скачать книгу бесплатно
– Пожалуй, ничем он меня уже не заденет! – решил Калуга.
Алиби своё, ещё накануне Игорю Малаху и всем остальным он доказал честь по чести! Мол, закладывая в правоохранительные органы неуёмного «гонителя» Никифорова, спасал собственную шкуру от клеветы и наветов.
Теперь Калуга еще и представил себя на месте руководства, посвященного во все его злоключения, выпавшие во время последней командировки в горы. Дескать, и знать не знал, почему его столько раз хотели убить в не очень гостеприимном туристском комплексе?
При этом, механически прикидывая все «за» и «против» принятой версии, озабоченный художник-кладовщик неторопливо колдовал над сооружением нехитрого позднего обеда, обещавшего заменить ему еще и ранний ужин.
Разогрел чайник на бензиновом походном примусе «Шмель» из своего же прокатного имущества. Накромсал ножом, прямо на газете, расстеленной поверх «художественной фанеры», «натюрморт» из ломтей хлеба и кусков копчёной колбасы.
Последним штрихом «сервировки» оказался граненый стакан. Он был тщательно обтёрт клочком бумаги от следов прежней заварки. Давным-давно, нагло осевшей по мутным стенкам от частого употребления солдатского «купчика» – нечто среднего между чифирем и крепкой заваркой, что называется, «на любителя».
За приготовлениями, как-то, между прочим, Калуга, вдруг, понял и причину гнетущего чувства. Того, что захватило его с момента, когда, во внутреннем дворике клуба, пухлая хохотушка Любочка из бухгалтерии безответственно пообещала ему «штуку баксов» за небольшую услугу:
– Со смертью генерала Никифорова рвалась последняя ниточка, до сей поры все еще связывавшая его с давней историей трагического захвата в Афганистане рубиновых копей моджахедов.
И еще Сергей, очень расстроено вспомнил всех её участников, погибших из-за самодурства и недальновидности начальства, кого даже помянуть не удалось, как полагается, по-христиански.
Он в раздумьях присел у стола.
Попытался хотя бы сейчас, выискать, возможно, что-то доброе, оставленное после себя на земле, представшим перед небесным судом, тюремным самоубийцей. При этом ни в грош не веря, в доведенную до широкой общественности, официальную версию, позволившую окружить гроб подушечками с орденами:
– Сердечный приступ.
В версию, должную, по-видимому, покончить со всеми прижизненными подозрениями в адрес не совсем обычного покойника.
– «Незабвенного борца с коррупцией в стране, а не только в небольшой, но гордой Республике Северного Кавказа» – как говорили практически все, выступавшие на панихиде.
…Но, потолкавшись тогда совсем немного среди собравшихся в толпе представителей здешней горской диаспоры, Сергею удалось выяснить и другую, более вероятную версию всего произошедшего в «смертной» камере следственного изолятора.
По ней выходило, что «страдалец» просто не выдержал возмущения несправедливым арестом. От того, мол, сам и сплел петлю из тюремной простыни…
…Калугинские размышления о бренности земного бытия вдруг прервали, солидной тяжести, удары в жестяную обивку входной двери «Пункта проката». Их настойчивость, явно, говорила о том, что, несмотря на суровую вывеску о санитарном дне, кто-то настойчиво рвался сюда по срочному делу.
По предположению Калуги, это мог быть гражданин, не удовлетворенный, видимо, листком на металлической двери с сим категоричным извещением:
– Да еще и довольно строптивый, если он, минуту за минутой, не прекращал колотить ногой в дверь, громким голосом требуя повышенного и заслуженного внимания к простым трудящимся со стороны нерадивых «санитаров».
Следовало незамедлительно откликнуться, дабы спасти спортивную честь и деловую репутацию заведения.
Что Калуга и сделал.
Открыл, сначала, сваренную из арматуры, решетку и потом уже железную створку окна в двери. Следом одинокий обитатель хранилища инвентаря вдруг, совершенно неожиданно для себя, увидел перед своей складской «амбразурой» возмущённые лица именно тех, кого бы только и желал встретить в минуту, подобную наступившей.
– Кто стучится в дверь мою? – шутливо коверкая слова, нараспев, подражая певцу степей акыну, продекламировал «санитар» пункта проката в ответ на недовольство друзей. – Видишь, дома нет никто!
Тем самым, словно предвосхищая грозящий вот-вот прорваться совершенно необузданный Елеевский поэтический поток, основанный обычно на среднеазиатском фольклоре.
И не ошибся.
– Открывай, слагалище! – раздался из-за порога Витькин рассерженный бас. – Долго еще нас за порогом будешь мариновать?
