Теория выбора и случайностей. Часть 2. «Кто есть кто, или Долой маски!»

– Пожалуй, тебя можно понять. Ты и так, по-моему, проявил чудеса терпения, прожив с родителями столько лет.

Лёва грустно рассмеялся и пожал плечами.

– Я вообще удивляюсь, как ты умудрился к Кириллу привязаться, – призналась Лика. – Ведь у вас такая разница в возрасте была. Обычно маленькие дети детей постарше раздражают. Особенно если они плачут и кричат.

– Поначалу он меня тоже раздражал. То есть… родители вдруг пить бросили перед тем, как мама забеременела, и всю беременность она не пила. И когда родила, первые месяцев пять-шесть тоже не пила. Они оба так носились с Кириллом, радовались, сюсюкались, а я злился. Тогда ещё ревновал их к нему. На меня родители по-прежнему внимания не обращали, а вокруг него порхали как бабочки. За это Кирилла я невзлюбил и не подходил к нему, даже старался лишний раз на него не смотреть, чтобы не беситься. А когда Кириллу было почти полгода, родители опять сорвались и запили. Я пришёл тогда домой, увидел всю эту компанию снова и не удивился совсем. Я знал, что так будет, и иллюзий никаких не питал. Потом я вошёл в комнату, а там Кирилл в кроватке ревел, надрывался. Меня разозлило это сначала, я подошёл к нему, рявкнуть что-нибудь хотел, а он, как только увидел меня, сразу замолчал. Уставился на меня, смотрел очень внимательно, а потом вдруг заулыбался. – Курганов тоже улыбнулся при этом воспоминании. – И я в него неожиданно влюбился. До этого дня я его почти не видел, потому что избегал смотреть на него, и даже не знал, как он выглядит, а тут увидел, и он понравился мне ужасно. Хорошенький он был и не капризный совсем. Ещё мне его жаль стало. Я тогда вдруг вспомнил, как мне всегда было обидно, что никому на этом свете нет до меня дела, и подумал о том, что Кирилла ждёт то же самое, но я могу его от этого избавить. Я подумал, что глупо заставлять его переживать то же, что я пережил когда-то сам. Тем более что я ещё хорошо помнил тогда, как было на этом месте. И я решил, что буду заботиться о нём. И заботился, как мог.

– А почему ты делал всё, чтобы родителей не лишили родительских прав? – спросила Ангела. – Боялся, что вас по разным детдомам распихают?

– Да, но это была только первая причина. Я боялся не только, что нас разлучат, но и что Кирилл в детдоме не выживет. Я бы выжил, где угодно, а он – нет. Кирилл был беззащитный, доверчивый и совсем неприспособленный к жизни. В этом, наверное, моя вина. А, может, он был такой от природы? Не знаю даже. Но Кирилл никогда не умел за себя постоять, а я бы не смог его защитить. На него даже кричать нельзя было, и я не кричал ни разу в жизни. И по поводу воспитания мы с ним никогда не ссорились: я только говорил ему, что так делать можно, а так – нельзя, и он именно так делал. Он всегда меня слушался. И я только один раз как-то разозлился на него – голоса даже не повысил! – а он уже расстроился. После этого я всегда старался говорить с ним мягко, и если мне где-нибудь настроение портили, я ему своего раздражения не показывал, потому что он сразу начинал беспокоиться и думать, что это я на него рассердился. Пожалуй, у него страхов в детстве было не меньше, чем у меня. Ни от чего я не смог его уберечь.

– Неправда! – мягко возразила ведьма. – Ты был ему хорошим братом.

Друзья замолчали.

– А как ты всегда умудрялся почувствовать, что к вам вот-вот нагрянут с проверкой? – поинтересовалась Анжелика через минуту.

– Я понимал это по лицам нашего инспектора ПДН и её подружки-завхоза. Они как-то так особенным образом начинали на меня смотреть, что я чуял опасность. Приходил домой после школы и начинал суетиться…

Для Кирилла он превращал это в игру. Лёва умел создавать настроение и своим энтузиазмом заражал брата. Поначалу, когда Кирилл был ещё совсем маленький, он только бегал вокруг старшего брата, пока тот наводил в доме чистоту, а когда подрос, стал помогать. Он старался изо всех сил, которые у него только были, сосредоточенно выполнял все небольшие поручения, которые давал старший брат, и всегда очень забавно при этом кряхтел, чем невероятно веселил Лёву. Для Кирилла Лев был добрый, а с родителями он был иным.

