Тайны Чудесного леса. Пушистый ёж

Тем временем холм сменился равниной, а тропинка и без того узкая, еле заметной извилистой линией уходила за пределы видимости. Высоко наверху, огромные зеленые шапки деревьев, медленно раскачивались от ветра, издавая при этом ровный мягкий шепот листвы, больше похожий на шум воды где-то далеко. На фоне этой безмятежной песни леса, птицы напевали свои, свиристя и посвистывая в такт ветру.

Путешественники свернули с тропы, и, пройдя через густую высокую траву, вышли на небольшой кусочек голой земли, под которой виднелся фрагмент гладкой деревянной конструкции. Леонард подошел ближе и смахнул с нее грязь. Перед ними лежал деревянный диск, напоминающий крышку от бочки. На крышке была прибита металлическая пластинка, с выбитой на ней надписью "Станция дремучий перелесок".

Леонард постучал три раза по крышке и встал перед ней, будто в ожидании чего-то. Вся это картина, Германа очень удивила, он не мог проронить ни слова, интуитивно понимая, что не стоит мешать, просто стоял как вкопанный и, слегка приоткрыв рот, ждал, что же будет дальше. Под крышкой послышался шорох и, спустя минуту, она распахнулась словно дверь. Леонард улыбнулся, глядя на удивленного внука, и жестом призвал его следовать за ним. Они спустились по крутой лестнице, освещенной лишь с улицы, и попали в небольшую подземную комнату, на стенах которой висели подсвечники с горевшими в них свечами. Потолки были настолько низкими, что Леонард мог достать до них лапой, даже полностью ее не разгибая. В комнате пахло сыростью и землей, и Герман с непривычки даже зажал лапками свой нос.

– О, Леонард! – раздалось с другого конца комнаты, которая хоть и была маленькой, но благодаря плохой освещенности и земляных полов, потолков и стен, не давала разглядеть сидящего за столом напротив них собеседника. – Рад тебя видеть дружище! – продолжил он.

– Здравствуй, старина Каппи! – ответил Леонард. – Вот внука веду окрестности показать.

Сказав это, Леонард пошел навстречу этой загадочной личности, Герман не отставая, шел за ним. Постепенно глаза стали привыкать к обстановке и он начал различать очертания говорившего с ними знакомого дедушки, но понять кто он удалось лишь когда он зажег лампу на своем столе.

Перед Германом сидел ни кто иной, как крот. В руках он держал ручку, а на столе помимо лампы лежала огромная книга, в которой он делал какие-то записи. Что это были за записи, ежонку разглядеть не удалось, но даже если бы удалось, вряд ли бы смог их расшифровать. Кроты обладали природным талантом правописания, и очень часто не могли понять, что написали сами. Крот подался вперед, опираясь на стол огромными лапами. Своими и без того маленькими глазами, от которых в полумраке комнаты совсем не было видно, он внимательно изучал ежонка.

– Ну, просто вылитый дед! – улыбнулся он. – Как тебя зовут?

– Герман, – немного робея, ответил ежонок.

Крот погрузился обратно в свое кресло и, уткнув розовый нос в книгу, принялся писать.

– Гееерман… Грээй… – протянул себе под нос крот. – Куда направляетесь? – обратился он к Леонарду, вновь подняв голову от книги.

– В изумрудную рощу, – поспешно ответил Леонард, – и хотелось бы как можно скорее, времени нет, – добавил он, когда крот встал со своего кресла, и опираясь на трость вышел из-за стола.

– Боюсь, быстро не получится, – виновато произнес крот. – Мой сын, Макс только что уехал обкатить вагонетку, а другая все еще на ремонте.

Герман вопросительно посмотрел на дедушку, тот лишь тяжело вздохнул.

– И что теперь делать? – спросил его внук.

– Либо ждать, либо идти пешком и дальше, – ответил он.

– Я могу предложить вам чай. Давненько у меня не было гостей, – с этими словами крот мечтательно вздохнул, а из густой растительности, ненадолго, вылезли маленькие черненькие глазки.

– Почему бы и нет, – одобрил Герман.

