скачать книгу бесплатно
Женщины переглянулись. Моментально всё поняв, они кинулись в спальню. Руки у Софьи Дмитриевны дрожали, но она справилась – нашла на оправе зеркала кнопку. Дверца сдвинулась мягко, как если б её на протяжении минувших лет регулярно смазывали, и посторонилась… перед стоявшей за ней Клавдией!
Глаза у Софьи Дмитриевны, вздрогнув, широко распахнулись – словно бы вскрикнули от ужаса разочарования: ведь никого другого, кроме Алексея, не ожидала она увидеть.
А Клавдия обвела всех растерянным взором, из которого в следующее мгновенье ускользнуло сознание. Не сделав и шага, она упала в обморок.
Софья Дмитриевна и Глаша перенесли её на кровать. Только вдохнув уксуса (нашатыря не нашлось, а на духи «Красная Москва» и медицинский спирт никакой реакции не было), Клавдия пришла в себя.
Конечно, время изменило её, но она не стала выглядеть хуже. Наоборот, Клавдия похудела до стройности, которая так привлекает многих мужчин в «ядреных бабах», а красота лица как бы обострилась из-за ушедшего выражения мягкости.
– Барыня… Глаша… Я вернулась?
Она села на кровати и посмотрела по сторонам.
– Мне сегодня, когда на Мясницкой стояла, ресница в глаз попала, я зажмурилась, и вот… Сколько же лет прошло!
– Это точно, уйма лет прошла после твоего предательства, – холодно отозвалась Глаша.
– Оставь, – попросила её Софья Дмитриевна, – зачем ворошить прошлое!
– Да права Глаша, – спокойно согласилась Клавдия, – предала я вас, оговорила. За то и наказана: непонятно, какой жизнью живу…
И будто боль пролилась:
– Простите меня… Простите, если сможете…
У Софьи Дмитриевны повлажнели глаза.
– Да ладно уж, – потеплела и Глаша. – А на Мясницкой ты напротив Почтамта стояла?
– Ага, там.
Глаша и Софья Дмитриевна молча переглянулись.
– Скажи, – продолжила Глаша, – а что это на тебе надето? Ты откуда вообще?
Наступившую тишину, как нельзя кстати, оборвал голос из репродуктора:
– Говорит радиостанция Коминтерна. Московское время – двадцать один час. Сегодня, восьмого августа тысяча девятьсот…
– Я из той жизни, которая наступит через восемьдесят лет, – подсчитав, бесстрастно объявила Клавдия. – А надета на мне «олимпийка» – костюм такой спортивный.
Ладные формы её были тесно заключены в тёмно-красные брюки и того же цвета куртку на молнии с витиевато начертанными буквами RUSSIA.
– Ты стала спортсменкой? – улыбнулась собственному вопросу Софья Дмитриевна. – И почему у тебя написано Раша, а не Юэсэсэр?
– Ну, во-первых, этот костюм не только спортсмены носят, а, во-вторых, …нет там никакого СССР!
– Неужели белые всё-таки победили? – изумилась Софья Дмитриевна, виновато посмотрев на Глашу.
– Да какие белые! Ни они, ни фашисты, никто ничего не смог сделать – сами всё развалили!
– Этого не может быть! – возмутилась Глаша.
– Глашка, Глашка, – по-доброму покачала головой Клавдия. – Расслабься, ты до этого… точнее, уже мы – не доживём!
И взглянула, дрогнув иронично губами:
– А ты, надо понимать, большевичка?
– Именно так и понимай!
– Ладно, я вам сейчас кое-что про светлое будущее расскажу, но сначала… Софья Дмитриевна, а ведь Алексей-то Арнольдович – там!
– Где?! – Софья Дмитриевна схватилась обеими руками за спинку кровати.
– Ну, там, откуда я теперь…
5
То, что узнали Софья Дмитриевна и Глаша, показалось им невероятным.
– Значит, в 19 часов 9 мая 1975 года? – раскрасневшись, сияя глазами, переспросила Софья Дмитриевна.
– Да, я хорошо помню и время, и число, и год.
– У Почтамта?
– У Почтамта.
Софья Дмитриевна в волнении прошлась по комнате, села на стул, счастливо закрыла лицо руками. Но через минуту уронила их, ошеломлённая неожиданной мыслью:
– Как же я доживу до этого 1975 года?
– Вообще-то считается, что те, кто вляпался в эту байду, ну, побывал, как мы, в другом времени, потом перестают стареть. И, между прочим, у меня это, кажется, уже началось.
Софья Дмитриевна недоверчиво взглянула на Клавдию.
– А всё-таки, ты ничего с годом не перепутала?
– Да нет же, не перепутала, это день тридцатилетия Победы.
– Победы?
– В Великой Отечественной войне, которая началась в 1941 году, а закончилась в 1945-м. Нам её ещё предстоит пережить. Да и много чего другого… – погрустнела Клавдия.
Из последовавшего затем рассказа вытекало, что будущее, мягко выражаясь, совсем не лучезарно. Конец повествования продолжила тяжёлая тишина; в тягостном молчании каждая думала о своём.
– Я, наверно, поеду в Сибирь, к своим, если живы, конечно, – первой заговорила Клавдия. – А если и не осталось никого – всё равно поеду. Вот только как без документов?
– Паспорт я тебе постараюсь выправить, – пообещала Глаша.
– А то, Глаш, поехали со мной, – оживилась Клавдия. – Пока не поздно, поехали! Нельзя тебе здесь.
