Эльфийский подменыш

Мартин был старше других новичков: на вид Элмерик дал бы ему лет двадцать пять. Он носил длинные волосы, по старомодному обычаю собранные в косу. И это ему принадлежал холмогорский плед, висевший рядом с курткой Элмерика.

– Прости, не узнаю твои семейные цвета. Ты с холмов или из долов? – бард был несказанно рад встретить земляка в такой глуши.

– Почти с самых гор. Мэй.

Да, не удивительно, что Элмерик не узнал цвета. Клан Мэев был совсем маленький, даже не имел своего представителя в совете танов.

– Г-говорят, холмогорцы называют нас равнинными кроликами? Это п-правда? – Глендауэр подошёл к ним.

Элмерик кивнул.

– Есть такое. Но ты на кролика не тянешь. Скорее, медведь.

– Ты угадал. М-меня зовут Орсон. Это и означает «м-медведь».

– Я так понял, что у тебя плохая память на имена? Можешь называть меня Рик, если хочешь, – великодушно предложил Элмерик.

При рукопожатии он разглядел на тыльной стороне ладони Орсона нечто необычное. Это были фэды огама – древнего магического алфавита, который чародеи использовали для составления разрешённых чар. Сперва Элмерик подумал, что это татуировки, но, приглядевшись, понял: нет, не татуировки – шрамы. Как странно… Но спрашивать о том, что это и зачем в первый день знакомства было как-то неловко.

Наконец они вытянули спички. Кровать у окна досталась Мартину, остальным пришлось довольствоваться местами у двери. Джеримэйн, следивший за их жеребьёвкой, показал Элмерику язык и уткнулся в книгу. Мартин предложил поменяться, если кто-то хочет, но Элмерик, вздёрнув нос, отказался, а Орсон заявил, что ему с самого начала было всё равно, где спать, и он не понял, почему все ссорились из-за такой ерунды.

Элмерик принялся раскладывать промокшие вещи. Орсон просиял, заметив его арфу.

– Ты нам п-потом сыграешь? Я так люблю музыку. И т-танцы.

– По медяку с человека за вечер, с девиц и детей – полмедяка, – привычно начал Элмерик, но потом мотнул головой. – Ой, чего это я? Для Соколов выступление бесплатное. Кстати, а здесь принято переодеваться к ужину?

– Было бы во что! – усмехнулся Мартин. – Мы всё-таки на мельнице, а не в столичном университете. Так что ни шапочек, ни новых башмаков нам не выдадут. Говорят, ещё совсем недавно у Соколов вообще никакой школы не было…

– А где же прежде обучали новобранцев?

– Да нигде! Потому что не было никаких новобранцев, – снова встрял Джеримэйн. – Любому дураку ясно, что к Соколам с улицы не попадёшь. По крайней мере, до недавнего времени.

– Я тоже об этом слышал, – закивал Мартин. – Говорят, мы с вами первые, кого Соколы взялись обучать. А раньше брали только опытных чародеев.

– Хотел бы я знать, п-почему? – нахмурился Орсон.

На этот вопрос не нашлось ответа даже у всезнайки Джерри. Мартин тоже пожал плечами.

– Мельник говорит, не нашего это ума дело. Ничего, рано или поздно всё тайное становится… – протяжный звон колокола не дал ему договорить.

– А в-вот и ужин! – Орсон вскочил, едва не опрокинув табурет.

– Рано радуешься. Вот увидишь: сперва нас накормят нудными наставлениями, – Джеримэйн отложил книгу и широко зевнул. – Скукота.

Элмерик был с ним не согласен. Он сам чуть ли не приплясывал на месте от предвкушения. Начиналась новая жизнь, и пока ему всё нравилось. За исключением вредного соседа. Но мало ли? Может, парню в жизни досталось, вот он и стал таким озлобленным. Когда нибудь оттает. Или нет – тут уж как повезёт… А сейчас Элмерика заботили вопросы поважнее. Например, что здесь подают на ужин? Будет ли эль? Ведь сегодня канун Лугнасада, большой праздник. Ну и самое главное: хороши ли собой девчонки, о которых говорил Мартин? Всё это нужно было выяснить – и как можно скорее!