Родители его боялись. В пьяном состоянии они могли что-нибудь учудить, как-то повести себя грубо по отношению к старшему сыну, но будучи трезвыми, они беспрекословно его слушались. Одного его взгляда было достаточно, чтобы они тут же выполнили то, что он приказал. В трезвом состоянии они никогда Лёве не грубили, боялись сказать лишнее слово и старались его не раздражать. Они знали, каким агрессивным и непредсказуемым бывает порой их старший сын. Они чувствовали его ненависть.

Приводил их в чувство Лев довольно грубо и бесцеремонно, но зато действенно. Он легко мог каждого из них окунуть головой в воду или сделать что-нибудь другое в этом роде. Потом он пытался довести до их сознания очень простую мысль: скоро к ним в гости может прийти милиция. Выражений при этом он не выбирал.

Зато когда к ним являлись «гости», дома всё было вполне прилично. Лёва при этом частенько косил под дурачка: мол, у нас всё хорошо и мы нормальная семья. В результате, когда Лев пошёл учиться в техникум, все считали, что в семье Кургановых неблагополучный только старший сын. А пьянки, которые устраивали дома родители, всегда проходили тихо благодаря Лёве, и соседи никогда на них не жаловались.

Но однажды, ещё когда Лев учился в девятом классе, все его старания чуть было не пошли прахом. Это было в середине мая. В тот день в доме Кургановых намечалась грандиозная пьянка, остановить которую Лёве было уже не под силу. Ночевать в доме не представлялось возможным. Недолго думая, Лев взял несколько старых одеял и Кирилла, и они ушли в один заброшенный дом неподалёку: благо в том году был тёплый май, что в Сибирске вообще-то случается нечасто. Это была пятница, и Лёва решил, что вполне может себе позволить прогулять субботу, тем более что он и так никогда не мог похвастаться стопроцентной посещаемостью.

Они положили пару одеял на пол, легли на них и сверху накрылись оставшимися. Кирилл устроился у старшего брата под боком, тот его приобнял, и вместе они спокойно заснули, даже не подозревая о том, что в данный момент к ним домой пришла неожиданная гостья.

Гостьей этой была классная учительница Лёвы, Татьяна Александровна. В последнее время у Льва, как впрочем и всегда, были проблемы с успеваемостью, да и с поведением, о чём Татьяна Александровна решила побеседовать с его родителями. В толпе пьяных мужчин и женщин она едва сумела найти и узнать Курганову-старшую, которая пару раз являлась на родительское собрание. С отцом она не была знакома вовсе. Ни мать, ни отец Лёвы не были в состоянии с кем бы то ни было беседовать о серьёзном.

В сильной растерянности Татьяна Александровна вышла на улицу. В доме она не обнаружила Льва, и это её обеспокоило. Она не знала, как поступить. И в тот самый момент, когда она стала склоняться к мысли, что нужно об увиденном сообщить, мимо проходили три подростка.

– Ой, а вы к Кургановым что ли? – воскликнул самый высокий из троих. – С ними сегодня бесполезно – они в ударе.

– Вообще-то я – классный руководитель Льва…

– Так вам Лёвка нужен? – встрял второй мальчишка. – Они с Кириллом свалили вон в тот заброшенный дом. У них сегодня всё равно не уснуть.

– Да, – поддержал приятеля третий. – Они всегда там перекантовываются, когда у них дома такая гуляночка.

Спящий Лёва не подозревал и об этом разговоре, и о том, что Татьяна Александровна к дому подходила, смотрела на них двоих через окно. Лёва так никогда и не узнает, что в тот вечер Татьяна Александровна увидела его с иной стороны, чем видела всегда. Она увидела его, как любящего брата. Она увидела, как доверчиво прижимается к нему Кирилл, и как он сам крепко обнимает его. И решила пока ничего никуда не сообщать.

Утром Лев и Кирилл вернулись домой, где ещё не до конца протрезвевшая мать сообщила им о приходе Татьяны Александровны. Лёва перепугался тогда не на шутку и тут же бросился в школу. Явился он уже под звонок с урока. Одноклассники выходили из кабинета, а он никак не мог решиться в него войти. Несмело он встал в дверном проёме. Татьяна Александровна его взгляд на себе ощутила и повернулась. Две одноклассницы, что задержались в кабинете, наконец, его покинули, а учительница и ученик, не отрываясь, смотрели друг на друга в полнейшем молчании.

