До Луны

Мы хорошо поладили и стали близкими подругами. Проработав здесь год в качестве стажера, я считала всех, с кем мне доводилось иметь дело, довольно неприятными людьми. Я всегда думала, что «офисные работники» – это такие люди, которые будут говорить мне, что делать, или оценивать меня, и это было правдой. Но, познакомившись с Ынсан и Джисони, я смогла «подружиться» с людьми, которых встретила на работе. Мы работали в разных ведомствах, так что у нас не было необходимости или интереса в том, чтобы оценивать друг друга.

Я даже чувствовала, что более близка с Ынсан и Джисони, чем с друзьями детства. Наоборот, у нас было гораздо больше общих тем для разговоров, чем со старыми друзьями, мы правда хорошо ладили, и иногда я удивлялась, думая об этом. Оглядываясь назад, я понимала, что у этого были свои причины. Если не считать времени на сон, то большую часть дня мы проводили в офисе, поэтому все, что с нами происходило, косвенно или напрямую касалось работы. В разговорах о счастливых, грустных, смешных, злящих, воодушевляющих и ошеломляющих моментах с Ынсан и Джисони мы всегда понимали контекст, поэтому не было необходимости углубляться в детали.

Кое-какая информация из наших разговоров даже помогла мне в работе. Каждый день в чате B03 мы в режиме реального времени делились происходящим в наших отделах и, как результат, узнавали о новостях, симпатиях и сплетнях внутри компании, о которых мы не смогли бы узнать друг без друга – из-за тенденций на монополизацию личных связей внутри компании, – и нам удалось избежать информационного отчуждения.

* * *

Вот и сегодня, в день объявления результатов, Ынсан поделилась с нами новостями:

В прошлом году премия доктора Хама была 500 миллионов вон. Сколько в этом?

500 миллионов? Ты уверена?

Когда это я говорила о том, в чем не уверена?

Джисони удивилась:

Точно? Откуда ты узнала?

Это прописано в корпоративном уставе.

Доктор Хам был единственным человеком во всей компании, к которому обращались не по званию или должности, а по ученой степени – «доктор». В начале прошлого года он устроился в компанию под видом эксперта по анализу больших данных – такой должности раньше не существовало. В организационной структуре отдела исследований и разработок внезапно появился подотдел «TF Big Data», в состав которого входили только доктор Хам и его секретарь. Очевидно, отдел создали только для того, чтоб обеспечить свободные рабочие места этим двоим. Говорили, что доктор Хам учился в колледже вместе с президентом компании и был его двоюродным братом. Он приходил на работу и уходил с нее, когда хотел. Я неосознанно принялась печатать с большим напором, и клавиши стали стучать еще громче.

Что, черт возьми, он сделал в прошлом году? Что-то кроме шоколадных бомбочек и жвачки?

Джисони ответила:

Он даже написал один доклад. Сказал, что продажи увеличатся, если сократить количество бомбочек на двадцать процентов и поменять упаковку.

Ынсан возмутилась:

Он не может писать такие доклады, не имея докторской степени.

То, как Ынсан ругала президента, доктора Хама и компанию, говоря, как ей надоело руководство нашей сети, внезапно привлекло внимание. Нам сказали, что если кто-то увидит наш чат, то это грозит серьезными проблемами, поэтому нам следует почистить историю сообщений.

Когда Джисони поинтересовалась, как это сделать, Ынсан принялась объяснять:

Ну же, посмотри в правый верхний угол чата, там есть кнопка меню.

Ага…

Если нажать на настройки чата в меню, там появится кнопка удаления истории.

Нашла. Экспортировать историю чата! Достаточно будет экспортировать все, нажав на эту кнопку?

Пока я приходила в себя, Ынсан поспешно написала:

Эй, очнись! Если ты экспортируешь историю чата, нам всем придется, взявшись за руки, дружно уйти в отставку.

Я стиснула зубы и едва сдержалась, боясь рассмеяться. Ынсан добавила:

Есть идея получше.

Я должна кое-что сказать вам лично, мои М-девочки. У всех получится встретиться сегодня на обеде?

Тогда-то я и заметила. Название нашего чата с «B03» поменялось на «B03_можно лучше».

Неочевидное

13 марта 2017 г.

В нашей компании есть свои поверья. Кофе из Starbucks после еды – знак чисто дружеского общения, а Coffee Bean – признак симпатии.