* * *

К ужину новобранцы столпились в зале на втором этаже. Запах жареного мяса (неслыханная роскошь!) смешивался с запахом растопленного воска. В камине потрескивал огонь, на каменных стенах плясали причудливые тени.

Несмотря на то, что Элмерик так и не встретил в доме слуг, стол был уже накрыт, а пол – вычищен до блеска. Широкую каминную полку украшали склянки, похожие на алхимические. Только сейчас в них были не зелья, а ячменные и пшеничные колосья, перевязанные бумажными лентами с длинными огамическими надписями. На стене красовался огромный венок, сплетённый всё из тех же колосьев – символ грядущего Лугнасада. В противоположных концах залы висели две отчеканенные в меди картины. На первой хищно раскинул крылья огромный сокол, а на второй к небу взмывал ворон.

Признаться, Элмерик был немного разочарован, когда понял, что в кувшинах налит не эль или сидр, а обычный сливовый компот. Зато, помимо мяса, им предложили кучу всякой снеди: хлеб, яйца, кашу и свежие яблоки.

Ну, то есть, как «предложили»… вообще-то, их никто не встретил. В зале не было ни души.

– А м-можно уже есть или ещё нет? – Орсон сглотнул слюну.

Мартин, Джеримэйн и Элмерик, не сговариваясь, пожали плечами.

Девушки появились чуть позже. Их было трое. Они вошли, поклонились, чинно расселись и тоже замерли в нерешительности.

Повертевшись на скамье, Орсон выдохнул и потянулся за хлебом. Остальные только этого и ждали – разом накинулись на угощение. Некоторое время были слышны лишь стук ложек о тарелки и негромкие просьбы передать на другой конец стола что-нибудь вкусненькое. Утолив голод, новобранцы расслабились начали болтать.

– Б-болотные б-бесы, как же она хороша! – выдохнул Орсон на ухо Элмерику.

– Кто? Тыквенная каша?

– Да нет же, д-девушка.

– Которая? – немного обеспокоенно уточнил бард.

Несмотря на угрозу мельника (а, может, во многом благодаря ей), он рассмотрел девушек довольно внимательно. Нет, не чтобы нарушить запрет и с треском вылететь из отряда. Но никто не запрещал ему служить прекрасной даме и воспевать её?

В общем, ему тоже приглянулась одна красавица. И хотелось надеяться, что они с Орсоном не станут соперниками.

– Та, что с цепью на руках, – мечтательно улыбнулся Орсон.

– Ты хоть знаешь, что означают оковы, недотёпа? – Джеримэйну опять не давали покоя чужие разговоры.

Какой же он раздражающий! Пытается выставить себя умником, а сам ножом пользоваться не умеет: хватает мясо прямо руками, невежа!

– А м-мне всё равно! Что б-бы ни значили.

Мартин одобрительно хлопнул Орсона по плечу, а Элмерик с облегчением выдохнул: не та!

Девушка в оковах его, скорее, пугала: слишком мрачным и настороженным был взгляд её тёмных глаз. Тощая, с неровно подстриженными волосами, торчащими из-под капюшона (странно, даже за столом не сняла), она напоминала Джеримэйна в юбке, что напрочь отбивало всякую охоту с ней связываться. Да и в цепи жителей Объединённых Королевств просто так не заковывали. Особенно в такие: тяжёлые, сплошь исписанные фэдами, которые без помощи чародея не снять. Элмерик знал: они не для обычных воришек. Для смертников.