Остальные были не менее горячо настроены. Потому, зная характеры друзей, Калуга, хотя её и начал, но первым, же подвел черту под словесной перепалкой.
Для чего, демонстративно брякая в скважине ключом, открыл последнее препятствие для встречи старых друзей.
Когда замок открылся, и дверь со скрипом распахнулась, хозяин складского помещения попытался забыть дневные проблемы за душевным разговором с самыми близкими ему людьми.
– Ребята, вы откуда? – держась со своей стороны за дверную ручку, спросил Сергей и тут же сделал широкий жест свободной рукой. – Заходите!
Гости не замедлили тут же воспользоваться запоздалым приглашением. Но вошли при этом в сырость и полумрак с настроением, достойным куда более подходящих для общения и действительно уютных и комфортабельных апартаментов.
Степенное рукопожатие Олега Банникова, почти сразу же сменилось вполне законным обвинением автора объявления на двери в том, что он «незаконно примазался» к славному братству «санитаров всех времен и народов».
Что прозвучало со стороны Генки Куксина так, будто младший медицинский персонал именно ему поручил отстаивать свою честь и достоинство от таких посягателей как Калуга.
Можно было ждать подкрепления со стороны ещё одного специалистам по насмешкам – Елеева, однако теперь неудовольствие Виктора, почему-то, остались без соответствующего «аккорда острот» в сторону побежденного коллективом, «поэта» – индивидуалиста.
Только всем стало не до того.
Каким-то внутренним чутьём, словно определив место, идущей без них, попойки, Елеев молча, как обманутый в лучших чувствах Командор на бессовестного беспредельщика Дона Жуана, прошагал от порога дальше в помещение.
Прямо туда, где даже обычные резкие запахи краски и олифы не могли перебить чесночный «Краковский» дух приготовленной к употреблению закуски.
И уже оттуда с обидой ответил за все невысказанное:
– Так я и думал.
Дальше в его голосе звучали не столько нотки удивления, сколько возмущенной души старого выпивохи:
– Заперся наш «санитар» в одиночестве, и водку пьянствует.
Готовящийся фуршетик с колбасой и бутылкой сорокоградусной был явной уликой, подтверждавшей его обвинения и неопровержимым доказательством «бессовестного эгоизма» кладовщика.
– Что за повод, Сергей? – увидев то же самое, что и другие гости, на полном, что называется, серьёзе нахмурился относительный трезвенник Банников. – Совсем, гляжу, испортился в последнее время.
Не оправдываясь, а больше объясняя повод – и друзьям присоединиться к нему, принять участие в застолье, Калуга пояснил:
– Так! Поминаю одного сослуживца.
Он достал с полки еще несколько пыльных стаканов. Обтер их все теми же бумажными салфетками и щедро наполнил водкой:
– Да вы его знаете…
Кончина генерала вызвала у всех троих скорее радость, чем скорбь. И оттого ребята траур, после первой, не поддержали. Зато, вместе с Сергеем выпили уже по «чуть-чуть», разделив оставшееся спиртное, по другому поводу.
– Скоро ляжет снег! – вместо очередного тоста, констатировал непреложную истину Банников. – Пора, парни, вострить лыжи.
Он глянул сначала стакан с водкой на просвет, а потом на всех, собравшихся за импровизированным фуршетным столом:
– А то заждались, наверное, нас с вами кручи с трамплинами на славной подмосковной речке Парамонке.
Сразу же нашлось и кому подхватить сказанное без традиционного на то провозглашения «аллаверды».
– Или на зиму откосим от славного братства? – это уже резанул по живому Елеев, все ещё выражая крайнее недовольство, сегодняшним гостеприимством хозяина сабантуя – Калуги. Да и самим Сергеем:
– Сначала – за позднее приглашение к столу. А потом и за то, что мало, дескать, налили.
Только что осушённый до капли стакан Виктор так смачно приземлил на фанере, накрывавшей стол художника, что причина его плохого настроения перевесила все остальные:
– Хуже всего на свете, недоперепить!
– Это как? – поддержал его новую шутку Куксин.
– Выпить меньше чем хотел, но больше, чем смог! – ответил Елеев, смачно заев свои пророческие слова солидным куском отменной краковской колбасы.
Не понять смысл его намёков не мог бы даже слепоглухонемой, каковых в компании инструкторов никогда не бывало.
– За мной «не заржавеет!» – словно не замечая «водочной проблемы последней капли», отверг Сергей упрёки по первому вопросу, в возможной забывчивости своих обязанностей. – Я вам уже и «доски» обустроил.
Подкрепляя слова конкретным поступком, он полез в карман куртки за другими, невостребованными еще сегодня, ключами – от хранилища самого дорогого – зимнего инвентаря.