Татьяна Александровна была удивлена, когда поняла, что сегодня он предстал перед ней без своей обычной маски агрессивного хама и хулигана. Впрочем, лично ей он не хамил никогда.

Перед ней был взрослый, серьёзный пятнадцатилетний юноша, и она с интересом ожидала, что же он ей скажет.

– Мама сказала, что вы были у нас вчера.

– Была, – спокойно ответила она.

Лёва прерывисто вздохнул, но решился и мрачно спросил:

– Сообщали куда-нибудь уже?

– Нет.

– Не сообщайте. – Татьяна Александровна хотела было что-то сказать, но он умоляющим тоном добавил: – Пожалуйста. Вам ведь ничего не стоит промолчать. А я каждый день в школу буду ходить – обещаю. И я в техникум уйду на следующий год: у вас больше не будет проблем со мной.

– Хм. Интересная логика. А что будет с твоим братом? В каких условиях он вырастет? Ведь это, я так понимаю, не единичный случай?

Курганов медленно кивнул.

– Я позабочусь о Кирилле – не беспокойтесь. До этого времени я вполне справлялся и дальше справлюсь. Я его не брошу.

– А кто о тебе позаботится, Лёва?

Этот вопрос вызвал у Льва горький смех.

– Обо мне никто и никогда не заботился и ничего, как видите. Я до сих пор живой.

– И давно они пьют? Я имею в виду вообще.

Лёва тогда долго смотрел на учительницу и думал, стоит ли отвечать честно. И всё-таки ответил, пожав плечами:

– Я их трезвыми почти не помню.

Татьяна Александровна тяжело вздохнула, опустившись на стул, и он понял, что правду говорить не стоило. Она устало взялась за лоб.

– Лёва…

– Не говорите никому! Прошу вас: не говорите! Ну, хотите, я на колени встану? – Лев с ужасом осознал, что вот-вот разрыдается от отчаяния. Он еле сумел прошептать: – Умоляю… У нас с Кириллом такая большая разница в возрасте. И ему нельзя в детдом.

Преподавательница заколебалась.

– Приходите к нам в понедельник. Уверяю: всё будет нормально.

– А что за будущее тебя ждёт, Лёва? Ты об этом думал? Как ты станешь жить? Так же, как и родители?

– Я не собираюсь становиться таким, как они.

– Многие не собираются, Лёва, а потом всё равно становятся.

– Проживу как-нибудь.

– «Как-нибудь» не хотелось бы, Лёва.

Курганов улыбнулся.

– Приходите к нам в понедельник, – повторил он уже окрепшим голосом.

– Хорошо.

– Спасибо. – Лев попятился к выходу. Он ощущал невероятное облегчение. – Спасибо, Татьяна Александровна. Спасибо вам.

Лёва всегда хорошо относился к своей классной учительнице, а с того дня стал любить её в миллион раз сильнее.

А Татьяна Александровна в тот момент, когда он выходил из кабинета, молила Бога, чтобы обстоятельства не сломали Лёвину судьбу и его самого окончательно. Лев всегда казался ей непонятным. У неё никак не укладывалось в голове, как он может быть то агрессивным и злым, то обаятельным и добрым. В нём словно уживалось два человека. У неё было много вопросов, связанных с ним, и за одни лишь сутки она получила ответы сразу на несколькие из них.

В понедельник Татьяна Александровна пришла домой к Кургановым, и в этот раз всё было совершенно наоборот. Семья выглядела вполне нормальной. Но лишь на первый взгляд: она всё же заметила, какими ледяными взглядами Лёва награждал родителей, когда они начинали делать что-то не так. Однако она заметила и как Кирилл любит старшего брата, как тянется к нему и как тот его обожает в ответ.

Кирилл с удовольствием ел торт, посматривал на трезвых родителей и радовался, что у них всё хорошо. Он предлагал торт брату, у которого сидел на коленях и который отчего-то был не очень весел. Лёва с улыбкой отказывался, радовался, что Кирилл счастлив, но мучился от того, что это всего лишь очередной спектакль, а младший брат принимает всё за чистую монету.

Не один раз в тот вечер взгляды ученика и учительницы встречались, и они оба понимали, как искусственна эта сцена.

