Приключения в стране тигров

– Ничего удивительного, если и слон: их много водится в бирманских лесах.

– Но я-то, я! Нечего сказать, хорош буду.

– А что?

– Да ведь у меня только ружье, заряженное дробью.

– Зато у меня винтовка. Впрочем, мы оставим его в покое. Сегодня мы не готовы. Лучше в другой раз как-нибудь. Бивни от нас не уйдут, мы еще успеем пополнить коллекцию.

– А если он на нас нападет?

– Слушай, Фрикэ, не говори глупостей, точно Немврод из предместья Сен-Дени. Виданное ли дело, чтобы слон нападал на человека первый, не будучи им тронут?

– Правда, я сглупил. Начитался когда-то страшных рассказов комнатных охотников и все еще не могу преодолеть в себе книжного человека.

Андрэ ничего не сказал, только улыбнулся и осторожно приподнял голову над водными растениями.

– Это не слон, – сказал он шепотом, – а носорог.

– Гадкий зверь. Терпеть не могу. Один меня едва не распластал в Африке, когда я отыскивал нашего жандарма.

– Черт возьми! – сказал Андрэ про себя, как бы слушая друга. – Я думал, он ближе, а он в ста двадцати метрах, не менее.

– Неужели вы хотите стрелять отсюда?

– Почему бы нет? Его можно смертельно ранить, а то и убить; во всяком случае, я удалю его отсюда. Соседство с ним мне не нравится. Из всех животных он да буйвол кидаются иногда в слепой ярости на предмет, который видят впервые. Он может наброситься на лодку, чтобы перевернуть ее. Надо попробовать. Эй, вы! Пригнитесь пониже и прижмитесь друг к другу. И ты также, Фрикэ. Моя винтовка производит настолько сильную отдачу, что вы все можете попадать с ног.

Андрэ медленно поднял оружие и стал целиться носорогу в заветное черное пятно около плеча. Стрелок находился в самых благоприятных условиях: ничто ему не мешало, торопиться не было надобности, носорог стоял спокойно и ничего не замечал.

Охотник уже хотел спустить курок, как вдруг раздался хриплый, сдавленный, но яростный крик, словно вдруг кто-то громадной пилой провел по самому твердому дереву.

Изумленный, даже испуганный носорог бросился было вон из воды, где он был стеснен в движениях, но не успел выскочить.

Вслед за криком, который, очевидно, был сигналом, из густых кустов позади носорога выскочили два гибких, проворных зверя и с замечательной синхронностью обрушились на толстокожего.

– Черные пантеры! – вскричал Андрэ, спокойно опуская винтовку.

– Черные пантеры? – повторил Фрикэ. – Это интересно. Я видал их только в зоологическом саду. Говорят, очень злые… Ай-ай! Тебе придется плохо, толстяк.

Носорог испустил отчаянный крик – громкий, яростный, сипло-металлический. Тут были и боль, и бешенство, и испуг.

Его положение было ужасным.

Застигнутый врасплох молниеносным нападением свирепой супружеской четы, носорог упустил все способы самообороны.

Самец сидел на его спине впереди, запустив когти веех четырех лап в его кожу, и вгрызался ему зубами в затылок, стараясь добраться до мозжечка. Самка оказалась слабее: сделав прыжок, она передними лапами достала до крупа носорога, но задние остались на земле. Она яростно теребила ляжки врага, царапала их когтями и рвала зубами.

– Monsieur Андрэ, – тихо проговорил Фрикэ, – мне было бы жаль этого увальня, если бы я не знал, какой у него у самого злобный нрав. Пантеры съедят его живьем.

– Если только я им это позволю. Носорогу я хоть и не особенно сочувствую, но этих кошек положительно не терплю. Кроме того, и мех черных пантер так красив и редок, что нам с тобой не мешает приобрести по одной шкурке.

– Вы отсюда хотите стрелять?