Они работают, например, в таких ситуациях. Когда вы чувствуете, что с кем-то в компании у вас особые, близкие отношения. Когда вы общаетесь через мессенджер по рабочим вопросам и вдруг у вас появляются личные, не связанные с работой точки соприкосновения. Когда вы несколько раз вместе обедали возле офиса, но еще не ходили ужинать. Когда вы не знаете, будут ли ваши отношения развиваться и дальше, или это лишь иллюзия. Если после обеда вы заходите в Starbucks, то для вашего же блага лучше забыть о возможных отношениях, но если вы пошли в Coffee Bean, то можно попробовать зайти дальше и назначить вашу следующую встречу на ужин вместо обеда.

То же самое можно применить и к окружающим. Что, если вокруг двух коллег из разных отделов витает необычная атмосфера? Что, если всем кажется, будто между парочкой, которая все время вместе ездит на поручения вне офиса, что-то происходит? Что, если все говорят о бурном служебном романе, на самом деле ничего не зная о ситуации? В таких случаях будет полезно проверить, с каким кофе в руках эти двое возвращаются с обеда. Если они вместо зеленой соломинки Starbucks потягивают кофе через фиолетовую трубочку Coffee Bean, то, пока они не объявят о своих отношениях, никто, конечно, не узнает, но у всех появятся определенные подозрения.

Кофейный бренд не имел особого значения. Starbucks находился напротив нашего офиса, а еще один двухэтажный филиал – в людном районе с ресторанами, в двух кварталах от него. Они оба были в шаговой доступности от работы. Coffee Bean располагался еще в квартале от двухэтажного Starbucks, и, чтобы дойти до него, требовалось пересечь еще одну небольшую улицу. Если только у вас нет желания провести вместе чуть больше времени или спрятаться от внимания коллег, нет никакого смысла идти туда, чтобы выпить кофе, который по вкусу мало чем отличался от любого другого. Хоть вы и потратите всего на пять минут больше. Потому что пять минут – это драгоценное время, которое составляет целых 8,3333 % всего обеденного перерыва. К тому же, в отличие от Starbucks с большим открытым залом, в Coffee Bean было всего четыре стола, разделенных перегородками, что делало это место более подходящим для приватных бесед. Мы называли их «купе», считая от входа «первое купе», «второе купе», «третье купе» и «четвертое купе».

Когда мы с B03 собирались вместе, то шли в Coffee Bean, а не в Starbucks. Были ли у нас романтические отношения? Нет. Было ли нам что скрывать? Да… Наши разговоры на девяносто процентов состояли из жалоб на компанию, но дело даже не в этом, а скорее в том, что в переполненном Starbucks повсюду сидели наши коллеги. Мы были готовы потратить на пять минут больше, чтобы устроиться в купе Coffee Bean, где можно было бы свободно обсуждать происходящее в офисе.

Договорившись на обеде встретиться с Ынсан и Джисони, я, начиная с 11:55, поминутно проверяла время на часах. 56 минут. 57 минут. 58 минут. 58 минут. Все еще 58 минут?.. Почему время остановилось? 59 минут. 59 минут. 59 минут. Вот и 12 часов. Никто, включая руководителя, не встал с мест. 12:01. До сих пор ни движения. 12:02. По-прежнему. В 12:03 я откатилась на стуле и встала, едва слышно прошептав:

– У меня… Сегодня назначена встреча, так что я пообедаю отдельно. Всем приятного аппетита.

Я сняла пальто с общей вешалки и вышла в коридор. Открылись двери лифта. Обнаружив Джисони и Ынсан в толпе, хлынувшей с верхних этажей, я одним взглядом поздоровалась с ними и улыбнулась без особой на то причины.

Так как наша встреча была посвящена теме, которая уже обсуждалась в чате, мы заказали традиционный для провинции Чонджу коннамуль-гук. Он был вкусным, а главное, быстро съедался. Покончив с супом за десять минут, мы пошли в Coffee Bean и заняли пустующее четвертое купе. Ынсан сняла длинное пальто, схватила кошелек и встала, чтобы заказать нам кофе.

– С чего это вдруг?

– Просто! – ответила она, мягко улыбнувшись.