Потом, уже когда Лёва попал в Общество Дьявола, он как-то раз явился на встречу одноклассников. Он немного опоздал и на собрание в актовый зал не попал, но, когда оно закончилось, вошёл в класс. По изумлённым взглядам одноклассников Курганов догадался, что увидеть его они не ожидали. Их мысли, которые парень слышал, это подтверждали: они все были уверены, что он либо сидит в тюрьме, либо БОМЖ, либо умер. Но назло всем и всему Лев был жив-здоров и при этом отлично выглядел: наставления Андрея не прошли даром. Как-то между делом ему пришлось упомянуть, что он не курит, и это ещё больше удивило одноклассников, потому что курить он начал лет в двенадцать-тринадцать, и все об этом знали.

Позже, когда все уже поделились информацией о своей настоящей жизни, было решено пойти в кафе и отметить встречу. Лёва отказался идти вместе со всеми, пояснив, что не пьёт. Татьяна Александровна также идти в кафе отказалась: ей казалось неуместным пить вместе со своими учениками, да и любителем гулянок она не была. В итоге, Лев и его учительница остались в кабинете вдвоём. Курганов тут же предложил отметить встречу тортом и чаем. Женщина с радостью согласилась и добыла в учительской кружки, заварку и кипяток, пока её ученик ездил за тортом.

Вместе они побеседовали о жизни друг друга более подробно. Татьяна Александровна тогда призналась Лёве, что очень рада видеть его хорошо устроившимся в жизни, здоровым и в какой-то мере успешным. От своих знакомых она слышала о трагедии, которая случилась с его семьёй, и очень ему сочувствовала. Лев в свою очередь повторно поблагодарил её за то, что тогда не выдала его.

Когда они оставили серьёзные темы, Курганов предложил учительнице обсудить некоторые литературные произведения из школьной программы. Татьяна Александровна была учителем русского языка и литературы, которым в своё время Лёва почти не уделял внимания, но которым он уделил внимание, когда подружился с Андреем, Мишей и Федей. Они вдвоём весело провели время, поедая торт и споря по поводу произведений.

После Лев отвёз женщину домой и дал свой телефон, умоляя позвонить ему, если ей что-нибудь понадобится. Через год Татьяна Александровна пересилила себя и позвонила ему. Он тут же примчался и помог ей. С тех пор Татьяна Александровна знала, что в случае чего ей есть к кому обратиться за помощью. А Лёва периодически звонил ей и справлялся о её делах. На встречу же одноклассников он больше не ходил ни разу, потому что на ту единственную встречу пришёл именно для того, чтобы увидеть свою учительницу.

О своей жизни до Общества Дьявола Курганов старался вспоминать как можно реже, да и, говоря о ней с Татьяной Александровной, он пытался делать вид, что ничего страшного в ней не было. Но в душе самому себе признавался, что это наглая ложь: лёгкой она не была ни в коей мере.

Уже будучи взрослым двадцативосьмилетним мужчиной, Лёва с ужасом вспоминал своё детство и отрочество, когда он не мог быть уверенным в том, что ждёт его завтра. Он помнил, как ему практически всё время приходилось беспокоиться о том, чтобы было что поесть, а иногда и где спать. Если бы у него не было Кирилла, он мог бы запросто сбежать из дома и жить на улице: он бы нигде не пропал. Но из-за брата ему приходилось поддерживать иллюзию нормальной жизни и исходить из того, что у него есть.

Именно поэтому Льву приходилось выращивать огород: это была хоть какая-то гарантированная еда на целый год. Продуктовых наборов, которые выдавала соц. защита, хватало ненадолго, а денег, чтобы покупать всё это, у них в семье не было. Впрочем, денег у них не было совсем: родители почти всё пропивали, а Лёве ещё нужно было ходить в школу, на это тоже требуются кое-какие деньги. А воровать Курганову мешала совесть, хотя он всё же и делал это по необходимости. Но после каждого раза совесть его и грызла, и кричала на него, и билась внутри.

Как и казалось Татьяне Александровне, в Лёве действительно уживалось двое. Он сам характеризовал одного, как хорошего, а второго – как плохого. Первый всегда тянулся к Кириллу, а второй – к приятелям. Лев до сих пор помнил, как эти двое всё время боролись в нём.

Он мог делать что-нибудь в огороде, Кирилл бегал вокруг него, развлекал его, и вдруг просыпался тот, второй, и начинал требовать пойти и развлекаться с «друзьями». Иногда второй мог выиграть и, закончив все дела по-быстрому, Лёва убегал, но, когда он возвращался потом к брату, совесть грызла его и, в конце концов, победа оказывалась за первым. Любовь к Кириллу всегда была сильнее.