– Конечно. С расстояния ста двадцати метров обыкновенный стрелок должен сразу всаживать свою пулю в дно шляпы, а голова этого самца шире.

Громоподобный выстрел из винтовки «Экспресс» сотряс воздух и прокатился многократным эхом, подобно отдаленным раскатам грома. Самец привстал на спине носорога, изогнув туловище и вытянувши вперед лапы, точно геральдическая эмблема, и тяжело упал на самку. Та, не обращая внимания на выстрел, который приняла, вероятно, за гром, испустила отчаянный рев, когда увидала своего товарища мертвым. Приписав его смерть носорогу, она атаковала того с головы, пытаясь перегрызть ему горло, выцарапать когтями глаза, и когда это не удалось, яростно вцепилась в его выпяченную нижнюю губу.

Андрэ прицелился опять.

– Вот человек! – пробормотал про себя Фрикэ. – Он хочет сделать по пантерам двойной выстрел.

Андрэ выстрелил как раз в тот момент, когда пантера кусала носорога за морду. Пуля угодила ей между лопаток и перебила хребет, но она не отпустила носорога, а лишь глухо завыла.

Терзаемый носорог, вне себя от ужасной боли, изо всех сил тряхнул головой.

Но умирающая пантера не разжала своих челюстей. От движения носорога часть губы, ухваченная зубами пантеры, оторвалась, и та с размаху упала рядом с мертвым самцом.

Избавившись от врагов, носорог стал вертеться кругом, как безумный. Вода около него была окрашена кровью.

Вдруг он перестал выть от боли и зарычал от ярости. Он увидал лодку с людьми и расходившийся белый дымок.

– Недостает только, чтобы он на нас напал, – заметил Фрикэ.

– Конечно, нападет, – сказал Андрэ, аккуратно вставляя в винтовку два металлических патрона. – Да вот он уже и плывет на нас. Тем хуже для него. Я ему голову размозжу. Сидите, не шевелитесь. Пусть он подплывет ближе.

Андрэ встал на носу лодки и хладнокровно смотрел на зверя, который подплывал необыкновенно быстро. Отвратительный вид имела его исцарапанная морда с откушенной губой, видна была даже обнаженная челюсть. Глаза сверкали злобой. Он бешено ревел.

Минутка нерешительности, легкое головокружение, осечка или что-нибудь в этом роде – и лодка была бы опрокинута, люди задавлены.

Носорог уже в десяти шагах.

– Боже, какой он гадкий! – пробормотал неисправимый болтун Фрикэ. – Стой, красавец! Ни шагу дальше!

Это послужило как бы командой «пли!». Андрэ прицелился и выстрелил в третий раз.

Он метил в череп, как раз в ту кость, которою прикрыт мозг.

Настоящий блиндаж.

Но против пули «Экспресс» не устоять и этому блиндажу. Смертельный снаряд ударяет в голову. Носорог внезапно останавливается, точно окаменелый, с расширенными глазами и открытым ртом. Не стонет, даже не хрипит. И вдруг, как пробитая лодка, идет ко дну и остается в прозрачной воде среди травы, растущей на иле. По воде расходятся круги, выскакивают и лопаются крупные воздушные пузыри – и все.

– Ну, парижанин, что ты мне на это скажешь? – спросил Андрэ.

– Скажу, monsieur Андрэ. Скажу, что это ужасно. Голова треснула и разлетелась, как тыква. Я сам видел мозг. Как жаль, что носорог исчез под водой! У него великолепный рог, голову можно было бы препарировать.

– Зачем же его оставлять там гнить! Часть можно будет сохранить. Прикажем неграм привязать к его ноге канат и вытащить на берег. Впрочем, пусть лучше сюда подъедет шлюпка: надобно будет взять на нее и пантер. К тому же, я не хочу больше оставаться в лесу: я устал и проголодался, как собака. Вернемся позавтракать.

