Геометрия первой любви и операция «Дочь». Из-Вращение чувств

Меня приподняло с сиденья, желудок хотел выразить своё возмущение отрыжкой или чем похуже, но не успел и передумал. Наша Чесна уже летела прямо, ровно и без шатаний вправо и влево: как примерная, воспитанная девочка.

– Готовьте фотокамеры или что там у вас есть! – приказал мистер Бой. – Мы подлетаем к городу-призраку, знаменитому своими жилыми пещерами. Говорят, там до сих пор жизнь теплится: туристы приезжают, пещеры обживаются бездомными бомжами, а музей открыт круглосуточно.

– Я слышала, что в Испании, в Гранаде, пещерные квартиры и дома стоят сейчас дороже, чем обычные.

– И от кого же ты такие страсти узнала?

– От миссис Ти. У неё в колледже девушка из города Гуадикс, в Андалусии, учится. Изабелла её зовут. Так они с семьёй живут в трёхэтажной пещере с джакузи и зимним садом. Говорит, что это очень удобно: зимой тепло, летом, когда жара за сорок, у них внутри прохладно и идеальная влажность. А другую пещеру они превратили в отель. Отбоя от желающих снять его на пару недель нет. За ночь берут тридцать-пятьдесят евро.

– Смотрите вниз! Вот и наш, американский пещерный город. Там, за зданиями, вход в пещеру – гостиницу. И лошадки для экзотики.

Самолёт нырнул ещё ниже и стал кружить над другой частью города-призрака Боди. Он выглядел удручающе. Долина подарила ему мягкий климат, но больше ничего. Во второй половине девятнадцатого века здесь добывали золото и серебро.

– Сейчас остались только названия: Золотой холм, Серебряный холм, – печально пояснил мистер Бой. – Я ведь родом из этих мест. Поэтому мы сюда раз в несколько лет и летаем. Я и на пилота с этой целью выучился.

– Спасибо вам обоим, что меня предложили с собой захватить.

– Так было бы несправедливо: твои друзья к восхождению на гору готовятся, а тебе не на что к лагерю добраться. Вот миссис Ти и попросила нас доставить столь драгоценный груз к месту встречи. Вы же где-то на границе с Айдахо собираетесь?

– Да. Там гора Капитан с перевалом интересным. По нему и собираемся с инструктором пройти. А рядом Йосемитский Заповедник, в котором больше двухсот пятидесяти пещер. Может, удастся хоть в одну спуститься. Я прочитала про Королевскую пещеру и решила, что мне в ней надо побывать. Там внутри горное озеро, водопад, а на нижнем уровне, в который через узкий проход попадаешь, очень полноводная река.

Самолётик, между тем, подлетал к озеру Моно и стал нарезать круги над его безмятежно голубыми глазами. Озеро охранялось теми самыми горами, к которым так стремилась пассажирка. Его ледяная вода удваивала красоту заснеженных вершин, и они добродушно позволяли Моно соседствовать с ними. Уж очень приятно было любоваться собой в его благородно спокойных водах.

– А, правда, что здесь, в Неваде, находятся самые большие ядерные полигоны Америки?

– Правда, девочка. Названия у них немного смешные. Один, например, называется «Квартира Француза», а другой «Квартира Юкка». Они хоть и рядом с нами, но мы туда не полетим.

– Слушай, муженёк, а почему бы нам ни свернуть к бывшим концентрационным лагерям?

– Каким лагерям? Концентрационным?! – я не верила своим ушам. – Как в России, что ли? Гулаг? Или как он там назывался?

– У каждой страны свои тайны, тюрьмы и лагеря. Я в русских не была, так что сравнивать не могу. Но то, что людям там было очень несладко, особенно детям, а их было много, – это мне точно известно.

– Да кого же в тех лагерях держали?

– Всех, кто имел несчастье когда-то приехать в Америку из Японии. Как только Америка объявила войну Японии, так это великое переселение и началось. Со всей Америки возможных «предателей» собирали, выселяли из жилищ и… сюда! Смотри, смотри! Мы сейчас к ним подлетать будем. Унылая, но знакомая картинка, не так ли? У меня с собой даже старые снимки есть. Моя бабушка была наполовину японкой.

– Да и мой дед, к своему несчастью, четверть своей итальянской крови японской разбавил, – задумчиво, но, не отрывая взгляда от панели приборов, добавил мистер Бой.

– Мы ведь, знаешь, как познакомились? На юбилейной встрече родственников интернированных японцев. Тогда была сороковая годовщина, как сейчас помню.

