скачать книгу бесплатно
Вопрос нового председателя колхоза застал врасплох. Лидия подошла к забору, вспыхнула:
– Чего глотку дерешь? А то сам не знаешь…
– Завернули коров обратно! Перекажи бабам, хватайте подойники и бегом на колхозный баз… Дед Кострюк фляги подвезет. Его не дожидайтесь. Начинайте доить. Да не кублитесь!
Заслышав разговор, из летницы выглянула Полина Васильевна, не скрывая тревоги, спросила:
– А про нашего Тихоновича ничего не слышно? Молодняк не пригнали?
– Нет!
– А про немцев что известно? Иде они?
– Тетя Полина, аль ты глухая? Под боком же гремит! – С досады всадник стеганул дончака и срыву пустил в намет…
Через полчаса, оповещенные Лидией, доярки двигались к ферме. Первой шла по дорожке, пересекающей бывший майдан, Матрена Торбина, опустив голову, – точно выискивала что-то под ногами. За ней легко шагала гибкая, как лозина, Анька Кострюкова. Чуть на отрыве следовали Лидия и Таисия Дагаева, соседка. Потеряв терпение, она насмешливо спросила:
– Аль ты клад шукаешь, тетка Матрена? Еле плетешься!
– Ага, клад… – буркнула толстуха. – Чеши первой, раз такая шустрая! Тута бонбы на каждом шагу таятся! Вон, у Черешенковых упала одна на базу. Лежит и не взрывается, холера…
Вскоре близ церковной ограды зачернела чаша воронки. Тетка Матрена, перекрестившись, вновь подхватила:
– Энта ж надо! По церкви шпульнули! Хочь она зараз и приспособленная под склад, а все одно… Я, бабочки, коды в погреб бегла, оглянулася. Летели гадские гостинцы, как семечки от веялки. А раз взорвалось их не дюже много, то остатние тута и приховалися.
– Да-а, хорошенький гостинчик Черешенковым подкинули, – с недоброй усмешкой сказала Анька. – И есть дом, и – нету.
– Насмерть никого не сгубило? – обеспокоилась Лидия, заметив, что в западной стороне, скрадывая звезды, завис долгий красноватый сполох.
– Бог спас, – с ударением на первом слове ответила тетка Матрена. – А вреда – ужасть сколько! У деда Демьяненко сарай разбило. У Мандрыкиных бонба сзади куреня гахнула. По стенке трещина пошла… А у бабки Мигушихи козу оглушило. Пацан Аниськи Кучеровой хотел было прирезать. Только ножик занес, а коза кы-ык подскочит! И убегла…
– У нас в двух окнах стекла выбило, – пожаловалась Таисия, овдовевшая месяц назад и до сих пор не утратившая в голосе горестной интонации. – Как теперь жизнь сложится?
– Как придется, – отозвалась Анька. – Был бы хомут… Кто как, а я немцев не очень страшусь. Мы с Митькой в колонке немецком кабанчиков брали. Люди как люди. Коммуной отдельной жили. Угрюмые, но по характеру прямые. А обмишулить их все равно можно!
– Сравнила, – резко бросила тетка Матрена. – Те как шелковые были, потому как мирные. А энти – солдаты! От жен оторванные. У них одно на уме. Дело жеребячье…
– И поделом нашим служивым! Допустили немчуру – расхлебывайте! Так что, девки, готовьтесь…
– Замолчи! Что ты мелешь? – осекла Лидия. – Может, твой Дмитрий раненый где-то лежит, а ты такое?!
Анька пристыженно промолчала.
От майдана проулок вильнул к выгону. Выше, на взгорье, темнели глинобитные стены коровника, изгородь база. Оттуда доносился надсадный коровий рев.
Подвода, которую Лидия приняла издали за телегу молоковоза, оказалась чужой тачанкой. Вдоль нее ходил незнакомый бритоголовый военный. На куче камыша, завезенного для починки крыши, маячили огоньками папирос двое солдат. Анисья Кучерова, пришедшая первой, и скотник Василь Веретельников жались у дверей. На своем привычном месте, у стены, уже стояли приготовленные молочные фляги с откинутыми крышками.
– Добрый вечерок! – поздоровалась Анька, намеренно близко пройдя мимо офицера. – Никак нас прибыли охранять?
Никто не отозвался. Что-то недоброе почуяла Лидия в этой общей оцепенелости.
– Насилу вас дождалась, – злым полушепотом упрекнула Анисья. – Начальник из райцентра дал отмену. Опять коровок погонят.
– Как это? Они же не доенные. Ты толком объясни, – растерялась Лидия.
Офицер повернул длинную шею, прислушиваясь, и неожиданно грубым голосом спросил:
– Что непонятно? Расходитесь по домам! Стадо подлежит эвакуации.
Лидия поставила подойник на землю, примирительно сказала:
– Подождем председателя. Пока он нами командует.
– Тут я командую! Район на особом положении. Вам известно?
– Как не знать… Нас сегодня бомбили, – пожаловалась Анька, и смело облокотилась о борт подводы. – А вы, наверно, с самого фронта? Хоть бы заехали, супчика горячего похлебали… Наши мужья на фронте, воюют… Как там?
– Сейчас везде фронт, – сурово отозвался военный. – А за приглашение спасибо. Мы с бойцами вторые сутки на сухом пайке.
– Когда же немцев остановят? – вздохнула тетка Матрена.
– Глупый вопрос. Наши войска твердо занимают рубежи обороны возле Мечетинской, Егорлыкской…
От выгона послышался частый перебор подков.
– Наумцев скачет. Его конь. На заднюю ногу припадает, – подал голос Веретельников, заметив, что солдаты быстро взяли в руки винтовки. Один из них, приземистый, коротконогий крепыш, тут же поднялся и, как бублик, катая во рту российское «о», обратился:
– Товарищ лейтенант, разрешите водицы испить.
– Живо.
Солдатик мимоходом тиснул Лидию за локоть. Она отдернулась, но тот настойчиво шепнул: «Идем. По секрету…» Что-то в голосе бойца насторожило. Помедлив, Лидия подошла к бочке, приставленной к стене коровника.
– Ты, гляжу, баба строгая, – вполголоса забормотал кудрявый россиянин, делая вид, что никак не выдернет деревянную затычку. – Буренок мы угоним, а в дальнем овраге из винтовок… Не впервой. Смекаешь?
– Иванов! – взревел бритоголовый. – Ты чего там возишься?
– Чеку, товарищ лейтенант, заклинило.
– Я те заклиню! Марш ко мне!
Душную, многозвездную ночь коломутили дальние орудийные залпы и всполохи. Притихший ветер с запада был нагружен дымной горечью пожарищ, полыни, пресным запахом истерзанной земной плоти.
Заморенный конь, вскидывая головой, подрысил к базу и стал как вкопанный. Председатель спешился, молча глядя на офицера, шагнувшего навстречу.
– Вы Наумцев?
– Так точно. А кто вы? В чем, собственно, дело?
– Оперуполномоченный райотдела НКВД. Сургученко, – отрекомендовался приезжий и отвел председателя в сторону.
Не мешкая, Лидия позвала:
– Анна, поговорить надо. Подойди к нам…
Приглушенный разговор Наумцева и лейтенанта быстро перешел на повышенный тон. Оперуполномоченный не стеснялся в выражениях:
– Как это документацию колхоза не уничтожили? Вы что, ослы?
– Распоряжения я не получал…
– Зерно полностью вывезли?
– Вывозить не на чем. Лошадей мобилизовали. А быков всего четыре пары. С утра отправил обоз в Новоалександровскую. До се не возвернулся…
– А чем же ты, е… твою мать, тут занимаешься? – взревел лейтенант. – Под трибунал захотел?! Все зерно до рассвета ликвидировать! Акт составишь за своей подписью и кого-либо из членов партии. Ночью же вывести из строя сельхозмашины. До единой! Головой за это ответишь… Как я выяснил у скотника, живности в колхозе больше нет. И это стадо, согласно директиве РКО[4 - РКО – районный комитет обороны.], не должно достаться фашистам!
– А зачем же коров завернули? Вот записка от ветврача, – Наумцев запустил руку в карман пиджака. – Его прямо на дороге какой-то майор мобилизовал. А подросткам дали приказ гнать стадо назад.
– Давай. Приобщу цидульку к делу… А теперь так. Две-три коровы забьете на мясо. Остальных отведем подальше в степь… Бабам здесь делать больше нечего. Командуй.
Наумцев вслед за лейтенантом повернулся к базу. Женщины стояли настороженной стайкой. За их головами, над бугром срывались огненные лоскуты зарниц. Иван щелкнул кнутиком по сапогу, точно собираясь с силами, глухо сказал:
– Взбаламутил вас, девчата, зазря. Отменяется дойка… Погоним коров на Бурбуки. Такая директива…
Лидия вышла вперед и с укором бросила:
– Ты нас, Ваня, не дури. Коровий расстрел удумали?
– Прикуси язык! За такие…
– За какие?!
– За такие разговорчики… Товарищ из НКВД!
– А документ он предъявил? Может, он агент переодетый…
Женские возгласы на миг заглушили рев буренок. Это было столь неожиданно и непривычно, что не только Наумцев, но и оперуполномоченный опешил…
– Можно стадо за речкой скрыть!
– Хоть бы детишкам своим надоили.
– Явились, не запылились! Прохлаждаются на тачаночке… А немцы уже за горло берут!
– Не дадим коровок казнить!
– Ишь, вражина, сапожками скрипит, а наши казаки за него кровя проливают…
Опомнившись, лейтенант метнулся к бабам, лапнул кобуру. И замер на полушаге, освещенный с головы до ног. Луч фары мотоцикла, выехавшего из балки на пригорок, проиглил темноту ночи. За ним, тяжело лопоча перегретыми моторами, показался второй, третий… Тадахнула пулеметная очередь. Очевидно, стреляли неприцельно, для острастки.
– Немцы! – растерянно выкрикнул лейтенант. – Уходим!
На мгновение женщины остолбенели. А затем заполошно кинулись к хутору. Прикинув, что нагорная дорога, по которой правили мотоциклисты, спускалась к выгону, Лидия нашлась первой, подсказала:
– К стогу! К стогу ближе!
Юбочный вихрь унялся под сенной стенкой. К счастью, немецкий разъезд проколесил мимо и удалился в сторону хутора Аксайского.
Переждав полчаса, когда в окрестной степи устоялась тягучая тишина, доярки вернулись к базу. Наумцев сидел на фляге, понурив голову.
– Все, бабоньки… Лабец. Отвоевались, – проговорил Иван, осиливая одышку. – И на черта я согласился быть председателем?.. Говорил же, что рана не заживает! Так нет же, назначили… Ну, что будем делать?
Не сговариваясь, женщины обернулись к Лидии, ожидая, что скажет старшая доярка.
– Одно остается, – вздохнула та. – Положиться на совесть людскую. Раздать коров по дворам. Под расписку.
– Так и поступим, – поддержал Наумцев. – Кто возьмет, тому и молоко. А сена нехай берут сколько угодно… Опять же с зерном… Людям раздам! До рассвета берите без меры! Уж отвечать, так за все доразу!..
К полуночи уговорами и угрозами председателю удалось-таки распределить колхозных коров по дворам. Канонада сместилась к югу и стала глуше. В степи посветлело – на вершину дальнего бугра легла скибка ущербного полумесяца. Раньше обычного подали голоса первые кочета, разбуженные шумом на улицах.
У амбара – толчея и гам. Вместо того чтобы по очереди насыпать зерно в мешки, хуторяне лезли в двери нахрапом. Суетились. Бестолково переругивались. Негаданная пожива и близкая опасность как подменили людей.
Откатив свою тачку в сторону, Лидия со свекровью протиснулись – благо, обе худощавые и цепкие – к началу бурта, подпирающего потолок. Слабенький свет, сочившийся от керосиновой лампы, подвешенной у входа, позволял лишь не топтаться по ногам друг друга. Ширкали фанерные лопаты, звенели, входя в духмяную глубину, металлические совки. Недавно обмолоченная пшеничка издавала упоительный запах. Кое-кто, распалившись, всползал на бурт, двумя руками сдвигал зерно в раскрытые мешки. Поддалась искусу и Лидия. Но свекровь дернула ее за подол, вразумила:
– Не гневи Бога! Наше никуда не денется.
С превеликим трудом дважды пробирались сквозь людское скопище. Вскинуть мешки на тачку помог дед Кострюк. Под тяжестью груза заунывно заскрипели колеса. По дорожной пыли катить повозку оказалось трудней трудного. Лидия встала между оглоблиц, налегла животом на поперечину, Полина Васильевна толкала сзади. Так, в две бабьих силы, и плелись до дому целых полчаса. Пшеничный дух, проникавший сквозь мешковину, не радовал, а смутно томил…
3
Перед зарей к Шагановым постучались.
Лидия первой вскочила с кровати, вышла из спаленки в зал. Всего одно окно не было закрыто снаружи ставнями, она глянула через тюлевую занавеску во двор. Потревоженная свекровь скрипнула сеткой кровати, оторвала от подушки голову:
– Стучали?
– Женщина какая-то. Не нашенская.
– Носит ее шут спозаранку! Выйди.
Лидия натащила юбку, отвела с лица разметавшиеся волосы и босиком зашлепала в горницу. У двери ее перехватил Тихон Маркяныч, выбежавший из своей боковой комнатенки в кальсонах и нательной рубахе. Заломленная, путаная борода придавала старому казаку вид грозный.
– Ктой-то? Немцы?!
– Тише… – Лидия показала рукой на сынишку, спавшего в сладком забытьи на топчане. – Беженка.
– А-а… Тоды тури ее в три шеи! Зараз таких гостей со всех волостей.