Глава VII

Яванская пантера, которая водится не только на Яве. – Об отсутствующих. – Два превосходных трофея. – Вперед! – Тековый лес. – На что идет тековое дерево. – Тек и императорская казна. – Птица-носорог. – Охотник усердный, но неопытный. – Неудача. – Убежище калао. – Новая попытка. – Важные предосторожности. – Ружья калибра 16 недостаточно. – Клюв и рог птицы-носорога. – Парижанин и его приемыш.

Меньше ростом, но гораздо свирепее обыкновенной, черная пантера обладает исключительно красивыми формами и великолепнейшим мехом. С виду она скорее стройна и грациозна, чем сильна, но на самом деле у нее огромная сила и неслыханное проворство.

Голова – как у громадной черной кошки, с короткими ушами и золотисто-желтыми глазами. Рот всегда полуоткрыт, и белые зубы кажутся еще ослепительнее на окружающем черном фоне.

Свойственный обыкновенным барсам желтый цвет шкуры, усеянной красивыми розовыми пятнами не характерен для черной пантеры, ее шкура черная с дымчатым отливом. С первого взгляда, цвет черной пантеры представляется однородным, без малейших оттенков, но если приглядеться внимательнее, то и на ее шкуре окажутся темные узоры, вроде тех, какими отличается мех обыкновенной пантеры, и такие же пятна, только не розовые и черные. Но эти пятна и узоры выступают не так ярко, потому что мало отличаются от общего черного фона.

Фрикэ сдирал шкуру с самки, а Андрэ с самца, и оба любовались красивым мехом. Парижанин спросил, почему черную пантеру называют яванской.

Андрэ улыбнулся.

– Вероятно, потому, что, кроме острова Ява, она водится в Индокитае и в Бенгалии.

– Не особенно убедительный довод.

– На тебя не угодишь. А я больше никакого не знаю. Ученые премудро решили, что черная пантера живет только на Яве, и назвали ее яванскою. А между тем она водится во многих других местах. Майор индийской армии Левисон неоднократно стрелял черную пантеру на материке Азии. Наш соотечественник Том Анкетил встречал ее в Бирме… Да вообще много примеров, не считая нас с тобой.

– Так-то вот пишется история… естественная, – заметил Фрикэ. – Во всяком случае, пантера очень интересный зверь, где бы она ни жила, и я бы дорого дал, чтобы увидеть какими будут лица у ваших парижских охотников, когда из ящика камфорного дерева мы вынем эти две шкуры, натертые мышьяковым мылом.

– Я об этих изменниках уже и позабыл. Пусть их себе сидят сиднями дома. Займемся теперь носорогом. Кстати, какова длина этих пантер? Они вроде бы больше, чем описывают в книгах.

– У меня нет метра, но я знаю, что длина дула моего ружья семьдесят пять сантиметров. Вот и можно смерить. Так. Длина от морды до начала хвоста один метр сорок пять, а его супруги – один метр тридцать. Недурно.

Шлюпка, приведенная к месту боя, стояла под парами. Один из негров храбро нырнул в реку и привязал к ноге носорога веревку. Берег был невысокий, так что вытащить его было нетрудно. Тушу положили на траву. Андрэ хотел было сберечь и шкуру, но пантеры так обработали ее когтями и зубами, что она местами представляла собою лишь бесформенные лоскутки. Заслуживала внимания только одна голова, хотя и страшно исцарапанная. Замечателен был, во-первых, рог, достигавший семидесяти сантиметров при диаметре в двадцать пять, а во-вторых, та пробоина в черепе, которую сделала пуля «Экспресс».

Андрэ не без труда отделил своим тесаком голову от туловища, велел перенести ее на шлюпку, и сам принялся ее препарировать по всем правилам искусства. Шлюпка между тем снова пошла вверх по течению.

Два дня спустя путешественники прибыли в чудный тековый лес, который рос по обоим берегам реки.

Красивы они, действительно, эти тековые леса. Величественно поднимаются кверху, точно громадные столбы, их прямые, стройные, сероватые стволы, поддерживающие свод из темно-зеленых бархатистых листьев с белыми точками на внутренней стороне. Под деревьями в лесу сумрак полный и почва совершенно голая. Рядом с этими великанами растительного царства, не пропускающими ни воздуха, ни света, не может расти ничего. Если и попадется какое-нибудь другое дерево или растение, то это всегда их ровесник, случайно выдержавший борьбу за существование. Вообще же в тековых лесах преобладают одни теки.

Тековое дерево не боится червей – они его никогда не точат; оно не гниет ни в какой воде – ни в соленой, ни в пресной; оно нечувствительно к переходам от сырости к сухости, и наоборот; оно не изменяется ни в воде, ни в земле, ни в воздухе. Индусы и индокитайцы строят себе из него дома и пагоды, и везде и всюду его охотно используют на постройку кораблей.

В Бирмании все тековые леса считаются собственностью императора и приносят ему огромный доход. За эксплуатацией лесов следят многочисленные чиновники, но, разумеется, злоупотреблений тут всяких масса. И, несмотря на неправильную рубку, на довольно-таки хищническое истребление, тековые леса все еще огромны и густы и имеют совершенно первозданный, девственный вид, так что в них до сих пор в изобилии плодятся и множатся всевозможные дикие звери.

Шлюпка встала на якорь на выбранном Андрэ месте. Фрикэ сейчас же разглядел на берегу многочисленные следы буйволов и слонов.

– Завтра, кажется, у нас опять будет случай отличиться, – сказал он, – а пока я произведу маленькую рекогносцировочку.

– Как!.. В два часа пополудни, в самую жару! Ты с ума сошел. Ложись-ка лучше в гамак и отдыхай.

– Не могу, monsieur Андрэ, у меня зуд в ногах. Я и сам не засну, и вам спать не дам. Чу! Что это за шум? Какая возня там наверху, в листьях!

Дежурный кочегар, выпуская пары, пожелал доставить удовольствие мальчику Ясе и дал сильный свисток. По всей вероятности, звук парового свистка раздался в этих местах впервые. Спрятавшиеся от жары в листву птицы переполошились и, взлетев, подняли крик.

Фрикэ не обратил бы на это особенного внимания, если бы среди обыкновенных птичьих криков не различил чего-то похожего на мычанье, сопровождаемого громким хлопаньем крыльев, щелканьем клюва и карканьем. В то же время с вершин деревьев, стоявших у реки, тяжело слетело с дюжину птиц величиною с индюшку. Они были неуклюжие, с огромными, безобразными, ни на что не похожими клювами. Они отлетели на несколько сот метров и вновь взгромоздились на деревья.

– Я знаю этих птиц. Я их видал на острове Борнео. Зовут их… Эх, память у меня дырявая…

– Калао, ты хочешь сказать?

– Да, именно так… калао.

– Я тоже разглядел их. Это из породы так называемых птиц-носорогов. Вот бы подстрелить хоть одну птицу; это бы очень украсило нашу коллекцию.

Эти слова были порохом, брошенным на уголья. Пятки у парижанина буквально так и зажгло. Он моментально схватил ружье калибра 16 и бросился в ту сторону, куда полетели птицы.

Прошло не более двух минут, и уже загремели выстрелы – целых два, один за другим. Опытный охотник сказал бы: «Плохо дело».

Именно так и подумал Андрэ, сидя спокойно на складном стуле. Вскоре показался Фрикэ – расстроенный, весь в поту и без всякой дичи.

– Я бы мог сказать: не повезло, но я сам виноват. Я просто неловкий дурак.

– Не проще ли сказать – ветреник.

– Как так, monsieur Андрэ?