Все счастливые воспоминания из детства у Лёвы были связаны с Кириллом, а самым счастливым, пожалуй, было о том, как они вдвоём возились в огороде. Несмотря на то, что кое-какой труд для юного Льва был непосильным и очень тяжёлым, воспоминания оставались светлыми. Потому что рядом был Кирилл. Поначалу он просто находился рядом и развлекал старшего брата своей болтовнёй, а потом стал помогать. Они могли вместе полоть грядки, сажать что-нибудь или собирать.

Великим огородником Лёву назвать было нельзя, но он делал всё, как мог. Советами ему помогали соседи, которые на него не обижались и его ситуацию понимали. Огород Кургановых, может, и не был аккуратным, но зато всё росло, и это было главное.

С Кириллом же было связано и воспоминание, которое для Льва было самым неприятным. Это воспоминание было о том, как он попробовал наркотики. Лёва мог бы стать наркоманом, потому что это было легко, но не стал. Из-за Кирилла.

Когда Лев пришёл домой в тот день, он всё ещё слегка находился под действием наркотика. Дома была очередная гулянка. Кирилла он нашёл в их комнате, под кроватью. Кто-то из нетрезвых гостей затеял драку, она сильно перепугала маленького Кирилла. Он плакал и прижимался к старшему брату, который обнимал его, но при этом был далёк и от него, и от этого дома. Лёва в тот момент думал о том, как устал от жизни, устал за всё отвечать, и как ему хотелось бы, чтобы кто-нибудь хоть раз в жизни позаботился бы о нём. Ему хотелось плакать, но он утешал Кирилла и знал, что, не смотря ни на какую жалость к самому себе, никогда в жизни больше не станет принимать наркотики, потому что кроме него о Кирилле больше никто не позаботится.

Ни один «приятель» Льва не посмел ему сказать ни слова, когда он в следующий раз от наркотиков отказался. Во-первых, все знали, что у него есть своё собственное мнение и на «слабо» его не возьмёшь, а во-вторых, злить Курганова было делом опасным. С его вспышками агрессии они были знакомы не понаслышке, и рисковать не стали бы ни при каких условиях.

Драки и другие проявления агрессии для Льва были способом хоть как-то выплеснуть свою злость на жизнь, и они ему действительно помогали. Вспыльчивость, к тому же, была заложена в нём самой природой и, пусть теперь его жизнь уже давно была иной, он по-прежнему мог легко выйти из себя.

Как и у всех детей из неблагополучных семей у Лёвы имелись соответствующие пороки. Помимо пристрастия к сигаретам, алкоголю, агрессивности имела место и половая распущенность. Свою половую жизнь Курганов начал лет в тринадцать, и чаще всего он даже не мог потом вспомнить с кем именно спал: происходило это в большинстве случаев по пьянке. Уже взрослый и просвещённый в этом плане Лев мог сейчас только удивляться, каким чудом он умудрился ни разу не подцепить какую-нибудь венерическую заразу.

Идеальным Лёва не был никогда, да и не считал себя таковым. Но порочной являлась только одна его часть. Другая же была любящей, доброй, чистой и даже в какой-то степени невинной. Наиболее часто она проявлялась рядом с Кириллом.

Жизнь наложила свой отпечаток на Льва, но совершенно не касалась Кирилла. Он оставался, таким же наивным, милым, добрым и непонимающим мирскую грязь. Лёва смотрел на подрастающего брата и только диву давался: он был другим.

Когда Льву подошла пора уходить в армию, он был в панике: обстоятельства вынуждали его бросить Кирилла наедине с родителями и реальным миром на целых полтора года. Но и эту проблему он решил: Кургановых-старших он принудил закодироваться и изрядно запугал так, чтобы хватило на эти полтора года. В армии Лёва познакомился с другой жизнью – где всегда есть еда и место для сна. Не было грязи и пьяных криков. Это дало ему надежду на другую, нормальную жизнь, отличную от той, что вели его родители, да и он сам. С этим настроем Курганов вернулся домой.

Родители продержались ровно полтора года, пока его не было, и с Кириллом всё было в порядке. Но вырваться из обстоятельств Лёве так и не удалось: он сделал неосознанный выбор, и они сами его «выпнули» в новую жизнь. Они отняли у него самое дорогое в жизни – Кирилла, а взамен дали Общество Дьявола и друзей, настоящих друзей.

