Курс – мыс Таган Рог!

Нарушил сон мой и покой.

Битва под Гератом

Война, Афган, там гибнут дети

И старики и матеря,

Летят Фантомы, в чёрном небе

Горит и небо и земля.

Стране  мальчишки присягали,

Отчизне,  Родине служить,

В чужой войне вы доказали,

Как надо дружбой дорожить.

И разрывались пулемёты,

И жар,  от плавленых песков,

Пылают танки,  самолёты,

Судьба копала, в вечность ров.

И вновь как штамп Афганистана,

Груз – 200,  к матери пошёл.

И  росчерк от штыка душмана,

Из гор Герата снизошёл.

Служить призвала нас Отчизна

И вот как сон – Афганистан,

Талибы, плен, дорога – тризна

И орден с водкою в стакан.

Идут ко мне друзья ночами,

Которых больше с нами нет,

Те,  что убиты, палачами

Их под Шиндадом* прерван след.

Мне постоянно это снится:

Пески барханы, караван,

Дущманов  бороды,  их лица,

Пустынный зной – Афганистан.

Балка смерти. Таганрог

В "Балке – смерти" эпоха застыла,

С сорок первого замерло всё,

Так скажи мне казак: – Как всё было?

Ведь история, это моё.

И сказал старичок – "Петрушанин",

И в глазах засияла слеза:

"В сорок третьем уже я был ранен,

А печаль,  мне несли письмена.

Тех несчастных везли в эшелонах,

На окраину,  под Таганрог,

Содрогалась земля от их стонов

И трещал по ночам пулемёт".

Сотни  плит,  по кровавой аллеи

,

Всё омыто слезами дождей,

Коммунисты,  а рядом евреи,

Цифры все с чередою нолей.

***

Страшных дней той войны не забыть

И тех дыр в небесах, что рвал холод,

Кровь с земли и дождями не смыть,

Пепелища, руины и голод.

Нас мечтали войной запугать,

Зубы скаля свинцовым оскалом,

Схоронить и в крови ликовать,

Всю Россию обрушить завалом.

Мы с тобой по ступеням сойдём,

В тишину, или проще в забвенье

И на мраморных плитах прочтём:

Украинцы, цыгане, евреи.

Море спит в тишине благодать,

В тишину окунулись берёзы,

В "Балке смерти" героям лежать,

Здесь печаль и ушедшие вёсны.

Бродяга сынок

Сыграй же мне ива на веточках – струнах

Песню, что пела когда-то нам мать,

Сыночек явился, в сияние под лунном.

Выходит к колодцу воды набирать.

Узнаешь родной ли ты нашу обитель?

Узнаешь ли отчий родительский дом?

С чужбины вернулся судьбы искуситель,

А было шутил, за накрытым столом.

Но, не зажжётся сегодня лучина,

Мать не напоить парным молоком.

Лишь головой покачает осина,

И кудри шальные погладит листом.

Сыграй же мне ива, на струнах души.

Борщ от Солохи

Забывшись мирно, в светлых снах, я еду в Петербург,

Колёса стук об рельсы бряк, на север, не на юг.

Плацкарт забит, вагон пыхтит, духман стоит кругом,

Один консервы требушит, другой вкушает ром.

Уют слетел за горизонт, сломали дивный сон,

Лежу на полке, как аскет с серьёзнейшим лицом.

Но, вдруг, "Диканьки" персонаж, что Гоголь  преподнёс,

Я лицезрел, как сериал – "Солоха" вот курьез!

Смешные рожки на платке, торчащие на верх.

Меня смутили  налегке и вызывали смех.

Но, перекусы под сто грамм, в дороге единят

И тему общую найдя, в союз объединят.

И тема вкусная зашла, о кухонных изысках,

Громко дамы говорили, чтобы было слышно:

"Кушала я ваши щи,  жалкая похлебка,

Хоть там хрен пополощи, не поймаешь ложкой.

Борщ украинский сварить, кацапня не может.

Щи пустые называют: " Борщик для вельможи"

-Ты рецепт мне подскажи, помнить буду вечно,

Назову – Салохин борщ!  Приглашу на встречу-

На листочек записала все ингредиенты,

Но секрет один здесь есть,  в этом вот моменте.

Это сало! Жирный шмат, надо так отпиз.. ить,

И наваристый бульончик будет сытно выглядеть.

Лет немало я прожил,  тот секрет не ведую,

Что горячие хохлы, сало бьют так смело.

И добравшись к Петербургу,  в гости до желанной,

Исчезаю в её кухне,  и творю создание.

Сало так друзья отп… ил,  чуть не стало плохо мне,

Преподнес к столу любимой:  борщ назвал – " Солоховый".

А что было на потом, от  борща хохляцкого,

Все калории ключом и любовь горячая!

Бессонная ночь

Сегодня я не спал

И месяц осторожно,

По крыше дома тихо проходил.

О жизни я мечтал

И на душе тревожно,

Я снова в смысл жизни уходил.

О верности любви,

О слове и о чести,

И о предательстве, былых друзей.

О боли до крови,

О соли в сладкой лести

И о кроплённых жизнью "козырей "

Нас жизнь вращает так

И ставит в верх ногами,

Стучат сердца порою на разрыв,

Но расторгая мрак,

Глазами и руками,

Мы к свету лезем, многое забыв.

Уже я не усну,

Заря горит, желанно

И следом день, чудесный настаёт.

И всё – же я рискну,

Рассвету крикну, рьяно:

"Любовь над миром счастье создаёт!

Бани

Банный дух витает всюду

Запах кваса и бахчи,

Гомон слышен отовсюду

Угли красные в печи.

Баньку жарче истопить,

Душу, тело полечить,

Царствуй же пьянящий дух!

Верный лекарь, от недуг.

Радость, счастье обретаем,

Лечим души, телеса,

Пара лёгкого желаем,

В банях видим чудеса:

Так в деревне, русской бане,

Пару напустив  с кваском,

Девы мылись по утряне

Из парилки босиком,

С визгом в шуме расписные

Девы скачут молодые,

Прыгают они нагие

Будто козы удалые,

Лихо прыгают в сугробы

Миленькие душечки,

Им лекарство от хворобы,

Белый снег – игрушечки.

Тут  присел и я за стогом,

В пышности влюблённый,

Мигом сделался сугробом

Счастьем  окрылённый.

Я за стогом нахожусь,

Впал в грехи, не отмолюсь,

Под раздачу не попал,

Чудный вижу сериал:

Радости полны девицы,

Визг и снег летит кругом,

Резвые бегут сестрицы

До предбанничка бегом.

И воспел берёзы веник

Песенкой по чашечкам,

Друг интима не  бездельник,

Прилипает к ляшечкам.

Жар идёт и благодать,

Банный дух не всем понять,

Милым, красным девицам,

Банных дел умелицам.

В камень воду подливают,

Веничком по телу трут,

Нежно гладят, разминают

И себя любимых мнут.

Пар чудесный, исцеленье,

Жар духмяный благодать,

А какое наслажденье,

В баньке можно лишь понять.

Как прекрасен банный дух,

Лёгок с квасом будто пух,

Девы растирают стать,

Я лежу, не дать не взять.

Нет, не зря там очутился,

Мёрз в снегу и наблюдал,

Мучился, с зимою слился,

Выдержку я соблюдал.

Да куда великим Этти*

И куда там Рубенсу*,

Никогда не отразите

Русской бани вкусицу.

P.S.  Соль и сахар вы узрели,

 Соль мой грех, а сахар вкус,

 Благодатный день воспели,

 В баньках виден, только плюс.

Этти*, Рубенс* – великие художники в области обнажённой натуры.

Белый пароход – Dance

По дорожке лунной, по волне плывёт

Расчудесный лайнер – белый пароход,

Палуба в сияниях, и в огнях горит

Вечер танца в море, музыка манит,

В этих мириадах, в огоньках свечей,

Мы с тобою крошка, ярче всех огней,

Южный вечер неба, мы порвали в хлам,

От задора в танце, небо пополам.

И танцует в море, белый пароход,

И танцуют звёзды, месяц, небосвод.

В сердце льётся песня, и моя любовь,

От тебя любимая, закипает кровь.

Дэнс, дэнс в ночи, это мы, ты и я,

Пусть, скажут все: – Эта ночь, для тебя.

По дорожке лунной в зори уплывём,

В ритмике забоя, терны все пройдём,

К северным сияньям, к хрусталям снегов

Южной ночью в танце,  радужных ветров.

Звёздный – плащ одену, в огненном луче,

Айсберги растопим в танце – кураже,

Радугам чудесным, искромётный дэнс,

Расколышем море, степом в мир чудес.

Дэнс, дэнс дэнс дэнс, мы в ночи, ты и я,

Пусть, скажут все: – Это всё, для тебя.

От задора в танце, прячется луна,

Не смущайся крошка – Это не для сна,

Наш забойный танец в небесах летит

Над ночной долиной, режет лучь зенит.

Так скажи любимая, девочка моя:

-Как мы зажигали, звёздные края?-

И трещал экватор, и аншлаг небес,

Трепещали звёзды, это был наш дэнс.

Дэнс, дэнс в ночи, это мы, ты и я,

Пусть скажут все: – Эта ночь, для тебя.-

Буран с метелицей дерутся

В небесный домик заявилась Декабрина,

В лесу поодаль видно нянечка жила,

Пока по комнаткам глядела на картины,

Запалка в спаленке детей произошла.

Буран с метелицей подушками дерутся

Пушистый снег кружит, ложится на дома,

Расхулиганились и видно не уймутся,

Ну что поделаешь, опять пришла зима.

Летели весело хрустальные снежинки,

Подушки прыгали, что в пляске удалой,

При зорьке утренней, что бисера искринки,

В небесной дали пролетали надо мной.

А приземлившись, подхватила их позёмка

И завязала в раскудрявый длинный хвост,

И разыгралася в обличии котёнка.

Помчалась к полю через реку, через мост.

Бабочка из лета

В окно раскрытое, в воскресной тишине,

Под звуки плеера влетела ты ко мне.

И закружила надо мною осторожно,

Сама с собою танцевала, разве ж можно?

Видать чудесная мелодия пленила,

Ты танцевала надо мной, неудержимо,

Свои ты крылья величаво расправляла

И в пируэтах надо мною замирала.

Принцессой осени влетела с Бабьем летом,

Неся на крыльях радость Божьего рассвета,

Всего на миг явилось нежное создание

И лето южное, с  его очарованием!

Я вспомнил  бабочку и вновь включаю  плеер,

Вальс исполняет за окном, Маэстро – ветер.

Бередишь ты душу осень озорная

Бередишь ты душу, осень озорная,

Дерзко улыбаешься, глядя мне в лицо:

Что же хочешь милая, девица шальная,

Может угостишь меня, пьяненьким винцом?

Свечи в горизонте зорька зажигает,

Небо пламенеет, в зареве огня.

На лесной опушке ветер раздевает,

Клёны и акации голые стоят.

И со мной ты хочешь, поиграть в рулетку.

Кто же выйдет первым, в осень, в неглиже.

Ты, конечно сдашься, милая кокетка,

Пригласишь на облако, в пьяном кураже.

Свечи погасили, звезды не сияют.

Зорька приубавила, фитилём костёр.

Облака пушистые, тайну эту знают

И туманы белые, спрячут за  шатёр.

Битва небесных слонов

Вдоль небесной саванны виденья,

Очень разные часто бывают,

Словно образы, или явленье,

В вышине облаков проплывают:

Разгулялись слоны по саванне,

Спозаранку и в розовом цвете,

Утопают в небесной нирване

И гуляют в за облачном лете.

А на встречу бредут с преисподней,

Гулким шагом    слоны – великаны,

Бивни их, что сияния молний,

Разрезают небесные манны.

И мешается розовость,  в сером,

Взбудоражив небесные кручи,

Бивни – молнии золота с белым,

Озаряют свинцовые тучи.

В этой битве слоны не разделят,

Нежность райскую, милой саванны

И идут великаны и делят,

Благодать не земную,  на раны.

Бабье лето словно рыжая плутовка

Вот и снова пришло Бабье лето!

Свет оранжевый в небе блестит,

Там плутовка в листве до рассвета,

По небесным полям мельтешит.

То бежит, то игриво, крадётся,

Вдоль,  дерев проскользнула в кусты,

Спозаранку, ластится и вьётся,

Вышла осень в обличии  лисы.

По пригорку игриво бежала,

Ветерок за собой подняла

И упали с небес покрывала,

Те, что осень для нас берегла.

Бахрома золотая с тесьмою

И листочки из радуг огней,

Это к Бабьему лету, не скрою

Украшенья лесов и полей.

Но исчезла лисица, за горы

Ветер свежий в долины сошёл,

Всколыхнулись небесные шторы,

Вместо тёплышка,  дождик пришёл.

Эх,  рыжуха – пушистая нежность,

Обманула плутовка меня,

Где – же Бабьего лета волшебность?

Где неделька,  июньского дня?

Баллада временам Застоя

Эпохи шли и мы в них жили,

Детьми Советских городов

 И вроде жили, не тужили,

 Шагая по стопам отцов.

В бараках старых – "благородье",

А многие в своих домах

 И как торосы в половодье,

Дралась шпана,  на кулаках.

Идёт сплочённая ватага,

 И "бесики" в глазах горят

И вездесущий бедолага,

Опять кричит своих ребят.

От шаровар одни лохмотья,

 Не залатать, не застирать.

Рубахи драные, и в клочья,

Маманькам нашим не узнать.

Разбиты губы, брань – царица,

 Витает вдоль лихих бойцов,

Грохочет шумно колесница,

Сплочая  в бойне удальцов.

Года  летели, мы взрослели,

 Многое уже простили

 И за одним столом сидели,

Девочек своих любили.

И шумно детство пролетело,

Звенели нам колокола

 И повзрослев, шагаем смело

 Походкой статною, отца.

Но, разошлись дорожки – стёжки

И мы отправились в забой,

И мчался уголь по дорожке,

По тракту, над глухой тайгой.

Но многие в тех шахтах чёрных,

В неведенье земли ушли,

А сколько жизней погребённых?

Отца нам, то же не нашли.

Те шахты, разом, все закрыли,

 Как будто старенький журнал,

Копры спилили, растащили.

«Чермет» – наваристый металл.

Скажи: "Какое воспитание,

Детям создаст, вдова и мать?

Где куча деток, на прощанье,

Их накормить, да обстирать"

Но, дружною семейка слыла,

Матушке росла подмога,

Маманька часто говорила:

"Деточки – моя надёга!"

И мы росли тогда, крепчали,

Нервы, дух свой закаляли,

Не хныкали и не ворчали,

Твёрдо на земле стояли.

И словно в шутку называли,

Лопаты те,  «подборочкой»

Смеясь, копали и кидали,

Давали планы,  с горочкой!

Но,  многие,   на дно спустились,

В "Рояль" и "Вермута" – вино,

Кое кому,  добычи снились,

 Всё запестрило, как в кино.

К нам "Девяностые" ворвались,

В крови окрасились снега

И реки бурные сорвались,

 Меняя в руслах, берега.

Они всё разворачивали

 Застой, страну и власти

 И в жилах кровь сворачивали,

Неведеньем, и в страсти.

Кого нашли зарезанными,

Ну а кого,  забитыми,

Кого в грязи впрессованными,

Подковами пробитыми.

Я "Девяностых" слышу стоны

И слёзы вижу у отцов,

Моленья у Святой иконы,

Кресты из вековых дубов.

И часто мимо проезжая,

 В глубины прошлого смотрю

И помня всё, и многих зная,

 Скорбя, о жизни говорю:

«Пройдут года и эта замять,

Буран, метели, холода,

В весну уйдут, но наша память,

 О Вас хранима, на всегда!»

Эпохи шли и мы в них жили,

Детьми Советских городов

И реки бурные сходили,

Меняя русла, берегов.

Взглянув из туч,  из поднебесных,

Реки той, вовсе не узнать,

А в берегах её чудесных,

 Я вижу лишь, Россию – Мать!

Буду петь и качать эту ночь

Вновь мы строим в реальности мост,

Мост хрустальный, в небесную даль,

Ночью томной взойдём на погост

В тишину мы войдём и в печаль.

Мы не плачем сыночка, нет,

С мамой ищем тебе в небесах,

Стикс река это всё – же не бред,

Мы опять на крутых берегах.

Молчаливый паромщик взглянул,

Не пускает Харон на паром,

Сбросил трап и глаза отвернул:

"Отвезу" нам сказал, "Но потом"

Не хотим,  слёзы сами текут,

Где же сможем тебя отыскать?

Отзовись же сыночек, мы тут,

Тебя ищет отец твой и мать.

Как дитя, я качать буду ночь,

Для тебя буду петь в тишине

И мой взор улетит знаю прочь,

И найдёт тёплый луч, в вышине.

Барин

Уставший сегодня с работы идёшь,

Бутылочку «белой» попутно берёшь,

Нам душу рабочую можно понять,

Устал ты сегодня, пора отдыхать:

– Здравствуй соседка, как ваши детки? -

Нежно вопросик задашь ты соседке,

Ты с виду так светел, сама доброта,

Красавец – любезный, но маска не та.

Заходишь домой, кулачищем об стол:

– Кто в доме хозяин, ваш барин пришёл -

Ведь дом твоя крепость, а в доме, престол:

– Да разве не видно, ваш барин вошёл –

– Я папа на улицу, сын твой сказал,

Сгущаются бури и виден финал.

Так каждый день, ураганы и громы:

– Соседушка здравствуй!– Дома, погромы.

И вновь ты идёшь, и опять подшофе,

Повсюду затишье, тревога в душе.

Вот и записка, написано смело:

– Прощай мой дружочек, нам надоело,

Заботься о жизни и нас не ищи,

За наши страдания, с нас не взыщи.-

Дни пролетели, никто не вернулся,

Думал, пугает? И ты встрепенулся.

