Живу. Зову. Помню

Нас изобилье не избавит от забот,

оно лишь новые нам тяготы дает.

Копить богатство – тоже тяжкий труд,

а ну как что-нибудь да украдут.

Дурных наклонностей

Дурных наклонностей

младенцу не дано,

они с годами пристают

к нам прочно.

И в грязь ступаем мы,

хоть не нарочно,

ведь жизнь – не белоснежное рядно.

Но сколько бы ни липло к нам

говно,

а дети наши снова непорочны.

Бьется мысль как свежий кипяток

Бьется мысль как свежий кипяток.

Обжигаясь, пью у древних авторов

то, что по спирали совершив виток,

актуальным сделается завтра.

Горизонт вселенную разрезал

Горизонт вселенную разрезал

надвое.

Которая половина твоя?

Новогодняя ночь

Новогодняя ночь

мишурой драпирована,

свежесть снежной хвои

по домам разворована.

За обильным столом

в телевизорном смоге

мы подняться не можем

уже надо многим:

над привычным устоем,

над бытом приличным,

над отлично устроенным

очень уж личным.

Я бы резкостью слов

продолженье прервал.

Новогодняя ночь.

Перевал?

Перевал.

А ночь уже идет на убыль

А ночь уже идет на убыль

и с каждым днем – длиннее день.

Поджав обиженные губы,

зима спешит укрыться в тень,

оттуда ветром леденящим

пуржит пурга, метель метет.

Хвала и слава уходящим.

Я – с теми, кто спешит вперед.

Я многого весной не понимаю

Я многого весной не понимаю;

давно ли был душою тверд как лед,

а нынче опрометчивым трамваем

я отправляюсь в звездный перелет.

Года – километровые столбы

Года – километровые столбы

нам время от рожденья отмеряют,

что впереди – крутые лбы

и те – не знают.

Еще земля травой не закипела

Еще земля травой не закипела

и пеной снег над лужами навис,

а воробьи выводят «а капелла»

и повторяют без конца на «бис».

Река, зашторенная льдами

Река, зашторенная льдами,

брюзжит рыбацкими следами.

Одета земля еще

Одета земля еще

в белую шубку

и дует на пальцы озябшие

сосен,

а солнце, уже распалясь

не на шутку,

выжгло на небе яркую просинь.

И сверху сочится

мартовским зноем,

им крыши ответствуют

капель картечью,

и женскому празднику

сердце навстречу

раскрылось как первый подснежник

весною.

Весна

Жабо пушистых облаков

и небо голубее лазурита,

сугробы, обожженные с боков,

кровоточат.

Весна во всем разлита.

Светает

Светает.

Волшебно-святая

кончается ночь.

А мне еще спится,

а мне еще снится

прошедшего дня золотая частица.

Но надо себя превозмочь,

к грядущим делам причаститься.

Года – как порох

Года – как порох.

В порах бытия

и ты и я -

мы все взрывоопасны.

Но главное, чтоб не была

напрасной,

невыстрелившей жизнь твоя.

Наши волосы посеребрило инеем

Наши волосы посеребрило инеем,

в голосе уж звонкости той нет,

но по-прежнему багряно-синим

по утрам нам чудится рассвет.

В мире нет, не потускнели краски

в отблесках уставшего костра.

Не бывает возраста у сказки,

не бывает молодость стара.

Тепло и свет дарует людям солнце

Тепло и свет дарует людям солнце,

но уповать на чей-то дар не будем.

Тепло и свет приносят людям

люди.

Бегу, бегу, бегу

Бегу, бегу, бегу, бегу,

но на Байкальском берегу

седая лошадь Времени

решила вдруг остановиться

испить водицы.

Как хочется из стремени

освободиться мне и повториться,

омолодившись в ледяной волне.

Громкоголосая стихия

Громкоголосая стихия

о берег бьется головой.

Горько-соленые стихи я

в ее вплетаю голый вой.

И однотонное отчаянье

в своих объятьях нас роднит.

Но многотонное молчанье

волна, отхлынув, породит.

Рассвет, как красный иноходец

Рассвет, как красный иноходец,

копытом бьет по тишине,

и небо тает в вышине,

и звёзды прячутся в колодец.

Случайность

Случайно всё: зима сейчас иль лето,

что снится мне, чем грежу наяву.

Случайно я увы, не стал поэтом.

Лишь не случайно то, что я живу.

С любым из нас мечты нерасторжимы

С любым из нас мечты нерасторжимы,

как мы с своею сущностью земной.

Как скалолаз я лезу на вершины,

не те, что под,

а те, что надо мной.

Жизнь не такая уж

Жизнь не такая уж

штука бесславная,

если суметь ухватиться за главное

Тополя как альпинисты

Тополя как альпинисты

по расщелинам, по кручам

лезут вверх, где небом чистым

дышит грудь полней и лучше.

Там, в соседстве с ледниками

и манящим вверх простором,

станет тело словно камень,

станет сердце коридором,

всем ветрам доступным станет,

человеческим и божьим.

Если сердце не устанет,

мы с ним вместе песню сложим.

Когда человек достигает зенита

Когда человек достигает зенита,

не грех обернуться

и взглядом вернуться

в отцовского дома дверной окаём,

и вспомнить тот первый

осколок гранита, что лёг в основанье моё.

«Не ошибусь»

На свой вопрос, высокого пошиба

иль низкого дела стоят за мной

и сколько сделал в жизни я ошибок,

уверенно отвечу: ни одной.

Ведь вспять вернуться и прожить иначе,

чтобы сравнить итог, нам не дано.

И тем шажком, что я дорогу

начал,

гордиться и в конце мне суждено.

Не считайте меня ветераном

Не считайте меня ветераном,

я еще не успел совершить,

что завещано было вчера нам

вместе с правом физически жить.

Облака и те

Облака и те

как на плакате:

послушные,

скушные.

Ветеран – от слова ветер

Ветеран – от слова ветер.

У него душа как парус.

Он, пока живет на свете,

не приемлет слова «старость».

Короткой мимолётностью штриха

Короткой мимолётностью штриха

себя во мне отобразила Русь,

и я неповторимостью стиха

всей сутью изначально повторюсь.

Осень

Деревья, жертвуя собой,

ковром шуршащим устилают

нагую землю. И кто знает,

что ждёт их будущей зимой.

А я, укутанный в резину,

бреду по пёстрому ковру

и вслух самозабвенно вру,

что жизнь прошла лишь вполовину,

что впереди годов не счесть.

Слова как липнущая лесть

хотят сознанье убаюкать.

А если мне навстречу вьюга…

Перед собой как перед строем

я обнажусь до естества,

осыпется моя листва.

Кого она теплом укроет?

Устаю – но стою

Устаю -

но стою,

не кончаюсь.

Может меньше качаюсь

задубевшим от ветра стволом

Может, меньше

упрямство таю.

Менее обольщаюсь,

тяжелей расстаюсь,

но мне рано на слом -

я ещё не в былом,

я ещё остаюсь,

я ещё состоюсь.

Снег с дождем

Снег с дождем.

Прохудились небесные бочки.

На ещё не увядшей траве -

белизна,

на ветвях оголённых -

стеклянные почки,

из которых когда-то

родится весна.

Алмаз достоинства свои

Алмаз достоинства свои

хранит наперекор всем модам.

Живая бахрома хвои

тускней и суше год от года.

А что же ценностям людским,

им сроком значиться каким?

Я постарел

Я постарел:

мне снятся стихи,

над которыми плачут,

а слёзы – не молоды,

им тысячу лет.

Не называйте розовое красным

Не называйте розовое красным,

похожестью не называйте суть,

и не пытайтесь словом громогласным

в истории уснуть.

В мире меньше не стало забот

В мире меньше не стало забот,

в мире больше не стало свобод.

Был зависим от хлеба куска,

а теперь – где бы душу сыскать.

Из тумана как манна небесная

Из тумана как манна небесная

выплывает потерянный берег,

Но… всё скалы, всё скалы отвесные -

не причалить к родительской двери.

Памяти Э.С. Лукашова

Нас только горе научает

восстать над суетой сует,

нас в черствости изобличает

к тому, чему возврата нет.

Вздыхаем, ахаем и… снова

мы попадаем в круговерть.

Она – нам всем первооснова,

пока не остановит смерть.

24.11.84.

Что ты за птица

Что ты за птица,

убедиться

смогу, моргну лишь веком.

А ты не птицей

сумей родиться,

а человеком.

Протрезвело б небо хоть

Протрезвело б небо хоть,

непогодь и непогодь.

Холодные стихи как отраженье

Холодные стихи как отраженье

осеннего простуженного неба.

А грозовые летние сраженья

ушли в небытие… Туда и мне бы

Я прежнего огня не ощущаю,

и мысли оттого мои рябы.

Нет, прошлому себя не завещаю.

Стихи – долой. Поедем по грибы

О, как вы постарели

О, как вы постарели,

менестрели.

По прогнозу – минус восемь

По прогнозу – минус восемь,

но капель стучится оземь.

Упал

Упал-

ещё не значит умер.

От вещих дел

От вещих дел

пусть пот солёный

рожает автора.

Имей в душе росток зелёный

как пропуск в завтра.

Неодолимо мужество стиха

Неодолимо мужество стиха,

помноженное на его напевность,

лишь не хватает вящего штриха,

чтоб современностью

явилась древность.

Орган звучит

Орган звучит в старинном

кафедрале,

где некогда звучали времена,

и я не знаю, память ли,

ветра ли

украли дорогие имена.

Все стало прахом,

музыкой органной,

но звуки, сорванные

с трубных губ,

растут во мне подобьем великана

и заполняют мой бездонный куб.

Поздняя осень

Поздняя осень.

Дороги раскисли.

Небо слезится.

Грустные мысли.

Осень

Небо тучей бьётся оземь -

это осень, это осень.

Дыни стынут на Привозе -

это осень, это осень.

Лист застыл в немом вопросе:

скоро ль ветер меня сбросит -

это осень, это осень.

Только вдруг улыбкой встречной

обожжет меня случайно,

и отчаянно забьётся,

надрываясь, мой мотор.

Значит, что-то в жизни вечно,

есть какой-то стимул тайный,

если осенью ведётся

сердца с сердцем разговор.

Первый снег

На сером фоне

ветви словно бритвы,

сейчас прорежут небо и… лови

свой первый снег

как первые молитвы,

как первое признание в Любви.

Снег радуется встрече с Человеком,

глаза ему восторженно слепя.

Я поздравляю с новым первым снегом

Вас и себя!

Голова гудит от гуда

Голова гудит от гуда

дел, несделанных покуда.

А за окном – осунувшийся день

А за окном – осунувшийся день

с усталою улыбкой марафонца.

Всё позади: дела и дребедень,

отнявшие кусок души и солнца.

Небо кануло в звездную вечность

Небо кануло в звездную вечность,

смолк финальный вечерний аккорд.

И плывёт, натыкаясь на встречность,

тишина как почётный эскорт.

Листая древние созданья

Листая древние созданья,

гляжу в Истории глаза.

И вижу: в современных зданьях

былая грезится лоза.

К глазам рассвет подкрался

К глазам рассвет подкрался незаметно,

разбуженный огнями фонарей.

И облака красавицею бледной

румяна щёк наводят поскорей.

А мне милее призрачность рассвета,

лишь ожиданье утра – не само.

Так прелесть послезавтрашнего лета

всего приятней чувствовать зимой.

Как женщины чувствительны берёзы

Как женщины

чувствительны берёзы

к улыбке солнца,

хмурости дождя,

то – ветрены,

то золотые слёзы

роняют, дня осеннего дождясь.

Берёз вечнозелёных

не бывает,

чарует – разноцветная листва.

И ветер,

листья с их ветвей сбивая,

не убивает жизнь, не убавляет,

лишь оголяет

вечность естества.

Мы выдаём себя за реалистов

Мы выдаём себя за реалистов

и ценим только то,

что можно осязать.

А как почувствовать

озноб осенних листьев,

дыханье родника пересказать.

Не всё родится чёткою причиной,

не всё умрёт, когда наступит срок.

Вот почему туманною личиной

меня объяло наважденье строк.

Когда в стихах моих находят

Когда в стихах моих находят

орехи в розовом драже -

не верь. Как пот они исходят,

чтоб чище стало на душе.

Когда двадцать тебе

Когда двадцать тебе или тридцать,

это вовсе ещё не конец.

В книге жизни бессчётны страницы,

и тебе предстоит повториться,

как в тебе повторился отец.

Дети всегда красивее родителей

Дети всегда красивее родителей,

правда, в них часто поменьше добра.

В голосе детском – то честь предводителя,

то беззаботная трель серебра.

Всё они могут. Одно только – нами стать

им не удастся уже никогда.

Любим детей мы порой до беспамятства,

ибо они – наше эхо в годах.

День лицом почернел

День лицом почернел,

наглотавшись чернил

с недописанных мною страниц.

Цокают копыта памяти

Цокают копыта памяти,

нам идти

за ними следом.

Летом

в зной

иль в зимней замяти

обнажать себя скелетом.

Свеча дрожит дыханием моим

Свеча дрожит дыханием моим,

но рвётся вверх встревоженное пламя,

и на стене неутомимый мим

все будоражит тень мою и память.

Мне мнится тот полуночный костёр,

зажжённый эхом нашего желанья.

Как руки страстно к звёздам

он простёр,

так восклицаюсь ныне

в том же плане я.

Горит свеча и грезится пожар,

стихи рождаются неотделимой тенью

и тянут кверху как воздушный шар

наперекор земному тяготенью.

Умолк последний соловей

Умолк последний соловей.

Неумолимо расставанье.

Останусь в памяти своей

я вечной песней ожиданья.

Ведь кто не ждет, тот – не живёт.

У неживущих нет начала.

Я – жив. И пусть конец придёт,

но лишь бы песнь моя звучала.

Вечер комнату драпирует

Вечер комнату драпирует

одиночеством.

Кому в отчество

имя своё дал, где вы?

Девы чужие вас за собой увели.

Вели, Время,

спилить поскорей тёмной ночи ствол

Стол для завтрака

я накрою без печали и гнева.

Слева посажу память.

Маме – место напротив по праву.

Справа – надежды ораву.

Тень одиночества

растворит наступающий день.

Отрубили у тополя руки

Отрубили у тополя руки,

чтобы звёзд не хватал он с небес,

не дарил их безрукой подруге,

белым пухом не сыпал в округе,

примеряясь к прическам невест.

Отрубили по чьей-то причуде,

злого умысла в том не храня.

Только глядь, а культя словно в чуде

распустила опять зеленя.

Значит, то, что не умерло, живо,

то, что живо, то снова растёт.

Так, прикинувшись тополем, Шива

многорукий над миром простёрт.

Сколько мудрости в жизни самой

Сколько мудрости в жизни самой,

в самом факте существованья,

в том, что белые снеги зимой

не позволят душе остыванье,

в том, что сосны весь год зелены,

а берёзы меняют одежды,

в том, что к тёще спешу на блины,

в том, что в детях лелею надежды,

в том, что люди, устав от забот,

спать ложатся в приятной истоме,

в том, что кто-то кого-нибудь ждёт,

не гася электричество в доме.

Сколько мудрости в ласках жены,

не растраченных в прошлом и

пыльном.

И слова – не слышны, не нужны.

Только разум и сердце всесильны.

Под комариный писк

Под комариный писк не спится мне,

не спится.

А ночь как чернобурая лиса

искрится звездами

и мягкостью лоснится.

А мне не спится.

И мысли мечутся,

сливаются как спицы

спешащего на финиш колеса.

Ночь – гильотина

Ночь – гильотина,

равнодушная к судьбам

казнённых дней,

а они на зло ей

возрождаются наново.

Умерьте стенанья

Умерьте

стенанья о смерти.

Я неделим на то

Я неделим на то, что было

и что будет,

хорошее, плохое ли – со мной.

Но каждый раз

рассвет надежды будит,

что не рюкзак,

а крылья за спиной.

Белая память

Белая память

над проседью стылого моря

машет крылом перед дальней

дорогой на юг.

Мне же с холодной волною

и возрастом споря,

мне оставаться

нетленною памятью юнг.

Нет, не напрасно

мне голову Время кружило -

я не остыну,

пусть море замёрзнет как жесть.

Сердце моё будет кровью

струиться по жилам,

чтоб сохранить 36 неизменно и 6.

Чайки вернутся -

расспрашивать их я не стану,

память чужая не сможет

меня окрылить.

Море растает,

и вновь у штурвала я встану,

чтобы от памяти прошлого

в завтра рулить.

В лужах застывших

В лужах застывших не тают, не тонут,

в душах давно надоели друг другу,

лисьей позёмкой гонимы по кругу,

листья опавшие стынут и стонут.