– Да! И я никогда тот день не забуду. Февраль 1982 года. Ты вошла в клуб, улыбнулась своей широкой улыбкой, а потом посмотрела мне прямо в глаза.

– И ты их тут же отвёл! А покраснел как… Я к тебе с угощением сразу и подошла. Чтобы «оживить».

– Мы оба оказались родом из этих мест. Наши предки отсидели, потом им некуда было переезжать: старые квартиры и дома давно были заняты другими людьми. Здесь и осели. Недалеко от резерваций индейцев.

– А не осели бы – и не встретились бы мы никогда. Так что мы на судьбу совсем не в обиде. Как говорится, что бы ни делалось – всё к лучшему. Но неужели вы, в школе, об этом приказе Рузвельта и о лагерях ничего не изучали? Никогда не поверю, что миссис Ти вам об этом на уроках не рассказывала, – хитро прищурив правый глаз, Тара, не скупясь, пихнула меня в бок.

– Миссис Ти историю у нас не ведёт. Только социальные дисциплины. А в учебниках про это – ни слова! Это я точно говорю. Во всяком случае, в тех, которые наша историчка рекомендует.

– Ну, Тара, покажи ей старую газету. А то ещё не поверит нам с тобой!

На меня смотрели унылые ряды бараков. Это всё не вписывалось в Америку! Я не хотела этого ни знать, ни видеть! Как будто прочитав мои мысли, миссис Бой улыбнулась и небрежно обронила:

– А, впрочем, учителя, наверное, правы. Не стоит смущать юные души. Как говорится: многия знания – многия печали.

– А сколько всего людей там, в лагерях, сидело? Теперь уж мне всё хочется знать.

– Сто двадцать тысяч японцев и около пятнадцати тысяч иммигрантов с немецкими и итальянскими корнями. Да ладно, прости ты нас, что такую тему завели. В любую войну гражданское население страдает больше, чем даже те, кто воюет. Мы оба поэтому – пацифисты. Против войн в принципе. Даже самых патриотических.

– Понятно… А ваши дедушки и бабушки выжили?

– Наши – да. Так что нам повезло.

– Внимание! Скоро будем на месте! Нам придётся сесть в аэропорту Рено Тахо. Потом по 395-ой доедем до вашего лагеря.

– А в заповедник с гигантскими секвойями заедем? Ведь надо ребёнку такое чудо природы показать, как дерево с ветками в два метра диаметром.

– Заедем! У нас день в запасе. Мы, если повезёт, ещё в одну пещерку спустимся.

Самолёт стал снижаться. Плавно, уверенно и грациозно. Я вертела головой, как глупая сломанная кукла, у которой осталась только одна рабочая пружина, да и та шею с головой почти не соединяла. Внизу проплывали реки, мелькнул какой-то пустынный город (Бентон, как я узнала позже), игривые ледяные наросты и отростки подмигивали голубыми глазами. Иногда целый склон горы сползал вниз сверкающим ледяным змеем, язык которого раздваивался или расстраивался у подножия. Я замерла в восторге. Наконец, шасси лёгким поцелуем коснулись дорожки, и мы весело покатились к ангару.

– «Приветствую тебя, Сьерра Невада! Мы с тобой подружимся!» – закричала я.

Я и не представляла, как сильно ошибалась, ступая на твёрдую землю».

Винсия М.

Из статьи для журнала «молодёжный туризм».

Глава 5. Геометрия любви и разозлиться на проблему

Софья всегда любила геометрию. Она давно решила, что её жизнь должна строиться по принципу любимой фигуры – равнобедренного треугольника.

Прочное, широкое основание – это её личность. Такая же твёрдая, несгибаемая и надёжная. Одна сторона предназначалась для важных, но понятных, жизненных целей: самосовершенствование, саморазвитие и самореализация. Три «само» подряд её ничуть не смущали. Софья была убеждена, что за всё в жизни надо отвечать самой.

Вторая сторона треугольника была ещё проще, но не менее значима: учёба, карьера, работа.

Вершина любимой фигуры означала ту точку пути, когда она будет делать выбор. Иногда она мечтала о времени, когда треугольник трансформируется в ёлку, прирастая другими треугольниками. Эти другие рисовались ей как любимый муж и желанные дети.

Но чаще она воображала точку вершины, украшенную каким-то неведомым, загадочным знаком. Иногда в виде «Ордена за Заслуги». В другие дни она верила, что Нобелевская Премия будет смотреться ещё лучше. И тогда глупые планы о ёлке выветривались из её красивой и умной головы мгновенно. Безо всяких усилий с её стороны.

