скачать книгу бесплатно
За что? Моя повесть о самой себе
Лидия Алексеевна Чарская
Лида Воронская рано осталась без матери. Ее воспитывали отец и тетки, и девочка выросла тщеславной и избалованной. Когда отец решает жениться во второй раз, для Лиды настают трудные времена – мачеха всерьез берется за воспитание девочки. Даже поступление в институт не кладет конец конфликту – строптивая девица не желает покоряться родителям и отказывается их навещать в каникулы.
Однажды Лида тяжело заболевает и оказывается в лазарете. Там за ней ухаживает сестра милосердия, которая очень многому учит свою подопечную…
В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Лидия Чарская
За что? Моя повесть о самой себе
© ЗАО «ЭНАС-КНИГА», 2015
* * *
Эту повесть детской души посвящаю дорогому отцу и другу
Детства дни – луч солнца яркий,
Как мечта, прекрасный луч.
Детство – утро золотое,
Без суровых, мглистых туч.
Как ни грустно горе в детстве,
То, что мнилось им тогда,
То пустым, ничтожным станет
После, в зрелые года.
И охотно вновь ребенком
Я б желала снова стать,
Чтоб по-детски наслаждаться
И по-детски же страдать…
Вместо вступления
Розы цвели и благоухали… Небо смеялось, и старый сад светло улыбался жаркой июльской улыбкой…
В глубоком кресле на веранде, облитой потоками золотых лучей, сидела больная. Ее бледное, усталое, изнуренное лицо, глубоко сидящие безжизненные глаза, прозрачная кожа и болезненная худоба говорили о продолжительном недуге.
Взгляд больной покоился на прильнувшей к ее коленям голове молодой женщины, которая устроилась у ее ног.
Эта молодая женщина казалась воплощением жизни, несмотря на печальное выражение глаз, с любовью и сочувствием устремленных на больную.
Взор больной встретился с ее взором, любящим и пытливым… Легкий вздох едва приподнял истощенную грудь… В ее глазах сверкнули слезинки. Больная положила свою прозрачную руку на русую голову, покоившуюся у нее на коленях, и проговорила:
– Дитя мое! Не знаю, поможет ли мне небо юга, куда посылают меня врачи, и долго ли я проживу на свете… Быть может, нам не суждено больше свидеться… А потому у меня к тебе просьба… едва ли не последняя в жизни… Я уверена, что ты мне не откажешь…
Сухой жестокий кашель прервал речь больной. Она откинулась на подушки, а когда приступ кашля прошел, продолжала слабым голосом:
– Наши жизни сплелись так тесно, так крепко… Судьба сблизила нас. Ты помнишь, какую роль я сыграла в твоей жизни? Ты помнишь, сколько горя, злобы и вражды осталось позади; сколько ненависти было до тех пор, пока ты не узнала меня поближе, моя девочка?.. Мы обе были виноваты. Я вторглась в твою жизнь и не смогла понять твою гордую, свободную душу, а потому невольно ранила твои чувства… Ты же возненавидела меня и замечала во мне только дурное, в каждом моем поступке ты видела лишь темные стороны… Почему так распорядилась судьба? Отчего она не дала мне сразу ключ к твоему сердцу? За что мы обе страдали так долго? Ты – от своей ненависти ко мне, а я – от полного бессилия, поскольку никак не могла сладить с этим чувством… Но, слава Богу, все это минуло, как кошмар, как гадкий сон, как темный осенний вечер… И теперь, когда я завоевала твою любовь, мне хотелось бы вспомнить то далекое время, которое уж не вернуть никогда, вспомнить именно теперь, когда, может быть, я последние дни вижусь с тобой…
Голос больной все слабел… Это не был уже обычный человеческий голос: шорохом голубиных крыльев, шелестом ветра, тихим журчанием реки веяло от него…
– Нет! Нет, мама! Не говори так! – с жаром воскликнула молодая женщина, прильнув горячим поцелуем к ее изможденной руке. – Ты должна жить, жить для нас, дорогая… Должна!.. Для семьи, для отца, для меня!.. Неужели же я нашла свое сокровище – мою дорогую маму, – чтобы потерять ее снова? Ты должна жить хотя бы ради того, чтобы дать мне возможность загладить все то зло, которое я невольно когда-то причинила тебе…
Легкая улыбка заиграла на печальном лице больной.