– Мне ничто не угрожает, – сухо проговорила Глаша.
– Ага, все они тоже так думали. И маршалы, и генералы, и министры… Не дури, Глашка, поехали. Вон и Софью Дмитриевну с собой возьмем – до 1975 года ещё далеко!
– Мне нельзя: Алексей Арнольдович может раньше вернуться.
– Не может. У них там раньше 1975 года ничего не получается.
– Разве он не бывает на Мясницкой?
– Ещё как бывает! Напротив Почтамта часами стоит.
Софья Дмитриевна схватилась рукой за горло, закрыла глаза и, показалось, окаменела, но через несколько секунд блеснула на её щеке мокрая дорожка. Потом она резко встала и вышла.
– Долго рассказывать, – ответила на недоуменный взгляд Клавдии Глаша, решив без ведома Софьи Дмитриевны не открывать ей, как оттуда возвращаются.
Стукнула дверь. Послышался голос Софьи Дмитриевны:
– Глаша! Клавдия! Что вы там сидите! Идите к столу!
6
Вот уже второй день в ожидании паспорта Клавдия жила у Софьи Дмитриевны. Поначалу она всё ходила и поражалась тому сокрушительному преображению, которое постигло некогда шикарную квартиру. Более всего было ей обидно за кухню, превратившуюся из просторной, облицованной белоснежным кафелем комнаты в загромождённое столами и табуретами помещение с облупившимися крашеными стенами и пятнисто-рыжим потолком. На следующий день горечь от обступившей её новизны улеглась, и Клавдия начала присматриваться к жильцам. Первой, с кем она пообщалась, была Капитолина Емельяновна.
– Подвинься, что ли, – сказала Клавдия, присаживаясь на скамейку у подъезда, где Капа по обыкновению лузгала семечки.
Было четырнадцать часов третьего дня рабочей шестидневки[1 - С ноября 1931 года по июнь 1940 года в СССР существовала шестидневная рабочая неделя с фиксированным днем отдыха, приходящимся на 6, 12,18,24 и 30 число каждого месяца.] – время, когда дома остаются лишь пенсионеры, грудные дети и иждивенцы. Клавдия считалась родственницей Софьи Дмитриевны, приехавшей ненадолго у неё погостить. Предусмотрительно сменив свою «олимпийку» на платье из сильно обедневшего гардероба бывшей коллежской асессорши, она чувствовала себя стеснительно в одежде непривычного фасона. Однако при виде казакина Капитолины настроение у неё улучшилось.
– Где ж такими бархатами торгуют?
– Чего? – подняла Капа сердитое лицо с нависшей на губе шелухой.
Оценив её неотзывчивость, Клавдия решила тему не развивать.
– Забей. Проехали.
– Чего? – по-прежнему щетинисто вопросила Капа.
– Ты чего всё время «чевокаешь»?
– Чего?
«Совсем без ума», – подумала про неё Клавдия и собралась уходить, но, вспомнив, что в квартире заняться нечем – в комнатах Софьи Дмитриевны она прибралась еще утром, а ужин готовить рано, – решила остаться.
– Что в кино сейчас показывают? – помолчав, спросила Клавдия.
– Так это ж, – улыбнулась вдруг Капа, – «Волга-Волга».
– А… Знаю… Отстой.
– Как это?
Тут Клавдии вспомнилась Софья Дмитриевна, которая говорила ей: «Ты следи, пожалуйста, за своей речью, не стоит привлекать к себе лишнего внимания. Я заметила, у тебя слова используются не в их прямом значении, да и сама ты стала совершенно другой». «Ну, конечно, – оправдывалась Клавдия, – там, откуда я, скромные кухарки не выживают!»
– А по телевизору какой сериал идёт? – тщательно подобрала она слова.
– Чего? – снова впала в недоумие Капа, но Клавдия догадалась, что женщина ни в чём не виновата:
– Телевизоры у вас есть?
– Какие ещё визоры?
– Понятно, я так и думала. Значит, про мобильники и спрашивать нечего.
Лытнева давно уже перестала грызть семечки и сидела, нахохлившись, докапливая раздражение, чтобы взорваться. Клавдия, сообразив, что последняя фраза именно к этому сейчас и приведет, быстро вынула из кармашка сотовый телефон.
– На, смотри, – засветила она экран. – В этой штуковине много интересного. Можно, например, в головоломку поиграть или пасьянс разложить. У меня тут полно всего загружено. Только зарядка скоро кончится.
Испугавшись, что опять наговорила много непонятных слов, она напряглась, но Капа увлеченно разглядывала ярко-красочные изображения карт, выведенные Клавдией из раздела меню «Игры».
– Ишь, красота-то какая! – восхитилась Капитолина.
– А их ещё передвигать можно. Вот, пальцем. Попробуй сама.
После нескольких упражнений по перемещению карт Капа спросила:
– А можно мужу со свёкром показать?
– Почему же нет.
– Только Евдохе нельзя. Она психованная, вредная.
– Да у вас вся семейка такая, – не сдержалась Клавдия. – Видела я твоих… мужа со свёкром.
Капитолина посмотрела исподлобья, и Клавдия поспешила дать добрый совет:
– Вам йогой заниматься надо. Она нервную систему успокаивает. Я, например, занималась.
– А как это? Научишь?
– Легко. Иди, готовь деда. Да и сама размотайся. Ты что, в этом платке родилась?
– Нам, мужним, нельзя простоволосыми ходить.
– Так то в деревне. А вы ж теперь понаехали, москвичами стали! Соответствуйте!