– Разумеется. Бросился со всех ног, как сумасшедший, не вычислив ни высоты деревьев, ни живучести дичи, ни дальнобойности ружья. Ну, какова, по-твоему, высота этих деревьев?

– Да… метров сорок.

– Далеко не угадал… Прибавь еще двадцать и будет, пожалуй, верно.

– Неужели вправду шестьдесят?

– Если не больше, но уж никак не меньше. Шестьдесят метров – это уже хорошее расстояние для охотничьего ружья при горизонтальном прицеле, а когда приходится стрелять почти вертикально, то ружья калибра 16 тут не хватит, к тому же эти огромные птицы очень живучи.

– Хорошо. Я возьму винтовку «Экспресс» и пойду опять.

– И что же ты сделаешь? Птица будет разнесена в клочки. Возьми лучше ружье калибра 8, его как раз будет достаточно.

– Сейчас так и сделаю – и побегу.

– Да что с тобой? Я тебя еще таким не видал. Можно подумать, что в тебя вселился бес.

– Бес охоты, monsieur Андрэ!

– Я очень рад за тебя, но нужно же хорошенько все обдумать. Мы здесь не в Босе. Во-первых, потрудись пополнить патронами свою сумку, чтобы в ней был полный запас: двадцать патронов с дробью и десять с пулями. Во-вторых, изволь взять с собой кожаный мех, сваренный кофе и несколько сухарей.

– Это для того, чтобы отойти на два километра?

– Никогда нельзя знать заранее, где остановишься в первобытном лесу.

– Я через час надеюсь быть дома.

– Я тоже надеюсь, иначе я бы тебя не отпустил. Но ведь ты же не ребенок, и, во всяком случае, ради пары калао стоит совершить прогулку. Ты увидишь странную птицу длиною в один метр двадцать сантиметров от клюва до хвоста, с черно-сизыми перьями прелестного отлива на спине и крыльях и с белым брюхом. Хвост белый, пересеченный черной полосой. На голове хохолок из тонких перышек. Все это было бы, впрочем, вполне обыденно, если бы не величина птицы и, главное, не ее чудовищная голова. Вообрази себе, что к этой голове приделан клюв в тридцать пять сантиметров длины и в десять толщины у основания; что у того вида калао, который называется носорогом, на верхней половине клюва имеется нарост, загнутый назад, как у четвероногого толстокожего носорога, и что этот нарост достигает восьми сантиметров.

– Какое, должно быть, тяжеловесное сооружение!

– Ничуть. Нарост не из плотного вещества, а из ноздреватого, губчатого. Он только прикрыт роговой оболочкой, которая очень тонка, хотя и тверда. Поэтому придаток не дает птице никакого веса. Длинный клюв и короткие лапы не позволяют калао клевать пищу, подобно маленьким воробьям, или терзать ее, держа в лапах. Поэтому калао должны глотать ее разом. Схвативши концом клюва ягоду, зерно или плод, калао подбрасывают добычу кверху и с ловкостью жонглеров ловят ее и глотают.

– Помню, я видел, как туканы делали то же самое своими клювами, напоминающими банан.

– Совершенно верно. Туканы очень похожи на калао, но только гораздо меньше. Однако, ну ее к Богу: первый же выстрел в один миг научит тебя большему, чем я своими рассказами.

– Вы меня только еще больше раззадорили. Я убегаю. До скорого, monsieur Андрэ!

– До свиданья, мой друг. Смотри же, возвращайся не с пустыми руками.

Фрикэ сделал все, как советовал ему Андрэ, и проворно побежал в тековый лес.

Едва он сделал десять шагов, как услыхал за собой топот маленьких ног. За ним спешил маленький бирманец Яса.

Первым движением парижанина было отослать ребенка обратно, но мальчуган с такой любовью на него смотрел, с такой мольбой протягивал к нему свои маленькие руки, повторяя только слово: «Фликэ!», что молодой человек передумал.

