
Полная версия:
Зивелеос. Книга первая
Он не успел договорить. Таня выронила букет на стол, закрыла лицо руками и зарыдала, глухо повторяя в ладони:
– Скажите, что вы Зивелеос, ну скажите, что вы Зивелеос. Я так вас ждала.
Самолётов перешагнул через парня в спортивном костюме «Пума», подошёл к плачущей Тане и нежно обняв за плечи притянул к себе:
– Таня, честное слово, меня зовут Николай. И я помогу вам.
– Но вы Зивелеос, признайтесь, я же чувствую. Вы и тогда меня так обняли – шептала Таня, всё ещё не отрывая ладоней от лица.
– Таня, милая, не говорите так, – взмолился Николай. И неожиданно посуровевшим голосом громко добавил: – Перестаньте плакать, девушка! Я вижу, что эти бандюги приходят в себя. Они могут помешать нашей беседе.
Двое на полу действительно зашевелились. Первым начал подниматься парень в тенниске. Сначала он сел, глотая ртом воздух.
Николай подошёл к нему, помогая подняться и подбадривая словами:
– Ничего, вставай, это пройдёт. Товарищ тоже сейчас встанет. И давайте договоримся по-хорошему, что вы забудете этот адрес и тех, кто здесь живёт.
Парень в тенниске встал, тупо озираясь по сторонам. Самолётов подтолкнул его к выходу. Парень в спортивном костюме «Пума» тоже начал подниматься, держась руками не то за живот, не то ещё за что-то вызывающее боль.
– Дверь знаешь, как открыть, выходи, – скомандовал Николай.
– Дай взять сумку, – пробормотал просительно парень в тенниске.
– Нет уж, – безапелляционно отказал ему Самолётов.
– Там наши документы.
– Догадываюсь, но об этом надо было думать прежде. Теперь имейте в виду, что вас я из-под земли достану, если хоть волос упадёт с этой девушки или любого из членов её семьи.
Сгорбленными от стыда и боли парни ушли. Николай повернулся к девушке, широко улыбаясь:
– Ну вот, всё в порядке. Таня, ставьте цветы в вазу и давайте накрывать на стол. Будем праздновать наше знакомство. А где ваша бабушка?
– Она сейчас придёт, – сказала Таня, не отрывая глаз от Самолётова. – Что мы ей скажем? – спросила она, указывая на выпивку и закуски на столе и вытирая слёзы на щеках.
– А ничего. Пусть это всё будто бы принёс я. Выпьем и поедим за упокой этих господ.
– За какой упокой? – испуганно спросила Таня.
– А за тот, который случится с ними, если они появятся на вашем пути снова. Но не будем о грустном, Таня. Идите в ванну, позвольте розам и вашему личику насладиться водой. Я пока познакомлюсь с документами этих типов. А придёт бабушка, начнём знакомиться. Только Таня, – остановил он девушку, взявшую цветы и направившуюся к двери ванной комнаты, – не называйте меня Зивелеосом, пожалуйста. Моя фамилия Самолётов. Я журналист газеты, которая, как я заметил, лежит у вас на самом видном месте.
Таня Иволгина была умной девушкой. Она подозрительно посмотрела на её нового спасителя и нехотя кивнула головой. Обманывать её не учили. Но как много ещё уроков должна была преподнести ей жизнь, кто мог сосчитать? До конца своей жизни, до её последнего мига, люди учатся жить, люди получают новые уроки.
ФСБ может вычислить каждого
Николай вышел от Тани, но мысленно продолжал оставаться с нею, где только что сидел за столом, подливая бабушке и внучке шампанское и с радостью поддерживая разговор с милыми женщинами. Сам выпил пару рюмочек коньяка, доказав тем самым хозяйкам, что есть мужчины, которые будучи крепки телом не обязательно крепко пьют даже за чужой счёт.
Покинув, полюбившуюся сразу квартиру, в которой было тепло сердец и настоящий семейный уют, Самолётов шёл домой, будучи совершенно не в силах оторваться от этих впечатлений. Девушка настолько очаровала молодого поэта, что стихи рождались в голове сами собой.
Глаза причалили к печали,
Впустив в себя озёра слёз.
И я свидетель их нечаянный
Всё не могу решить вопрос:
Откуда в этой сини сила?
Чем так маняща глубина?
Или нечаянно приснилось,
Что синь в кого-то влюблена.
