного военного класса; но, наконец, разумные доводы главнокомандующего подействовали. Конгресс постановил выплачивать офицерам половину жалованья в течение семи лет по окончании войны и обещал солдатам, которые до конца войны пробудут в армии, награду в 80 долларов. Вашингтон не был вполне доволен отношением конгресса к армии, которая, по мнению ее главнокомандующего, была исключительным явлением в истории ввиду небывалых лишений, перенесенных ею; но пока пришлось довольствоваться и этими мерами.

Но не только труды и опасности военной кампании, не только переговоры и борьба с конгрессом выпали на долю Вашингтона: немало пришлось ему испытать огорчений вследствие происков врагов, желавших, главным образом из личных честолюбивых побуждений, унизить главнокомандующего в глазах народа. Еще в конце 1776 года опубликованы были в Нью-Йорке письма, будто бы писанные Вашингтоном, в которых высказывалось порицание конгрессу за слишком поспешное объявление независимости американских штатов, а также выражалось сочувствие Англии. Подложность этих писем впоследствии была доказана Вашингтоном. Более дурное влияние на армию и на конгресс имел так называемый заговор генерала Конвея, в котором принимал деятельное участие честолюбивый генерал Гейтс, завидовавший положению Вашингтона. Генерал Конвей, человек хвастливый и высокомерный, возбудил к себе недоверие Вашингтона, и последний открыто высказался против желания конгресса повысить Конвея по службе, говоря, что “заслуги Конвея и его значение больше существуют в его собственном воображении, нежели в действительности”. Этого Конвей не мог простить главнокомандующему. Вместе с Гейтсом, заведовавшим военными операциями в Канаде, Конвей начал распространять в армии и среди населения анонимные письма, доказывавшие неспособность Вашингтона и неуместность его образа действий. Вашингтон отвечал на эти козни презрительным молчанием; он сознавал, что интригу следовало как можно скорее подавить, но это неминуемо привело бы к огласке слабых сторон армии перед неприятелем, а этого Вашингтон желал избежать во что бы то ни стало. Но когда в конце 1777 года англичане были вытеснены из области Гудзона, главным образом благодаря действиям Гейтса, и когда конгресс, куда проникла интрига, только и говорил, что о его доблестях и способностях, Вашингтон понял, чего добиваются его враги, и решил так или иначе положить делу конец, тем более, что анонимные подкопы и доносы день ото дня становились нахальнее и бессовестнее. 31 января 1778 года Вашингтон писал по этому поводу в конгресс: “Мои враги знают всю щекотливость моего положения, знают, какие политические мотивы лишают меня возможности напасть на них. Я не могу опровергнуть их инсинуаций, не раскрыв некоторых тайн, которые необходимо скрывать до последней возможности. Сердце говорит мне, что я всегда старался делать все, что было в моих силах. Но, может быть, я часто ошибался в моем суждении об обстоятельствах и заслужил обвинение в ошибке~”. Но конгресс, вместо того, чтобы рассматривать дело, замял его: было явно, что в интриге против Вашингтона принимали участие и некоторые члены конгресса. Конгресс покровительствовал планам Гейтса покорения Канады, даже создал военный департамент, во главе которого поставлен был Гейтс, окруженный своими неизменными друзьями, в числе которых находился Конвей. Но предполагаемая экспедиция в Канаду так и осталась на бумаге. Военный департамент вскоре распался, и вся эта история в конце концов нисколько не унизила, а скорее возвысила Вашингтона в глазах войска и народа. Конвей, раненный на дуэли одним офицером, горячим приверженцем Вашингтона, и думая, что последний час его близок, сделал следующее признание в письме, написанном в эти тяжкие минуты к американскому главнокомандующему: “Вероятно, меня скоро не будет в живых; поэтому справедливость и истина заставляют меня высказать мои последние чувства. Вы в моих глазах – великий и хороший человек. Желаю вам долго, долго наслаждаться любовью, уважением и преданностью этих штатов, свободу которых вы защищали своими добродетелями”.

Глава VI. Последние годы американской революции

Союз с Францией. – Освобождение Филадельфии и битва при Монмоутсе. – Оборонительные действия 1779 года. – Прибытие французской эскадры. – Измена генерала Арнольда. – Бунт в армии. – Осада Йорктауна. – Роспуск армии. – Оставление Вашингтоном военной службы и возвращение в Маунт-Вернон

После злополучной зимы 1778 года дела принимают более благоприятный оборот для американцев. Победы англичан, хотя и блестящие, не могли иметь особенного значения: англичане слишком разбрасывали свои силы, а потому мало-помалу теряли занятые ими посты. Проницательные американцы были уверены в том, что англичане сами побьют себя; так, когда Франклину сообщили, что Гоу взял Филадельфию, то он полушутя заметил: “Не лорд Гоу взял Филадельфию, а Филадельфия взяла лорда Гоу”. Вашингтон также сознавал, что разбросанность английской армии приведет ее к погибели. Кроме того, война в Америке истощала Англию в материальном отношении, и это должно было принудить ее в скором времени заключить мир. Американцы тем более могли рассчитывать на успех, что при посредничестве Франклина им удалось заключить военный и торговый союз с Францией, которая рассчитывала ослабить политическое и торговое значение своего давнишнего конкурента – Англии. Узнав о поражении англичан при Трентоне и Принстоне и о капитуляции английских войск в Саратоге (на реке Гудзон), французский король в феврале 1778 года официально признал независимость Соединенных Штатов и заключил с ними договор, обязываясь оказывать денежную и военную помощь Штатам, пока Англия не признает их независимости.

Англия сочла этот шаг Франции открытым объявлением войны и решилась, наконец, на мир со своими колониями. Парламент издал примирительный билль, подтверждавший все прежние права колоний и обещавший всеобщее помилование, если колонии сложат оружие. Но теперь общественное мнение в Америке было уже против возвращения к старому режиму. “Я полагаю, что нас может удовлетворить теперь только независимость, – писал Вашингтон конгрессу. – Несправедливости британской нации по отношению к нам слишком нами незаслуженны, чтобы их можно было забыть”. Конгресс вполне согласился с мнением главнокомандующего и поставил условием заключения мира удаление всех английских войск с американской территории и официальное признание Англией независимости Соединенных Штатов. Англия, разумеется, не могла принять этого условия, и война продолжалась.

Зимовка в Филадельфии имела роковые последствия для англичан. Долгое бездействие вредно отразилось на дисциплине; солдаты – большею частью немецкие наемники – дезертировали массами, убегая в лесные дебри Америки. На место лорда Гоу главнокомандующим британской армии назначен был Клинтон, в распоряжении которого было 20 тыс. войска, сосредоточенного в Филадельфии; он отправил часть войска в Вест-Индию, а часть – во Флориду, где уже начались вооруженные столкновения между французами и англичанами; сам же Клинтон решил с двенадцатитысячной армией выступить из Филадельфии и направиться в Нью-Йорк, опасаясь, что прибытие французского флота в бухту Делавэра поведет к блокаде Филадельфии.

Выступление из Филадельфии должно было произойти тайно; но Вашингтон узнал о намерениях Клинтона, и, как только неприятель выступил из Филадельфии, пустился вслед за ним с главным корпусом, решив во что бы то ни стало атаковать англичан, на этот раз даже вопреки мнению военного совета. На военном совете особенно сильно ратовал против атаки генерал Ли, только что вернувшийся из английского плена и занимавший в американской армии второе место после главнокомандующего. Тотчас после совета Вашингтон отправил две бригады под начальством Лафайета, по рангу следовавшего непосредственно за Ли, и приказал при первом удобном случае атаковать англичан. Генерал же Клинтон, боявшийся атаки, завидев американский авангард, круто повернул в сторону и занял позицию около городка Монмоутса, со всех сторон окруженного болотами и лесами. Вскоре после ухода Лафайета Ли вдруг заявил Вашингтону о своем желании участвовать в атаке; тогда командование, порученное Лафайету, должно было перейти к Ли, и Вашингтон, дав ему еще две бригады, приказал ему тотчас же соединиться с авангардом, Лафайету же написал объяснительное письмо, прося его уступить командование генералу Ли. Сам Вашингтон с главным корпусом двинулся к Монмоутсу, рассчитывая вовремя подоспеть на помощь своим. Пройдя не более пяти миль, Вашингтон вдруг узнал, что Ли отступает в большом беспорядке. Между тем, судя по немногочисленным выстрелам, сражение еще едва началось. Скоро показались передовые колонны дивизии Ли, и, невольно подумав, что Ли преднамеренно устроил это отступление, Вашингтон в сильном гневе пришпорил коня и поскакал вперед. Подъехав к Ли, Вашингтон крикнул громовым голосом: “Что означает все это?” Ли замялся. “Я желаю знать причину этого беспорядка!” – повторил Вашингтон, теряя самообладание. По словам свидетеля этой сцены, Лафайета, Вашингтон в эту минуту был положительно страшен. Ли оправдывался, говоря, что солдаты были приведены в замешательство ложными известиями и что он не желал в таком настроении вести их против неприятеля. “Каковы бы ни были ваши взгляды, – презрительно возразил Вашингтон, – я надеялся, что вы по крайней мере исполните мои приказания”.