– Выслушай мою просьбу, девочка, – произнесла она едва слышно. – Вся твоя жизнь сложилась так странно, так необычно, совсем не так, как у других. И, по воле судьбы, мне пришлось в этом сыграть свою роль… У тебя, я знаю, есть много юных друзей, которые жадно ловят каждое твое слово… Открой же им историю своей жизни, своего детства, расскажи им всю правду, без прикрас… Наши жизни сплетены так тесно, что это будет повесть и о той, кто так любил тебя и кого ты так долго не могла понять… И пусть твои юные друзья узнают все о жизни одной человеческой души. Кто знает? Быть может, эта правдивая история принесет кому-нибудь пользу. Быть может, им небезынтересно будет узнать о девочке, мечтавшей стать принцессой и оставшейся Золушкой. Увы! Золушки встречаются чаще, много чаще принцесс!.. А одна гордая душа никак не хотела согласиться с этим… Быть может, история этой души научит гордых смирению, а несчастных одарит надеждой. Быть может, иных она наведет на размышления о том, как трудно иногда нам понять наших близких и как легко несправедливо осудить их… Я знаю, что тебе будет трудно раскрывать свои тайны и описывать свою жизнь, не щадя себя… Но ты сделаешь это ради меня и ради тех, кого ты считаешь своими друзьями…
Новый приступ кашля прервал ее речь.
– Да, да… Я все исполню, моя дорогая! – отвечала стоявшая на коленях молодая женщина. – Клянусь тебе, что исполню все, о чем ты просишь меня! Я напишу всю правду, открою заветную тайну моей души, я расскажу им о той женщине, которая отплатила любовью за муки, лаской за вражду… Ты понимаешь меня, дорогая?
Глаза больной широко раскрылись. Улыбка счастья заиграла на ее лице.
А розы цвели и благоухали. Чудная сказка из зелени, солнца и цветов искрилась, сияла и тихо лепетала о чем-то своем вокруг них.
Вскоре больная уехала к другому солнцу, к другому небу и розам. А когда вернулась вполне поправившейся, здоровой и бодрой, у себя на столе она нашла объемистую рукопись, написанную по ее желанию.
* * *
Эта выздоровевшая больная – моя вторая мать, а исполнила данное ей слово я.
Я написала повесть о самой себе, рассказала историю своего странного детства, открыла всю свою душу…
Исполняя волю моей дорогой мамы, я отдаю эту повесть на ваш суд, мои милые юные друзья. Вероятно, многое здесь вызовет ваше недоумение. Быть может, самый способ рассказа, в иных местах фантастический, полусказочный, покажется вам странным. Но прочтите все до конца, и тогда вы поймете, чем объясняются эти кажущиеся странности, потому что, лишь узнав характер той, что написала эту повесть, вы сможете объяснить себе все ее особенности.
Часть первая
Глава I. О чем шептали старые сосны
Синим сапфиром горело небо над зеленой рощей.
Золотые иглы солнечных лучей пронзали и пышную листву берез, и бархатную хвою сосен, и серебряные листья стройных молоденьких тополей.
Ветер рябил изумрудную зелень, и шепот рощи разносился далеко-далеко…
Старые сосны шептали:
– Мы знаем славную сказку!
Им вторили кудрявые белоснежные березы:
– И мы, и мы знаем сказку!
– Не сказку, а быль! Быль мы знаем! – звенели серебряными листьями молодые, гибкие тополя.
– Правдивую быль, прекрасную, как сказка! Правдивую быль расскажем мы вам, – шептали и сосны, и березы, и тополя…
Какая-то птичка чирикнула в кустах:
– Быль! Быль! Быль расскажут вам старые сосны. Слушайте! Слушайте их!