– Ну, тогда прошу за мной, дорогие гости, – крот прокрутил свою трость на одном пальце и весело зашагал в один из выходов. Ежи последовали за ним в комнату, которая была еще меньше той, где они были до этого. Посредине стоял обеденный стол со стульями, а у стены располагались шкафы до самого потолка. Хотя как я уже говорил, потолки были очень низкими, во много раз ниже потолков в просторных домах ежей. Германа поражал такой сильный контраст жизни разных животных, так же как и полумрак, которым было окутано жилище крота. Дверей нигде не было, были лишь открытые походы, некоторые из них были выполнены в виде арок, некоторые просто квадратные, а сверху каждого прохода висела табличка с аккуратно выведенными каракулями, понятными одному лишь их автору, а может и ему не понятны, кто знает. Когда гости заняли свои места за столом, хозяин поставил на него поднос с чайником и кружками, после чего, достал из шкафа тарелку с кексами и разложил их перед гостями. У Германа тут же заурчало в животе, он вспомнил, что почти ничего ни ел с самого утра и принялся наверстывать упущенное кексами с необычным тыквенным вкусом, запивая чаем, как оказалось морковным.

– Так это ваш дом, мистер Каппи? – немного утолив голод, принялся к утолению любопытства ежонок.

– Нет, – протянул Каппи. – Это транспортная станция, на которой я работаю всю свою сознательную жизнь.

– Ого! Это как, транспортная? – удивился ежонок.

– Отсюда на вагонетке можно уехать в несколько направлений. Причем за несколько минут можно преодолеть внушительные расстояния, которые на поверхности займут полдня пути.

– Ничего себе! А куда уехал ваш сын? – продолжил задавать вопросы ежик.

– Сейчас, не так много желающих проехать с ветерком как раньше. Механизмы вагонеток ржавеют и ломаются, поэтому каждый день мы делаем вынужденные заезды и постоянно смазываем все шестеренки и подшипники, четко следуя инструкции начальника станции. Как раз этим и занимается сейчас мой сын Макс.

– А где вы тогда живете?

– В Молвилле. Небольшой кротовий городишко по направлению к темному лесу… Чему вы только учите своих ежат, Леонард, они совсем не знают здешних мест, – весело улыбаясь, сказал Каппи, глядя на потупленный взгляд Германа.

– Что верно, то верно. Некоторые наши взгляды на воспитание оставляют желать лучшего. Собственно говоря, это отчасти и есть причина нашего похода, – ответил еж.

– А почему вы не совмещаете свои переезды от дома до работы и обратно с вынужденными заездами. Раз уж вы пользуетесь вагонеткой два раза в день, значит, как минимум два пассажира в день у вас есть, зачем же еще? – недоумевал ежонок.

– А ведь ежонок прав! – подхватил дедушка. – Зачем, Каппи?

Глаза крота вновь вылезли наружу, сделавшись еще шире, а сам он громко рассмеялся.

– Какие же вы ежи глупые! Как мы можем совместить проезд до работы с работой?! Мы же еще не начали работать! А самое главное, какие же мы пассажиры, если мы работники станции! А работники станции не вносятся в журнал регистрации, а значит, не могут быть пассажирами! На то есть четкая инструкция начальника станции.

– А кто он, начальник станции? – неуверенно спросил Герман.

– Ваш покорный слуга, – ответил крот и поклонившись гостям, подлил в их кружки еще чая.

– Так значит все, кто пользуются этим транспортом, вносятся в журнал регистрации? Вот что вы писали, когда мы пришли! Вы и нас туда внесли? – воодушевился своими догадками ежонок.

– Совершенно верно. Если бы я не внес вас в журнал регистрации, мне пришлось бы уволить дежурного станции, пункт девятнадцать параграф три инструкции, – деловито объяснил начальник станции.

– А кто это, дежурный станции?

– Ваш покорный слуга, – вновь поклонился крот.

– Вы и начальник и дежурный? – спросил Герман все больше удивляясь услышанному.

– А так же дежурный по кухне, ответственный за инструмент, за свет и самое главное за маршрут, – сказав это, он блеснул своей тростью, на конце которой не понятно чем была нанесена резьба. Очевидно, она куда-то вкручивалась и, судя по помпезности, с которой было сказано о маршруте, каким-то образом это было связано с ним.

– А кем тогда работает ваш сын?

– Механиком. Отвечает за состояние путей и вагонетки.

– Просто удивительно как это должность механика занимаешь не ты, – ехидно подметил Леонард, который уже порядком устал от всей этой болтовни, и постоянно смотрел на часы.

– Я забыл смазать левое заднее колесо! – сознался Каппи и стыдливо закрыл мордочку огромными лапами. – И начальник меня уволил, – добавил он, не вынимая головы, и застонал.

Леонард стоял как вкопанный, не зная как исправить положение плачевное во всех смыслах.

– А что за название такое: "Дремучий перелесок"? – перевел тему Герман.

Как по щелчку крот оторвал голову от лап и принялся отвечать на вопрос.

– Тут все просто. Холм, на котором находится станция, делит Чудесный лес от Темного леса, а Дремучий, потому что лесок на этом холме практически необитаем, никто на нем не живет.

Хоть Леонард и знал это, он все же весь превратился во внимание, уши его медленно шевелились, будто улавливая еле слышимые звуки. А когда, наконец, скрип стал четче, он вскочил из-за стола и, поклонившись гостеприимному хозяину, схватил внука за руку и прогремел на всю кухню.

– Похоже, вагонетка вернулась! Нам пора. Спасибо, Каппи. Будешь наверху – заходи, – сказал он, зная, что крот никогда не покидает своего подземелья. Каппи улыбнулся, пожал плечами и, опираясь на трость, медленно повел ежей к платформе. Сама станция представляла собой длинную комнату, потолки в которой были намного выше. Посреди располагались рельсы, проложенные от стены до стены, они уходили в узкий тоннель и растворялись в его неприглядной густой темноте.

Платформа освещалась красивыми витыми фонарями на высоких столбах, тянущихся вдоль железной дороги вместе с резными деревянными лавочками. В самом начале пути стояла вагонетка, напоминающая нечто среднее между лодкой и тележкой установленной на восьми стальных колесах.

Рядом с вагонеткой, невысокого роста крот, облаченный в синий халат и высокую фуражку, вытирал тряпкой черные лапы. Фуражка ему была велика, и все время спадала на нос. Поправляя ее на прежнее место, крот, который как вы уже догадались, был сыном Каппи, Максом, механиком по совместительству, перепачкивал грязными лапами всю мордочку, отчего шерстка на ней была в черных пятнах, а розового носа вовсе не было видно.

– Готово, – лихо кинул он отцу, когда тот прибыл на платформу в окружении двух ежей.

– Макси-вакси, опять ты весь перепачкался, сынок, – Каппи подошел к сыну и бережно принялся вытирать мордочку от грязи.

– Ну, пап, – возмущенно протянул сын. – Пассажиры же ждут, – Каппи будто не слышал, с азартом вытирал сына.

Когда его мордочка приобрела чистый вид, отец представил его своим гостям.

– Мой сын, Макс, – объявил Каппи, хлопая его по плечу. – А это наши друзья – Леонард и Герман.

– Приятно познакомиться, – вежливо произнес Макс.

– Взаимно, – улыбнулся Герман, который очень любил заводить новых друзей.

Ежи подошли к вагонетке, забрались по небольшой лестнице внутрь и усевшись поудобнее щелкнули ремнями безопасности. Каппи подошел к непонятному механизму в полу рядом с тележкой и, вставив свою трость в отверстие посередине, закрутил ее на несколько оборотов. Теперь трость, торчавшая из механизма, напоминала рычаг, а на полу вокруг него были установлены четыре таблички, все с теми же корявыми надписями. Крот повернул рычаг в сторону одной из них, и, пожелав ежам счастливого пути, надавил на трость как на кнопку.

Вагонетка со скрипом сдвинулась с места и, медленно набирая ход, катилась по направлению к тоннелю. Герман посмотрел на оставшихся на платформе кротов, они, улыбаясь, махали им вслед. Ежонок, помахав им в ответ, с замиранием сердца перевел свой взгляд на ледяную мглу, в которую медленно заползала вагонетка, а еще через мгновение и вовсе в ней растворилась.