И оттого она так плещет
Волнами жалобной тоски,
И вздрогнули, рыдая, плечи,
Тоску терзая на куски.
Мелодичный звонок мобильного телефона пропел несколько раз, пока Николай осознал, что его вызывают. Достав из внутреннего кармана пиджака трубку, он нажал на кнопку разговора и услышал голос Маши:
– Ты на месте?
Она уже ждала, нужно было поторопиться. Пришлось оторваться от взлёта поэтического настроения и вспомнить земную реальность. Возле дома стоял наблюдатель, делающий вид, что рассматривает рекламу на стоящем рядом высотном доме. Николай спокойно, не пытаясь прятаться, вошёл в подъезд. Схема дальнейших действий была давно продумана.
Оказавшись в квартире, включил свет, быстро переоделся, заменив костюм на синие джинсы и синюю бейсболку, надел лёгкую фуражку и, оставив свет включенным, запер квартиру. По приставной лестнице поднялся на чердак. Длинное конусообразное чердачное помещение было единым на весь дом, так что перебраться от одного подъезда к другому по чердаку не представляло никакого труда, что и сделал Николай. Выйдя с противоположного конца дома, он свернул за угол, проскочил через несколько проходных дворов и оказался прямо возле машины, стоявшей в воротах огромного кирпичного здания. За рулём сидела Маша.
Николай впрыгнул на заднее сидение, и автомобиль марки Жигули отправился в путь.
– Докладывай, – приказным тоном сказала Маша.
Стихи сорвались с уст Самолётова против его ожидания:
– Глаза причалили к печали…
Когда он произнёс последнюю строку и замолчал, машина резко затормозила на красный свет, и Маша обернувшись сказала ровным голосом:
– Я всё поняла, Коленька, ты влюбился, – и оборотившись опять к дороге и светофору, она продолжила: – Это не есть хорошо, как стало модно говорить. Но по своему опыту знаю, что сие неизбежно в какие-то моменты, а главное – c этим ничего нельзя сделать. Как биолог, я понимаю прекрасно сущность этого явления, но как женщина принимаю твоё новое состояние с трудом. Не то что согласна, а вынуждена примириться. – Светофор доброжелательно вспыхнул зелёным светом, радостно заурчав, машина плавно понеслась вперёд. – Мне хотелось, я этого не отрицаю, чтобы ты влюбился в меня, и всё вроде бы к тому шло. Мы чудесно ладим с тобой. Я бы и не говорила сейчас о своих чувствах, если бы не твои сегодняшние стихи, написанные, как я понимаю, неожиданно и не мне. Глаза у меня далеко не голубые, а очень даже карие, то есть такого цвета, который не вызвал в твоей душе поэтического отклика. Всё понимаю и поднимаю лапки вверх.
Маша оторвала на секунду руки от руля и тут же услышала нечто вроде замечания:
– Извини, Машенька, я прослушал, что ты сейчас говорила, но, пожалуйста, не отвлекайся от вождения. Улицы Москвы – это серьёзно.
– Вот и поговорили, – изрекла Маша. – Он ничего не слышал, хотя я откровенно признавалась в любви. Чудненько.
Напряжённые городские улицы с бесконечными перекрёстками сменились загородным шоссе. Вскоре автомобиль свернул с трассы и долго петлял по неширокой просёлочной дороге среди лесочков и заброшенных полей пока не въехал в густой ельник и затем взобрался на пологий лесистый холм, на вершине которого внезапно открылась большая поляна. Здесь давным-давно была метеостанция, о чём говорила широкая площадка с сохранившимися маленькими деревянными домиками на курьих ножках, в которых некогда присутствовали приборы для измерения влажности воздуха, определения осадков, направления ветра, температуры и всего того, из чего складывались данные для построения кривых изменения погоды.
На краю поляны стояло небольшое кирпичное сооружение. Здесь располагалась некогда метеорологическая лаборатория научно-исследовательского института, давно приказавшего долго жить по причине отсутствия государственного финансирования. Строить здесь дачу или какое-либо другое сооружение для отдыха не имело смысла из-за отсутствия в окружности нескольких десятков километров приличного водоснабжения и электричества. Поэтому участок был давно продан практически за бесценок какому-то чудаку. С того времени участок внешне почти не изменился. К пейзажу добавились лишь двухметровой высоты металлические прутья, вбитые в землю на одинаковом расстоянии друг от друга по периметру всего участка, да три ряда проводов, натянутые между ними в виде примитивного ограждения. И казалось смешным, что при таком ненадёжном заборе въезд на саму поляну нужно было осуществлять через массивные ворота. На доме с момента прекращения использования его в качестве лаборатории для метеорологических исследований появилась только одна дополнительная антенна, которая специалистам показалась бы несколько странной тем, что напоминала собой устройство как для приёма радио волн, на что указывали проволочные метёлочки и металлические рёбрышки, так и телевизионных каналов, что угадывалось по трём дискам, называемым обычно тарелками спутникового телевидения, но существенно отличающимся своей конструкцией от продающихся в магазинах.
Подкатив машину к Воротам, Маша достала из сумочки небольшое устройство чёрного цвета, умещавшееся свободно в ладони девушки, направила его на ворота и нажала кнопку. Ворота были не совсем обычными. Сначала поднялась средняя узкая часть, открывая отверстие достаточное для прохода лишь для одного человека. Она поднялась на высоту подъехавшего автомобиля. Затем стали разъезжаться в стороны боковые половинки, остановившие своё движение, как только проём оказался подходящего размера для въезда. Можно было подумать, что ворота сами определяют габариты того, кто собирается через них пройти, и открывают для него минимально необходимый проход.
Миновав линию ворот, Маша резко повернула автомобиль направо на неширокую бетонированную площадку, которая перед ними плавно стала проседать, открывая въезд в хорошо освещённый подземный гараж весьма просторный даже для трёх легковых автомобилей и одного бульдозера, с помощью которого, очевидно, и строилось это сооружение. Съезд, по которому только что опускалась машина, возвратился в своё прежнее положение, не оставив на себе и следа от чьего-либо пребывания.
Достав пакеты с едой из багажника Жигулей, Маша и Николай поднялись по лестнице прямо в дом и направились прежде всего на кухню, где их встретила миловидная пожилая женщина с округлыми формами тела и полным улыбающимся лицом. При виде молодых людей она сразу зачастила словами:
– Ах, вы мои милые, как же я рада вас видеть. Особенно нашего редкого гостя писателя. Ой, а зачем же вы с пакетами? Что я сама с Алёшенькой не съезжу? У вас и так забот полон рот.
А молодые, приветливо обняв тётю Катю, поспешили в гостиную, где из деревянного кресла качалки навстречу поднялся седой, как лунь, с бородой по пояс, но ещё крепкого вида старик.
– Знаю, всё знаю, не рассказывайте, – остановил он хотевших было заговорить Машу и Николая. – Слушал внимательно и полу любовную сцену в дороге и исключительно лирическую семейную встречу в квартире Тани Иволгиной.
Эти слова были не новостью, а простым напоминанием о том, что у Николая в пиджаке был спрятан микроскопический микрофон со столь же миниатюрным передатчиком, позволявшим Тарасу Евлампиевичу Наукину следить за всеми перемещениями Николая на случай необходимости чрезвычайной помощи.
Микрофон был и в машиной машине. Вне наблюдения Николай оказывался очень короткое время, когда находился в спортивном костюме на улице без транспорта.
– Садитесь, – гостеприимно показывая рукой на другие кресла, сказал старик, после тёплых объятий с девушкой и юношей. – О любви пока не будем говорить, поскольку она как тайфун приходит, не спрашивая, и… ту он запнулся, видимо, хотев сказать, что и уходит любовь подобно тайфуну, но решил, что такое продолжение будет не к месту, поэтому сказал другое: – Ты лучше, Николай, скажи мне, что думаешь обо всём этом. Я слышу всё, но не вижу лиц, так что мой анализ может оказаться не полным, а стало быть, и не точным. Кроме того важно, что ты сам думаешь обо всём этом. Так что послушаем сначала тебя, пока Катюша нам готовит ужин.
Николай откинулся спиной на своём кресле-качалке и оно повалилось назад, возвратилось вперёд, стремясь вывалить седока, снова назад, ещё раз вперёд, пока колебания не затихли, давая возможность говорящему спокойно сосредоточиться. Самолётов сложил ладони и задумчиво упёрся пальцами обеих рук в подбородок. Глаза его уставились в потолок, который, как и стены, был обшит деревянными рейками, закреплявшими широкие полосы фанеры. Фанерные листы прятали за собой утепляющую звукоизоляционную набивку. Поэтому в помещении было не только тепло, но и совершенно тихо. Сюда не доносились звуки даже из находящейся по соседству кухни, в которой в это время вероятнее всего гремели кастрюли и шкворчала сковорода.
– Мне кажется, – раздумчиво сказал Николай, – что меня скоро вычислят. Самое первое моё возвращение домой в полной амуниции до сих пор не даёт покоя генералу Казёнкину. Я, конечно, отбиваюсь спокойно пока, но так же, как мы не предусмотрели пьяного мужика возле самого дома, на которого я мог легко наступить, так же не исключены другие случайности.
– Ты боишься? – прервал рассказчика старик, не глядя на него, и медленно поглаживая бороду.
– Ни единой клеточкой моего организма, – ответил моментально Николай. – Тарас Евлампиевич, не забывайте, что я десантник.
– Извини, пожалуйста. Это я так, чтоб уточнить, – буркнул дед.
– Страха никакого нет, но предусмотреть нужно всякие ситуации.
– С эти мы не спорим, давай дальше.
– Тот факт, что я турнул двух денежных воротил – это капля в море и погоду не сделает. Напугать их удалось. Другие тоже испугаются, но ситуацию в стране это никак не изменит. Олигархи живут не только в Москве. Кроме того, Утинский и Рыжаковский, умчавшись за рубеж, прекрасно будут стричь деньги и оттуда, грея свои откормленные туловища где-нибудь на Канарах, в Греции или Австралии. Не трудно найти их и там, но они не одни в этом мире. Справочники адресов московской элиты у меня есть, добраться до многих я смогу, но что это в сущности даст?
Николай опять качнулся в кресле, в раздумье прикрыв глаза.
– После моего посещения казино играть не перестали, но все теперь пользуются кредитными карточками и чековыми книжками. На столах только фишки. После моего явления в ночном клубе расчёты наличными в дорогих заведениях прекратились. То есть магнаты стараются обходиться без больших наличных сумм в карманах. Но проблема не в этом. Разумеется, я всегда достану нужные деньги в частных банках. Вот если я начну разрушать частную финансовую систему, и люди поймут, что государственную я не трогаю, это может вызвать большой бум.
Тарас Евлампиевич и Маша молча застыли в своих креслах, изредка взглядывая на Николая, который продолжал развивать свою мысль:
– Изменить в корне ситуацию в стране так, чтобы она была в пользу народа, можно только усилиями масс, если они поднимутся во всей стране. А это возможно лишь при наличии чего-то их объединяющего. Проблема сейчас в том, что рабочие, по крайней мере на заводах столицы, получают зарплату выше, чем интеллигенция, и не очень-то хотят расставаться со своим местом и дачей. Толкнуть их на массовые забастовки не очень легко.
Раньше была теория и революционная партия. Сейчас тоже есть партия, но она, как мне кажется, далека от революционности. Крепкой теории, как привести опять к революции, у них, по-моему, тоже нет. Я попытался дать им деньги и намекнуть, что это не последние. Думал, что они загорятся и начнут расширять свою деятельность. А получилось, как вы знаете, с точностью до наоборот: отдали деньги тем, у кого я их отнял. Нет, они пока не потянут народное восстание. Боюсь, что они и не стремятся к нему.
Самолётов замолчал, но ни Наукин, ни Маша не сочли его речь законченной, и он возобновил свои размышления вслух:
– Думаю, что мне нужно организовать нечто вроде шоу на стадионе, куда созвать столичную молодёжь. Можно выступить перед рабочими завода, например, ЗИЛа. Хорошо бы слетать и за пределы Москвы. Скажем, появиться на КАМАЗе. Если случится, что такие мои выступления будут поддержаны партией, то ком начнёт катиться и вызовет лавину. Тогда-то и потребуются наши заводы, о которых я бы хотел сейчас услышать от вас. Как дела с вложениями капитала?
Белобородый старик поднялся с кресла:
– Разомну-ка свои косточки ходьбой, – и он начал вышагивать по комнате, говоря на ходу: – Спасибо, Коленька. Ты коротко, но ясно обрисовал ситуацию. Ты, конечно, политик сильнее меня. Каждому своё. Я по части техники, а ты уж наш социальный мозг и исполнитель. Но, я думаю, что ты прав. Маша обрисует нам сейчас, как обстоят дела с детьми и заводами – это её епархия, а меня заинтересовало сейчас то, с чего ты начал.
Остановившись перед креслом Николая и глядя ему прямо в глаза старик сказал:
– То, что тебя могут вычислить, самое опасное, хоть ты и не боишься. Если по какой-либо причине тебя возьмут, то у нас всё пропало. Никто из нас спецодежду с аппаратурой, подогнанной только на тебя, надеть не сможет. Ни аппаратура, ни ты к ним попасть ни в коем случае не должны. Это мы обговорили с самого начала. Но опасность такая теперь возникает. Тебя ищут, понимая, что в прямой борьбе с тобой они бессильны. Служба безопасности, как я понял уже подключила научные организации. Не сомневаюсь, что десятка два лабораторий уже экспериментируют, пытаясь понять, что я такое изобрёл. Но убеждён, что им ещё долго не додуматься даже до принципа, который я использовал. Тут я не волнуюсь. Но очень важно обезопасить тебя. Может быть, стоит уже прекратить работу в газете и носить постоянно аппаратуру, чтобы тебя никак не могли захватить врасплох?
– Нет, – замахал руками Самолётов, – это ещё рано. Никаких реальных аргументов против меня у них нет и не может пока быть. Одни подозрения. А вас они, наверное, уже ищут. Помните, что мне сказал генерал о встрече с академиком? Тот ведь упоминал, что такое изобретение возможно и предположил ваше авторство.
– Да, это очень важно. Надо продумать запасной вариант. Здесь поле деятельности для меня. Ты об этом не думай. Я уже кое-что делаю в этом направлении. А сейчас пошли-ка ужинать. Я вижу сигнал, – заключил разговор Андрей Андреевич, обратив внимание на замигавшую над дверью зелёную лампочку.
Все направились в столовую комнату.
За ужином обсуждать деловые вопросы было не принято, так что внимание разговора переключилось на обычные темы погоды и мастерства хозяев. Кроме прекрасно готовившей многочисленные разнообразные блюда тёти Кати в доме жил её муж дядя Лёша, огромного крепкого телосложения мужчина с большими руками, достоинством которых, впрочем, была не их величина, а умение всё делать в доме. Благодаря их стараниям, стены и потолки всех комнат кирпичного здания были обшиты деревом, помещения заполнены деревянной мебелью ручной работы, так что каждый оказавшийся здесь впервые мог сразу ощутить запах свежего леса, его смолистый аромат, что вполне сочеталось с заоконным пейзажем густого ельника. Однако гостей в этот дом не приглашали.
После весёлого ужина, сдобренного бокалами лёгкого вина, учёные (а таким словом можно было бы назвать не только маститого исследователя Тараса Евлампиевича, обременённого степенью доктора наук, и его внучку Машеньку, также успевшую остепениться в кандидаты, но и самого Николая, который, хоть и не писал диссертации, и не выводил никакие формулы, ни физические, ни химические, но являлся настоящим экспериментатором, от мнения которого по поводу того или иного нововведения зависело не так уж мало в работе содружества остепенённых учёных) возвратились в гостиную для продолжения беседы.
Теперь очередь говорить была за Машей. Она устроилась в своё кресло-качалку и, позволив ему раскачиваться в своё и её удовольствие, стала информировать Николая о том, что деньги, перечисленные магнатами на счета нескольких детских домов, о чём их директора были заблаговременно извещены, благополучно поступили, и часть из них была тут же переведена на счета строительных организаций, немедленно приступивших к ремонту и обустройству зданий бывшего завода и прилегающих домов. Все дети разбиты на отряды и активно помогают строителям. Ребята продолжают поступать теперь уже не только из Москвы, но и из других городов. Городские власти смотрят на эту новую деятельность с детьми благосклонно, поскольку на счёт городской управы также была перечислена внушительная сумма денег с указанием в переводе «На городские нужды», что вполне устраивало руководство. Да и мешать детям не было никакого резона.
Через третьи лица Маше удалось найти хороших опытных детских воспитателей, с радостью согласившихся работать в новой детской республике, которая должна была обеспечиваться не только стабильной высокой зарплатой, но и всем необходимым для детей. На бывшем заводе успели даже запустить некоторые станки, на которых теперь работают старшие подростки.
Заброшенный и буквально погибавший район теперь ожил. Детям шьют одежду, обувь, делают мебель, привозят продукты, организовали специальную больницу. Появляется всё больше и больше шефов. Маша ездила туда сама под видом любопытной туристки и видела, что проблемы возникают, но быстро решаются с помощью денег.
– А самое смешное, – сказала в заключение Маша, – ты не поверишь, Коля, – но дети все знают, что республика создана благодаря Зивелеосу. Один мальчик по фотографии в газете нарисовал большой портрет Зивелеоса, который прикреплён на стене дома. А недавно на общем собрании ребят было принято решение назвать эту детскую республику, «Зивелеос». Как тебе это нравится?
Последнее сообщение особенно изумило Николая.
– Так что же ты молчишь? Об этом надо срочно написать.
– Написать то я написала, но решила отдать статью тебе, во-первых, для литературной правки, а, во-вторых, чтобы она не шла от меня, а вроде как присланная по почте от читателя. Ну, естественно, сделала несколько фотографий.
– Это прекрасно! – восхищённо заговорил Николай. – Ведь даже если бы нам больше ничего не удалось, то и это уже не так мало. Устроить жизнь детей, оторвать их от улицы, как когда-то это делали наши деды. Что может быть лучше? После твоего рассказа, Маша, я верю, что скоро наша республика перейдёт на самообеспечение.
– Да, у них у самих такое желание есть.
– Любопытно, – как бы между прочим, сказала Маша, – что там всё время вертятся сотрудники службы безопасности, пытаясь выудить, видел ли кто-нибудь Зивелеоса и как с ним можно связаться. Так что мне пришлось быть особенно осторожной, чтобы не попасться им на глаза.
– Ты уверена, что не попалась? – спросил Николай. – Эти люди не так просты, как ты могла подумать. Если заметили, то, поверь мне, ФСБ может вычислить каждого.
– Надеюсь, во всяком случае, что мне удалось ускользнуть, – неуверенно ответила Маша.
– Надежды юношей питают, – процитировал известную строку Тарас Евлампиевич и напомнил, что пора ехать по домам. – Дело, как говорится, сделано, осталось пожинать плоды, если таковые будут. И к хорошим, и к плохим надо быть готовыми, а потому возвращайтесь осторожно. Будьте очень внимательны.
Голова идёт кругом
У генерала Дотошкина голова шла кругом. Положение в стране вот уже сколько времени не улучшалось ни по каким позициям. Глаза генерала не могли найти такой точки в кабинете, которая бы не вызывала мыслей о чём-нибудь неприятном. Он посмотрел на правую стену – там висела карта страны. Глаза невольно скакнули к южным границам побежали мысли о том, что военные действия идут на Кавказе и в Средней Азии. Выделяемые на них деньги уходят, как в песок, в чьи-то частные карманы, не обеспечивая заметных положительных сдвигов.
Дотошкин недовольно перевёл взгляд на стоявший в углу телевизор и тут же вспомнил, что военные события отходят на второй план при сообщениях об убийствах политиков и бизнесменов, журналистов и предпринимателей, о падениях самолётов и вертолётов, столкновениях судов в море и поездов на железных дорогах, о взрывах на шахтах и забастовках учителей и медиков. Об этом говорили все каналы целый день, захватывая и ночные часы.
Да, часы. Глаза остановились часах, украшавших рабочий стол кабинета. Часы в золотой оправе с мелодичным звоном были подарены губернатором при посещении одной из губерний по окончании выборов. Ни одни выборы в регионах не проходили без скандалов. В Государственной и городских думах левые боролись с правыми, а правые с левыми, но это никак не влияло на постоянный рост цен.
Генерал досадливо глянул налево. Там висел государственный трёхцветный флаг. Не так давно здесь было красное знамя. Дотошкин входил в те времена в этот кабинет с большим почтением, будучи ещё маленьким подчинённым. Что и говорить знамя вызывало уважение. Сколько же было борьбы за то, чтобы изменить его государственную окраску. Президент теперь доволен. Ну и что? Чтобы оправдать эту свою политику он, президент страны время от времени радостно сообщет утомлённому народу об очередном повышении пенсий, вызывая бурю восторга у средств массовой информации, особенно в названиях которых есть слово «Вралька». Но не из уст президента исходят потом сообщения о повышении тарифов на телефоны, без которых не могут обойтись многие пенсионеры, увеличения стоимости жилья, оплаты за электричество и другие коммунальные услуги. Это объявляют потихоньку, чтобы не так было заметно снижение общего уровня жизни населения, в том числе и пенсионеров.