Справа от преступницы сидела и с аппетитом лопала кашу красотка в теле, которая подошла бы Орсону больше. По крайней мере, они неплохо бы смотрелись вместе. Рослая, голубоглазая, по-деревенски ширококостная, с внушительной грудью и крупноватыми, но вполне миловидными чертами лица. Её льняную копну вьющихся пушистых волос украшал венок из полевых цветов. Смех девушки был громким, если не сказать вызывающим, но манеры – дело наживное.

Третья девушка в голубом платье сидела немного поодаль, и Элмерик готов был поклясться, что в жизни не встречал никого милее. Узкие запястья, тонкие пальцы, сдержанная грация, изящный наклон головы, светлые волосы такого ровного цвета, что поневоле задумаешься о родстве с эльфами. И хоть красавица сидела в тени, но её ясные глаза, казалось, смотрели прямо в душу.

Элмерик любовался ею, как любуются картинами или облаками, подсвеченными закатным солнцем. Вот не бард он будет боле, если не напишет ей балладу!

Девушка, заметив его интерес, едва заметно улыбнулась. Вот он, подходящий момент для знакомства. Элмерик пихнул Мартина в бок, намекая, что им неплохо бы поменяться местами, но тут кто-то постучал тростью об пол.

– Попрошу внимания!

Элмерик не понял, когда в дверях залы возник этот сухопарый дядька, похожий на грифа. Схожести с птицей добавляла чёрная шапочка алхимика. Некогда красивое лицо избороздили глубокие морщины, кожа была покрыта старческими пятнами, а на заострившихся скулах казалась тонкой, как пергамент. Глубоко посаженные глаза цепко и оценивающе смотрели из-под седых бровей. От этого взгляда барду захотелось втянуть голову в плечи, а лучше и вовсе сделаться невидимым. На вид “грифу” было за шестьдесят, но, несмотря на солидный возраст, немощным он вовсе не выглядел.

– Меня зовут Патрик Мэй, но вы можете называть меня мастер Патрик. Я – хозяин этой мельницы. С сегодняшнего дня и до самого Самайна я буду одним из ваших наставников. Прошу прервать трапезу и выслушать меня очень внимательно. Дважды я повторять не буду, – он говорил с явным холмогорским акцентом.

– Хм… Мэй. Мартин, никак твой родич? – шепнул Элмерик.

Тот пожал плечами.

– Есть Мэи с гор, с холмов и из долов. Все холмогорцы так или иначе друг другу родня.

Мельник, шикнув на них, прошествовал к креслу у камина, опираясь на трость и припадая на левую ногу. Элмерик заметил, что башмаки у него были разными: один наверняка сделали на заказ.

– Это большая честь – быть принятыми здесь. Кто не будет выказывать должного прилежания, никогда не станет Соколом. Не прошедший Испытание, возможно, лишится жизни или того хуже – рассудка. Опасности будут угрожать вам каждый день. До конца могут дойти не все. Сейчас есть последняя возможность встать и уйти. Выход там, – мастер направил набалдашник своей трости в сторону двери и замер, выжидая. На его руке Элмерик приметил перстень с головой сокола, в точности такой же, как у мастера Дэррека.

Никто, конечно же, не ушёл. Джеримэйн с интересом изучал изрезанную ножами поверхность дубового стола, Мартин в привычном жесте сложил руки на груди, а Орсон ещё раньше успел запихать в рот ломоть хлеба и теперь, похоже, решал, прилично ли будет жевать его перед носом у мастера Патрика, или лучше поднатужиться и проглотить весь кусок целиком. Похожая на кошку девица звякнула своей цепью, намекая, что идти ей некуда. Прекрасная леди опустила взгляд, а деревенская красотка заявила:

– Не извольте сумневаться-та, господин мельник, среди нас трусов не водится! Как-никак знали, на что идём-та.

– Ценю твоё рвение, Розмари, однако впредь попрошу без моего разрешения не высказываться, – мельник вытянул больную ногу поближе к огню. – Что ж, тогда перейдём к распорядку. Подъём, отбой, время завтрака, обеда и ужина, равно как и время начала занятий, возвещает колокол. Опоздавшие к трапезе остаются голодными. Опоздавшие к занятиям строго наказываются. Наказание определяю я или другой наставник. После заката запрещено выходить за пределы защитного круга, спускаться с холма или ходить в деревню без спроса. Если же случилось так, что после заката вы оказались в деревне, проситесь переночевать там и возвращайтесь с рассветом. Ясно?

Все закивали, а Орсон громким шёпотом уточнил у Мартина:

– Это п-потому, что в округе п-полно зловредных фейри?

– Это потому, что в округе полно того, что находится за гранью вашего понимания! – прогремел мастер Патрик, привставая. – И по ночам оно становится особенно опасным.

– П-простите… – Орсон почесал голову, будто бы учитель отвесил ему подзатыльник.

– Помните, что вы пока ещё Соколята, а не Соколы. Вам предстоит научиться многим вещам, о которых вы раньше и помыслить не могли. После Испытания каждый из вас получит перстень. Но пока я наделю вас особым знаком. Подойди сюда, юноша. – Мельник указал тростью на Элмерика.

Колени задрожали. Под ложечкой засосало от волнения. Но показывать страх было нельзя – засмеют. Джерри первым же будет… Бард встал, сделал несколько шагов на ватных ногах, остановился прямо перед мастером Патриком и, запоздало вспомнив о вежливости, поклонился. Тот протянул руку, словно собираясь потрепать ученика по щеке, и в этот миг Элмерик почувствовал сильное жжение там, где пальцы мельника коснулись его кожи. Будто бы к щеке приложили тлеющий уголёк. Он крепко сжал зубы, чтобы не вскрикнуть. Когда слёзы уже готовы были брызнуть из глаз, боль вдруг стихла, как ни бывало. Он невольно схватился за щёку, но не ощутил ничего, кроме лёгкого тепла и покалывания.

– Добро пожаловать на мельницу, Элмерик Лаверн, – мастер Патрик улыбнулся впервые за этот вечер, но тут же посерьёзнел. – Следующий!

Орсон наклонился, чтобы мельник смог до него дотянуться, и выдержал боль, не дрогнув. Наверное, тоже не хотел показать слабину перед девчонками. На его правой скуле прямо под глазом проступило красноватое изображение сокола. Будто родимое пятно. Совсем небольшое, размером с серебряную монету.

Мастер Патрик, заметив озадаченные взгляды, пояснил:

– Этот знак будет охранять вас, когда меня не будет рядом, От всего на свете он не защитит, но поможет вам противостоять чарам младших фейри из Чёрного леса. Добро пожаловать, Орсон Глендауэр. Следующий!

Джеримэйн и Мартин также стоически перенесли обжигающее прикосновение. Последний лишь с усмешкой уточнил:

– А шрам не останется? Я не уверен, что такое украшение мне к лицу.

– Магические метки после снятия не оставляют следов. В отличие от зубов и когтей болотных бесов, которые любят лакомиться всякими глупцами, – отрезал мастер Патрик.

Элмерик отметил, что, приветствуя Джеримэйна и Мартина, мастер назвал лишь личные имена, не упомянув родовых. С задирой было всё понятно: он принадлежал к самому низшему сословию, им не положено. А вот Мартин… неужели из клана изгнали?

Низкорождённой оказалась и Розмари. Почувствовав боль, она охнула, из глаз брызнули слёзы вперемешку с угольной сажей, но Элмерик понимал: стоит кому нибудь сейчас посмеяться над этим – и Розмари устроит насмешнику суровую взбучку.

Келликейт – девушка в цепях – родового имени также удостоена не была, но тут дело было вовсе не в происхождении. Смертники отказывались ото всех родственных связей, чтобы не позорить семью ещё больше. Делить кров с преступницей было тревожно, но Элмерик рассудил, что, будь Келликейт предательницей короны или убийцей, Соколы вряд ли стали бы спасать её от правосудия. А ещё он слышал, что тем, кому посчастливилось стать королевскими ловчими, Его Величество мог даровать новое имя, рыцарство и даже титул.

Нежную красавицу, которой так восхищался Элмерик, звали Брендалин Блайт. Уже после ухода мастера Патрика он осмелился подсесть к ней и предложить свой платок, чтобы промокнуть слёзы.

– Пятно очень заметное, да? – всхлипнула девушка, не отнимая ладонь от щеки.

– Нет, что ты. Сокол совсем маленький. Почти как мушка. И очень тебе идёт. Кстати, ты сама откуда?

– Я родилась в Медовых Лугах, потом жила в Каэрлеоне. С дядей. Он известный алхимик и кое-чему меня научил. Думаю, поэтому меня и взяли к Соколам.

– А где же твои родители?

– Матушка покинула этот мир, когда я была совсем маленькой. А отец… я ничего про него не знаю. Наверное, он умер ещё раньше.

– Прости, – смутился Элмерик. – Я спросил, не подумав. Не хотел бередить твои раны.

Его бурная фантазия уже развернулась во всей красе. Наверное, его красавица была незаконнорожденной. А вдруг её отец – сам король? Это объяснило бы и царственную осанку, и удивительный белокурый цвет волос. Не нынешний, конечно. Артур Девятый и сам ещё был молод. Но, например, его отец…

– Ничего, я не в обиде, – Брендалин пригубила компот. – Я не слишком горевала по матери, потому что почти не помню её. Зато дядя был очень добр. Он разрешал помогать ему в мастерской, так что я неплохо разбираюсь в травах и снадобьях. Если у тебя что-то заболит, обращайся.

– О, у меня болело сердце. Но ты излечила его одним взглядом, – почти пропел Элмерик.

– Ты забавный. Я слышала, все барды – жуткие льстецы.

– Поверь, я не из таких. Говорю только то, что вижу.

Его одарили новой благосклонной улыбкой. Это воодушевляло.

– А ты случайно не бывала на поэтических состязаниях в Каэрлеоне? Я там победил в прошлом году.

Брендалин покачала головой.

– Нет, я всё время работала в лавке. Но надеюсь однажды услышать как ты поёшь. Я очень люблю музыку.

– А танцевать любишь?

– Да, очень.

– А я вот тоже люблю музыку и танцы-та, – Розмари ткнула Элмерика в бок. – Особенно холмогорские.

Бард скрипнул зубами. Ну кто её спрашивал? С другой стороны, за общим столом любой мог слышать, о чём они говорят, и поддержать беседу. Ничего зазорного в этом не было. Оставалось надеятся, что однажды у них с Брендалин получится уединиться.

– М-может, сыграешь? – Орсон молитвенно сложил свои огромные лапищи. – Праздник, всё-таки.

– А можно? – засомневался Элмерик. – Этот мастер Патрик жуть какой суровый. Приковыляет, влепит нагоняй…

– Хочешь, я сбегаю к нему и спрошу? – Мартин вскочил с места.

– Ого, ну ты и смельчак! Ну, сбегай, если не шутишь.

Всё равно учёба начнётся только завтра, а сегодня вечером почему бы не отметить их знакомство и начало новой удивительной жизни?

Мартин и впрямь обернулся очень быстро. Из каморки под самой крышей он принёс не только великодушное разрешение, но и увесистый бочонок эля.

– Эгей, смотрите, что у меня есть! Наставник велел выпить за его здоровье, но не напиваться.

И веселье началось.

Тем вечером Элмерик вдоволь напелся и наигрался до боли в пальцах. Жаль, что, кроме него, никто не был обучен музыке, поэтому потанцевать с прекрасной Брендалин ему так и не довелось. А вот Мартин, напротив, отплясывал с ней слишком часто.

Келликейт, подобрав цепь, попробовала станцевать холмогорскую джигу, но уже на втором круге не удержала тяжёлые звенья, споткнулась. К счастью, Орсон успел подхватить её до того, как девушка упала.

– Так. Вы развлекайтесь, а мне пора спать, – она поблагодарила Орсона кивком и ушла с непроницаемым лицом, но Элмерик подозревал, что на душе у неё скребут кошки.

Был и ещё один человек, не принимавший участия в общем веселье. Джеримэйн сидел в углу с мрачным видом и смотрел на остальных, попивая компот. Даже к подаренному элю не притронулся. Элмерик заподозрил, что кое-кто просто не умеет танцевать. Ха! Так ему и надо.

Они закончили кутить лишь под утро, когда за окном запели ранние пташки. До подъёма оставалось не более пары часов, и бард не без сожаления убрал арфу в чехол.

– Можно я провожу тебя до комнаты? – тихо спросил он у Брендалин.

– И меня тоже проводи-та, – хохотнула Розмари.

Да что ж такое! Опять она лезет!

Элмерик хотел попросить кого-нибудь из приятелей отвлечь назойливую девицу, но ему и тут не повезло. Орсон вырубился прямо за столом, и Мартин с Джеримэйном как раз прикидывали, как будут тащить его до кровати. Кто мог подумать, что такому большому парню достаточно будет всего пары кружек, чтобы опьянеть?

Не дождавшись помощи, Элмерик проводил обеих девушек и пожелал им доброй ночи.

– И тебе доброй ночи, бард, – Брендалин вернула ему платок. – Надеюсь, мы сможем однажды повторить этот дивный вечер.

– Хотелось бы. Особенно, если будут ещё музыканты. Потому что я хотел бы потанцевать с тобой, – он прижал платок к сердцу.

– Зачем нам другие музыканты-та? – удивилась Розмари. – Я не встречала никого, кто играл бы лучше тебя. А уж я-та разбираюсь! Ты мог бы заткнуть за пояс добрую половину именитых арфистов всех Трёх Долин.

– Приятно слышать, – Элмерик ответил довольно сдержанно.

Слова Розмари согревали душу, но неужели она не понимает, что помешала? Впрочем, надо быть снисходительным. Все они сегодня немного перебрали…

– А вот мне не очень приятно, – раздался раздражённый голос Келликейт. – Идите уже по кроватям, болтуны, и не мешайте добрым людям смотреть добрые сны.

* * *

Как ни странно, после такого напутствия сны действительно оказались добрыми.

Едва упав на подушку, Элмерик увидел зелёные луга, поросшие клевером и колокольчиками – нежно сиреневыми и фиалковыми, как глаза его прекрасной леди. На лугу паслась белоснежная лошадь, никогда не знавшая седла – явно фейских кровей. Брендалин сказала, что хочет покататься, но глупое животное шарахалось от неё, никак не даваясь в руки. Тогда Элмерик накинул уздечку на голову лошади, успокоил её ласковыми словами, а потом протянул руку своей леди. Но стоило Брендалин вскочить ей на спину, все колокольчики на лугу зазвенели. А из под зелёного холма донеслось чарующее пение:

– В свой срок желтеют листья на дубу и ягоды на падубе алеют. Кто струсит – не найдёт свою судьбу, а тот, кто не отступит – преуспеет.

Элмерик моргнул – и всё исчезло. Только уже знакомый, громкий до боли в висках колокол возвещал, что пора вставать, заправлять постель и собираться к завтраку.

Глава вторая

После Лугнасада наконец-то распогодилось, дожди почти прекратились, дороги подсохли. И пусть над Чёрным Лесом каждый день ходили тяжёлые тучи, иногда сквозь них всё же проглядывало тёплое летнее солнце. Ночами вдалеке ворчал гром и в небе полыхали зарницы, а по утрам макушки елей окутывала туманная дымка. Осень в этом году обещала быть ранней.

Жизнь в Чернолесье была странной и непривычной. Ночами за оградой выли волки (хотелось надеяться, что это именно волки, а не кто-нибудь похуже), в шуме деревьев часто слышался невнятный шёпот, а меж ветвей то и дело вспыхивали зеленоватые огни.

После завтрака мастер Патрик отводил учеников наверх – в комнатку под крутым скатом крыши, служившую библиотекой. Здесь было душно и пыльно, по углам свисали клочья паутины; но даже постоянный шум мельничного колеса мешал меньше, чем жужжание многочисленных мух.

Учёба всё больше разочаровывала. Элмерик провёл на мельнице уже целых пять дней, но ещё не выучил ни единого заклинания. Свитки мастера Патрика казались нудными до зубовного скрежета. В одних были старые легенды и сказки для детей, в других рассказывалось о многочисленных деревьях Чёрного леса. Так, Элмерик узнал, что ежевика даёт чародею хитрость, а орешник – мудрость, но ни один из текстов не объяснял, как их можно заполучить. Ни особых слов, ни рецептов для волшебного отвара – ничего.

Когда закончились деревья, начались птицы. Затем они принялись заучивать названия самых известных замков (которые любой образованный человек и так знал), а также старых крепостей, давно разрушенных до основания, а может, и вовсе никогда не существовавших в этом мире (бессмыслица какая-то). Причём, названия следовало зубрить не только на наречиях Объединённых Королевств, но и на эльфийском, который мало того, что считался почти мёртвым (люди давно не видели живого эльфа, говорившего только на родном языке), так ещё был и весьма сложным для произношения. А мастер Патрик постоянно придирался.

После обеда он раздавал Соколятам самые обычные поручения: одних отправлял в сад лекарственных трав на полив и прополку, другим велел чистить и вычёсывать лошадей (работа на конюшне пришлась Элмерику по душе, особенно ему нравилась небольшая пегая лошадка по кличке Ольха), третьих посылал в деревню с поручениями. Например, забрать у кузнеца свёрток и, конечно, не сметь в него заглядывать на обратном пути. Иногда нужно было сопроводить телегу с мешками: местные жители расплачивались едой за помол и «иные услуги», о которых говорили только шёпотом. За пару таких визитов Элмерик убедился, что в Чернолесье мастера Патрика очень уважали, хотя и побаивались, за глаза называя «колдуном с мельницы».

Новобранцы брались за поручения неохотно, и, хотя спорить с наставником никто не осмеливался, недовольство росло с каждым днём.

Одна лишь Розмари чувствовала себя как рыба в воде. Она вставала ещё до утреннего колокола, вместе с пением петухов. Подвязав непослушные волосы платком, шла к колодцу за водой, по дороге поднимала с тропинки напа́давшие за ночь яблоки и собирала в курятнике свежие яйца. Дома она подметала полы, выгребая изо всех щелей мучную пыль. В самые первые дни умудрилась до блеска отмыть в ручье все старые засаленные котлы, оттереть от кухонных стен печную сажу и начистить каминную решётку так, что та засияла, как новенькая.

– Ты не обязана это делать, – сказал мастер Патрик вместо благодарности. – На мельнице и без тебя есть, кому заниматься хозяйством.

И Розмари страшно обиделась.

– Ваша прислуга дела своего не знает: вона сколько грязищи-та оставляет! И готовит-та невкусно – простите, мастер, но это так! Я могу лучше.

Мельник хотел было возразить, но махнул рукой:

– Хочешь – делай. Только не жалуйся, когда устанешь. Уроки буду с тебя спрашивать так же, как со всех.

Вечером оказалось, что Розмари ничуть не хвасталась, а, напротив, преуменьшила свои таланты. Ужин удался на славу, и даже мастер Патрик, который всегда ел один в своей комнате, дважды возвращался за добавкой. А на следующий день Элмерик и сам проснулся до звона колокола от умопомрачительного запаха свежих пирогов…