В кромешной тьме, набрав уже высокую скорость, пассажиры почувствовали, как вагонетка несется в обрыв. Сердце Германа бешено заколотилось, он крепко вцепился в поручень перед ним. Затяжное падение сменялось крутыми виражами, казалось, тележка вот-вот сойдет с рельс и перевернется. Местами непонятно откуда просачивался свет, а на одном участке пути узкий тоннель перешел в просторный зал, больше чем станция, с которой они начали свою поездку. Герман успел заметить, что их дорога впереди разделяется на четыре пути, каждый из которых, вновь уходит в лишенный света тоннель, как вагонетка, стуча колесами, повернула в крайний левый ряд, и они вновь въезжали в потемки. Пройдя еще пару крупных виражей, вагонетка поехала вверх, быстро теряя скорость, и добравшись до прямого участка дороги, совсем замедлилась. В конце тоннеля появился свет, Герман все еще не опустивший поручень, понял, что это конечная станция, и позволил себе, наконец, выдохнуть полный восторга и адреналина воздух. Вагонетка медленно выкатилась из туннеля на свет и, пройдя до конца путей, со скрипом остановилась. Не успели ежи отстегнуть ремни безопасности, как к ним подбежал коренастый крот, в такой же фуражке, что была на Максе. В руках у него была изогнутая ручка, которую он вставил спереди в вагонетку и начал ее крутить, отчего внутри раздавалось ровное щелканье механизма.

– Добрый день! – поздоровался Герман с кротом. Тот, в свою очередь, не переставая крутить ручку, только качнул головой в знак приветствия.

– Что он делает? – шепотом спросил Герман у дедушки, вылезая из тележки.

– Взводит механизм, – ответил он.

Они вышли со станции, и попали в небольшую комнатку, похожую на ту, где их встретил Каппи. За столом, уткнувшись носом в журнал, сидел грузного вида крот. Записав в него их имена, он потянул веревку над столом, створки входного люка тут же откинулись, пролив солнечный свет на пологую лестницу, и Леонард с внуком вышли на поверхность. В нос ударил резкий запах хвои, а сырость сменилась на влажность. От яркого света щипало глаза и щекотало в носу.

Знакомая Леонарда, сова по имени Фрида, жила в самом центре небольшой хвойной рощи, на единственном в своем роде дереве, которое было в два раза выше и во много раз толще остальных деревьев. Оно возвышалось над лесом так высоко, что казалось одиноким. Его ветки, усыпанные хвоей, начинались там, где заканчивались окружающие ее сосны и ели, от чего и были лишены всякого общения. А может наоборот, остальные деревья чувствуют себя смущенными, собравшись вокруг такого гиганта, который за свою многовековую жизнь впитал в себя знания и теперь охотно делился со своими собратьями. Этим, по крайней мере, отличалась хозяйка дома на самой верхушке дерева. Обладая огромным запасом знаний, она являлась мудрейшей обитательницей леса, жители Изумрудной рощи ходили к ней за советом, как и проныры вроде Леонарда, знающие больше остальных. Фрида никому не отказывала и всегда была рада помочь, хотя по ней и не скажешь – всегда спокойна, рассудительна, иногда она принимала свой дар за проклятье. Бывали дни, когда посетителей словно прорвало, и они ходили друг за другом, задавая порой наиглупейшие вопросы. А бывало, что вообще никого не было, и она спокойно занималась своими делами – варила новые лекарственные зелья, вязала или просто, сидя в кресле-качалке, любовалась красотами леса.

Увидев ежей, сова оживилась. Ведь Фрида и Леонард знали друг друга давно, и он был единственный кто приходил не только за помощью, но и с помощью, приносил растений и цветов для ее зелий. Вот и сейчас, не успев зайти и отдышаться после утомительной прогулки по километровой лестнице, Леонард, обменявшись словами приветствия, залез чуть ли ни весь в рюкзак Германа, достал оттуда большую связку с зеленью и мелкими цветочками, вручил это хозяйке.

– Кто этот прелестный малыш? – спросила она.

– Это мой внук, Герман, – представил Леонард внука. Герман учтиво поклонился, и Фрида пригласила их к столу.

– Вы наверно устали с дороги, – предположила сова, разливая гостям чай и ставя угощения.

– Это разве дорога, – небрежно ответил Леонард. Молодежь скоро вообще ходить разучатся.

– А это морковный чай? – вмешался Герман.

– Ха! Морковный чай. Такое только кроту в голову может прийти, – воскликнула сова. – Это чай с ромашкой.

Некоторое время они просто общались, ежи рассказали о проделанном пути, вернее сказать Герман рассказал, а сова рассказала пару забавных случаев из своей практики лесного психолога. Леонард, в своей привычной манере, почти все время молчал, периодически отхлебывая горячий чай.

– Так что вас ко мне привело? – перешла к делу сова. Герман слегка насупился, вспомнив горький вкус обиды, а дедушка вновь залез в рюкзак. На этот раз он вытащил два ароматных лимона и положил их перед хозяйкой.

– Вот что, – указал он на фрукты.

– Лимоны. Что с ними не так? – заволновалась сова.

– Ты хоть их пробовала? – проворчал Леонард.

– Нет, но говорят, слегка кисловаты.

– Кто говорит? Да от них морду сводит.

– Так кто заставляет вас, их есть? – сказала, наконец, сова, отчего Леонард потупил взгляд.

– А что же с ними делать? – робко спросил Герман.

– Личный опыт показывает, что если не вкусно, то есть не надо, – строго сказала Фрида и достав из под стола огромную книгу, быстро зашелестела страницами. Герман посмотрел на дедушку, тот лишь пожал плечами, и они не говоря ни слова, принялись ждать вердикта совы. Порывшись хорошенько среди исписанных мелким шрифтом толстых страниц, сова одобрительно угукнула и, прихватив лимоны, скрылась за ширмой, разделяющей кухню на две части, саму кухню, где готовят еду и столовую, где собственно говоря, ее едят. За ширмой раздались звон и бряканье посуды, журчание воды, а еще через минуту появилась Фрида с подносом, на котором стоял графин с какой-то жидкостью. Сова поставила каждому чистый стакан и разлила по ним жидкость из графина. Не проронив ни слова, ежи сидели в режиме ожидания, наблюдая за ее действиями.

– Прошу, угощайтесь! – призвала она.

Леонард и Герман покорно взяли стаканы и, пригубив немного, продолжили жадно пить содержимое, пока не осушили стаканы.

– Вкуснотища! – воскликнул Герман.

– Не дурно, – поддержал его дедушка.

– Что это? – спросил ежонок.

– Это, мои друзья, лимонад, прекрасный, охлаждающий и утоляющий жажду напиток, – ответила Фрида.

– Лимонад, – повторил Герман.

– Сделан из ваших лимонов, по моему рецепту, – гордо подняла свой стакан Фрида и выпив напиток, громко причмокнула.

– Я напишу вам рецепт, – продолжила она, взяв ручку и написав на листке подробную инструкцию по приготовлению того самого лимонада.

Герман, переполненный восторгом, посмотрел на дедушку, который в несвойственной ему манере, выглядел удивленным и даже чуть-чуть улыбался. Это был счастливый момент в его жизни и вкуснейшее, что он когда либо пил, при этом сделанное из лимонов выращенных им собственнолапно.

Больше ежонок ни о чем не думал, все его мысли заняли гордость и необычайное чувство радости. Хотелось как можно скорее показать родителям истинную пользу от лимонов, а еще больше – пользу от садоводства. Выпив еще по стаканчику лимонада, ежи горячо отблагодарили хозяйку и, завидев, как солнце медленно сливается с лесом, торопливо двинулись в обратный путь. Оставшись одна, сова вышла на открытый балкон и, глядя на бескрайние лесные просторы, полной грудью вдохнула прохладный вечерний воздух, пришедший с ветром, который гнал огромный красный шар далеко за пределы Чудесного леса.

Насытившись эмоционально, Герман сначала почувствовал легкую усталость, а позже вовсе сонливость. Вернулось гудение в ватных ногах, утомление в спине и плечах, а тяжесть в голове так и норовила пристроить ее поудобнее для сна. Шли молча, дорога назад казалась ближе, чем вперед. Может от того, что она уже не была для ежонка новой. Когда вагонетка вышла из темного тоннеля на станции "Дремучий перелесок", Леонард с удивление обнаружил, что его внук сладко спит, облокотившись на его плечо. Не решившись нарушить его сладкий сон, дедушка взял внука в свои лапы, как берут младенцев, и побрел прочь со станции, через лес, освещаемый полной луной и сверчками, цвиркающими повсюду.

Глава 9. Кислая слава

Наутро Герман проснулся в своей кровати и удивленно захлопал глазами. События вчерашнего дня казались прекрасным сном, пока на губах не почувствовался яркий привкус лимонада. Ежик вскочил с кровати и быстро побежал к родителям, зевая собиравшимся на работу.

– О, путешественник проснулся! – воскликнул, улыбаясь, отец.

– Доброе утро, – поддержала мама и чмокнула ежонка в щеку, а тот ответив родителям взаимностью, воодушевленно начал свой рассказ:

– Вы не поверите, где мы с дедушкой вчера были… – начал ежик. Он рассказал родителям про поход в лес, про станцию с ее забавными работниками, о необычайной красоты Изумрудной роще, в центре которой возвышалось старейшее и высочайшее из деревьев, о хозяйке дома на самой вершине этого дерева – сове…

– Стоп! Сове?! – испуганно вскрикнула мама. – Вы что с дедом с ума посходили?! О боже… – добавила она, чуть не падая в обморок, пока папа нервно грыз яблоко, кусочки которого сыпались из его рта.