Что за интонации? Ее ответ немного озадачил меня, ведь не было никакой причины для того, чтобы Ынсан говорила так взволнованно. Короткая фраза, но в ней было куда больше энтузиазма, чем обычно. Когда этот же яркий и веселый голос выкрикнул: «Что будете пить?» – я, не колеблясь, прокричала в ответ: «Теплый карамельный латте», – а Джисони добавила: «Айс-американо». Ынсан уже направилась к стойке, повторяя наши заказы, но внезапно обернулась, будто вспомнив о чем-то. Она вернулась к нашему столику и спросила:

– Может, нам еще и пирожные взять?

– Серьезно?

– Да, давайте. Суп был вкусным, но, когда я ела его в прошлый раз, к двум часам уже проголодалась.

– Правда? Два часа – это уже слишком, – спросила удивленная словами Ынсан Джисони.

– И это я еще преуменьшаю. Честно говоря, иногда я уже к 13:30 снова хочу есть, – сказала Ынсан и добавила. – Возьму еще и пирожные. Закажу каждой по одному. Я буду чизкейк. А вы?

Мы послушались Ынсан и заказали себе по пирожному. Когда она пошла платить, Джисони спрятала лицо рукой, осмотрелась и спросила у меня:

– Тебе не кажется, что с ней сегодня что-то не так?

Разумеется, я была не единственной, кто так подумал.

– Скажи ведь? Выглядит слишком счастливой, не думаешь?

– Да, это как-то странно.

После этих слов я снова взглянула на Ынсан. Верно, это странно. Определенно странно. Во-первых, ее глаза выглядели иначе. Раньше в них не было эмпатии и удовлетворения. Делая заказ, она пару раз, высоко запрокинув голову, рассмеялась, разговаривая с кассиром. Ожидая кофе, она засунула руки глубоко в карманы жилетки, несколько раз пожала плечами. Каждый раз, когда она повторяла это движение, на ее лице появлялась слабая улыбка. Почему она так ведет себя? Это не наша подруга.

Ынсан почти никогда не улыбалась. Из нас троих она была самой спокойной, рациональной и хладнокровной, у нее реже происходили эмоциональные всплески. Нет, она была вообще из самых спокойных людей, что я когда-либо встречала. А сейчас казалось, что ее охватили неконтролируемые эмоции – возможно даже, что-то вроде радости.

Внезапно вспомнив о чем-то, она поспешно достала из кармана телефон. Ее глаза, смотрящие в экран, засверкали – они были открыты настолько широко, что даже на расстоянии было видно их сияние. Ынсан поспешно прикрыла рот рукой, высоко подняла изогнутые брови и несколько раз моргнула, прежде чем медленно отвести руку и убрать телефон обратно в карман. После она скривила и плотно сжала губы, но уголки ее рта не могли солгать. Она пыталась сдержать широкую улыбку, непроизвольно расползающуюся по ее лицу. Ынсан вернулась в четвертое купе, неся пластиковый поднос с тремя чашками кофе и пирожными, и, расставляя тарелки, все тем же взволнованным голосом сказала:

– Ваши пирожные, дамы.

– Ынсан. Что с тобой такое? – первой спросила Джисони, хихикнув.

– А что со мной? – уточнила Ынсан, и я добавила:

– Атмосфера как-то отличается от той, что была во время разговора в чате. Ты подняла такой шум, я думала, ты расстроилась из-за своих оценок.

– Именно. Но когда мы встретились, оказалось, что ты в прекрасном настроении. Как-то странно.

– Я?

Слишком много вопросов. Она неуклюже пыталась прикинуться равнодушной. Я спросила:

– Подозрительно. Может, одна из нас получила «идеально»?

– Да как такое возможно? Чего ты так смотришь на меня? Я пытаюсь выглядеть расстроенной.

– Если ты получила «идеально», нам стоит тебя поздравить. Тебе нет необходимости скрываться от нас.

– Дело в другом. Это из-за… мужчины, – вмешалась Джисони.