С горя в запой и сплошные гулянья,

Квартиру в промот, разочарованья.

Ты у костра, но костёр и не греет,

Горести ком, стоит в горле, трахее.

Близко и локти, но их не укусишь,

Жизнь как пластинку, назад не прокрутишь.

И ты у кострища, стопка с селёдкой,

Душа – пепелище, залита водкой…

Знаем подобных историй мы много,

Всюду слуга ты, но "Барин" ты дома.

Вдалеке от Ростова Великого

Вдалеке от Ростова Великого,

Хуторок есть, с названием "Быково"

Здесь живут  хуторяне обычные,

Проще всех, словно наша страна.

Все они, работяги – колхозные,

Трактористы,  доярки, не грозные,

Простота, для них слово привычные,

Да и Родина,  только одна!

Они любят всё наше – Российское!

Не французское и не Бразильское,

Борщ наваристый, сало домашнее,

Ну, а в праздник – весёлый, сто грамм.

В пол четвёртого – жизнь просыпается

И на фермы во тьме добираются,

Чтобы милых "помацать" коровушек,

Молочка для страны надоить.

Так и жизнь их проходит убогая,

Ночью ждёт,  коровёнка – комолая,

А в рассвете, споёт им соловушек,

Разве можно, всё это забыть?

Они ходят в солярий, на полюшко,

Загорают с литовкою  в долюшке,

Сенокосы их ждут – земляничные,

Расчудесные наши поля!

На таких вот,  Россия  и держится,

Хоть смеются над ними, потешатся.

Деревенские люди, станичные,

Распростецкая – Ваша душа!

Вор медвежатник

В серой одежонке, ты бредёшь один,

Вечер окаянный,  не какой надежды,

Город зэка встретил, вспышками витрин,

Радость отступила и тоска как прежде.

И пьянит свобода, но на сердце мрак,

Всюду зубоскалят, яркие рекламы,

Город тебя встретил, или  кавардак,

Жизнь вся поменялась, что Шекспира драмы.

И идёшь, не зная, кто – же тебе рад?

Мрачный  одиночка, словно  в поле ветер,

Ты один как перст, но думками богат,

Всё здесь по иному, это брат не север.

И куда ж дорожка, заведёт тебя?

Всё здесь по иному, новый мир так тесен,

Эх,  судьба – кручинушка, милая – стезя,

Выпьем хоть с устатку, в серенаде песен.

И кафешка "Счастье" подмигнула мне,

Протянуло ручку, вольному бродяги,

Может подфартит, как в том  чудесном сне?

Думки набежали, пьяненькие неги.

Вот моя отмычка, вот швейцарский сейф,

Тихо открываю,  дверку изобилий

И огромный рядом, набиваю кейс,

И "Макдональдс" плакал, от своих бессилий.

В простенькой одёжке, я бреду один,

Вечер луналикий, как и прежде светит,

Город меня встретил, вспышками витрин,

Я его встречаю,  разве ж кто поверит!

В рюмочной, о древнем мире

Скажи браток, ведь были прежде времена,

Толпой на мамонта в саванне, вот так да!

За общий стол, с душком, на вертеле его

И жили дружно брат, а проще,  Ого – го!

И жонки общие, и детки – босота,

Кто от кого, да в прочем,  это ерунда.

Сбежал бы я туда, признаться хоть сейчас,

Но ведь любимая настигнет,  не отдаст.

Любую кроманьонку* веришь,  изобьёт?

Под дых, по печени, да и ногой в живот.

Такое карате ей знаешь, преподаст

И мне достанется, как помню, в прошлый раз.

Она сказала мне: – Ты будешь только мой,

А я на век,  твоей  единственной женой.-

Но я грешил, молодок нежных, обожал,

Факт на лицо, я лыс, ты понял мой финал.

В те времена бы, лет так тысяч пять назад

И племя барышень, вот был бы я богат.

Пошли, поймали мамонта и на шампур,

Наелись досыта и ай лав ю – гламур!

Вот так мы в рюмочной, мечтаем в забытье,

Там нет налогов,  в общем  и проблем в еде,

И жонки  той, моей, что тычет по бокам,

Когда я изредка гляжу, по сторонам.

Давай брат по сто грамм, ведь были времена,

Толпой на мамонта, вот это было… Да!

Кроманьонец* – представитель древнейших людей (неоантроп, или человек разумный)

В болях рождается нежность

В болях рождается нежность,

В криках, пьянимой свободы,

Вот она, жизнь и безбрежность,