– "Ну вот, приплыли" – подумал ежик. Он съежился от волнения предчувствуя череду суровых наказаний, главным из которых, конечно же, станет запрет на сад. Мама тем временем продолжала причитать, качая головой обхваченной лапами, не давая отцу вставить и полслова, она перечислила все возможные риски и последствия, говоря о них будто уже о свершившихся, накручивая себя все сильнее и сильнее. В попытке остановить бушующий вулкан фантазии своей супруги, мистер Грей применил секретное оружие, обычно используемое им для остановки баловства детей за столом. Он принял грозный вид и серьезным голосом скомандовал:

– Остановись!

Как оказалось, что подходит для ежат – неприменимо для взрослых ежей. Мамин вид сделался еще суровее папиного, чья суровость в тот же момент куда-то улетучилась.

– Тебе что совсем на детей все равно?! – переключилась она на папу, дав выдохнуть Герману.

– Конечно не все равно, – начал спокойно защищаться отец.

– Ежам не место в диком лесу! – продолжала ругаться мать.

– Но ведь он был там не один, к тому же, как сказал Герман, она старая знакомая дедушки, – продолжал глава семьи, пока его миссис остужалась, как горячая сковородка, снятая с плиты.

– Это безрассудство, – выпалила остаток огня она.

– Это поход с дедушкой по Чудесному лесу. Ну что может случиться в Чудесном лесу?

– Да, мам. Если бы это было опасно, дедушка меня бы туда не повел, – вмешался Герман, чувствуя легкое снижение градуса накаленной обстановки. Мама пробурчала что-то под нос, помолчала какое-то время, глядя на них обоих, и приняв прежний добродушный вид, спокойно сказала:

– Может вы и правы, я слегка погорячилась, но в следующий раз, хотя бы потрудись предупреждать о подобных вещах мать.

На этом история была закончена. Герман, не успев добраться до сути, оставил самое главное на потом, довольствуясь тем, что не был наказан, а родители, прикончив завтрак, быстро собрались и ушли на работу.

День в школе пролетел незаметно. Герману не терпелось рассказать о своем путешествии Борику, и когда уроки, наконец, кончились, он тут же выложил ему все, утолив при этом чудовищное любопытство друга. Они договорились встретиться чуть позже у ручья, почти испарившегося под палящим солнцем, и Герман побежал испытывать новый рецепт.

Герман на всех парах примчался в сад, он буквально влетел в калитку и через мгновение уже стоял у лимонного дерева, пытаясь разглядеть желтые плоды среди пышной листвы. Но ничего кроме разочарования, щекочущего в носу, найти ему так и не удалось. Он оглянулся по сторонам в поисках дедушки, но того нигде не было видно. Прислушавшись, он уловил его голос в одной из оранжерей и сразу двинулся туда. Дедушка стоял в своем любимом фартуке около роз, и протирал их листики. Как только Герман открыл дверь, цветы покачнулись, как от сквозняка и снова встали неподвижно.

– Привет, Герман, – поприветствовал его Леонард.

– Привет, дедушка, – с досадой ответил ежик.

– Ты чего хмурый? Родители наказали?

– Нет.

– А чего тогда? – вытягивал из него дедушка.

– Лимонов больше нет.

– Как нет?! Вон целая коробка стоит, утром собрал, – указал на стоящий в углу ящик Леонард.

– Спасибо, – закричал от радости Герман, и облегченно выдохнув, подбежал к заветным плодам.

– Только сахара у меня увы нет, – пожал плечами еж. – Придется тебе в пекарню идти.

– Ничего. Схожу, – весело проговорил внук.

Они погрузили ящик на тележку, Герман сунул рецепт в карман брюк, и крепко схватив за ручку, покатил лимоны за собой. Тележка с грохотом катилась, подрыгивая и гремя на неровной дороге. Завидев Германа, Борик широко улыбнулся и замахал лапами.

– Ого, милоны! – воскликнул он, когда Герман, с полным лимонов ящиком, перешел через мост и подошел к нему. – Куда их все? Я столько не съем.