Услышав ее, я подумала, что дело действительно может быть в мужчине. Но когда я спросила у Ынсан, действительно ли у нее появились отношения, она непринужденно улыбнулась и замахала руками, говоря, что это не так. Однако казалось, что это могло быть единственным объяснением таинственной энергии, которая наполняла каждое ее действие. С тех пор как я устроилась в компанию, я никогда не видела и даже не могла себе представить Кан Ынсан настолько воодушевленной. Я понимала, что со своим последним парнем она рассталась уже больше двух лет назад. Где и когда она могла познакомиться с этим человеком? Мы прекрасно знали, кто из нас чем живет, например Джисони с прошлого года увлекалась серфингом и на выходных периодически выезжала покататься, но жизнь Ынсан целиком состояла из работы и дома, поэтому у нее не было возможности познакомиться с мужчиной. Неужели даже в такой неблагоприятной обстановке можно преуспеть в личной жизни? Может, это кто-то из компании? Как раз в тот момент, когда я хотела остудить ее пыл, потому что для любого мужчины это были бы сомнительные отношения, Ынсан снова посмотрела в телефон, увидела что-то и положила его обратно на стол. Я с уверенностью сказала:

– Ну точно. Посмотри на это. У нее, кажется, появился парень.

– Это правда, Ынсан? Ты встречаешься с кем-то? Кто он? Кто написывает тебе? – Джисони поспешно схватила белый телефон Ынсан, лежавший на другом конце стола. Ынсан перехватила его и засмеялась:

– Ах, вы! Все совсем не так.

Тогда мы заканючили, выспрашивая, что же она скрывает, пока наша подруга молча протирала экран телефона о свои штаны. Затем, расслабленно улыбаясь, она положила локти на стол и слегка склонила голову. Все ее движения были медленными и грациозными, словно в замедленной съемке. Ынсан встретилась взглядом со мной и с Джисони, которая сидела напротив, и, опустив глаза, сказала:

– Если я расскажу, вы присоединитесь ко мне?

Когда она сказала «присоединитесь», мы с Джисони переглянулись. Мгновение мы смотрели друг на друга, а потом снова уставились на Ынсан. Поколебавшись, Джисони спросила:

– К чему присоединимся?

Сделав глоток горячего американо, сестренка сложила руки, аккуратно поставила на них подбородок, а затем шепотом спросила:

– Вы знаете, что такое биткоин?

На мгновение воцарилось молчание. Я была в шоке от того, насколько ее слова отличались от тех, что я ожидала услышать. Я почувствовала, будто из мягкого и влажного мира чизкейков внезапно перенеслась в мир упругих ростков фасоли. Я просто молча кивнула, а Джисони спросила:

– Это что-то вроде электронных денег?

– Не совсем, это криптовалюта, – когда я поправила ее, Джисони возразила:

– Я и говорю. Электронные – это крипто, деньги – это валюта. Вот и получаются электронные деньги, да?

Услышав это, я подумала, что она в чем-то права, поэтому ничего не сказала. Ответила ей Ынсан:

– Да, так и есть. Но, если быть точнее, биткоин – это разновидность криптовалюты.

Ынсан объяснила, что для понимания того, что такое криптовалюта, сначала необходимо понять концепцию блокчейна. Система блокчейна означает использование телефона или компьютера в качестве общего «реестра транзакций». Примерно раз в десять минут реестр транзакций тех, кто проводил операции через систему, обновляется, и эта база с деталями о действиях называется блоком, тогда как цепочка блоков – это блокчейн… О чем она говорит? Кажется, Ынсан еще не дошла до сути, а я уже запуталась. Оглянувшись, я поняла, что Джисони находится в схожей ситуации. Я не могла позволить себе зевнуть, а мой нос перенапрягался из-за того, что я зевала через него. Ынсан, должно быть, считала выражения на наших лицах и объяснила еще раз:

– Давайте, сосредоточьтесь, все куда проще, чем вам кажется. Джисони, если бы тебе нужно было снять десять тысяч вон со своего счета, то ты пошла бы в банк и попросила: «Дайте мне, пожалуйста, десять тысяч вон». Но выдадут ли тебе деньги просто так? Нет. Сначала они узнают, клала ли ты на свой счет в банке десять тысяч. У них есть запись о том, что Ким Джисони в этом месяце положила на свой счет сто тысяч вон, верно? Только убедившись в этом, они выдадут тебе десять тысяч. А в бухгалтерской книге они запишут: «Ким Джисони сняла со счета десять тысяч вон, у нее осталось девяносто тысяч». То же самое происходит и когда ты пополняешь счет, верно? Чтобы позже таким же образом найти эту информацию, – мы закивали. – Но эта так называемая система с централизованным управлением стоит больших денег. Для нее нужен банк, нужны банкиры, и даже онлайн-банкинг требует денег для поддержания. Вам же не хочется, чтобы кто-то поджег бухгалтерскую книгу, взломал ваш счет, подделал его баланс или выманил ваши деньги, поэтому нужно удвоить и даже утроить защиту реестра. На все это нужны деньги. И еще одна проблема. Если вы получите в руки этот реестр, то узнаете все личные данные человека, информацию про его транзакции и количество денег на счетах, – Ынсан продолжала взбудоражено объяснять, что блокчейн был создан для устранения этих недостатков. Идея заключалась в том, чтобы скопировать реестр транзакций столько раз, сколько людей задействовано в системе блокчейна так, чтобы он был у каждого. Этим реестром совместно управляли бы люди, подключенные к системе, а не единый централизованный орган. К тому же реестр распределяется по компьютерам во всем мире, поэтому почти не требует затрат на обслуживание, так что он не подразумевает дополнительной оплаты и его невозможно мониторить. Даже если кто-то уничтожит или подделает реестр, в этом не будет смысла, так как существует его копия. Разумеется, все транзакции защищены автоматически обновляющимся шифрованием. Этим занимаются только ради собственной выгоды, но суть ведь в том, что собственность каждого находится в безопасности. Вы не слышали о подобном раньше?

– Ты о невидимой руке рынка?[4] – не знаю, об этом ли она говорила, но Ынсан хлопнула ладонью по столу и сказала:

– В любом случае интересно же?

«Само участие в системе блокчейна называется майнингом… решение задач при помощи криптографии… алгоритмы… бла-бла-бла…» – примерно так я слышала ее объяснение. Конечно, я ничего не поняла. Получается, коин – это то, что ты получаешь в качестве оплаты за майнинг, а самым репрезентативным из них является биткоин, знакомый каждому из нас. Я смогла понять только последние ее слова, потому что весь процесс был настолько запутанным, что я почти не уловила сути. Кажется, она заметила непонимание в наших с Джисони взглядах и собралась продолжить, но я не хотела больше ничего слышать, поэтому прервала ее речь:

– Так в чем суть, Ынсан? Ты предлагаешь нам заняться биткоинами?

– Дахэ… – она потупилась, наклонилась ко мне через стол и продолжила: – Думаешь, я стала бы говорить что-то настолько очевидное?

По прогнозу будет сильный ветер

13 марта 2017 г.

Ынсан предложила начать с эфириума.

Стоило ей сказать об этом, как дверь кофейни громко задребезжала. Все посетители уставились в сторону выхода. Огромная дверь тревожно загрохотала и, хоть никто и не толкал ее, внезапно распахнулась, словно была легкой бумажкой, в зал ворвался холодный ветер. Несколько человек, сидящих у входа, коротко вскрикнули. Похоже, что ветер опрокинул их чашки, и напитки пролились на них. Мы сидели в четвертом купе – самой дальней части помещения, поэтому ничего подобного не произошло, но стало довольно холодно. Кассир подбежал и толкнул дверь обратно, но из-за сопротивления ветра она не сдвинулась с места. В итоге пришлось задействовать всех работников, чтобы захлопнуть ее. Ынсан лишь на мгновение отвлеклась на эту суматоху, сказав что-то вроде: «А ветер-то сильный», – а затем, не обращая на происходящее особого внимания, продолжила объяснять, чем эфириум отличается от биткоина.

Что до биткоина, то я не совсем понимала его принципы, но знала о нем несколько интересных историй. В основном это были рассказы о том, как какой-то американский подросток давным-давно раздобыл биткоины ради развлечения или как обычный разработчик купил их для тестирования в первые дни после их появления. Были и те, кто забыл, что у них есть биткоины, но спустя десять лет, прочитав о них в зарубежной статье, вспомнили, а открыв свои счета, обнаружили, что стали миллионерами. Слышала я и другие истории. Это были переводы твиттов от людей, которые писали, что из любопытства какое-то время майнили биткоины, а потом оплачивали ими очень вкусную пиццу. А не потратив их тогда на еду, сейчас они могли бы стать миллионерами, так что сейчас кусали локти.

Но я никогда и подумать не могла, что кто-то из моего окружения свяжется с криптовалютой. Слово звучало так, будто его произносил незнакомец, который рассказывает истории из дальних путешествий. Как бы сказать, Ынсан говорила об этом так, будто все уже решено. Если кто-то уже стал миллионером, значит, их стоимость уже выросла, и они стоят больших денег, так какой смысл покупать их сейчас? Я где-то мельком слышала, что сейчас один коин, который нельзя ни потрогать, ни увидеть, стоит больше миллиона вон. А что насчет эфириума? Это странное название я слышу впервые. В нем ведь даже нету слова «коин». Оно подозрительно, начиная с самого названия. Как можно доверять чему-то настолько «воображаемому» и покупать то, что не имеет никакого смысла и может за ночь превратиться в макулатуру.

– Поэтому тебе и нужно купить его прямо сейчас, дурочка, – сказала Ынсан, нахмурив брови.

По словам Ынсан, эфириум – это новый блокчейн, разработанный два года назад и представляющий собой блокчейн так называемого «второго поколения», который создал российский разработчик Виталик Бутерин. Проще говоря, этот коин был предназначен для системы, которая будет гарантировать кредит на блокчейне не только для коина, но и для любых других финансовых транзакций и контрактов. Например, можно представить, что в случае с договором на недвижимость документ об аренде автоматически копируется и обновляется для всех участников сделки. Создатель утверждал, что, поскольку все в мире состоит из договоров, эфириум – безопасная и инновационная технология, которая может использоваться куда шире, чем биткоин, так что эпоха эфириума еще впереди.

Джисони неопределенно фыркнула, отломила большой кусок от своего шифонового бисквита и положила его в рот. Несмотря на нашу реакцию, Ынсан без устали продолжала нас просвещать. В Корее он пока не особо известен, но вот в Северной Америке и Европе прямо сейчас набирает популярность, и один эфириум стоит 13 950 вон. Биткоин сейчас стоит полтора миллиона вон. Именно в этот момент я кое-что поняла. Я отчетливо уловила, как что-то мелькнуло в темных и ясных глазах нашей подруги. Она предложила нам представить ситуацию, когда эфириум будет стоить миллион, как биткоин, а может, и два миллиона вон.

– Вы же понимаете? Это только начало, – конечно же, она бросилась рассуждать о передовых возможностях и альтернативных технологиях блокчейна, но теперь складывалось ощущение, будто она просто говорит об очередных акциях. Можно было получить огромную прибыль, покупая крипту в самом начале и продавая после ее взлета, говорила она, перейдя на диалект.

– Я-то подумала, что ты наконец-то встречаешься с кем-то. А ты с этими речами. Кан Ынсан такая Кан Ынсан, – сказала Джисони, облокотившись одним плечом на спинку купе.

– Мне не нужны отношения. Свидания прокормят тебя?

– А этот твой имаджинариум или как его там, эфириум, прокормит? – на этих словах Ынсан взялась за телефон, лежавший у нее на бедре, и ткнула им Джисони в лицо.

– Не только прокормят, но и даже больше. Показать? – Джисони это надоело, и она оттолкнула телефон в сторону.

– Получается, сейчас ты инвестируешь в криптовалюту? Так и знала, что ты найдешь себе приключений на голову.

– Это не приключения, я зарабатываю деньги, – возразила Ынсан, а затем, закатив глаза, добавила: – Это же не я спускаю тысячи вон на то, чтобы поехать на Тайвань и встретиться с парнем.

– Лучше уж так, – сказала Джисони, которая во время прошлогоднего летнего отпуска впервые поехала на Бали и завела там отношения на расстоянии с тайваньцем, который к тому же младше нее. Не знаю, можно ли было назвать это любовью. Она ездила в Тайбэй около четырех раз, тратя выходные и праздники на встречи с парнем, которого звали Вэй Линь. Почти каждые два месяца. Ынсан считала, что это все глупости и нездоровые отношения, и при любой возможности припоминала эту историю, чтобы пристыдить Джисони. «Не трать деньги на такую ерунду!», «Давайте заниматься криптовалютой!», «Не хочу!» – слушая их ругань, я поняла, что уставилась на телефон Ынсан.

Мне правда интересно посмотреть. Мне было любопытно, что же есть у нее в телефоне, что заставило непробиваемую Кан Ынсан так ярко улыбаться. Но из-за негативной реакции Джисони я больше не могла задавать никаких вопросов. Ынсан закатила глаза: