Поймите меня правильно

Порядки в тюрьме довольно сносные. За три песо получаю от тюремщика гитару, полбутылки текилы и пачку сигарет. Но расслабляться я не собираюсь и жду, когда мой сокамерник заговорит.

На собственном опыте убедился: мексиканцев нельзя торопить. Если они захотят говорить, они заговорят. Если нет – толкайся рядом, пока они не перейдут на язык американских долларов. А это рано или поздно происходит с ними всегда. Вообще-то, мексиканские парни – милые, вежливые ребята. Пока они перерезают тебе глотку, они обязательно вверят твою душу Madre de Dios[7]. И хотя для твоего горла это ничего не меняет, сама мысль об их заботливости довольно приятна. Надеюсь, вам понятен ход моих рассуждений.

Я сижу под зарешеченным окном, прислонившись спиной к стене. Лицо Педро залито лунным светом. Он растянулся на скамье. Я не свожу глаз с его лица и по движению скул замечаю, когда его посещают какие-то мысли.

Беру на гитаре несколько тихих аккордов. Чтобы не заснуть, решаю немного спеть. Выбор падает на песенку, которую часто напевал одной дамочке, когда у меня была работенка в Озаркских горах[8]. Милая такая была дамочка. Природа наделила ее всем. Невысокого роста и очень прилипчивая, но с сильным характером. Однажды она чуть не проткнула мне шампуром глаз за жаркий взгляд, брошенный в сторону местной школьной учительницы. Возможно, вы слышали про таких дамочек.

Педро поворачивается на бок и слушает мое пение.

Останься со мной, малышка.Глядишь, и я не свалю.Кому-то ты не по нраву,А я вот тебя люблю.Мы пожуем резинкуИ песенку тихо споем.Да мало ли чем мы займемся,Оставшись с тобой вдвоем!Побудь же со мной, малышка.Скажу тебе без вранья:Едва ль во всей Мексике сыщется парень,Способный любить, как я.

Педро эта песня нравится. Потом он протягивает руку, я передаю ему гитару, и он выдает зажигательную народную песенку. У вас бы побежали мурашки по всему телу, если б вы ее слышали. Умеет парень петь, когда захочет.

Завершив выступление, он откладывает гитару и поворачивается ко мне. Вид у него серьезный.

– Сеньор Хеллап, вы должны понимать, насколько важны в таких делах деньги. А вы пока о деньгах не сказали ни слова. Но между такими кабальеро, как мы с вами…

Беру гитару и начинаю перебирать струны. Деньги – начальная тема, чтобы сделать парня разговорчивым.

– Слушай, Педро, – говорю ему. – Насколько понимаю, мы с тобой говорим на одном языке. И как вижу, мозгами ты не обижен. То, как ты упрятал нас в тюрягу, где можно спокойно обсудить дела, – очень умный ход. Если говорить обо мне, я бы доверился тебе без колебаний. Но парни, что стоят у меня за спиной, – они не из доверчивых. Они не знают, какой ты смышленый и находчивый. У них так: вначале ты выкладываешь сведения, а потом получаешь денежки. Заверяю тебя: как только я услышу твой рассказ, деньги ты получишь незамедлительно. Тебе понятно?

Вид у него кислый.

– Деньги уже в Мексике? – спрашивает Педро.

– Я бы мог получить их через день, но вначале должен услышать твой рассказ.

Он поворачивается спиной и снова смотрит в пространство камеры. Он сейчас думает о деньгах. Закуривает, чтобы думалось легче. Проходит еще пара-другая минут, затем Педро обращает лицо ко мне и начинает говорить:

– Я вам поверю, сеньор Хеллап. Я же вижу, что вы – кабальеро. Я сразу, как вас увидел, сказал себе: «Этот сеньор Хеллап – настоящий кабальеро». Расскажу вам то, что знаю. Затем нужно будет устроить ваш побег из тюрьмы. Дальше вы получите деньги, передадите мне пять тысяч долларов, и я отвезу вас в то место. Там, сеньор, я покажу вам все.

– Серьезно?

Он кивает. Я внимательно слежу за его лицом, но там почти ничего не отражается.

– Меня такой расклад устраивает, – говорю я. – Слушай, Педро, а как вообще ты встрял в это дельце?

Он опускает ноги на пол, поворачивается и смотрит на меня. Лицо его принимает странное выражение. Педро сидит, уперев руки в колени, смотрит мне прямо в глаза и улыбается честной, доверительной улыбкой. Такая улыбка появляется на физиономии каждого мексиканца, собравшегося попотчевать вас первосортным враньем.

– Сеньор Хеллап, думаю, вы уже поняли, что я человек смелый. Очень смелый. Вскоре вы убедитесь, что женщины ко мне так и липнут. При моей врожденной скромности могу сказать вам, сеньор Хеллап: из-за меня женщины даже кончали с собой.

Я киваю, хотя не верю ни одному его слову. В штате Сан-Луис-Потоси мне еще не встречался парень, который бы не считал любой женский взгляд, мимоходом брошенный в его сторону, признаком жгучего интереса к своей персоне. Послушать этих ребятишек – женщины так и вешаются на них.

Он продолжает:

– Случилась у меня неприятность с одной женщиной. А еще в штате Коауила[9] я оказался втянут в одну заварушку. Словом, пришлось делать ноги и удалиться на безлюдные холмы близ Сьерра-Мохада[10].

Там-то, сеньор, я и познакомился с сеньором Пеппером. Меня сразу же потянуло к нему. Он тоже кабальеро. Жил он в хижине у подножья холмов. Как и вы, сеньор Пеппер подыскивал ранчо для своих друзей из Нью-Йорка.

Навостряю уши. Значит, Пеппера занесло на холмы близ Сьерра-Мохада. Куда же он подевался потом? Я бы дорого дал, чтобы взглянуть на Пеппера.

– Однажды, когда Пеппера не было дома, я заглянул в его хижину, – говорит Педро. – Я, знаете ли, парень любопытный ко всему. Стал шастать по хижине и аккуратненько копаться в его вещах. И вдруг нахожу в сапоге удостоверение агента Федерального бюро расследований при Министерстве юстиции Соединенных Штатов.

«Ага, – думаю про себя, – видать, сеньор Пеппер ведет тут небольшую игру». По чистой случайности мы с ним оказались единственными людьми в этих пустынных местах. Напрашивается вывод: он хочет со мной поговорить. Наверное, профессиональная осторожность помешала ему сказать мне об этом и признаться, что он из федералов.

Ну ты, Педро, и загнул! Не в правилах Пеппера хранить свое удостоверение в сапоге. Это первое место, куда сунется любой парень, привыкший ездить верхом.

Дожидаюсь его возвращения, – продолжает Педро, – и, когда он возвращается, отдаю ему удостоверение и говорю, что за небольшую сумму готов поделиться с ним всеми известными мне сведениями. Сумма совсем пустяшная – пять тысяч американских долларов.

Сеньор Пеппер отвечает, что поедет за деньгами, а когда вернется, заплатит мне и с удовольствием послушает обо всем. Но увы, он так и не вернулся. Я по сей день не знаю, где он и что с ним.

Такой чудесный человек. Смелый. Настоящий кабальеро…

– Не то слово, – поддакиваю я. – Получается, с тех пор никто Пеппера не видел. Одним словом, он исчез.

– Именно так, сеньор, – отвечает Педро. – Вы не хуже меня знаете: в Мексике есть люди, которым очень не нравится, что агенты американского Федерального бюро расследований разгуливают по нашей стране и вынюхивают сведения, не предназначенные для иностранцев. Кое-кому это очень не нравится.

Педро смотрит на меня и улыбается. Выражение его лица такое же, как у удава, когда тот смотрит на кролика. Только сейчас кроликом оказываюсь я.

Педро снова ложится на скамью, засовывает руки под голову и смотрит в потолок.

– Сеньор Хеллап, я расскажу вам все, о чем рассказывал сеньору Пепперу. За две недели до знакомства с ним… считайте, пять недель назад… встречался я с моим другом Рамоном де Пуэртасом. Для меня было крайне нежелательно, чтобы мексиканское правительство и полицейские патрули округа знали, где я нахожусь. И Рамон, понимающий это, предложил мне подзаработать деньжат, нанявшись охранником одного пожилого джентльмена и нескольких его друзей. Они живут на одинокой асьенде возле отрогов Сьерра-Мадре.

По мнению Рамона, этот пожилой джентльмен был немножко тронут умом. Ученый. Проводит какие-то странные опыты. Совершенствует взрывчатые вещества, какие применяют на серебряных рудниках. Хочет, чтобы взрывы были мощнее и у людей было меньше возни с отвалами.

Дальше узнаю от Рамона, что этот старый чудак богат и часть денег держит при себе. А потому, если его как следует не охранять, он быстренько попадет в поле зрения лихих людей, которых в здешних местах полным-полно. Старика могут ограбить или похитить вместе с его друзьями. Словом, Рамон предлагает мне подыскать среди моих парней трех-четырех надежных ребят и отправиться на асьенду охранять старого чудика.

Для меня, сеньор, такое предложение было подарком судьбы. Отправляюсь на ту асьенду. Знакомлюсь с этим милым джентльменом – сеньором Джеймисоном – и договариваюсь с ним насчет работы. По ночам я и четверо моих друзей должны были совершать конный патруль вокруг асьенды. Жилье на пятерых – глинобитный домик на восточном краю участка. Еду и все необходимое мы получали на асьенде. Жалованье за охрану – по сто пятьдесят американских долларов в неделю. Это каждому.

Как вы понимаете, сеньор, я был вполне счастлив. Места там безлюдные. Никакой связи с внешним миром. Конные патрули, которые я вообще не перевариваю, появляются крайне редко.

Педро умолкает, переворачивается, торопливо закуривает и смотрит на меня. Он хороший актер. По его физиономии видно: сейчас мы доберемся до сути этой истории.

– Три ночи, сеньор, мы успешно патрулируем территорию асьенды, а потом случилось все это. Настал вечер. На асьенду вдруг приехали какие-то люди. Я узнаю об этом от двух служанок-индианок. Приехавших тоже двое: женщина и мужчина. Имен не знаю. Наступает полночь. Стою я себе, сеньор, посматриваю кругом и думаю: наконец-то мир повернулся к Педро Домингесу своей тихой и спокойной стороной. На асьенде заводят патефон. Оттуда доносится женский смех. Я радуюсь за гостей и за себя. Никаких приключений, которыми я сыт по горло.

В этот момент слышится звук приближающегося автомобиля. Машина едет к воротам асьенды. Беру винтовку и иду к машине. Надо выяснить, кто приехал. И вдруг, сеньор, со стороны асьенды раздается чудовищный взрыв.

Взрывная волна сбивает меня с ног и опрокидывает лицом в дорожную пыль. Бормочу молитву Пресвятой Деве, потом говорю себе: «Такую ночь сеньор Джеймисон испортил своими дурацкими опытами. Поди, и сам подорвался».

В этот момент вижу, как из асьенды выбегает молодой человек – секретарь сеньора Джеймисона – и несется прямо к машине, которая почти у самых ворот. За рулем вижу молодую и очень красивую женщину. Секретарь торопливо объясняет ей, что на асьенде случилась ужасная беда. Приехавшая женщина тоже была приглашена, но запоздала.

На лице Педро появляется маска невыразимой печали.

Он разводит руками.

– Сеньор, такого лучше не видеть. Ужас на всю жизнь, – продолжает он. – Половины асьенды как не бывало. Стены снесло взрывом, вся мебель разлетелась на щепки. Когда эта жуть случилась, сеньор Джеймисон рассказывал гостям о своем новом изобретении. Все, кто находился внутри асьенды, погибли: сам сеньор Джеймисон, его гости и девчонки-служанки. Секретарь чудом уцелел, поскольку вышел встречать запоздавшую гостью. Что-то задержало ее на несколько часов. Появись она вовремя – разделила бы участь остальных.

Педро раздавливает окурок и потягивается.

– Погибших мы похоронили у восточной стены, – продолжает он. – Сеньора Джеймисона невозможно было опознать. Беднягу разорвало на куски. Молодому человеку, приехавшему в гости, оторвало голову. Тел служанок вообще не удалось найти. Только обрывки их одежды.

Мне было очень грустно, сеньор. Я потерял заработок и довольствие. Как понимаете, я не горел желанием разыскивать ближайшего полицейского коменданта и сообщать ему о трагедии.

На следующий вечер, сеньор, я и четверо моих друзей покинули это страшное место.

Он протяжно вздыхает.

– Какой прекрасной бывает жизнь и какой печальной, – говорит он. – Вот, сеньор. Я рассказал вам все, что мне известно.

Он снова вытягивается на скамье, закладывает руки за голову и созерцает потолок. Понимаю, что теперь мой черед играть.

– О’кей, Педро, – говорю ему. – Но я узнал лишь о гибели Джеймисона, его гостей и служанок. Ты ведь наверняка потом обследовал развалины асьенды. Удалось найти какие-то бумаги старика или его вещи?

– Ровным счетом ничего, сеньор, – отвечает он. – Совсем ничего. Все, что находилось в той части дома, превратилось в пыль или сгорело. Естественно, я долго копался там в поисках хоть чего-то ценного, но ничего не нашел.

Закуриваю сигарету и говорю ему:

– Вообще-то, Педро, такие крохи сведений не стоят пяти тысяч долларов. Согласен?

Он поворачивается ко мне.

– Сеньор, вы меня оскорбляете, – заявляет парень. – Я же не говорил, что вы должны заплатить мне раньше, чем я свожу вас на развалины асьенды, где вы собственными глазами все увидите. Найти это место нелегко. Требуется помощь опытного проводника – такого, как я. Отсюда до развалин два дня пути. В стране сейчас неспокойно и небезопасно, особенно для иностранцев. Так сумма, которую я прошу за свои услуги, довольно скромная.

Делаю вид, что обдумываю его слова.

– Ну хорошо, – говорю парню. – Допустим, я заключу с тобой сделку. Но как мы выберемся из этой уютной камеры?

– А это, сеньор, куда легче, чем вы думаете. Я знаком с этим тюремщиком. Парень разумный и не прочь подзаработать. Если мы пообещаем ему немного денег, он нам поможет. Вот мой план, сеньор. Дождемся второй половины завтрашнего… нет, уже сегодняшнего дня. Утро не годится. Слишком много народу толкается вокруг тюрьмы. А после полудня здесь все пустеет.

Сделаем так. Когда тюремщик придет, я с ним поговорю. Ранним вечером он оставит дверь камеры незапертой. Вы выйдете, а я останусь в качестве гарантии, что мы ему заплатим. Сумма невелика: каких-то двести песо. Значит, вы выходите и отправляетесь за деньгами. Только держитесь подальше от Тампапы. Сколько времени вам понадобится, чтобы смотаться туда и обратно?

– Деньги у меня в машине, – говорю я Педро. – Прежде чем появиться здесь, машину я спрятал вблизи восточной окраины, в зарослях полыни. Я туда доберусь за час. Но обратно мне тоже придется возвращаться пешком. С машиной у меня приключилась беда. Засорился карбюратор. Она и ярда не проедет.

– Не беспокойтесь, сеньор. Это пустяки. Машина вам не понадобится. Когда деньги будут у вас, залягте на дно. Потом обогните Тампапу и пойдите по той дороге, что пролегает возле тюрьмы по направлению к холмам. Мили через две вам попадется другая дорога. Та ведет на север. Идите по ней – и окажетесь в долине, что тянется в сторону Насаса. В долине стоит домик. Место это тихое, и вас там никто не увидит. Полицейские патрули туда редко наведываются. Да и тюремщик, наверное, расскажет своим друзьям о вашей щедрости.

В этом доме живет сеньора Фернанда Мартинас. Помиритесь с нею. Объясните, что ваша грубость была лишь вынужденной уловкой в нашей с вами схеме. Я не хочу ссориться с женщиной, которой искренне восхищаюсь. К тому же, если ее разозлить, она превращается в тигрицу.

Деньги передадите сеньоре Мартинас, а она переправит их сюда. Помимо двухсот песо для тюремщика настоятельно рекомендую добавить еще триста для начальника тюрьмы.

Педро вновь вытягивается на скамье. Чувствуется, он очень доволен своей затеей.

– Потом меня выпустят отсюда, я появлюсь в доме сеньоры Мартинас, и мы немедленно займемся подготовкой к путешествию на развалины асьенды, ставшей последним пристанищем несчастного сеньора Джеймисона. – Он смотрит на меня, улыбаясь во весь рот. – Ну как, сеньор? Вас устраивает такой план?

– Вполне, Педро. Настанет время, и я вспомню, какую роль ты сыграл в этом деле.

Он широко зевает, вытягивается на скамье, всем видом показывая, что теперь будет спать. Я сижу, курю и смотрю на него. Через несколько минут этот парень уже спит как младенец.

А я продолжаю думать. Во-первых, я не знаю, сказал ли Педро правду или сочинил все на ходу. Эта история с Джеймисоном и взрывом не вызывает у меня доверия. Сам я знаю немного. Возможно, Педро кажется, будто я знаю больше. Сейчас мне позарез нужно узнать местонахождение Пеппера и как с ним связаться.

Луна все так же светит из зарешеченного окна, делая лицо Педро похожим на шахматную доску. Мои мысли переходят к Фернанде.

Дамочка явно не из простых. Как же вышло, что дешевый фигляр и никудышный бандит Педро закадрил цыпочку Фернанду? Возможно, он сказал правду, и, когда ее гладят против шерсти, она превращается в тигрицу. Но такое присуще едва ли не всем женщинам.

Знал я одну дамочку в Чаттануге. Ее даже симпатичной не назовешь. Но стоило тебе с интересом посмотреть на другую особу женского пола, как она преображалась и становилась удивительно красивой. Тогда в тебя полетят все ножи, что окажутся у нее под рукой, – только успевай нагибаться. Я не очень этому верил, но когда услышал, как она отсекла матросику правое ухо, метко бросив в него разделочный нож с десяти ярдов, сразу вспомнил, что у меня срочное дело в Нью-Йорке.

Если не принимать во внимание ее упражнения в метании ножей, она была милой женщиной, очень любила животных.

Ну не забавные ли существа женщины? И не говорите! Думаю, если бы не женщины, я бы занимался совсем другой работой. Тот, кто произнес знаменитую фразу «Cherchez la femme»[11], знал лишь половину правды. Одно дело – найти женщину, и совсем другое – знать, что с ней делать, когда ты ее найдешь.

Любая дамочка с лицом, от которого не воротит, и с фигуркой, подходящей для рекламы купальника, непременно что-нибудь да замутит. Часто – без какой-либо особой цели, просто из желания продемонстрировать, что она может воротить парнями, как ей вздумается. Всякий раз, когда вы по уши влипаете в беду, можете поспорить на месячное жалованье, что затеяла все это невинного вида красотка, у которой в чулке припрятан шестидюймовый нож. Зачем ей нож? Да так, вдруг захочется очистить яблочко от кожуры?

Возможно, это и свело Фернанду с Педро.

Продолжаю думать. Чем раньше я выберусь из этой тюряги, тем лучше будет для всех. Я нахожусь в Мексике и должен сам заботиться о своей безопасности, а мое удостоверение агента ФБР пригодится мне здесь не больше, чем обмороженному эскимосу малиновый пломбир.

Вот так. Скамья в камере всего одна, поэтому ложусь на пол. Жара не спадает даже ночью, но иногда надо потерпеть и подождать. Умеющий ждать получает все плюшки, особенно те, что не по нраву твоему, так сказать, партнеру.

Незаметно засыпаю, а когда просыпаюсь, из зарешеченного окна льется уже солнечный свет.

Пока я тру заспанные глаза, Педро переговаривается с тюремщиком через глазок. Он вовсю жестикулирует и шепчет безостановочно, как пулемет.

Вскоре он подходит ко мне и улыбается.

– Сеньор Хеллап, я обо всем договорился, – сообщает он. – Все пройдет как по маслу. В пять вечера тюремщик откроет дверь камеры и войдет. Мы с ним затеем разговор, а вы улизнете. В коридоре держитесь правой стороны, а когда упретесь в стену, повернете налево. Так вы попадете к боковой двери. Выйдете, быстро обогнете тюрьму сзади. Там увидите дорогу, которая идет мимо заведения, где мы вчера встретились. Дальше будут холмы и дюжина мест, где можно укрыться до наступления темноты. Вы же понимаете: ребятам придется устроить небольшой спектакль по поиску вас. Ну а когда стемнеет, действуйте по нашему плану.

– Отлично, Педро, – говорю ему. – У тебя талант.

Он возвращается на скамью и начинает бренчать на гитаре. Знаете, этот Педро начинает мне нравиться. У него есть чувство юмора.

Снова приходит тюремщик и приносит кошмарное пойло, которое у них называется кофе. Мы выпиваем эту жуть, после чего прошу Педро разбудить меня ближе к пяти, когда настанет время решительных действий.

Снова ложусь на пол и засыпаю. Я неоднократно убеждался: когда тебе нечего делать, сон – лучшее занятие, не стоящее тебе ни цента.

Я просыпаюсь сам, но глаз не открываю и не шевелюсь. Лежу и думаю, как будет действовать Лемми Коушен, когда начнется вся эта веселуха.

Вскоре надо мной склоняется Педро.

– Сеньор, просыпайтесь, – говорит он. – Тюремщик вот-вот появится. Приготовьтесь и действуйте, как мы договорились. Все будет в лучшем виде!

– О’кей, – отвечаю ему.

Сажусь на скамью. Через минуту в коридоре слышатся шаги тюремщика. Потом в дверном замке поворачивается ключ.

– Сеньор, пора! – шипит мне Педро. – Не упустите момент. Это должно выглядеть как ваш побег!

Распахивается дверь камеры. Входит тюремщик и прямиком чешет к Педро. Дверь остается открытой.

Я на это не ловлюсь. Прыгаю на тюремщика и угощаю его челюсть хуком правой. Таким ударом можно и торпедный катер пополам перерубить. Он валится на пол, а я выхватываю из его поясной кобуры пистолет.

Педро таращит на меня округлившиеся глаза.

– Сеньор, – бормочет он. – Сеньор…

– Заткнись, подонок, – обрываю его. – Думал, я поймаюсь на твою сказочку о моем побеге отсюда? Ты хотел сыграть со мной в ту же игру, что стоила жизни Лариату, но со мной такие трюки не проходят!

Прыгаю на Педро и рукояткой пистолета вламываю ему по затылку. Он падает, словно дубиной огретый. Забираю у тюремщика ключ, выхожу из камеры, запираю дверь, а ключ бросаю себе в карман.

В коридоре останавливаюсь. Педро говорил бежать направо до упора и там повернуть влево. Вот этого-то я как раз и не сделаю, поскольку ребятишки уже ждут меня у боковой двери, и вовсе не с цветами.

Поэтому сворачиваю налево и бесшумно двигаюсь по коридору. В конце что-то вроде караульного помещения. У стены стоит койка, над нею – окно. Взбираюсь на койку, распахиваю окно и выпрыгиваю наружу.

Оказываюсь в маленьком патио у боковой стены тюрьмы. В глинобитной стене справа вижу дверь. Иду туда, держа пистолет наготове. Мало ли, кому-то вздумается пошутить.

А там, где меня ждали, кричат в несколько глоток.

За дверью начинается тропинка. Она выводит меня на дорогу, вьющуюся среди колючих кустарников. Пускаюсь бежать. Через сотню ярдов оборачиваюсь. У наружной стены патио какой-то хмырь с винтовкой взял меня на мушку. Плюхаюсь в дорожную пыль раньше, чем он спускает курок, затем стреляю в его сторону. Парень мигом убирается внутрь.

Возобновляю бег. Чертовски забавно, как быстро ты умеешь бегать, когда припрет.

Через какое-то время сворачиваю влево и бегу по тропинке, змеящейся между кустами. Проходит минут десять, и я добираюсь до подножья холмов восточнее Тампапы. Заведение, где мы познакомились с Педро, остается далеко справа.

Быть может, я знаю о Мексике больше, чем мне рассказал Педро.

Бегу дальше, затем плюхаюсь под кактус и прислушиваюсь.

Полная тишина.

Сижу, успокаивая дыхание. Похоже, мой побег удался. Парни ждали меня с другой стороны тюрьмы. И не дождались.

Теперь они двинутся к восточной окраине, где, как я говорил Педро, у меня оставлена машина. Только они ничего там не найдут, кроме полыни. Машину я оставил у северной окраины, в овражке, и с карбюратором у нее все в порядке.

Посидев немного, встаю и иду в северном направлении. В голове ни одной мысли по поводу дальнейших действий. Но одно знаю точно: не пытайся что-либо делать, пока не стемнеет. Я люблю темноту, особенно когда велики шансы, что какой-нибудь придурок пальнет в тебя, желая взглянуть, не станешь ли ты корчиться, как корчатся некоторые парни, когда их прошьет пуля.

Дожидаюсь темноты. Тогда встаю и добираюсь до овражка, где оставил машину. Поднимаю капот, лезу в ящик с инструментами. У него двойное дно. Достаю из тайника люгер и литровую бутылку ржаного виски.

Делаю несколько хороших глотков и отхожу на сотню ярдов, где раскинулись заросли кактусов. Ложусь, зажав люгер между коленями, на случай если появятся излишне любопытные.

Теперь надо поспать. Может случиться так, что ночью мне будет не до сна.

Глава 3

Горячая штучка

Просыпаюсь в одиннадцать часов вечера.

В небе приятно светит луна. Оглядываюсь по сторонам. От зарослей кактусов и кустов юкки по земле стелются причудливые тени. Мексиканская пустыня ночью – странное местечко. И пугающее. Такая мысль приходит мне в голову. Закуриваю сигарету и размышляю о Пеппере.

Хорошо бы всем заинтересованным сторонам знать, какую игру ведет или вел Пеппер. Думаю, вы уже поняли: Пеппер – великолепный парень. Такой же великолепный агент, а сердце у него – как пара львов. Вдобавок он очень обаятелен. Дамочки к нему так и липнут. Если он напрочь пропал из виду, значит у него на то есть веская причина. Но возможно и другое объяснение: его шлепнули.

Сведений о нем у меня немного. Он работал в Аризоне, ближе к мексиканской границе. И вдруг он звонит уполномоченному нашего Бюро и сообщает, что по ту сторону границы творятся странные делишки. И там очень жарко. Делишки эти чертовски серьезные, и ему надо две-три недели, чтобы все разнюхать. Потом он представит внушительный отчет. Далее он заявляет, что время поджимает и надо влезать в гущу событий. Сдается мне, история, которая привела Пеппера в хижину близ Сьерра-Мохада, где на него наткнулся Домингес, началась еще на нашей стороне границы. Но телеграфная и телефонная связь есть даже в Мексике, и когда наш агент в Аризоне больше не получает от Пеппера никаких вестей, в Бюро начинают беспокоиться и отправляют меня.