От экватора до полюса. Сборник рассказов

Тем временем в Бокаро строители и эксплуатационники работали в бешеном темпе. Теперь индийский директор и советский главный инженер практически не отключались от телефонов, отдавая распоряжения, принимая доклады.

Иван Дмитриевич, вернувшись к себе в кабинет, прежде всего, позвонил в конвертерный цех:

– Не забудьте слить плавки из конвертеров. Особое внимание котлу-утилизатору.

Он знал, что перестраховывает – там были в курсе дела, но в таких случаях лучше перестраховать, чем упустить. Вспомнился момент, когда ему позвонили ночью об аварии в конвертерном.

Прервалась подача воды на котёл. Прекратилась подача пара. Советский главный специалист цеха лежал в это время в госпитале с аппендицитом. Замещать остался молодой технолог, и, когда он приехал ночью по аварии, то всё делал вроде бы правильно, но не хватило своих сил да и заняты все были в основном, водопроводом. Проблема оказалась нелёгкой для разрешения. В одном из конвертеров осталась лежать плавка, то есть горячий металл, о котором, конечно, не забыли, но не смогли ничего сделать. В течение нескольких часов расплавленная жидкая масса готовой стали постепенно остывала в конвертере, густея и затвердевая.

Приехал Иван Дмитриевич разобраться с аварией. Ночью, когда нет многих ответственных лиц на месте, бывает очень трудно решить даже самый простой вопрос по замене какой-то детали, которая нужна именно в данный момент. Тогда, если свои резервы сил исчерпаны, приходится обращаться к самым главным. В данном случае это был Чиграй и, приехав, он первым делом спросил, ожидая только положительный ответ:

– Плавку слили, конечно?

Тут-то о ней вспомнили. Нужно было, конечно, в первую очередь сообщить об этом. А Чиграй, услышав, что забыли, аж похолодел:

– Как так? Сколько времени? Быстро к конвертеру! Вы понимаете, что это такое?

Опытным глазом сталеплавильщика Иван Дмитриевич осмотрел металл в конвертере. Сколько раз приходилось заглядывать в такую же огромную вращающуюся чашу у себя дома, пока до тонкости не изучил характер стали и потом с товарищами разработал и внедрил впервые в мире производство стали в сочетании конвертера и машины непрерывного литья заготовок? Именно за эту работу была присуждена государственная премия СССР. Её вручили и как награду и как аванс на то, чтобы повсюду, и в том числе здесь, в Индии, новый метод срабатывал отлично. Но он требует исполнения железного для металлургов правила: «Не зевай!», а тут почти прозевали.

Почти. Это и спасло. Ещё не всё было потеряно. Подняли на ноги половину начальников: тут и энергетики, и электрики, и технологи, и заведующие складами, снабженцы. В течение часа всё нашли и устранили неисправность. Заработал котёл. Иван Дмитриевич скомандовал начинать раздувку кислородом. Теперь кто кого победит: белое раскалённое пламя горящего кислорода или спрессовавшиеся массы хладеющего металла. Собственно, огонь побеждал всегда, но требовалось время.

А были случаи – и Чиграй видел такой – когда нужного времени не было и плавка «замерзала», то есть застывала. Тогда тоже была авария с котлом, но более крупная, которую не удалось сразу ликвидировать. Чтобы спасти конвертер для завода, пришлось прибегнуть к крайней мере. Вызвали взрывников. Проделали сложные расчёты, высверлили отверстия, заложили шашки и взорвали. Риск был громадный – мог разлететься сам конвертер, круша собой цех. Но на то и головы даны, чтоб всё учитывать, да и опыт помог.

Здесь в Индии таких знающих взрывников не скоро нашли бы. Оттого и похолодел Иван Дмитриевич, когда подумал, что опоздали. Но, к счастью, пришёл вовремя, и всё обошлось. С тех пор ещё чаще, при каждой аварии в конвертерном, спрашивает сначала: «Плавку слили?». Устраняя одну неприятность, нужно держать в голове и другие, которые могут возникнуть, принеся с собой вреда ещё больше.

Не за себя боялся главный инженер. Не за себя. Ему самому оправдаться всегда легко. Много советников, на каждом участке грамотные специалисты. Но разве зарплату платят за то, чтобы уметь оправдаться? «Нет, – думал Чиграй, – наша главная задача в том, чтобы не допускать аварий, гибели людей, их страданий. Где бы мы ни работали, в своей стране или чужой, нельзя забывать, что живём и работаем для человечества, для тех, кто рядом и с нами». Сейчас он звонил по цехам:

– Коксохим, докладывайте обстановку.

– Энергетики, кто поехал за задвижкой?

– ТЭЦ? Как с расходом энергии? Аварийность?

Судя по докладам, обстановка улучшалась. Хоть на многих участках индийские специалисты уже работали сами без помощи советских инженеров, но это те подразделения, где обучение индийских кадров завершилось и за специалистов, возглавивших службы, можно было не волноваться. Они тоже не подвели в трудной неожиданной ситуации.

Теперь, когда хоть и не просто, не без дополнительных переживаний, но всё же обстановка выравнивалась, Чиграя всё больше начинали занимать вопросы, вытеснявшие другие: «Что же произошло? Почему? Как?» И пошли новые звонки по телефону:

– Инженер по технике безопасности, служба теплоэнергетиков, главный специалист доменного производства и всем другим, кого это касается, зайти ко мне через десять минут по вопросу аварии. Директор завода по индийской стороне уже назначил комиссию по расследованию её причин. Нужно помочь коллегам. Жду с предложениями.

Иван Дмитриевич отключился от пульта. Причина аварии. Без выяснения её невозможно спокойно спать и работать. Не узнаешь, что случилось, может повториться снова.

В кабинет вошёл начальник индийской службы безопасности завода, немолодой, но стройный высокий полковник с каким-то постоянно напряжённым ищущим выражением глаз. Работа у него отличалась особыми сложностями. Никакое многоплановое производство, особенно такое, как металлургическое, не застраховано от аварий. Время от времени они случаются либо по чьей-то невнимательности, либо по незнанию, либо даже просто по стечению обстоятельств, но бывают в то же время и не случайные.

Бокаринский завод построен в государственном секторе, в окружении многих частных предпринимательств и, конечно, далеко не все частники с радостью воспринимали успехи мощного государственного конкурента. Находились и желающие подорвать его, свалить, испортить. Тянулись к заводу руки даже от зарубежных секретных агентств.

Полковнику приходилось учитывать всё и узнавать больше, чем знали специалисты завода по каждой аварии, даже самой маленькой. А тут такой взрыв, когда мог выйти из строя весь завод. Занимаясь вопросами безопасности, полковник становился инженером, экономистом, политиком, дипломатом, оставаясь в то же время военным офицером и Шерлоком Холмсом. Сейчас его интересовало, что думают советские инженеры, действительно ли это техническая авария по ошибке проекта, недосмотру или могла быть диверсия. Комиссия будет делать свои выводы, а он, полковник безопасности – свои. Список работавших на газопроводе у него уже на руках. Часть людей погибла во время взрыва. Они из числа подозреваемых им исключались.

На совещание были приглашены индийские коллеги. Просторный кабинет Чиграя стал заполняться дымом сигарет и резким неприятным запахом пана. Прежде всего, следовало выяснить, кто, когда и какие команды давал рабочим. То, что газопровод взорвался из-за наличия в нём газа, который должен был быть перекрыт в тот момент, было совершенно ясно, но как и почему он туда попал, оставалось загадкой.

Чиграй поднимал инженеров одного за другим, спрашивая спокойным по тону, но встревоженным внутренне голосом, что было понятно каждому:

– Мне докладывали, что трубопровод продували предварительно паром. Где это записано?

– Вот акт продувки.

– Так. Значит, газа там не должно было быть. Кто из индийских инженеров давал команду открывать газ?

Виктор перевёл вопрос. В кабинете воцарилось молчание.

– Хорошо. Так никто не ответит. Спросим иначе. Мог ли кто-то открыть задвижку без команды и согласования с нами?

Виктор перевёл. Опять воцарилось молчание. Слишком ответственны ответы на такие вопросы.

Индийский инженер-теплоэнергетик отрицательно покачал головой и ответил по-русски:

– Нет, мистер Чиграй. Мы не могли открывать газ, так как не было акта окончания огневых работ. Мы знали, что будет сварка.

– Но газ в трубе оказался. Иначе бы не взорвалось.

– Задвижка могла пропускать.

– Но там стояла заглушка.

– Всё закрыто, всё стояло, всё продуто, а газ попал, и взрыв произошёл, убив людей, между прочим. Само собой такие вещи не происходят.

Атмосфера совещания начинала накаляться, делались самые невероятные предположения. Говорили, что за ночь могли, что угодно, сделать. Но это если только специально с умыслом, по ошибке вряд ли, так как рабочие и днём-то работают медленно, а уж ночью рабочей прытью никто не горит.

К какому выводу пришли бы на первом совещании по расследованию причин аварии сказать трудно, если бы в кабинет не вошёл советский инженер строитель-теплоэнергетик, которого Шарма звал просто «мистер Ваня» и о котором Чиграй уже несколько раз спрашивал, почему его нет на совещании.

Высокий худой с заострённым лицом и подвижными глазами, Ваня был очень дотошным инженером, прекрасно знающим свою специальность теплоэнергетика и требующий всегда точного исполнения своих рекомендаций.

В руках у него был большой тяжёлый лист металла с отверстиями для болтов по краям.

– Вот, – сказал он прямо у двери, слегка поднимая круглую пластину, – заглушка. Валялась метрах в двадцати от эстакады. Случайно наткнулся на неё.

– Вырвало взрывом?

– Да нет же, целая совсем. Она и не была установлена. Я осматривал разорванный трубопровод и смотрю, что фланцевое соединение стянуто без заглушки. Сначала тоже думал, что вырвало, но края-то металла должны были остаться под болтами, а их нет. Стал искать вокруг заглушку и вот она. Её взрывной волной просто отшвырнуло. Могла кому-то голову снести. Тут он обратился к Шарме, сидевшему за столом:

– Мистер Шарма, я же вчера говорил вам, чтобы вы её проверили.

Шарма вскочил, как ужаленный:

– Я проверял. Она не стояла. Но я приказал рабочему Дасу установить её.

– Кто это Дас?

Полковник посмотрел в список. Против фамилии Дас стояло слово «убит».

Индийская разведка признаётся специалистами одной из самых развитых и сильных в мире. Она в состоянии раскрывать и предупреждать самые сложные заговоры внутри страны и может поразить осведомлённостью по крупнейшим международным событиям в различных регионах земного шара. Поэтому не удивительно, что дело с Дасом не представило полковнику никакой сложности. Несколько опросов, проверок фактов, и картина аварии, виновник которой сам же от неё погиб, была ясна. Но картина весьма грустная.

Слово «дас» в переводе с хинди означает «раб». Однако рабов в Индию никогда не привозили. Ими становились сами аборигены, то есть коренные жители Индии, когда в её благодатные края пришли тысячелетия назад белые арийские племена. С тех самых давних пор столетия расцветов и упадков, войн и пожаров проносились, как воды могучего Ганга, меняя облик земли, но по-прежнему оставляя неизменным положение дасов, выполнявших самую чёрную работу и остававшихся беднейшей частью населения. В современной развивающейся Индии, когда с треском и скрипом начала ломаться кастовая система, некоторые дасы начали выходить из положения рабов, становиться даже инженерами и политическими деятелями. Но Дас, о котором идёт сейчас речь, не успел попасть в струю нового времени.

Родители назвали его Лох, в честь сына Рамы, любимого героя индийского эпоса. Но имя само по себе не смогло принести удачу. Семья Дасов жила недалеко от завода в маленькой деревушке, которая не попала в чертежи, где планировалось строительство, и поэтому не была снесена волной перемен. Рядом строились секторы высоких современных зданий, в которых селились инженеры и квалифицированные рабочие кадры. Там были водопровод, электричество, песни и танцы. В деревушке Дасов по вечерам всегда было темно, лишь костры то там, то здесь освещали прыгающими языками пламени потрескавшиеся глиняные стены хижин. Конечно, и их когда-то уберут, а пока не до того. Сегодня все усилия на варку стали, которая поможет построить новые дома и снести старые. И Лох Дас тоже пошёл работать на завод, чтобы помочь делать эту самую сталь. Устроиться было нелегко, но товарищ отца стал небольшим лидером в профсоюзе и помог протолкнуть Лоха рабочим на заканчивающееся уже строительство.

Эта помощь была особенно нужна сейчас, так как Лох неожиданно для всех обзавелся семьёй, и очень нужны были деньги. А случилось всё так.

Года два назад познакомился Лох с Канчин, девушкой из племени адиваси. Хорошая была девушка, красивая, добрая, но бедная, как всё их племя. Ну, когда есть из чего выбирать, то говорят и о касте, к какой принадлежишь, и о выкупе. А когда ни у того, ни у другого ничего нет, оба к касте бедняков принадлежат, то тут уж можно по любви жениться. Да только не успели они.

Приехала однажды в деревню большая грузовая машина, высоко крытая брезентом. Вылез из неё какой-то человек и предложил молодым девчатам отправиться с ним, обещая дать им хорошую работу и деньги. Деревенские девушки племени адиваси никогда не учились и никакого представления о расстояниях не имели. Ясно было только одно, что им обещают еду и зарплату, которых здесь нет. Ну а кто же из них боится работы? Согласилась поехать с ними и Канчин, решившая вернуться с деньгами и выйти замуж за Лоха.

Советоваться было некогда. Машина не ждала. Родители отпустили легко. Детей у всех много. Пусть эти испытают счастья на стороне.

Поехали. В дороге предупредили девчат, а в кузове их уже было более двадцати из других деревень, чтобы во время остановки машины не высовывались и сидели тихо. Не знали они тогда, что при переезде из одного штата в другой полиция осматривает все машины, и немало пришлось хозяевам груза платить на контрольных пунктах, чтобы их «товар» пропускали без инспекции. Не знали девушки и куда они едут. Более суток двигались они почти непрерывно на север, получая в дороге лепёшки да воду из большого кувшина. И въехали, наконец, в большой двор за высоким каменным забором.

Бедные доверчивые существа, никогда не встречавшиеся у себя в деревнях с коварством современного человеческого мира, не могли даже вообразить, что ожидало их за этой стеной. Им дали работу без отдыха. Их кормили, чтобы только не умерли. Их любили насильно. Били, когда смеялись, били, когда молчали, били, когда плакали.

О таких случаях писали газеты, как и о том, как платят полиции деньги за то, чтобы не трогали эти фабрики человеческих жертв, но разве во всех деревнях умели читать?

Девушкам давали в конце месяца по десять рупий. На заводе неквалифицированные рабочие получают шестьсот. Буханка хлеба стоит две рупии. Пять буханок могли купить за месячную зарплату работницы поневоле, ибо теперь они не хотели здесь работать, но не могли уйти. Только когда Канчин родила, её выбросили, как поступали с другими в таком же положении. Женщины с детьми им были не нужны. И она вернулась, не зная как. Сгораемая от стыда, горя и голода, но с желанием выжить, вернулась. Первый, кого встретила из знакомых, был Лох. Так уж случилось. Он узнал её и со слезами на глазах привёл к себе в глиняный дом, где недавно лишился матери.

Прошло не более полугода. Лох работал уже на заводе, и у них начали появляться деньги. Месяц назад Канчин сказала, что она в положении, значит, у неё будет и его ребёнок. Лох был счастлив, а жена погрустнела. Она очень ослабла на той проклятой работе и будто чувствовала, что новой материнской нагрузки не выдержит. Ей становилось хуже и хуже. Три дня как слегла совсем.

В этот день Лох получил задание установить заглушку. Работа была простая. За несколько месяцев строительной практики ему сотни раз приходилось снимать и ставить заглушки. То там, то здесь проверки и перепроверки. Открути во фланцах болты, вставь лист железа, закрути болты. Вот и все операции. Так было бы и в этот раз. Он взялся уже за гаечный ключ, но примчался на чьём-то велосипеде младший брат и закричал, увидев его наверху:

– Лох, Канчин плохо. Она умирает.

Дас бросил ключи, буквально свалился по лестнице вниз, сел с братом на велосипед и они помчались домой. А Канчин умерла, не дождавшись ни доброго мужа, ни приехавшего слишком поздно врача.

На другой день так же внезапно овдовевший, как неожиданно женившийся, Лох приехал на завод, чтобы пригласить друзей на сожжение тела любимой женщины. Он рассказал им о случившемся, и электрик отошёл, чтобы включить трансформатор. В следующее мгновение произошёл взрыв, который и убил Даса с его товарищами, стоявшими под самым местом сварки.

В акте по расследованию причин аварии записали сухо и четко: «Заглушка оказалась не установленной, в результате чего ....»

Не могли же они записать, да и не знали того, что нищета, бедность, страдания, ради устранения которых строился завод, могли послужить причиной гибели этого же завода.

Десятки людей лежали в госпитале, отравленные газом и раненные ударом взрывной волны. Сотни родственников и близких толпились у входов в лечебные корпуса.

Поздно ночью, когда удалось поставить новую задвижку и позволить всем трём домнам заработать на полную мощь, Чиграй вернулся в свою квартиру, и тут же позвонили советскому врачу. Дневные переживания не прошли даром. Как только расслабился, заволновалось сердце, будто переживая всё заново, потребовалась срочная медицинская помощь.

А на заводе теперь всё шло хорошо. На каждом ответственном участке дежурили круглосуточно опытные советские специалисты. Индийские рабочие и инженеры выполняли каждую рекомендацию особенно чётко и быстро. Все понимали важность момента и завод выстояли.

Четвёртую домну пустили в эксплуатацию на месяц позже, чем могли бы, не случись эта неожиданная, но такая обычная авария человеческих судеб бедного индийского народа.

Бабу – маленький бакшиш

Велосипеды. Перехватывая и разбивая спицами лучи палящего солнца над головой, они длинными ручьями стекаются со всех сторон и останавливаются на стоянке у базара, создавая целое море сверкающих солнечных отражений. Владельцы велосипедов привозят на них своих жён, детей и друзей. Женщины в длинных сари, позволяющих сидеть во время езды только боком, легко соскакивают с заднего сидения, чтобы подхватить детей, устроившихся впереди на раме, и тут же направляются к торговым рядам.

Мотороллеры. Их значительно меньше. Беспрерывно сигналя, они буквально протискиваются между снующими людьми и велосипедами на своё место, которое чуть подальше входа на базар. Этот транспорт отличается меньшим блеском, но большим шиком. И его владельцы одеты получше, сари у их жён поярче и дети опрятнее, чем на велосипедах.

Что катается легковых машин, то их совсем мало и потому, важно проезжая на выделенный им участок по другую сторону дороги, они весьма редко создают заторы, которые, как ни странно, быстро рассасываются.

Нас, русских, привозят на заводских автобусах, специально курсирующих между нашим городом и базаром по воскресеньям в первой половине дня, позволяя всем запастись на неделю овощами и фруктами. Появление наших автобусов – всегда событие, но не потому, что им труднее проехать в скопище людей и транспорта, а потому, что эти автобусы выгружают самых выгодных покупателей.

Сегодня я встал утром поздно и потому оказался у входа на базар, когда майское солнце уже так пекло, словно раскалённый металл катился мимо, обдавая невыносимым жаром. Чтобы попасть на базарную площадь, нужно миновать сидящих по обеим сторонам дороги прокажённых. Я почти пробегаю это место, так как вид искалеченных людей без пальцев и кистей рук вызывает у меня физическую слабость.

Как всегда, при виде меня раздаются радостные возгласы детей, которые тут же подбегают ко мне и кричат: «Намастэ, мистер!», то есть «Здравствуйте, мистер!» и сразу просят бакшиш. Мелочь, которую получают от нас эти босоногие, почти раздетые, в рваных трусиках мальчишки и девчонки, – это их заработок. Родители нищенствуют и тоже просят подаяние.

Раньше всех ко мне всегда бросалась Сита, худенькая, очень подвижная девочка лет семи. Зная, что стала моей любимицей, она пользовалась этим, отгоняла от меня детей, которым, по её мнению, не надо было давать бакшиш, а других, наоборот, подводила и просила что-нибудь дать им. При этом себя она, конечно, не забывала и уверенно называла, сколько ей следует положить в ладошку, увеличивая сумму при каждой новой встрече, и уж меньше никак не соглашаясь брать. Она сопровождала меня по всему базару, иногда помогая даже выбирать лучшие картофелины или луковицы, чем вызывала гнев у продавцов, заставлявший её скорее прятаться за мою спину. Я громко смеялся и шёл с нею дальше, пока, наконец, она не говорила мне с оттенком нетерпения и упрёка:

– Бабу, давай бакшиш!

При этом она делала упор на слове «давай» в том смысле, что уже пора. Я доставал, что просила Сита, и она сразу убегала, но обязательно появлялась у автобуса перед нашим отъездом в надежде получить ещё монетки и, весело махая рукой, кричать прощальное «Намастэ!»

Однако вот уже месяца два, как Ситы нет. Когда я впервые не обнаружил её, бегущую мне навстречу, собравшиеся ребятишки на мой вопрос, где она, наперебой стали объяснять, показывая себе на макушку, что Сита в больнице, что у неё что-то с головой случилось. Я не мог понять, что именно, так как на хинди знал всего несколько обиходных слов и выражений, однако догадывался, что речь идёт о солнечном ударе, так как они показывали на солнце и качали головами.

Расстроенный, тогда я пошёл вдоль длинного ряда кастрюль, корзин и коробок, загруженных белыми яйцами. Продавцы наперебой звали меня:

– Мистер, давай сюда!

Здесь почти все знают несколько слов по-русски. Приглашая к себе, они позволяют долго выбирать наиболее крупные яйца, с готовностью принимая возвращаемые по той или иной причине назад и, через некоторое время давая то же яйцо. Но наших женщин провести трудно. Они внимательно следят, куда отложены непонравившиеся экземпляры и, кроме того, каждое яйцо по несколько раз встряхивают возле уха, проверяя при этом, не болтается ли содержимое. Продавцы тоже научились этому приёму и порой сами, желая ускорить выбор осторожно встряхивают возле своего уха первое попавшееся яйцо и не зная даже, что они должны были услышать, всё же говорят уверенно:

– Корошо. Бери.

Меня всегда смешит такая система отбора с тщательной проверкой всего, что покупаешь, но она, в сущности, оправдана, ведь здесь нет ОТК и штампов качества никто не ставит. Между тем, некачественный товар попадается довольно часто. В погоне за лишними рупиями продавцы идут порой на удивительные хитрости, о которых у нас никто не имел представления.

Живых кур продают на вес. Это интереснейшая операция. Птицы сидят в больших плетёных, закрытых сверху корзинах. Покупатель выбирает понравившуюся ему курицу, указывает на неё, и продавец, приподняв крышку, ловко выхватывает выбранную птицу за ноги, кладёт на весы, которые держит его помощник, приблизительно взвешивает, говорит цену и уже смотрит на другого покупателя. Всё делается чрезвычайно быстро.

Вы рассчитываетесь, и на помощь уже спешат мальчишки лет по пятнадцать, а то и меньше. Они показывают, что помогут отрезать птице голову и, если нужно, ощиплют. Всё это проделывается тоже необычайно легко и быстро. Только придя домой и начав разделывать курицу, хозяйка вдруг обнаруживает, что зоб птицы набит камнями или из разрезанного живота вдруг бьёт фонтан воды. Тогда становится ясно, что заплачено несколько больше, чем следовало. Но, разумеется, такое случается не всегда.

Позади ряда яиц и кур – широкое свободное пространство, как бы отдельная площадка. Там продают петухов и, чтобы показать их бойцовые качества, устраивают состязания. Но настоящие петушиные бои проводятся в другом районе, на специальном стадионе, куда собирается огромная масса зрителей. Это мне кажется несколько странным для индийцев с их заповедью «не убий». Петушиные бои часто кончаются смертельным исходом для одной из воюющих птиц.

Противоречия подобного плана наблюдаются в характере индийцев и в других случаях. Например, если человек попадает под машину, то даже, если водитель совершенно не виноват, ему необходимо спасаться бегством немедленно, так как появляющиеся со всех сторон жители или просто свидетели гибели человека приходят в неописуемую ярость, останавливают любыми способами автомобиль виновника и сжигают его немедленно вместе с водителем. Такое поведение никак не вписывается в их теорию спокойствия и рассудительности.

Аналогичную вспышку ярости я наблюдал во время футбольного матча, когда страсти разгорелись ещё до начала игры, которой так и не суждено было состояться в тот день. Толпа зрителей, не попавших на стадион, проломила ворота катком для уплотнения асфальта и устроилась смотреть матч за вратарской площадкой. Появившиеся в касках и с дубинками блюстители порядка были атакованы с трибун градом камней и кирпичей, заготовленными заранее задолго до матча. Началось настоящее сражение, закончившееся слезоточивыми газами, выстрелами, поджогом автобусов.