И сосны зашептали так тихо и одновременно так внятно, что маленькая девочка, сидящая под одной из них, самой пышной и пушистой, услышала все от слова до слова.
И правда: то была не сказка, а быль. Славная быль-сказка!
– Жил на свете человек, – шептали старые сосны, – прекрасный, как солнце, с золотым сердцем, полным благородства и доброты. «Честность и труд!» – было его девизом.
И жила-была на свете девушка – нежная, как цветок мимозы, кроткая, как голубка, – она была любимицей всей семьи.
И однажды они встретились, полюбили друг друга и поженились…
Ох, что это была за жизнь! Что это было за счастье! Такое бывает только в сказках… Но жизнь – не сказка, и так не могло долго продолжаться…
Стоял январь. Гудела вьюга. Метель плясала и кружилась над серым городом. Люди спешили в церковь. Было воскресенье. И в этот день у счастливой пары родилась дочь – малюсенькая девочка с живыми серыми глазами.
У колыбели девочки сошлись четыре добрые волшебницы, – или нет! не волшебницы, а четыре добрые простые девушки – родные тетки новорожденной, сестры матери, лежавшей в соседней комнате на смертном одре.
– Какое странное лицо у девочки! – сказала старшая из теток, Юлия, поклонница всего таинственного. – Помяните мое слово, эта девочка не проживет долго.
– Что ты! Что ты! – замахала на нее руками вторая сестра, Ольга, – стройная, высокая, добрая и ласковая. – Дитя должно жить, жить нам на радость… И если что случится с сестрой Ниной, мы вырастим малютку и все вчетвером заменим ей мать.
– Да, да! Она будет наша! – сказала третья сестра, Лиза, – полная, голубоглазая тридцатилетняя девушка с мягким ласковым взором, скрытым за стеклами очков. – Клянусь, я заменю ей мать.
– Сегодня воскресенье, – вступила в разговор самая младшая из сестер – Капитолина, или Линушка, как ее звали в семье, и ее жизнерадостные карие глаза, оживляющие некрасивое, но чрезвычайно симпатичное лицо, остановились на девочке, – ребенок родился в воскресенье! А воскресные дети обыкновенно бывают счастливы.
– Девочка будет счастлива! Она должна быть счастлива! – хором подхватили сестры.
Вдруг им почудилось, будто некая легкая бестелесная тень приблизилась к колыбели. Это была какая-то фигура, одетая в серое платье с капюшоном, похожая на монахиню, в то же время она была призрачной, воздушной, как сон… Она неслышно скользнула между сестрами и, склонившись над ребенком, как будто поцеловала его.
– Это судьба! – шепнула Юлия, заметив призрак. – Судьба поцеловала дитя!
– Судьба поцеловала ребенка! – повторила за ней Лиза и опустила голову.
Когда она подняла ее, призрак уже исчез. Четыре сестры были теперь одни в комнате. Фигура в сером словно растаяла в сумерках. И тогда они все четверо окружили колыбель. Дитя лежало с открытыми глазами, и – странно! – почудилось ли сестрам или нет, но легкая улыбка играла на крошечных губах девочки, которой было от роду всего-то шесть часов.
– Необыкновенный ребенок! – прошептали все четыре тетки разом.
Вдруг порывистый стон метели поразил их слух.
– Как воет ветер! – прошептала Лина. – Вы слышите, как стонет вьюга за окном?
Но то стонала не вьюга – Лина ошиблась. На пороге появился бледный человек с дико блуждающим взглядом. Это из его груди рвались судорожные вопли:
– Скорее… пойдемте к ней… к моей Нине… Она умирает!..
* * *
В ту же ночь прекрасная, кроткая душа Нины Воронской улетела к Богу… Малютка Лидия осталась сиротой…
Вот о чем шептали старые сосны, и их внятный шепот далеко-далеко разносился по округе…
Глава II. Моя особа. – Прекрасный принц и его осел. – Ливень
– Лида! Лидок! Лидюша! Лиденчик! Лидок-сахарок! Где ты? Откликнись, девочка!
Откликнуться или нет? Я зажмуриваюсь на минутку и сладко потягиваюсь, как котенок. Ах, как славно пахнет соснами! Тетя Лиза, моя вторая мама, живущая с нами в доме, говорит, что это очень здоровый запах. Значит, не грех им надышаться вволю, досыта. И потом, здесь так чудесно, в зеленой роще, где я представляю себя заколдованной принцессой из тетиной сказки, а деревья – великанами-волшебниками, заворожившими меня… И мне решительно не хочется никуда идти.
– Лида! Лидушка! Лидок-сахарок! – надрывается резкий голос.
Я знаю, чей это голос: это моя няня Груша.
«Пусть, пусть покричит!» – соображаю я (потому что, хотя мне только четыре года, я все-таки уже умею соображать!).
Я не люблю няню. У нее злое-презлое цыганское лицо. Она строгая, сердитая и никогда не играет со мной и не рассказывает мне сказок, как тетя Лиза. Она только любит наряжать меня, как куколку, и выводить на прогулку в большой парк, в большой Царскосельский парк (мы живем в Царском Селе, недалеко от этого парка), где есть такое чудное прозрачное озеро с белыми лебедями. Тут няня садится на скамейке, и вмиг ее окружают другие няньки.
– А ведь наша Лидюша здесь наряднее всех, – говорит няня, с презрением оглядывая прочих детей в простеньких костюмчиках.
Няньки зеленеют от злости, а моя няня продолжает рассыпаться бисером:
– И красавица она у нас на диво!
Ну, уж с этим никто из них не может согласиться… Что меня нарядили, как куколку, это верно, но что у меня вздернутый нос и толстые губы, этого тоже никто не станет отрицать.
– Ну, уж и красавица! Мальчишка какой-то!
Няня обижается, и они начинают спорить, а я тем временем непременно падаю и разбиваю себе нос. Тут на «красавицу» обрушивается буря нареканий, выговоров, упреков…
Нянька выходит из себя, а я начинаю реветь от незаслуженной обиды. Несмотря на то что я совсем еще крошка, я отлично понимаю, что не любовь ко мне руководит похвалами няни. Просто ей нравится выгуливать нарядную девочку – и только. Конечно, я не могу любить такую няню и рада-радешенька убежать от нее.
– Лида! Лидок! Лидюша! Лиденчик! Лидок-сахарок! – раздается опять ее голос.
Откликнуться разве?
Нет, не откликнусь я ей ни за что на свете! Ведь не скоро еще удастся снова убежать в этот чудный уголок…
И я с наслаждением растягиваюсь в мягкой мураве.
Нянькин голос то приближается, то удаляется. Очевидно, она бегает по прилегающей к нашему саду роще, куда мне ходить строго-настрого запрещено.
Так что ж, что запрещено? А я туда-то и иду! Я уверена, что никто не рассердится на меня за это и не накажет. Меня запрещено наказывать. А что будет злиться няня, это мне решительно все равно. Ведь я «божок» нашей семьи. Тетя Лиза так и говорит всегда: «Лидюшка – наш божок».
Отлично быть «божком семьи», не правда ли? А как приятно сознавать, что все и всё кругом созданы только для тебя, для тебя одной!..
Няня покричала, покричала и умолкла. Верно, ушла искать меня в саду. Ну, что ж, я очень рада! Теперь она не скоро вернется, и я могу поиграть в свою любимую игру. А игра у меня всегда одна и та же.
Я принцесса, принцесса из тетиной сказки. Во всех моих играх я или принцесса, или царевна. Ничем иным я не могу быть и не желаю. А эти деревья кругом – это все злые волшебники, которые наложили на меня свои чары и не дают мне выйти на свободу. Но я знаю, что если найти заколдованный меч, то я смогу им проложить себе дорогу к воле. И я внимательно осматриваюсь по сторонам в надежде найти его. И вот чудесный меч найден. Ура!
Я вижу огромный сук в траве и, обхватив его обеими своими слабенькими ручонками, поднимаю над головой. Теперь злые волшебники-гиганты побеждены!