– Monsieur Андрэ, мальчик пойдет со мной! – крикнул он другу.

– Я очень рад, потому что в таком случае ты скорее вернешься и не заберешься чересчур далеко.

Через четверть часа Фрикэ дошел до места, куда, по его расчетам, перелетели калао, напуганные свистком. Они, по всей вероятности, сидели теперь на верхушках самых высоких деревьев.

Он шел тихо, осторожно, надеясь застигнуть птиц врасплох и громыхнуть своим чудовищным ружьем. Вдруг послышалось опять щелканье клювов, хлопанье крыльев, карканье. Очевидно, птицы его услыхали.

Неприятель вторично отступил.

– Ну, что же, я все равно буду их преследовать, хотя бы они полетели к черту на рога! Я вспотел и весь мокрый, а мальчуган как ни в чем не бывало. Скоро я высуну язык, а он будет еще совершенно свеж. Эти люди вылиты из бронзы. Впрочем, если он устанет, мы отдохнем, а пока надобно идти вперед и вперед, чтобы опять не возвратиться с пустыми руками.

Глава VIII

В погоню за калао. – Разочарование и озлобление. – Наконец-то! – Первая жертва. – Невероятно легкий вес калао. – Поляна в лесу. – С глазу на глаз с царственным тигром. – Отступление. – Кровавый след. – Убит! – Изуродован. – Пристрелили. – В обратный путь. – После трех часов ходьбы. – Изумление.

Как сказал Андрэ: «Никогда нельзя знать заранее, где остановишься в первобытном лесу».

Скоро парижанину пришлось убедиться в справедливости этих слов и от души поблагодарить своего друга за прозорливый совет запастись основательнее в дорогу хотя бы самым необходимым.

Калао летают тяжело и неуклюже, восполняя недостаток летательных способностей чрезвычайною бдительностью и осторожностью. Чем бы они ни были заняты – чисткой ли перьев, срыванием ли плодов с деревьев или просто шумным карканьем, они все время настороже, все время приглядываются и прислушиваются и при малейшем шорохе поднимают тревогу.

Увидав подозрительный предмет или живое существо, они шумно спархивают и перелетают, испуганно крича, на другое место, метров за двести. При этом они тяжело опускаются на ветку и начинают уморительно качаться, опуская книзу то голову, то хвост, точно чашки весов, и рискуя тем, что та или другая сторона перетянет.

Видя такой неуклюжий полет, такое неустойчивое равновесие, глядя на эти короткие перелеты, указывающие как будто на физическую слабость, неопытный охотник начинает думать, что он непременно настигнет калао, если будет их неутомимо преследовать и подкрадываться осторожно. Сами птицы вводят его в это заблуждение, коварно подпуская к себе иногда на довольно близкое расстояние.

Полный надежды, крадется он тихо-тихо, прячется, съеживается, сгибается, дрожит от страха и надежды, и вот уже готов прицелиться из ружья, как вдруг вся стая снова вспархивает и улетает с нестройным криком.

Можно сойти с ума.

Фрикэ увлекся подобной бесплодной погоней и незаметно для себя, от дерева к дереву, пробродил часа полтора, льстя себя надеждой подстрелить в конце концов хотя бы одну птицу. Он не один раз приближался к стае на расстояние выстрела, но не стрелял, сбитый с толку прежней неудачей, которая была приписана недостаточной дальнобойности ружья калибра 16, и забывая, что то чудовищное ружье, которое он взял с собой в этот раз, бьет вдвое дальше. Наконец, усталый, измученный, расстроенный, он в тот момент, когда птицы опять от него улетали, схватил ружье, приложился и выстрелил в самую середину стаи.

Бухнул чудовищный выстрел, прогремел и затих. Вслед затем с верхушки тека послышались отчаянные крики.

– Краа!.. Краа!.. Краа!..

Одна из птиц, настигнутая полным зарядом дроби из патрона № 3, висела вниз головой, зацепившись лапой за ветку.

– Наконец-то! – вскричал обрадованный охотник. – Однако, ружье калибра 8 бьет далеко! Ну, птица, спускайся скорее, дай на себя посмотреть… Так. Коллекцию ты украсишь собой, это уж точно.

Птица перестала кричать и сорвалась с ветки, за которую судорожно цеплялась лапой. Она упала на землю. Яса резко вскрикнул и бросился поднимать добычу, чтобы подать ее парижанину. А Фрикэ, как ребенок, поставил ружье у ствола дерева и начал выделывать разные фантастические прыжки, которым позавидовала бы сама тропическая Терпсихора.

– Спасибо, мальчик, ты очень любезен. Но положи же ее, ведь она ростом не меньше тебя. Наверное, она очень тяжела. Ты, стало быть, силач, раз ты принес ее сюда, как воробья… Ба! Да она прелегенькая! Вот штука-то! Настоящий фокус!.. Птица величиной с дворового гуся, а весит не более трех фунтов, когда должна бы весить не меньше двенадцати! Странно!.. Странно!.. Не стоит быть такой легкой и летать так плохо. Впрочем, я от этого не в убытке: удобнее нести.

Если бы Фрикэ был лучше знаком с анатомией птиц, он не назвал бы фокусом малый вес калао. Он знал бы, что так называемые воздушные мешки, или резервуары, в которые у птиц воздух поступает через легкие, сообщаются с костями крыльев и достигают у калао особенного развития, вследствие чего птица и оказывается такой легкой относительно своей величины. Она вся как бы надута воздухом, он проникает даже в кости. Будучи величиной с индюшку, калао весит не более полутора килограммов.

Фрикэ полюбовался глянцевитым иссиня-черным оперением спины и белыми перьями подбрюшья, подивился на громадный клюв с красным наростом и промолвил:

– Ничто так не ободряет охотника, как удача. Куда вся моя усталось девалась – я ее не чувствую. А как ты, мальчуган? – спросил он, как будто Яса мог его понять.

Маленький человек взял калао за голову и перекинул шею птицы себе за плечо: тело повисло у него за спиной; а за клюв он взялся обеими руками и в такой позе пошел вперед, приглашая Фрикэ за собою.

Немой жест бывает красноречивее иной длинной речи.

– Превосходно! – воскликнул Фрикэ. – Ты у меня молодец. Нужно будет подстрелить еще одного летучего носорога, чтобы и мне было что нести на себе.

Как человек осторожный, он вновь зарядил ружье, спрятав в карман пустую латунную гильзу, которая может использоваться вновь и вставляться бесконечное число раз, и пошел за своим храбрым малолетним товарищем.

К своему удивлению, он больше птиц не видал и не слыхал.

Взрыв громадного заряда, свист крупной свинцовой дроби в ветвях дерева, смерть сородича, все это до того повлияло на калао, что они удалились на этот раз гораздо дальше.

– Делать нечего, придется довольствоваться одной птицей, – сказал разочарованный Фрикэ. – В таком случае, пойдем домой, а то мы незаметно проделали порядочный конец. Как хорошо присоветовал мне monsieur Андрэ взять с собой козий мех со сваренным кофе и запас сухарей! Теперь мы съедим с тобой, мальчуган, по сухарику, попьем кофейку и отдохнем, чтобы оправиться и идти бодро. Так, малыш?

– Да, – отвечал доверчиво ребенок.

– Вот прехорошенькая полянка с цветами и невысокими деревьями, не такими угрюмыми и мрачными, как теки. Может быть, на них имеются плоды? Может быть, они растут близ какого-нибудь источника? Недурно было бы присовокупить к сухарю какой-нибудь фрукт и испить свежей водицы, чтобы поберечь кофе. В таком случае – вперед. Эти лесные полянки очень красивы, но сколько на них бывает всякого зверья!