Лев тогда был уверен, что всё организует себе сам: он прошёл курсы и стал работать охранником. Они с Кириллом начали жить более или менее по-человечески, и родители даже вели себя почти хорошо. Всё было практически идеально по представлениям Курганова – вот только работа ему не слишком нравилась, но к большему Лёва и не стремился: он прекрасно понимал, какое место занимает в этом обществе. Однако эта «идиллия» была вскоре нарушена: Кургановы-старшие всё же сорвались.

В тот момент, когда Лев понял, что родители увезли Кирилла с собой, он почувствовал, что больше никогда его не увидит. Это ему говорила интуиция, та самая, которая когда-то помогала понять намерения инспектора ПДН по его лицу. И он действительно в следующий раз увидел Кирилла уже мёртвым.

Когда ему сообщили о гибели брата и родителей, он ушёл в дом и там, первый и последний раз, не учитывая детство, плакал навзрыд. Но слабым Лёва не был никогда и не позволил себе утонуть в жалости к себе: вскоре он вышел из дома и занялся всеми необходимыми в таком случае делами. Соседи ему тогда очень помогли, и он первый раз по-настоящему ощутил, что не одинок в этом мире, что есть кому-то до него дело, как это ни странно. Прежде ему казалось, что не одинок он только благодаря Кириллу, но Жизнь его в этом разубедила.

С тех пор отношения с соседями у Льва сложились хорошие. А на могилу к Кириллу он ходил периодически, хотя и знал, что в этом нет никакого смысла. Но ему, как и многим, становилось от этого легче, каким бы глупым это кому-то ни казалось.

* * *

В воскресенье друзья в полном составе сидели в резиденции Дьявола. Все заметили, что между Лёвой и Ангелой что-то произошло. Те тоже установившуюся между ними близость ощущали, но разговор, который вели накануне, не обсуждали. В этом не было нужды.

Лика уже поняла, что именно мысли о Кирилле и прошлой жизни беспокоили Льва весь вечер. Также она чувствовала, что было что-то ещё, чего ей знать не положено, то, что знали Андрей, Федя и Миша, но не знала она. Что ж, она с этим смирилась и своё любопытство сдерживала. Они с Кургановым проговорили допоздна, и Анжелика много нового узнала о своём друге. И у неё прибавилось поводов его любить.

О сплетнях об Обществе Максимилиана, ней и Волке ведьма друзьям поведала. Никто из них ни о чём таком не слышал. Все были удивлены. Туманов посмеивался:

– Бандитская группировка? Мы?! Мы с тобой?!..

Друзья не знали расстраиваться им или смеяться.

Они провели в резиденции около часа, когда в комнату вошёл Владимир Петрович. Комната была проходная, и по стремительной походке Дьявола было видно, что задерживаться здесь он не намерен. Однако Лика всё-таки его остановила.

– Владимир Петрович! – окликнула мужчину она. – Не уделите мне минуту?

Он замер и повернулся к ней лицом.

– Да, Ангела?

– Вчера был юбилей у моего отца, и там я узнала, что по Сибирску ходят слухи. Об Обществе Максимилиана, о том, что Максимилиан занимается некоей преступной деятельностью вместе со своими друзьями, Ангелой и Волком. Вы об этом слышали?

– Да, немного. Тебя это беспокоит?

– Да, беспокоит. Учитывая, что сплетни в большинстве своём об Обществе Максимилиана, то не вызывает сомнений, что их распространяет кто-то из нашего Общества. Кроме нас и вампиров об этом Обществе не знает никто.

– А те, кого Максимилиан выгнал из своего Общества? Ведь выгонял же он кого-то?

Ангела удивилась, что ему это известно, но виду не подала: ведь это могло быть всего лишь предположение.

– Выгонял, но они бы не рискнули появиться в городе. Максимилиан обещал им в этом случае, что мигом отправит их на тот свет. Сплетни распространяет кто-то из членов Общества Дьявола, Владимир Петрович.

Мужчина пожал плечами.

– Ну и что? Никто не знает, что Ангела и Волк – это вы с Андреем. А то, что говорят об Обществе Максимилиана, меня не интересует. Это проблема Максимилиана.

Дьявол повернулся, чтобы уйти, но Анжелика не отстала: