Люди и судьбы. Истории из жизни

Лифт спустился. Мужчина открыл его, но не вошёл. Огромными шагами-прыжками рванул ко мне, схватил за пальто и стал тянуть вниз. Я, конечно, вцепилась в перила, об угол которых ударилась головой, выдавила шёпотом: «Что вам надо?»

Он тянул очень сильно. Насильник! И что ему надо было – понятно!

И тут – спасение!

Дверь квартиры на втором этаже открылась. На площадку вышла пожилая женщина, строгим голосом громко спросила:

– Что это здесь происходит?

Невероятно большими прыжками мужик выскочил из подъезда.

Что про спасительницу я знала? Она была из странной семьи, в которой были брат с двумя сёстрами. Все трое – высокие, седые, стройные, спины прямые, лица – гордые, умные, закрытые. Про них говорили: реабилитированные. Произносилось это с уважением и каким-то извиняющимся сочувствием. Имён членов этой семьи я никогда не слышала. Соседи их за глаза называли: брат Акивис, старшая сестра Акивис, младшая сестра Акивис.

Меня спасла младшая. Не испугалась возни в подъезде, за дверью не спряталась, вышла, спасла. Спасибо ей! Светлая, светлая память!

Ещё буду вечно помнить одно утро. Мне уже двадцать четыре года. Конец февраля, всё растаяло, грязно. Скоро весна, и первого марта я в первый раз рожу себе дочку. Но в то утро я – ещё в положении.

Осторожно ступая, иду по делам. Перехожу широкую дорогу, посередине – трамвайная линия. Половину дороги и трамвайные рельсы я уже перешла и стою, жду чтобы перейти оставшуюся половину дороги. И вижу, что приближается, мчится по грязи огромный грохочущий грузовик. Брызги с дороги летят так, как будто включили мощный фонтан грязи.

Я отступаю, чтобы не попасть под грязевые струи. Делаю ещё шаги назад – нет, мало, всё равно окатит, ещё надо отступить. Я готова отступить ещё на шажок – но тут меня в спину что-то отталкивает, не пускает. Это – трамвай по моей спине в пальто прогладил стенкой вагона. Звонок трамвая орёт, как бешеный.

Я остолбенела. Трамвай застыл, проехав немного вперёд. Я оглянулась. Увидела, как женщина-вагоновожатая обессиленно упала головой на трамвайный руль.

Трудно даже представить, что пережила эта женщина, какой ужас взорвался в её голове с красивыми каштановыми локонами. Она сделала немыслимое: успела прибавить ход и не дала сделать мне этот шаг. Он был бы последним для меня и ребёнка.

Вот эта женщина, вагоновожатая, – наша с дочкой спасительница. Кто она, как зовут – не знаю. Только молюсь за неё всю жизнь.

СИМВОЛИЗМ ПОЭМЫ А. БЛОКА «ДВЕНАДЦАТЬ» ИЛИ ЕЩЁ РАЗ ПРО ЛЮБОВЬ

Вот и я очутилась в том времени, которого никто не ждёт. А когда оно всё же приходит, счастливцы, встретившись с ним, восторгаются его прелестями и наслаждаются подарками пенсионного возраста.

Да, можно заниматься тем, на что раньше категорически не было времени. И я занялась литературой в доступных кружках.

Одно из заданий кружка – анализ символизма поэмы А. Блока «Двенадцать».

И сразу хлынули воспоминания. Сложные и противоречивые. Воспоминания, о которых не очень легко писать…

…1967 год. Последний класс школы. Замечательной школы: преподаватели, ребята, субботние «Огоньки», регулярные интересные лекции Виноградовой о музыке.

Но самое-самое в школе – театральный кружок.

Каждая премьера нашего школьного театра – это потрясающее событие! Ещё бы! Ведь руководит нашим театром талантливый человек – актёр студенческого театра МГУ.

Он был высоким, стройным, с красивой шевелюрой тёплых русых волос. И лицо у него было каким-то притягательным, хотелось вступить с ним в разговор и смотреть на доброжелательную улыбку этого сильного мужчины, в его выразительные, понимающие глаза. Внешне он был очень интересным, приятным в общении, но – уж очень немолодой, как мне тогда казалось, под сорок. Его дочь была на год старше нас и уже закончила нашу школу, сын учился в каком-то младшем классе.

Принимали в театральный кружок только ребят из выпускного класса, было слишком уж много желающих.

И, вот, наконец-то, мы – в десятом и в театральном!

Неожиданно в середине учебного года наш режиссёр решил ставить «Двенадцать».

Почему? Это – не пьеса, не какой-то ролевой рассказ. Да и Блок нам был тогда не очень понятен.