Но сейчас, тяжело освобождая ноги из снежной, казавшейся цементом, каши и двигаясь вверх за быстро удаляющимся инструктором, Софья вдруг поняла, что, так любимой ею треугольной геометрии гор чего-то не хватает. Она подняла глаза вверх и увидела подрумяненные утренним солнцем облака. Они были всех форм и размеров. Но самые приветливые и радостные умудрялись сворачиваться и разворачиваться в кружевные рисунки, где царили овалы и петли: они переплетались, вытягивались хрупкой линией, позволяли горному ветру завихрить себя и завьюжить, потом выстроить воронкой, но позже неизбежно растекались в овальные, дрожащие на ветру петельные узоры.

– Скай! – повернулась она к спутнику, твёрдо держащему её руку в своей.

– Какая твоя любимая фигура?

– В каком смысле?

– В геометрическом.

– Тут и думать нечего: окружность. Круг. Замкнутое пространство, но бесконечный периметр. Нет точки отсчёта. Но нет и точки завершения.

– А я всегда любила треугольники. Равнобедренные. Жизнь мне представлялась в виде треугольника или ёлки. Но никогда – окружностью.

– Мне кажется, что вместе – треугольник и круг – могут создать почти совершенную геометрическую форму. Как, например, храмы и соборы.

– Точно! Какой же ты умный, Скай! Умный совсем по-другому, ну, не так, как я. Ты представляешь себе вещь целиком. И у тебя сразу включается воображение. Потом оно накладывается на знание – и возникает новый образ.

– А у тебя как всё происходит?

– Я обычно складываю только те вещи, которые давно знаю, и которые сами друг с другом сочетаются. Но что-то новое в результате не получается. Или получается, но очень редко. Новыми у меня только формулы получаются… Образы – почти никогда…

– А я вот думаю, что треугольник с кругом могут сочетаться самыми разными способами. Круг может обнять треугольник и включить его в свою орбиту. А можно наоборот. Окружность отлично вписывается в треугольник: она там кажется очень к месту.

– Ага! Сглаживает углы и создаёт новые пространства.

Молодые люди остановились и посмотрели друг на друга. Какими бы блистательными ни были снежные бока и вершины гор, но сверкать такой тёплой, рвущейся согреть всё человечество радостью, как сверкали их глаза, у них не получится никогда.

Впрочем, останавливаться надолго было опасно. Их небольшой отряд из восьми человек и инструктора должен был, согласно маршрутной карте, достигнуть вершины горы Капитан к полудню. Затем, после краткого привала, выйти на другой склон, пройти пятьсот-семьсот метров на Запад, до знаменитого перевала, украшенного и раскрашенного хрустальными фалдами заносчивых ледников, и, следуя строго по хорошо проложенной туристкой тропе, спуститься вниз, ко второму лагерю у подножья горы.

– Софья! Ты знаешь, что ты необыкновенная? Ты хоть знаешь, что ты – волшебница!

– Ну, это ты хватил через край! Меня все двенадцать лет одноклассники либо «сушкой», либо «гипотенузой» зовут.

– Они все просто болваны…

– Квадратные, – добавила девушка.

Оба засмеялись и прибавили шагу.

– Ты знаешь, что меня даже в Англию из дома отсылали. На целый год. В их знаменитые школы-интернаты.

– Да ты что?! А кто так решил: мама или отец?

– Конечно, отец. Он меня очень стыдился. Из-за моей дислексии.

– Не понимаю, чего тут стесняться. Многие дислексики – талантливые люди. Некоторые – даже гении. Особенно те, кто архитектурой занимаются.

– Но американские врачи в диагнозе пишут: «Частичное умственное расстройство». Фактически, приговор выносят. Вот отец и решил, что строгая дисциплина и занятия по двенадцать-шестнадцать часов в день пойдут мне на пользу.

– А что, в школе-интернате вы целый день занимались?

– Фактически, да. Шесть-восемь уроков. Потом разные факультативы: риторика, мифология, драма, дебаты, муниципальное управление, управление вниманием масс…

– Но это же так интересно!

– Иногда интересно. Иногда – не очень. Некоторые клубы – прикольные!

– Какие?

– Искусство дебатов. Там нас учили искусству лгать публично. Если уж быть точным – попросту врать на публику, не моргнув глазом. Убедительно!

Софья остановилась и уставилась в лицо собеседника в недоумении и неверии.

– Быть такого не может! Англичане ведь верующие люди! Религия это запрещает!

– И тем не менее… Вытаскиваешь два билета с темами для обсуждения. Например. «Россия – главный противник стабильной Европы». И вторая: «Глобальная экспансионистская политика США – главный фактор дестабилизации единой Европы». Выбираешь тот тезис, который кажется тебе правильным. Записываешь его на бумагу и отдаёшь ведущему. А говорить и убедить всех в своей правоте ты должен по сути второго тезиса. Того, с которым ты в принципе не согласен. Все выступают, опровергают друг друга, спорят с основным докладчиком. Потом угадывают, какую точку зрения ты на самом деле выбрал. Если сумел всех «надуть» и убедить в том, что ты – сторонник противоположной идеи, – ты победил. А если не сумел, и твои истинные взгляды легко угадывались в дебатах – проиграл.

– Какой ужас! – выдохнула Софья. – Это же означает, что никому из официальной публики верить нельзя! Ни единому политику! Не зря я математику люблю – формулу не обманешь!

– А знаешь, кто почётные члены этих клубов и кураторы?

– Кто? Местная знать? Пэры и сэры?

– Совсем не угадала! Ведущие журналисты, политики и полит-технологи.

– Так что? И им верить нельзя?

– Можно, но не до конца. Как сказал один опытный выпускающий редактор известной радиостанции: «Полуправда – вот бог современных масс медия».

– Но, в целом, тебе интернат помог?

– Нет! Как я мог, например, в дебатах участвовать, если тему был не в состоянии прочитать? Как мог текст к драме выучить, если на репетиции надо было роль с листа читать? Мне даже хуже стало. Умолял отца забрать меня домой.

– А он?

– А он гениальный выход нашёл: ушёл из дома и оставил мать с тремя детьми на руках.

– Господи, как же она всех вас вырастила?

– Да уж! Мы же тройняшки. Две сестры и я. Мама хоть и из Прибалтики, но с русскими корнями. Сильная женщина. Сама училась, меня терпела. Даже когда я сестёр в этот маскарад вовлёк, она продолжала меня любить и надеяться на лучшее.

– Ты про какой маскарад говоришь? Про «Звёздные войны»?

– Ну да. У меня классные сестрички. Всё понимают. Решили мне подыграть. Несколько лет мы в костюмах прожили. Прятали за ними правду. Но вот когда миссис Ти появилась – я её возненавидел! Учебник читать не мог, а кино она категорически отказалась показывать. А тут ещё и сёстры сдались: сняли свои костюмы звёздных принцесс и подарили девушке из Судана. С очень необычной судьбой. Они её королевой класса назвали. И я остался один. С проблемой и самим собой.

Какая-то упрямо пролезшая сквозь снежный наст ветка вовремя хрустнула под ногами, приглушив сорвавшийся голос Ская.

– Но сейчас ведь всё налаживается? Всегда лучше прямо посмотреть проблеме в глаза, чем закрыться от неё маской. На проблему, также как на болезнь, надо очень разозлиться, чтобы победить.

– Ты знаешь, когда минуту назад ты назвала меня умным, я ещё и полюбил её.

– Кого? – почти шёпотом спросила Софья.

– Свою дислексию. Ведь она связана с моим воображением и даром представлять вещи целиком. Выстраивать картинку. Нет, ты всё-таки самая волшебная из всех волшебниц.

Девушка почувствовала жар, побежавший от руки Ская вверх по её ладошке. Скоро тёплый ручеёк добрался, казалось, до самого сердца.

Глава 6. Узники снежной пещеры и плачущий сугроб

– Эй, молодые! Поторапливайтесь! Что-то погода нас не балует. Видите, какая густая позёмка там, выше, разыгралась?

Кричала Винсия. Они с Фанки шли предпоследними в группе, которую возглавляли Джесс и Тришка. Другая пара, незнакомые ребята из маленькой горной школы в Неваде, следовала прямо за инструктором. Он же был их учителем физкультуры.

Когда группа была готова к восхождению, и руководитель ещё раз знакомил всех с маршрутом, Джесс попробовал возражать по поводу экипировки. Ребятам предлагалось взять с собой одну лопату, две пары лыж, два спальных мешка, восемь термосов с горячим кофе и яркий палаточный тент. На всякий случай, уточнил учитель. Джесс настаивал на восьми парах лыж и минимум четырёх мешках.

– Что, парень, привык к уюту и комфорту? Или ты решил гостиницу на вершине открыть? «Приют влюблённого», так сказать – съязвил несогласный инструктор. – Я пять – шесть групп во время рождественских каникул поднимаю по этому маршруту. Ежегодно. И, верь мне, сложнее общественный туалет в Сан Франциско найти, чем какие-то два с лишним километра по этой горе прошагать.

И группа отправилась. С десятью мобильными телефонами, которые отключились, как только они поднялись на восемьсот метров, и одной лопатой. Фанки бодро шагал рядом с Винсией.

– Винсия, – вкрадчивый тон Фанки выдавал его с головой. Наверняка, он хотел её о чём-то попросить.

– Ну, выкладывай, что тебе от меня надо, – хитро улыбаясь, воодушевила девочка парня.

– Ты же в хороших, даже особых отношениях с миссис Ти, – начал Фанки издалека. Он хоть и был «шутом-перфекционистом», но в самой глубине души, на самом её донышке, всегда таились мягкость и сочувствие, – за это его все и любили. – Ты можешь о кое-чём её попросить?

– Зависит от просьбы…

– Не могла бы она пригласить меня на урок в одиннадцатый класс, в той, другой школе. Ну, где она историю преподаёт. В том самом классе, где ребята в костюмах из «Звёздных войн» на уроки ходили.

– Очень интересно! Уж не собираешься ли ты «подменить» её, как нашего религиоведа? С неё больниц хватит! Она и сейчас с нами не смогла пойти из-за травмы плеча. Лежит, как шпала железнодорожная, к постели привинченная! Это с её-то характером.

– Да нет! Я просто хотел ребят поблагодарить. За то, что костюмы нам отдали. За то, что помогли со Звёздной вечеринкой. Ведь без них – ни за что бы мы так хитро брата Лии вокруг пальца не обвели! Он даже не заметил, когда сестра ушла и куда, в итоге, улетела.

Ребята посмеялись, вспоминая тот незабываемый день в «Центре Психического здоровья».

– Ой, хитришь ты что-то. Поблагодарить ты и на парковке их можешь. Выкладывай всю правду.

– Ну… С человеком одним из их класса… Повидаться хочу.

– Влюбился что ли? Вроде, ни о какой любовной лихорадке в Калифорнии сообщений не было, а вы все, что дети малые: подай им любовь, и всё тут! Как будто коллективно вирус подхватили. Всё с Джесса с Тришкой началось.

– Так уж сразу и влюбился! Говорю же, просто увидеть одного человечка надо.

– И этот человечек, конечно, девушка, – Винсия пихнула Фанки острым, крепким локотком в бок, да так неожиданно, что он чуть не свалился в растущую на глазах снежную подушку.

– Девушка! Ну и что с того! Я даже не знаю, ни откуда она, ни как её звать. Но как только увидел, меня как в сердце ударили: ей помощь нужна. Друг хороший и верный. Что-то с ней неладно. Я редко в таких случаях ошибаюсь.

– Она американка?

– Почти уверен, что нет. Похоже, что откуда-то с Ближнего или Среднего востока. Но говорит по-английски бегло, хоть и с акцентом. Ты знаешь, я её глаза увидел, и мне вдруг стало грустно. Такая печаль накатила, что я сначала даже со штурмовиками поговорить толком не мог. Помоги, Винсия, человеку точно поддержка нужна.

– Хорошо. Я поняла тебя.

Винсия подняла голову, чтобы оценить расстояние до инструктора, и ахнула. Вместо чётко выделявшейся на фоне белых склонов разноцветной цепочки группы, она теперь видела лишь пляшущий снежный занавес. Занавес вихрился и забавлялся: он вздымал фейерверки белой крупы, которые лихо, со свистом и воем разлетались серебристыми снопами во всех направлениях. Видимость была нулевой.

– Фанки, что будем делать? Мы даже не знаем, куда идти.

– А кто позади нас?

– Софья со Скаем. Но их тоже не видно.

– Мы либо должны остановиться и дождаться их, либо продолжать путь чётко вверх, пока не соединимся с остальными.

– Я думаю, что Джесс настоял на том, чтобы группа прекратила восхождение. Я уверена, что они нас ждут, – твёрдо настаивала Винсия. – А, значит, мы должны соединиться с последними двумя и дальше идти вместе.

Фанки не спорил. Винсия была разве что не экспертом в том, как надо себя вести в экстремальных ситуациях. Вскоре они различили жёлтую куртку Софьи, как нельзя лучше смотревшуюся рядом с небесно синей паркой Ская.

Порадовавшись встрече, ребята тут же двинулись наверх, в надежде воссоединиться с товарищами. Идти становилось всё труднее: снег сыпался, как из бездонного сита. Протяни руку, и ладошку свою с трудом различишь.

– Мы вообще-то поднялись уже на километр и четыреста метров, – сверился Фанки со своей маршрутной картой. – Где же ребята?

Прошло не меньше часа, прежде чем Скай заметил чёрные точки на левом отроге горы. Группа свернула на Восток, удивляясь тому, что приходится так сильно отклоняться от маршрута. Вскоре раздались крики. Кричал Джесс, а Тришка прыгала рядом что было сил и махала своим алым шарфом.

– Уффф… Наконец-то все вместе! – девчонки обнимались и мутузили друг друга, пока парни о чём-то сердито, слишком серьёзно, на взгляд девочек, совещались.

– У нас тут ЧП! – зачастила Тришка, не забывая, впрочем, тянуть гласные и проглатывать окончания.

– Что-то плохое случилось?

– Да, хорошим это не назовёшь. Помните ту пару ребят, не наших, которые сразу за учителем шли?

– Да! А где они?

– Девочка вон там, на тенте сидит, и кофе горячий пьёт. А с парнем беда.

– Да что могло с ним случиться?

– Не поверите… Переохлаждение на фоне резкого падения давления. Он весь посинел и стал тихо и плавно, как в замедленном кадре, складываться вниз: голова в плечи ушла, плечи вдоль туловища к ногам поползли, коленки сами в снег уткнулись. Так вот сидит и трясётся уже минут пятнадцать. С ним Джесс и инструктор.

– Винсия! – раздался властный, но тревожный, крик Джесса. – Иди сюда! Нам помощь нужна!

Джесс, признанный, несменяемый староста их класса, сын уважаемого всеми шерифа, обладал непоколебимым авторитетом у ребят. Все его команды выполнялись чётко и сразу.

Девушка быстро, зачерпывая снег своими довольно лёгкими и дешёвыми ботинками, побежала к расположившейся на снегу группе.

– Разложи спальный мешок! Утепли его по дну вот этим тентом. Нам надо мальчишку во что бы то ни стало согреть.

Когда мешок был готов к приёму постояльца, Джесс с учителем с трудом «ввинтили» в него парнишку, и Джесс полез в мешок следом за ним. Он крепко, как заботливый старший брат, прижал мальчишку к себе, попросил всех, кто мог, поделиться тёплыми вещами, и стал укутывать незадачливого туриста, согревая его лицо своим дыханием. К тому времени, когда парень порозовел и стал двигаться, сам Джесс выглядел уставшим и измотанным.

Парня оставили отогреваться в более или менее тёплом коконе, а остальные члены группы собрались на совещание. Мнения высказывались прямо противоположные.

– Надо двигаться дальше, по компасу, – настаивали Джесс и Скай. Нам осталось не так много до вершины. А там есть нечто вроде времянки с водой, едой и крышей над головой. Переждём бурю.

– Нет, нет и нет! – возражал инструктор, которого поддержали Софья и Фанки. – Эту избушку на курьих ножках заносит в первую очередь. Всегда, когда случается такой вот непредвиденный снегопад. И лежит она под сугробом без окон и дверей. И признаков жизни не подаёт. Надо обойти гору по горизонтальной заброшенной тропе, пока её не занесло, и мы окажемся с подветренной стороны. Там даже гроты есть, неглубокие, чтобы укрыться. Надо сменить траекторию маршрута.

– Но мы же никого не уведомили, что можем отклониться от карты. Если что-то случится, нас будут искать либо на вершине, либо на западном склоне. Никому и в голову не придёт посылать поисковую группу на восточные отроги. Мы там можем просто пропасть. Затеряться навсегда. Тем более, что гроты и каменные навесы «надёжно» спрячут нас от любых спасателей. Нас просто не будет видно.

– Кроме того, на вершине должен быть телефон для связи. Спутниковый. Помните, газеты писали о том, что теперь наш знаменитый Капитан станет более дружелюбным и достигаемым. Я точно знаю, что он там был установлен. Моя мама даже связь проверила, прежде чем меня отпустить, – Скай говорил горячо и так убеждённо, что Фанки сдался и поддержал план Джесса.

– Аааааа! Так к нам ещё и маменькины сынки «прихвостились»! – с нехорошей улыбочкой вступил в спор инструктор. – И кто же у нас мама? Небось бюрократишка муниципального розлива! Не переношу на дух эту братию!