Как вдруг по бумажному хрусту плотного конверта, оказавшегося под рукой, парень запоздало вспомнил о письме, протянутом еще утром бухгалтером Любочкой в «дворе-сушилке», чуть было не испорченных походных принадлежностей.
Тогда – днём, чтобы не давать повода к излишнему любопытству Любови Георгиевны Дедовой, Сергей не стал читать послание. А потом – в круговерти, внезапно свалившихся на него, хлопот и вовсе забыл о содержимом кармана. Которое, сейчас, вдруг, само напомнило ему о себе крайне заманчивым не только для непосредственного адресата хрустом новостей.
– У меня тут, оказывается, письмецо, – Сергей достал его на свет из кармана вместе с ключами.
И был тут же атакован Куксинским экспромтом:
– Связей, порочащих его перед общественностью, не имел, но был замечен в некой переписке…
Генка выхватил письмо.
– С адресом из-за «Бугра».
Возможно, балагурил бы он и дальше, если бы, вчитавшись в обратный адрес на левом углу конверта, вдруг серьезно не переменился в лице:
– Позвольте, господа!
Он не спешил возвращать конверт хозяину, непроизвольно изобразив на лице, известное – мультфильмовское, вручение подарка ослику Иа.
Именно тот момент, когда новенький воздушный шарик от Пятачка обрел владельца-именинника, лишь после того, как лопнул на пути гостя к месту празднования именин.
И всю же среди суровых горнолыжников горестной процедуры слез Пятачка и обиды ушастого именинника из сказки про Винни-Пуха не произошло.
Озабоченность во взгляде балагура Куксина, сменившаяся вдруг неподдельной радостью, затем перешла в свою противоположность:
– Ты что же, подлец, скрываешь адрес Наташи?
Требовательный взгляд потерял всякий намёк на прежнюю шутливость и заставил хозяина всерьёз отвечать за свой «косяк». Благо, что сам он никакой вины за собой и не чувствовал.
– Какой ещё Наташи? – переспросил, озадаченный его словами, Калуга.
Чем вызвал еще более плотный поток обвинений, готовых перейти в рукоприкладство на основании давней дружбы, нарушенной, как оказалось «скрытным типом», ни за что, ни про что.
– Не знаешь какой? – продолжал орать Куксин. – Вы только поглядите, ребята, на дерзкого и бессовестного человека.
Генка своим криком и жестами попытался призвать друзей помочь ему в наказании отступника от законов дружбы:
– Да я тебе…
Но никто его с бухты-барахты не поддержал.
Потребовалось вмешательство самых серьёзных сил. Без чего, наверное, Генка не сразу бы и понял, что Сергей на самом деле ни в чем перед ним не виноват.
Банников в две-три фразы выяснил, что Калуга и вправду ещё не успел глянуть на корреспонденцию. Потому долго разоряться Геннадию Куксину, со свойственным ему темпераментом «жизнерадостного рахита», не дал самый старший в их компании – по авторитету и предусмотрительности.
Олег сумел прекратить «сцену разоблачения» еще до того, как она могла бы выйти за рамки дозволенного.
Он в один момент отделил «зерна от плевел», а напрасно приписываемый обман – от искренности.
Отняв у, возмущенного вероломством друга, Куксина злополучное письмо, «бригадир» сам прочел адрес вслух.
Громко выделяя при этом каждое слово, написанное на узком, как и полагается по международному стандарту, «евроковерте»:
– Так, ребята, посмотрим!
Те замерли и услышали то, что уже успел понять только Куксин, первым сунувший нос в чужие секреты.
– «Куда». Областной Клуб туристов. Калуге Сергею Александровичу. «От кого». – Германия. Цюрлих-на-Тюрлих – Гамаева Наталья.
– Неужели? – небольшой хор в составе Калуги и Елеева исполнил свою партию уже под треск, распечатываемого Банниковым, конверта.
Процедура получения почтового отправления, хотя и оказалась столь эмоциональной, зато само послание было коротким:
– Приветы шли ребятам, – читал уже Сергей Калуга, которому Олег Банников вернул, законное почтовое послание. – Особенно, пожми руку «крестнику».
Последовал соответствующий комментарий Елеева:
– Пострадавшему и излеченному в горах – Геннадию.
Только Калуга его остановил:
– Привет сопровождается вопросом, мол, как там у него рука?
Куксин засмущался так, что россыпь конопушек стала почти не заметной на общем фоне покрасневшего лица.
– Хорошо ли зажила конечность Гены? Что нового сочинил Витя? Не сильно ли строжится над вами Банников? – продолжал вслух читать получатель письма, раскланиваясь с каждым, про кого шла речь.
