скачать книгу бесплатно
– Да как его свернешь-то, если оно основой цивилизации является? – удивился князь. – У нас специальный институт в Ниневии его изучает. Уже на три четверти расшифровали. За каждое новое пророчество, которое расшифровать получается, персональную статую в Дур-Унташе ставят.
– А Дур-Унташ еще есть? – удивился Макс.
– А куда же он денется? – удивился князь. – Я там исторический заканчивал, а потом курс макроэкономики, когда князем стал. Слушай, а может, ты мне подскажешь про какой-нибудь особо тяжелый случай, и я тоже статую получу?
– Вот тебе, – не на шутку злой Пророк свернул фигу и показал ее далекому внуку. – Сами разбирайтесь. А как назад вернусь, напишу, чтобы князья рода Ардашир, как на трон всходили, волосы налысо брили и на лбу себе матерную татуировку делали. Иначе, напишу, луна упадет на землю.
– Не вздумай, – князь даже побледнел, – ты даже не представляешь, что твои слова в нашем мире значат. Особенно, когда пророчества сбываются одно за другим, и это научно доказано. Слушай, я же к тебе с отличным предложением пришел, а ты такие вещи говоришь.
– Какое еще предложение? – заинтересованно спросил Макс.
– У нас на историческом, когда я там учился, масса учебных фильмов по твоим пророчествам сделана. Собирали материалы, письма, дневники, показания очевидцев, а позднее и просто матрицу с воспоминаний снимали. Искусственный интеллект это перерабатывал с учетом знаний исторической науки и психотипов конкретных личностей, а потом подробнейшую реконструкцию событий делал.
– И что, достоверно получилось? – спросил Макс. Ему бы такое изучение истории понравилось. В бытность его в школе изучение этого предмета заключалось в зазубривании дат, что приводило к возникновению стойкой неприязни на всю оставшуюся жизнь.
– А как же еще можно историческую науку изучать? – изумился Ардашир. – Берется достоверный материал, с доказательной базой, а потом лакуны заполняются корректными допущениями, которые соответствуют данному временному контексту. Иначе никак. Или у вас по-другому историю преподают?
– Да у нас в основном детей заставляли даты наизусть учить, – признался Макс. – Поэтому никто вообще ничего не знал.
– Вот ведь глупость какая, – изумился Ардашир, – история как наука нужна, чтобы последующие процессы в обществе моделировать. Все экономическое прогнозирование, политика и куча других дисциплин на базе истории работают. А даты и не нужны никому. Если кому надо, тот в справочнике посмотрит.
– Толково, – согласился Макс.
– После исторического факультета учащийся должен знать не только о том, что происходило, но и почему, – продолжил Ардашир. – Он должен ориентироваться в географии, экономике, культуре того времени. Даже сельское хозяйство конкретной эпохи в первую очередь изучаем. Ведь базис любого общества с крестьянского хозяйства начинается. У земледельцев один базис, у кочевников – другой. Даже у земледельцев различия есть. Например, взять согдийского крестьянина, вавилонянина и того же ханьца. Там и разницы особой нет. Люди привычны к монотонной работе круглый год, потому что урожай за урожаем идет, и каналами орошают поля. Потому большими сообществами живут, с жесткой вертикалью власти. Ведь одна семья систему каналов никак содержать в порядке не сможет. Потому и люди работящие, покорные и исполнительные.
– А словене? – вдруг заинтересовался Макс. – Он как-то такие аспекты никогда не рассматривал.
– А словене наоборот. Им, чтобы поле расчистить, нужно было сначала лес выкорчевать, а потом на поле сжечь. В теплый пепел бросали зерно и отличные урожаи получали. Потому они год до кровавого пота работают, а затем три года в носу ковыряют. Три года хлеб сам растет, а потом все, земля не родит. Они делянку свою бросают, а там загажено все. Не ценят то, что вокруг, потому что снова на другое место уходить придется. А вот в рейнских княжествах не так. Там любой клочок земли конкретной семье принадлежит столетиями. Потому у них чистота и порядок, потому что им самим жить там.
– А у словен и сейчас так?
– Сейчас получше вроде, там тоже свободные земли заканчиваются. А лес южнее Оки мы им не даем рубить. Ты уже, наверное, догадался, благодаря кому. Они тоже начинают свои земли и города обихаживать, но до тех же баварцев им далеко еще. Догонят, но время нужно. Зато, если тебе нужно сделать что-то, что сделать в принципе невозможно, то лучше словен и нет никого. Они на короткой дистанции могут вообще круглыми сутками работать. Ни один вавилонянин так не сумеет. Их потому в армию любого княжества берут. Бойцы неприхотливые, отчаянные и выносливые, как лоси. У меня взводный словен был. Удавил бы гада…Хотя я ему раз сто потом спасибо сказал, после выпуска. Отвлекся я… Или вот кочевника возьми. Он как привык за юртой срать, как сотни поколений предков делали, так и в городе станет делать. А вот сын его уже другим будет, на своих соседей похожим.
– Слушай, Ардашир, ты мне что, предлагаешь пять лет кино смотреть?
– Если ты говоришь о просмотре визуального ряда со стороны, то нет. Это для студентов. Есть продукты для узких специалистов по эпохе. С полным погружением.
– Это как? – удивленно спросил Макс.
– А так! Специалист, чтобы эпоху понять, в искусственную реальность погружается.
– А по времени это сколько занимает? – Максу стало интересно.
– Ровно столько же, сколько и там. День, значит день. Месяц, значит месяц, – пояснил Ардашир.
– А год – это год? – донельзя изумился Макс.
– Таких длинных фильмов у нас нет. Обычно месяц-два. Для тебя это выход. Времени все равно много, хоть с пользой его проведешь. Увидишь мир, который сам и создал. Только действовать там сможешь с минимальными отклонениями. Любое действие, нетипичное для данного персонажа или обычаев того периода, совершить будет невозможно. И конечный результат тоже останется прежним. Это внесено, чтобы историк мог лучше эпоху понять, ошибки кое-какие сделать, а не только созерцать. Очень полезный опыт.
– А ощущения какие-нибудь будут?
– Обижаешь, в полном объеме. Так что попадать на пытку категорически не рекомендую.
– А что, и такое было? – выпучил глаза Макс.
– Конечно, – удивился князь. – У нас один аспирант на кол угодил, так отчислился потом. Ну ее, говорит, эту историю. Так что, ты поаккуратней там.
– Когда приступаем? – деловито поинтересовался Макс.
– Завтра утром, чего тянуть-то?
Глава четвертая
Пророчество № 22
Год 1056 от основания. Великая степь. Южный Урал. Баламир.
Баламир, вождь гуннов, вел своих всадников на запад. Триста лет назад великие шаньюи Хунну потерпели поражение от коалиции китайских князей и младших родичей-тюрков. Великий некогда народ проиграл, а его царство распалось. Кто-то стал служить ханьцам и цзиньцам, кто-то забился в неудобья или стал пасти своих коней на старых землях, смешиваясь от бессилия с бывшими данниками. Племя же предков Баламира ушло на запад, благо Великая степь бескрайня. Отважным воинам незачем унижаться перед теми, от кого еще недавно получал рулоны шелка и покорных принцесс в жены, нежных и утонченных, как садовый цветок.
Хунну шли на запад уже сотни лет, меняя кочевье за кочевьем, и вбирали в себя по дороге все новые и новые племена. Кто-то приходил сам, со словами дружбы, и воины брали себе там жен, отдав положенные подарки семьям. Кого-то сгоняли с отцовских пастбищ силой, и жен брали тоже силой, вырезав братьев и отцов. В любом случае, до гор южного Урала и левобережья Волги дошли совсем не те люди, что бились с народом Хуася и тюрками. Они говорили на другом языке, они начали бинтовать черепа детям благородных отцов, и даже название их стало Гунны вместо Хунну. Они переняли у своих соседей все, что было полезно для войны. Только огненные палки, что были у князей Согдианы, Хорезма и Дахестана (Туркмения), они перенять не смогли. Крутили, вертели в руках. Вроде бы понятно все. Трубка, кремень, искра и какой-то порошок, который выталкивал круглую пулю. Но вот все вместе не получалось никак. Кузнецы разводили руками и отказывались делать что-то подобное. Старики сказали, что это духи предков не велят им брать в руки оружие демонов. Предки лучниками были, и воины Баламира тоже воевали, сражая врага стрелами и копьями. Воины гуннов обязательно наведаются в долины Окса и Яксарта (знакомые нам как Амударья и Сырдарья), где население, подобное баранам, обрабатывало свои наделы, сгибая спину перед князьями – Ахеменидами. О богатствах их столицы – Мараканды, ходили легенды. Империя, расколовшаяся на куски, уже не была так страшна, как раньше. Император Тукульти-Нинурта пятый, ассириец родом, что сидел в далекой столице, сам с трудом оборонял свои земли от хищных безземельных княжичей из Великих Семей. Ему было не до далеких окраин, где князья-персы давно уже стали полновластными властителями. И если бы не засуха, что гнала на запад его племя, Баламир уже давно превратил бы те земли в пепел. И никакие огненные палки не помогли бы их защитникам.
Они шли к Волге. Там, как доложили разведчики, трава была отменная, а кочевые племена – разрозненные. От предгорий Кавказа до дельты великой реки, кочевали остатки саков, массагетов, и их родственники – булгары, сарматы, аланы и языги. Все они перемешивались на этих землях столетиями, пытаясь атаковать неприступную Заратуштрию, мечтая о богатствах огромного, нетронутого до сих пор города. Заратуштрия стояла незыблемо, как горы Памира, а потрепанным всадникам приходилось в очередной раз грабить вассалов князя Ардашира – Дакию, и словен- антов, у которых и взять то было нечего. Впрочем, анты тоже приспособились к беспокойным соседям, и прижались вплотную к Великому Лесу, где растворялись в случае опасности вместе со своей скотиной. Конники не шли в густые заросли, где из-за каждого куста мог вылететь дротик, зазубренный костяной наконечник которого обламывался в ране и выгнивал потом месяцами. Хитрые и подлые анты незатейливо втыкали его сначала в конский навоз, и гордый воин мог попросту умереть, изогнувшись дугой и сломав при этом позвоночник. Кочевники не знали, что в Империи эта болезнь называется столбняк, и лекарства от нее нет даже там. Они думали, что это анты насылают на них лесных духов, и лезть в дебри отказывались наотрез.
Баламир оглянулся, осматривая растянувшиеся на многие тысячи шагов вереницы кибиток на двухколесных арбах. Он вытянул руку вперед, показывая путь, и с удивлением уставился на нее. Рука как рука, что он, собственную руку не видел? Но как-то непривычно, словно и не его она. Украдкой пощупал голову. Да, и вытянутая яйцом голова с приплюснутым лбом тоже кажется чужой. Это солнце, перегрелся, нужно выпить вечером и опробовать новую наложницу, что прислало племя кутигуров. Устал, видимо.
* * *
Через месяц. Мараканда, Согдиана. (в нашей реальности – Самарканд, Узбекистан). Касандан.
Согдиана была прекрасна, когда нежная зелень садов сменялась их бурным цветением. Аромат, витавший в воздухе, проникал даже сюда, на террасу, где ужинала княжеская чета. Князь Мардоний и княгиня Касандан жили душа в душу, как обычно и бывает, когда вопросы брака решают не два влюбленных идиота, а умные серьезные люди, любящие своих отпрысков. В браке родилось четверо детей, двое из которых были за тем же столом. Князь был в белой шелковой рубахе, а княгиня – в длинном шелковом же платье, закрытом до горла. Новомодные веяния из Ниневии, где наряды частично обнажали грудь, сюда еще не проникли. Младшая дочь должна была вскоре отбыть в Школу Благородных Девиц в далекой столице, но ехать туда категорически не желала, и это было проблемой для княжеской четы. Ей уже десять, и ближайшие пять лет она, как наследница одной из знатнейших семей Империи, должна была провести в этом закрытом заведении. Там их нещадно шлифовали классные дамы, которые действовали в полном соответствии с заветами первой директрисы Ясмин, что была сестрой самого Ахемена первого, далекого предка князя. Главой школы всегда назначали кого-то из родственниц Императора, и они обладали просто чудовищным влиянием. Ну кто в здравом уме будет ссориться с дамой, от которой зависит будущее твоей дочери или внучки?
– Парисатида, девочка моя, через месяц ты уезжаешь, и это не обсуждается – сказала княгиня дочери. – Твоя сестра уже заканчивает Школу, ее хвалят учителя, а потому ее ждет достойное замужество.
– Я не хочу никуда уезжать. И замуж я тоже не хочу, – кривила мордочку десятилетняя девчушка, которая нехотя ковырялась в тарелке.
– Но, доченька, ведь так ведется испокон веков, юноши идут в Первую Сотню, а девушки – в эту Школу. Там, и только там делают настоящих князей и княгинь. А лучшие из лучших становятся царицами в соседних государствах. Помнишь, я рассказывала тебе про божественную Статиру? Она вместе с мужем целый континент покорила, и величайший город построила. Ей до сих пор люди там жертвы приносят, как богине огня. Разве ты не хочешь себе такой участи?
– Не хочу! – уверенно сказала девчушка.
– Что же ты хочешь? – удивленно спросила мать.
– Я в Первую сотню хочу, как братики, – уверенно сказала та.
– Доченька! – воскликнула шокированная мать. – Но это невозможно! Девушки не сражаются в войнах. Это удел мужчин.
– А Статира вот сражалась, ты сама говорила.
– Ну, она была царицей, а значит, стала лучшей в своем выпуске, понимаешь? Пяти лучшим читают спецкурсы. Они не только Малые Умения проходят, как все, но и Великие. И оружием их учат владеть. Но это редко кому пригодилось. Если Великие умения освоила, то ты сама оружие. И только из этих пяти кто-то женой Императора стать может, или правителя из дальних земель.
– Ой, мамочка, а что это за умения? – не на шутку возбудилась дочь. – Я тоже так хочу.
– Тебе рано, дочь, о таком знать, – отрезала княгиня Касандан.
– А ты мама, тоже лучшей была? – спросила дочь.
– Конечно! – удивилась она. – Неужели, дедушка и бабушка для твоего папы плохую жену выбрали бы. Всех выпускниц поименно знают, и тех, кто учится плохо, могут за какого-нибудь азата выдать, из захудалых князей. Или за тысячника. А они вообще из простолюдинов выбиваются иногда. Разве ты такой судьбы себе хочешь?
– Нет, не хочу, – девочка теребила в задумчивости нижнюю губу. – Но и сидеть дома, и рожать без передышки, как какая-нибудь корова, я не хочу тоже.
– Тогда, дочь, ты должна стать лучшей из лучших, чтобы быть как твоя мама, – вступил, наконец, в разговор князь, оторвавшийся от нежнейшего ягненка.
– А что моя мама? – удивилась девочка.
– Парисатида, девочка моя, княгини руководят разведкой княжества, – пояснил ей отец. – Ведь ни один мужчина не сравнится с женщиной в изощренности ума. Мы слишком прямолинейны, и из нас в Первой сотне делают воинов. Я до сих пор неплохо стреляю на скаку, и хорошо владею палашом, но перессорить степных князьков, чтобы они грызлись между собой, может только женщина. В те годы, когда нам это не удавалось, княжеству приходилось туго. Но твоя мама ошибок не допускает, а все потому, что была одной из лучших учениц.
– Я подумаю, – задумчиво сказал юная княжна, оттянув губу так, что она грозила оторваться.
– Дочь, прекрати, – резко сказала мать, – ты ведешь себя недостойно.
На террасу, согнувшись в поклоне, вошел хазарапат княжества.
– Сиятельные, плохие новости, это не может ждать, – сказал он.
– Говори, – сказал князь.
– Люди с длинными головами нашли лучшие пастбища, и уже обустроились там.
– Когда поход?
– По свежей траве, сиятельные, то есть, он может начаться в самое ближайшее время.
– Дети, вы можете идти, – сказала княгиня Касандан, которая сразу стала серьезной. – Пророчество номер двадцать два, супруг мой. То, которое казалось таким глупым, и при этом было полностью лишено загадочности, как остальные.
– Да, я знаю, – поморщился князь. – В нас это просто намертво вбивали. До сих пор наизусть помню: «Людей с длинными головами истребить, когда придут к нашим землям. Иначе они истребят нас». Ведь сам смеялся над ним, когда в Сотне был. Думал, глупость какая-то, что еще за длинные головы? Вот теперь не смешно вовсе. Дорогая, что твоя служба думает по этому вопросу?
– У меня сейчас туда человек внедрен, осваивается, – сказала княгиня. – Он выучен на совесть, думаю, сделает все, как нужно. Вопрос только, когда.
– А почему этот вопрос возник? – удивился князь.
– Супруг мой, от дельты Волги к нашим землям самый прямой путь через Хорезм. А там твой троюродный братец, что нам крови немало попил. Может быть, стоит дать возможность степнякам твоего братца потрепать, а потом ты ему поможешь. Может, совесть проснется у него? Ну, или не поможешь…
– Может быть, может быть… – задумчиво сказал князь. – Надо подумать. Я не исключаю ни один из вариантов, дорогая. Но, не мало ли внедрить одного человека, может быть, попытаться еще?
– Я попытаюсь, муж мой, но это далеко не первая попытка. Ты знаешь, у меня сердце разрывается. Наша девочка на пять лет попадет в этот ад.
– Ад? – князь чуть не подавился. – Это ты мне говоришь? Меня десять лет с дерьмом перемешивали. Мы в полной выкладке двойные нормативы сдавали. Солдаты плакали от жалости, когда нас, мальчишек четырнадцатилетних, видели.
– А ты думаешь, муж мой, мы там пять лет только воздушные пирожные ели и учились платья в цвет события выбирать?
Судя по озадаченному лицу мужа, он так и думал. У них в семье этот период жизни не принято было вспоминать. Но княгиню уже прорвало.
– Ты знаешь, что уже третий курс на втором малые умения отрабатывать начинает, а потом и вовсе ад начинается, перед выпускными. Там же клубок со змеями делают, а не клуб благовоспитанных барышень. А классные дамы знают обо всем, и отметки ставят. Потому что учат не только интриги плести, но и от интриг защищаться, – Касандан вышла из себя, и не могла остановиться. – Да я рыдала три года каждый вечер в подушку. Даже сказать никому нельзя было, потому что к директрисе вызывали, а та читала лекцию на тему, какой это позор, свои чувства на людях показать, а потом оценку снижала.
– А что же на шестом курсе было, где вас всего пятеро училось? – заинтересовался князь.
– Отравила кое-кого по заданию имперской разведки, муж мой, – устало ответила благовоспитанная мать знатнейшего семейства. – Дипломное задание. Этикет, геральдику, медицину и естественные науки еще на пятом курсе сдают.
– Значит, императрица… – раскрыл рот князь.
– Была лучшей из нас, и самой красивой. Удавила бы суку, – припечатала княгиня, и ушла с террасы, оставив мужа в состоянии полнейшего изумления. Еще никогда его супруга не позволяла себе ничего подобного.
* * *
В то же время. Данияр.
Небольшой караван шел к кочевьям гуннов. Три верблюда, груженые всякой мелочью, нужной степнякам, от котелков до незатейливых бус. Оставалось недалеко, пара дней максимум. Свежая трава начала покрывать бесконечные равнины, а ветер еще был свеж и приятен. Одуряющая жара пока не началась, а лютый, пронизывающий до костей, холод, что царствовал тут зимой, наконец, отступил. Данияр был небогатым купцом из Хорезмийского княжества, и возможность заработать фулус-другой никогда не упускал, даже если это было слегка опасно. Его отец и дед торговали со степняками, и имели там прочно налаженные связи. Какие бы ни были кочевники, но грабить купцов никто из них не рисковал, иначе больше никогда не получат хорошие ножи, железо и ткани. Да и их женщины любили украшения из имперских земель. Одного купца ограбишь, другого, так и вовсе в степь ездить перестанут. А кому это нужно?
Не так давно в этих землях новые всадники появились, очень непривычного вида. Небольшого роста, широкоплечие и кривоногие, они сильно отличались от массагетов и исседонов, издревле кочевавших в Великой Степи. Непривычны были и их лица – плоские, с приплюснутыми носами и раскосыми глазами. Но самое главное отличие было в другом. Их детям, особенно из благородных родов, сдавливали голову бинтами и дощечками, и их череп становился длинным и вытянутым вверх и назад. Данияр видел их лишь однажды, в кочевье знакомого рода, и остался под впечатлением. Редкостные уроды оказались умелыми и могучими воинами, которые могли стрелять на полном скаку, а свесившись с коня, поднять с земли шапку зубами. Короткие кривые ноги искупались чудовищно сильными руками и могучими шеями. На своих маленьких мохнатых лошадках гунны могли скакать сутками, на них они ели, и даже спали. Ни один гунн не ходил к соседней юрте своими ногами, он обязательно ехал на коне. Этот народ уходил на запад из мест, где стало очень холодно и сухо, и гнал перед собой иные племена, о которых тут даже не слышали. Сначала те племена вырезались, потому что они были ослаблены войной со злобными захватчиками, но вскоре те появились сами, и в степи все поменялось. Старые роды пошли под пришельцев, потому что те были куда сильнее и многочисленнее. Лучшие кочевья от Енисея до Яика уже были заняты длинноголовыми, а теперь они подошли к берегам Волги, где для коней и баранов было полное раздолье.
Его караван нагнали знакомые кутигуры, с их племенем он торговал не один раз. Старый глава рода хмуро посмотрел на Данияра, и бросил:
– Шел бы ты назад, купец. Тут сейчас все по-другому. Я не дам даже клок шерсти за твоих верблюдов, товар, да и за твою жизнь тоже.
– Можно, я пойду с тобой, почтенный Кульпа? – спросил Данияр. – Я подарю тебе прекрасный нож из самой Мараканды. Тут такого ни у кого нет.
– Хорошо, можешь идти с нами, но я тебя предупредил, – смягчился степняк.
– Вот спасибо, – обрадовался купец. – А что поменялось-то, почтенный? Я и не понял ничего.
– Новые люди пришли сюда, купец, – хмуро ответил старик. – Наши воины куда слабее их, да и число их просто огромно. Я никогда не видел, чтобы столько людей и стад шло по степи. После них там даже колючки не растут. Они заняли лучшие земли, и не чтут старые обычаи. Ты хочешь торговать с ними? Не думаю, что у тебя получится. Для них унизительно покупать что-то, они считают достойным только отнять. Это не люди, это степные волки.
– А куда идешь ты, почтенный Кульпа? – поинтересовался Данияр.
– Меня позвал их князь – Баламир. И позвал с воинами. Мы идем в большой поход, купец.
– Куда идете? – у Данияра расширились глаза. – На других степняков? Будете забирать новые пастбища?
– Нет, мы будем превращать в пастбища земли Империи.
* * *
В это же время. Кочевье хана Баламира. Айдана.
Несмотря на имя, Айдана целомудренной не была. Да и как ей остаться, если в восемнадцать ее продали, как овцу, степнякам. Красотка с густыми волосами до пояса и огромными глазами сразу же попала в юрту вождя кутигуров, и стала его наложницей. Знали бы родители, что дочь, чье имя было символом женской чистоты, превратится в подстилку для немытого, пропахшего костром и конским потом кочевника. Но в степи уже были другие повелители, и кутигуры жили в страхе, что потеряют свои земли. Они согнули спины перед захватчиками, в робкой надежде уцелеть. Могучий хан Баламир подминал под себя степь, разрастаясь людьми и землями. От Енисея до Итыля, что согдийцы называют Волгой, ему покорились все народы. Его ждали и тут, ведь он лично приезжал в каждое племя, чтобы выслушать слова покорности и заглянуть в душу своим новым подданным. Когда страшные воины с уродливыми черепами появились у них в кочевье, Айдана состроила глазки хану, и на следующий день уже ехала в кибитке его рода. Легче легкого!
– Ты! – воин из ханской охраны указал на нее плетью. – Вечером придешь к хозяину. Он сказал. – И ускакал дальше.
Гунны были немногословны. Пустая болтовня считалась недостойной воина. И это Айдана в полной мере оценила, когда вечером робко зашла в юрту Баламира. Он без лишних разговоров бросил ее на кошму, задрал платье и грубо овладел ею, не обращая внимания на то, что ей было больно. Через пять минут он довольно отвалился в сторону, а ей сказал всего одно слово:
