СВО: фронтовые рассказы

Заряда аккумуляторов беспилотника оставалось еще на два часа лета, и старший начальник передал новую цель: наблюдение за предположительным пунктом временной дислокации противника.

Подлетев к объекту, Волонтер доложил:

– Наблюдаю гражданский дом с бассейном в центре поселка на территории противника. Во дворе три гражданские машины. Заезжает военный пикап.

У лейтенанта Сени сомнений не было:

– Сто процентов ПВД противника. Они как раз в самых богатых домах размещаются. Выкидывают мирных оттуда. Надо подавать на поражение, сейчас ракетой отработают по нему. – Сеня, как всегда, был по-военному решительно настроен.

– Военных, кроме одного пикапа, не наблюдаем. Давай подлетим ближе. – Волонтер задает на дисплее наземной системы управления новую точку, куда покорно летит большая «птичка». Ближе к цели она начинает описывать круг, а оператор активирует режим автоматического захвата камерой интересующего объекта – вне зависимости от положения «птички» камера всегда направлена на него.

– Я прямо чувствую ПВД «немцев». Подавай на поражение, – настаивает Сеня. – Там мирных нет. Одни военные. Все мирные уехали. Даже если есть, а к ним военные ездят – это по-любому враги. Они нас ненавидят. Надо бабахнуть.

Но у Волонтера была ясная и четкая позиция, с которой его было не сдвинуть:

– Сеня, среди этих мирных внизу точно есть те, кто против нас. Они думают, что Украина существовала еще при Риме, что они выкопали Черное море, рисуют на иконах Степана Бандеру и уверены, что если бы не было России, то у них было бы как в Швейцарии.

Сказав это, он нашел на карте в наземной системе управления видные с камеры беспилотника длинные теплицы на отшибе села, над которым мы пролетали. С помощью этого системы борта понимали свое точное местоположение даже при заглушенных спутниках. «Привязываться» к земле необходимо каждые пять – десять минут. Подозреваю, что примерно тем же занимались штурманы самолетов прошлого века.

Волонтер спокойным, но уверенным голосом продолжал:

– С 1991-го украинцам так промыли мозги, что часть из них нас ненавидят, – кивая на изображение домов с видеокамеры беспилотника.

– Они бы с удовольствием выбивали бы из-под нас с тобой табуретки, а может, и петельку и тебе, Сеня, и мне на шею накидывали. Но даже эти люди, пока не взяли оружие в руки, пока не стали действовать против России, – мирное население. В этом-то и наше отличие от них. Они с 2014 года стреляли на Донбассе по «мирняку», сжигали людей в Одессе, пытали и убивали тех, кто пытался им возражать. Но мы такими зверьми не хотим быть и не будем. Лучше мы упустим военный объект, чем убьем гражданских. А сюда завтра еще прилетим, если убедимся на 100 процентов, что тут ВСУ, тогда уж… – Он с силой хлопнул открытой ладонью правой руки поверх сжатой в кулак левой. – А пока разговор закончен, – жестко подвел черту Волонтер.

Позже Волонтер рассказал мне историю Сени.

Со скоростью больше двух тысяч километров в час американская ракета летела на русскую радиолокационную станцию. В ее боевой части было почти 70 килограмм взрывчатого вещества – попадание в нашу РЛС не оставляло ни для нее, ни для расчета операторов в небронированной кабине никаких шансов. Удар наносил украинский экипаж на польском МиГ-29 – большая часть собственных самолетов Украины уже была уничтожена, и Польша – давний враг России – отдала ВСУ более десятка таких самолетов.

Целью американской ракеты была наша трехкоординатная радиолокационная станция «Небо» – она могла на расстоянии в много сотен километров засекать самолеты и ракеты противника и в автоматическом режиме выдавать их координаты для системы ПВО. Это означало, что расчет РЛС прекрасно видел не только МиГ-29 ВСУ, но и пуск ракеты, а через несколько секунд уже понимал, что это именно американская AGM88 HARM и летит именно к ним и по их души.

– Можешь себе представить, сидят в кабине управления три молодых парня двадцати с чем-то лет, которые только-то жить начинают, и вдруг понимают, что ракета летит прямо в них, – рассказывал Волонтер. Его рука с остро заточенным карандашом в это время нацелилась на центр стола, а затем быстрым движением ударила по нему, а он продолжал: – Парни все уже понимают, у них все на дисплеях – и координаты ракеты, и скорость, и знают уже, какая именно ракета по ним летит. Ни отключить РЛС, ни выбежать из кабины они не могут. Все понимают, что станция не сама по себе: она – «глаза» для системы ПВО, которая прикрывает наши города. Ее не просто так хотят уничтожить – это начало атаки. Сначала выбивают РЛС, а потом запускают ракеты из реактивной системы залпового огня. Помнишь, как украинцы ударили по Белгороду из чешских РСЗО «Вампир»? Тогда большую часть ракет удалось сбить, но даже несколько, что прорвались, убили двадцать пять мирных, а ранили вообще под сто. А там и женщины, и дети. Так и здесь, без РЛС с работающим расчетом на месте не сможет действовать ПВО, не отработает ПВО – умрут мирные люди. Поэтому и сидел расчет вместе со своим командиром – лейтенантом Сеней до конца. Уже к смерти готовились – ракета подлетала, оставалось пять секунд. Попрощались только парни друг с другом – никто даже не думал выключить РЛС или уйти с операторского места. Слава Богу, успела наша ПВО в последний момент сбить американскую ракету.

В этот момент я осознаю, что тот, кого я считал просто шебутным хорошим парнем, – настоящий герой. Совершенно такой же, как те, о которых мы смотрели фильмы про Великую Отечественную. А наши дети, как и мы когда-то, будут смотреть фильмы про то, что делают сейчас мои боевые товарищи.

– Сеня, Волонтер мне рассказал про твой подвиг, ты просто красавчик, – говорю я. – Тебе минимум «мужика» (орден Мужества) за это надо давать.

– Ну какой это подвиг, мы делали то, что были обязаны по инструкции делать. А орден… ну, может, еще дадут за что другое, – отвечает он.

Как ни старалось Министерство обороны быть справедливым, награды очень часто были… непростой темой. Очень многое зависело от случайности – успели подать или нет, не поменялся ли командир, который знал о том, что ты сделал, а новый не знает, не слишком ли много уже наград за эти месяцы получило твое подразделение и множество других субъективных причин. Но практика показывала, что достойных людей, как правило, награды рано или поздно находили. Главное, чтобы к этому моменту они были живы.

Пока техники запускают «птичку», операторы готовятся к полету: включаем НСУ – наземную станцию управления, вводим координаты расположения антенны, место старта, включаем пульт управления видеокамерой БПЛА, выставляем флажок определения положения по инерциальной навигационной системе, а не по спутникам, которые на нашей территории глушим мы, а на чужой территории – противник, выставляем на максимум мощность передатчиков – для перехвата управления от мобильной системы управления к наземной и до набора высоты ничего не должно мешать бесперебойной связи. Конечно, не забываем предупредить нашу ПВО, чтобы она знала, что лететь через определенный ей «коридор» мы будем ровно через 20 минут.

К этому моменту «птичка» уже в воздухе – включаем модем, антенну в сопровождение, проверяем влажность, задаем крейсерскую скорость и время ожидания до возвращения в случае потери связи, уменьшаем мощность передатчика, чтобы не демаскировать «борт» для РЭБ противника, и ставим первую точку полета. Это – тот коридор, через который мы летим на территорию противника и который обозначило наше ПВО, чтобы случайно нас не сбить.

Как всегда, на несколько часов полета для разведки мы получили много целей. Вскоре после того как мы оказались на вражеской территории, на нас вышла наша радиоэлектронная разведка – COBRA снова начала работу. Два луча из разных мест с нашей территории пересекались на карте на территории противника. Именно оттуда и шел сейчас сигнал «немцев». На подлете к ней по нам начинает работать РЭБ противника – управление БПЛА заблокировано. Раз за разом мы меняем частоты управления, переходим на ППРЧ – псевдослучайную перестройку рабочей частоты, когда частоты системы управления скачут по всему доступному диапазону, но связь не восстанавливается. Украинские, а может, и натовские операторы РЭБ хорошо оберегали свою COBRA.

Через десяток минут автоматически вставший на обратный курс «борт» выходит из радиуса действия украинской РЭБ. Управление восстанавливается, и нам удается с другой стороны и на другой высоте подлететь к лесопосадке, координаты которой нам передала радиоразведка. Там явно что-то было – мы видим следы колес на поле, вырубленный кустарник: позицию явно готовили заблаговременно. Но сейчас немецкой РЛС нет. Не успели. Охота продолжается.

Вечером «солдатское радио» передало нам грустную новость: погиб приезжавший к нам на стажировку начальник расчета – тот самый, с неработающим автоматом, который он ни разу не удосужился снять с предохранителя. Как он ни хотел быть в стороне от боевой работы, но по приказу командира ему все-таки пришлось выехать на старт их беспилотника. Думая о себе, а не о своем расчете, он не стал дожидаться старта, а отошел подальше – на край поля. Как пишут в романах – «роковая случайность»: именно туда и попала большая часть от кассетного боеприпаса ракеты противника. Беспилотник же успел стартовать, а у техников, что его запускали, ни одной царапины. Жизнь любит преподносить сюрпризы. Весь год человек бегал от опасности, искал, где потеплее и посытнее, – и нашел свою смерть. Другие же, которые каждый день подвергали себя опасности, – без царапины.

Такой случай был на моих глазах еще в 2015 году. Моей задачей тогда была фиксация украинских нарушений Минских соглашений – сейчас даже не верится, что это когда-то кого-то серьезно волновало. Тогда еще Мариуполь был не наш, но на пути к нему лежало село Широкино, которое было под нами. В одном из штабов нам сказали, что ситуация там достаточно спокойная, и мы выехали к нему с одним из уже бывалых гуманитарщиков – хорошим парнем, много сделавшим для общего дела, а сейчас собравшим своих знакомых ополченцев мне в помощь. Когда мы приехали, как часто бывает на войне, все оказалось по-другому – по селу регулярно работала артиллерия противника, а когда мы в него зашли, вокруг начали посвистывать пули. Кажется, они уже были на излете, а может, и нет – не помню. С точки зрения штаба отсутствие украинской атаки на село прямо сейчас и означало, что ситуация была спокойная. Через несколько месяцев неонацисты из «Азова» все-таки взяли Широкино, и освобождали его наши войска уже на СВО.

Но тогда, в первый раз, когда мы были в Широкино, особенно разрушена была та часть села, которая лежала на прямой видимости противника – до нее было меньше километра. Как сейчас помню, что на мое предложение идти на «передок» – передний край обороны – и выполнить задачу по фиксации украинских нарушений Минского соглашения бывалый гуманитарщик снисходительно улыбнулся:

– Максим Сергеевич, вы идите, а я вас здесь пока подожду. – В его глазах я явно выглядел идиотом, который сам идет в регулярно простреливаемое и хорошо наблюдаемое противником место, когда есть возможность туда не идти. На мою фразу о том, что именно это и есть поставленная задача, он с мягкой улыбкой ответил: – Ну это же ваша задача, а не моя… Вы идите, а я вас тут подожду.

Мы пошли вдвоем с местным проводником – ополченцем с позиций в самом селе. Как только мы появились в наиболее разрушенной части села, украинцы открыли по нам огонь из станкового гранатомета АГС-17. Помню, как ополченец меланхолично отметил:

– А вот это по нам, надо бы идти.

Он сказал это мягким и невозмутимым тоном, даже особенно не настаивая, хотя ситуация к такому спокойствию уже не располагала.

Мы двинулись к ближайшим домам, стараясь уйти быстрее от «глаз» противника, которые и наводили на нас огонь: тогда вездесущих «птичек» еще не было. Разрывы гранат становились все ближе, и к домам мы уже бежали.

Придя на точку встречи, мы увидели там пятерых раненых из числа приехавших с нами. Им уже оказывали первую помощь: «Буторфанол колоть в другую конечность от раны». Это были и средние, и тяжелые ранения, а гуманитарщику в госпитале даже чуть не ампутировали несколько пальцев. Помню и случайно услышанные слова одного из раненых ополченцев: «Наших пятеро раненых, а этому, из Москвы, кто на „передок“ поперся, – ничего». Ирония судьбы – шли на «передок» мы, а две гранаты прилетели к ним.

Тогда – а это было уже почти десять лет назад – я навсегда для себя понял, что решения, кто будет жив, а кто нет, кто будет ранен, а кто невредим, в самой высокой небесной инстанции принимаются по каким-то совсем другим, непостижимым нами критериям. Простая логика – «сиди в сторонке, и все будет хорошо» – не работает. Часто бывает наоборот: кто идет вперед – живой, невредимый, а кто пытается отсидеться – убит или ранен.

Можно бояться, можно не бояться – это уже индивидуально, люди бывают разные, и за это я не возьмусь их судить. А вот то, что нужно верить в себя и делать то, что должен, – это я знаю точно.

* * *

– Запоминайте пароль для блокпостов и патрулей. На сегодня до пятнадцати ноль-ноль – «Мария», после до трех ночи – «Елена». «Предупреждение» и время пролета над нами натовских разведывательных спутников дам вечером. Получше дома для вас нет, только этот – заброшенный, пока уж здесь обустраивайтесь. – На последней фразе в голосе отвечавшего за работу на новой территории послышались сочувствующие нотки.

Он продолжал:

– За продуктами ходите одетыми по гражданке, на машине старайтесь не отсвечивать, в случае остановки заезжайте под навесы, деревья, вставайте в гаражи, чтобы сверху видно не было. Ну и ждунов здесь достаточно – они тоже могут на вас навести. Недавно здесь встала колонна, стояли больше часа. Эти дебилы поставили машины друг около друга. Ну и, конечно, американский «хаймерс» с кассетами прилетел. Посекло парней сильно. Уже вроде все знают – не надо лишний раз колоннами ездить, не надо кучковаться, не надо вставать близко друг от друга. Так нет, всегда найдется такой долбодоб, как тот, кто их вместе поставил на главной дороге в центре. Их и срисовали.

Я подумал, что за время своего участия в СВО слышал такие истории уже далеко не один и даже не десяток раз. И каждый раз грубое слово по отношению к тем, кто так себя вел, было оправдано: за чью-то небрежность парни платили своими жизнями.

* * *

Наша охота за немецкой РЛС COBRA продолжалась. За прошедшее время наша радиоэлектронная разведка засекала ее почти каждый день, но каждый раз наши «птички» были слишком далеко – она успевала свернуться, пока мы летели. Командованием было принято решение переместить несколько расчетов ближе к линии боевого соприкосновения. Ближе к противнику – меньше подлетное время, меньше подлетное время – больше можешь находиться в воздухе, больше можешь находиться в воздухе – больше вероятность найти и поразить цель.

В этот населенный пункт мы заходили, когда начинало вечереть, стелился туман, а затем, на нашу радость, пошел и дождь. Это было идеальное «окно» – в дождь беспилотники летают меньше, а в туман им хуже видно сверху. К тому же именно в это время «дневные» камеры заменяют на «ночные» – «птички» противника на земле, а не в небе.

Когда мы уже подъезжали к новому месту, перед нами на дороге туман начал сгущаться и краснеть. Демонический оттенок происходящего стал еще больше, когда в тумане появились два блуждающих красных глаза. Пока мы объезжали ямы от обстрелов по дороге, эти красные глаза медленно, но неотвратимо приближались к нам. Каждый из нас задумался: что же это за место, куда мы едем? Что за адский туман?

В романах бы написали, что в этот момент мы сжали оружие в руках. Автомат в руках действительно придает уверенности. Но на этот раз наше личное оружие так и лежало на месте. Инфернальный туман нас волновал намного меньше, чем вероятный обстрел со стороны противника.

Через пару минут мы увидели зеленую военную «буханку»– ее фары были закрыты красной пленкой. Она медленно объезжала ямы от обстрелов и двигалась в нашем направлении. Это изделие Ульяновского автозавода и было теми адскими глазами, которые мы видели в красном тумане.

Уже вечером, когда мы разместились, нам переслали «Предупреждение» – информацию, полученную по данным радиоперехватов противника. В ней были координаты наших военных объектов, местоположение которых выявил противник. В этом перечне мы искали все, что заканчивалось словом «БПЛА», – это напрямую касалось нас. Теперь надо оперативно проверить координаты. Наш расчет или чужой? Наше подразделение или нет? Если координаты наши, надо менять дислокацию. Тут не угадаешь – может, через десять минут ракета прилетит, а может, у нас еще есть несколько дней. Но если в списке твои координаты – бессмысленно испытывать судьбу никто не будет, и надо быстро перемещаться. В этот раз координаты оказались не наши – они показывали на близлежащие населенные пункты. Искать никого было не надо – «соседи», попавшие в список целей врага, тоже прочитали «Предупреждение», проверили координаты, нашли себя и уже поменяли место расположения.

Наша наземная станция управления располагалась в заброшенном сельском доме, в котором уже давно не было хозяев. На окна в качестве светозатемнения мы прибили одеяла – с улицы не было видно, что там находятся люди. Антенны системы управления «птичкой» мы разместили на расстоянии в несколько сот метров от импровизированной операторской. Радиоэлектронная разведка противника с натовской аппаратурой могла засечь наши сигналы, после чего стоило ждать в гости «хаймерсы». Нет смысла упоминать, чтобы было бы с нами, если бы мы находились вместе с антеннами.

Перемещение ближе к линии боевого соприкосновения сыграло свою роль – нам даже несколько раз удалось обнаружить немецкую РЛС. К сожалению, это было перед самым прекращением ее работы, и наши средства огневого поражения все равно не успевали.

Именно Волонтер предложил то, что он назвал «охота по-научному». Начали с изучения рельефа – при всех своих технологиях обмануть рельеф и законы распространения радиоволн «немцы» не могли. Ясно, что их РЛС окажется там, где радиоволны будут легче доходить до позиций нашей артиллерии и не будут находиться в низинах или за горами. Затем места и время появления COBRA стали фиксироваться на общей для всех расчетов цифровой карте. Помечались и все расчищенные лесопосадки, в которых могли быть подготовлены места для ее работы. И тех и других было несколько десятков, и теперь, выполняя другие задания, наши «птички» залетали по дороге и на их разведку. Было понятно, что рано или поздно «немцы» начнут использовать места работы по второму разу. Но самое главное, что под эту задачу было согласовано использование оперативно-тактических ракет «Искандер». Наш беспилотник, радиоэлектронная разведка и расчет с ракетами превращались в импровизированный целевой разведывательно-ударный комплекс.

Кроме охоты на немецкую РЛС COBRA, расчет беспилотной авиации ежедневно летал на самые разные задания – выявляли цели, вели корректирование огня, фиксировали огневое поражение, а по вечерам проверяли, не находимся ли мы в списках украинских целей в «Предупреждении». Иногда оно дополнялось информацией об украинских диверсионно-разведывательных группах:

«В районе… работает диверсионно-разведывательная группа противника численностью до пяти человек. Передвигается на машине УАЗ „Патриот“ темного цвета. Предъявляет боевое распоряжение воинской части… Группа оснащена стрелковым вооружением. При задержании проявлять осторожность».

В один из таких дней, когда Волонтер вел беспилотник далеко над территорией противника, наша радиоэлектронная разведка переслала нам информацию о начале работы немецкой РЛС и примерный квадрат ее нахождения. В этом районе на карты всех расчетов уже были занесены оборудованные для нее позиции, и вероятность того, что она станет их снова использовать, была высока. Оставалось только проверить.

Ближайшие к нам места расположения оказались пустыми. До следующего было не меньше двадцати минут лета. Напряжение нарастало. Неужели снова упустим?

– Сколько уже работает? – спросил Волонтер. Всем было понятно, что речь идет о времени с момента начала работы немецкой РЛС.

Сеня тревожно сгущал краски:

– Еще двадцать малых – и снимется. Не успеваем долететь. Опять упустим. И заряду аккумулятора конец приходит.

Все понимали, что мы опять не успеваем, но Волонтера было не так просто заставить смириться с проигрышем:

– Пробьемся. Ищи мне попутный ветер по метеопрогнозу. На всех высотах. Чтобы этот ветер помог и до цели долететь, и домой.

Через пару минут мы снизились до километра, где попутный северо-западный ветер уже разгонял «птичку» на пути к цели. А через десяток минут в «ночную» камеру мы уже увидели стоявшую в лесополосе машину сопровождения и саму установку, а на ней – светящееся пятно. Оно было направлено прямо на нашу территорию. Мы взяли ее теплой – как по ее неготовности к нашему визиту, так и по температуре ее антенны.

– РЛС COBRA наблюдаю, объект идентифицирован, X = 5184018, Y = 6463959! – Волонтер доложил в штаб. Убедившись по пришедшим фотографиям, что это действительно то, за чем мы все вместе столько охотились, из штаба прислали ответ:

– Наблюдайте, десять малых.

Через пять минут мы увидели ракету. Точнее, не ее, а результат ее применения – скорость оперативно-тактической ракеты «Искандер» слишком велика для наблюдения. Белое озеро взрыва, которое мы видели через «ночную» камеру, поглотило и немецкую РЛС, и машину сопровождения. Немецкие десятки миллионов евро вылетели в трубу, а ВСУ потеряли свою самую современную станцию контрбатарейной борьбы. Задача была выполнена.

– Сеня, по-братски, веди «птичку» домой, а я чуть передохну, послушаю музыку. Немец гуд-бай, – резюмировал он на современный манер. Волонтер включил музыку на компьютере – он был любителем старого западного рока, но в компьютере по странной случайности запел Джон Леннон с песней Imagine, в переводе на русский – «Представь».

Кумир прошлых поколений пел: «Представь, что нет стран», «Мир станет одним целым», «Представь, что нет рая и ада», «Представь, что все люди живут сегодняшним днем», «Нет ничего, за что можно было бы умирать».

Эту мелодию я слышал десятки раз, но сейчас она вызывала во мне особенное отторжение – я не был согласен ни с чем из того, о чем в ней пелось. Я не хочу жить в мире, где нет России и нашего народа. Я не хочу, чтобы исчезли другие страны, а мир превратился в одно навязанное всем целое – где же в нем тогда свобода? Мир без рая и ада – это мир безнаказанности, мир без воздаяния и за зло, и за добро, мир, в котором «нет Бога, значит, все дозволено», как писал Федор Достоевский. Я не хочу и того, чтобы люди, подобно животным, существовали без смысла.

Я и сотни тысяч моих боевых товарищей дышим на СВО полной грудью. Мы знаем, за что стоит умирать. Мы знаем, за что стоит жить.

Алексей Ивакин (1973–2020)

Чернухино. Ик-23. Повесть

После второго залпа «Градов» по Чернухинской колонии начали работать минометы. От близких разрывов вылетали стекла, осколки летели на койки, втыкались в подушки, рвали одеяла. Заключенные сидели на корточках, прячась за импровизированной баррикадой из тумбочек. Отряды перемешались. Охрана, опера и прочие сотрудники ИК-23 разбежались, оставив подопечных на произвол судьбы. Толпы зэков метались из секции в секцию, стараясь укрыться от прилетающей смерти.

Тех, кому не повезло, оттаскивали в душевые. Там хоть кровь стекала в канализацию. Война всех уравнивает. Вместе лежали и «смотрящие», и «опущенные». И таскали мертвых тоже вместе. Понятия остались в довоенной жизни.

Осужденный Потапов с погонялом Боцман после очередного близкого разрыва выполз из спальни в коридор. Там хотя бы окон не было.

– Подвинься, – пихнул острым локтем какого-то зека. Тот сидел, подтянув колени и уткнувшись лицом в них.

Зэк не ответил. Осужденный Боцман ткнул его еще сильнее, тот медленно завалился, сполз по стене и глухо ударился головой о бетонный пол, покрытый желтым линолеумом. Лицо его было перепачкано запекшейся кровью.

Боцман огляделся. Кругом стонали, матерились, харкали кровью. «Шныри» рвали полосами простыни и кальсоны, неумело заматывали раны, бегали с кружками воды. Откуда-то доносились глухие удары, словно кто-то бил топором по двери.

Мелькнуло знакомое лицо.

– Хохол?! – крикнул Боцман. – Хохол!

Невысокого роста зэк оглянулся. Измятое лицо, серые глаза, бесстрастный взгляд. Да, это Хохол.

– Боцман? Живой? Мне сказали, тебя завалило вчера.

– Хрен им, – сплюнул Боцман и встал, придерживаясь за стену казенно-голубого цвета. Он сам ее красил в прошлом году. – Хохол, нам кранты.

– Будто я не знаю, – ухмыльнулся Хохол.

Если бы Боцман увидел эту ухмылку пару месяцев назад, он бы, наверное, обделался. Если Боцман сидел за чистые кражи и на зоне сторонился воровской кодлы, стараясь быть ближе к мужикам, чем к ворам, то Хохол… Про Хохла ходили легенды.