Так же и мы…

Жизнь – это множество вариантов

Жизнь – это множество вариантов,

рассчитать которые

не дано даже самому прозорливому.

И всё же…

я живу.

Черная кошка

Черная кошка

сзади меня обошла.

Жизнь полной ложкой

насытила и обожгла.

Что ждет меня в 2000-ом году

Что ждет меня в 2000-ом году,

найду ли я себя в его тумане.

Но манит неизвестность. Я иду,

и какаду-вещун не одурманит.

Не знаю, вдруг печальная судьба

губами поцелуйными отравит.

Не вправе думать, будто жизнь груба,

скубаясь с ней, мечта пусть миром

правит.

И потому не литерный билет,

нет, я беру с собой в охапку Время,

и бремя надвигающихся лет,

поэт, тебе пусть будет самой

Первой премией.

О-о-го, И-о-го-го

О-о-го, И-о-го-го.

Пошумим. И… ничего.

Круговерть, круговерть

Круговерть, круговерть…

То рожденье, то смерть,

то – на гребне, то – снова внизу.

Каждый день, каждый год

жизнь по кругу идёт,

всё лечу, всё бегу, всё ползу.

Остановки в ней нет,

и по выслуге лет

ждёт меня неминуемо смерть.

Только жизнь не убьют

и другие придут -

будет та же у них круговерть.

Адрон времени

Когда пронзает трепетную плоскость

своим лучом

незнаемый адрон -

других миров посланец,

отголоском

рождается сверхновое ядро.

И разрастаясь по горизонтали,

и челноком снуя то вверх,

то вниз,

наполнят тело времени спирали,

чье множество

и составляет жизнь.

Полюса

Инь -ян,

чет – нечет,

он-она.

Мир разделен во всем на полюса,

их действием вздымается волна,

чей гребень – это жизни пояса.

Растут кристаллы,

флора жнет посев,

филообразен фауны разбег,

и пеною взнесенный человек

царит,

на трон без основанья сев.

Все – преходяще.

Жизнь –

то вверх, то вниз.

А завтра –

полюса сыграют вспять

(природе тоже свойственен каприз),

и нам гордыню надобно унять.

Мы –

лишь один

пускай девятый

вал,

но нами не окончится игра,

сольются вновь молоки и икра.

Волна –

в иной проекции –

овал.

А ежели честней вглядеться в даль,

стон прошлого

и будущего зов –

все это –

поединок полюсов,

овал преобразующий в спираль.

Развитие

Начинаясь с изначальности,

что в нуле живет,

мир привык к ортодоксальности:

вправо, вверх, вперед.

Четырехкоординатные

(если время счесть) -

никому мы непонятные -

так и есть.

А становится нетленным тело,

если движет им душа и дело,

а не связи следственно-причинные,

как учили нас учителя.

Вырастя из стадий мотыля,

мы взлетим над брошенной личиною

И пока назад нас не забрали,

развиваться будем по спирали.

Голограмма

Человек – не плоский лист картона,

чтобы малевать иконостас.

Для него

с небесного амвона

выдает амбивалентный глас

то сухую дробь нравоучений:

не моги, не думай и не смей;

то огонь амурных увлечений,

страстное желанье слиться с Ней —

и земной и неземной подругой,

дочерью небесного Отца,

нас влекущей в бесконечность круга,

где начала нет и нет конца.

В жизни то комедия, то драма,

то – высокий дух, то плоть – живот.

Человек объемней голограммы,

перевоплощаясь,

Он – живет.

Имманентность

Жизнь – это века

одномоментность,

конец начала,

начало конца.

Время -

внутренняя имманентность

каждого,

а не Бога-Отца.

Перевал

Жизнь – разорванный овал,

по которому сную.

Где я только ни бывал,

что я только ни видал,

но все чаще узнаю:

жизнь –

всего лишь перевал.

И сколько б мы ни плакали

И сколько б мы ни плакали надрывно,

не в силах увязать концы рукой,

жизнь есть спираль,

в которой непрерывно

одна волна бежит вослед другой.

Сон

Сначала -

я проваливаюсь в сон,

он как болото цепенит все тело,

и мысли цепенеют – в унисон,

и трудно с этим что-либо поделать.

Перемешалось все в моем мозгу,

ползут в него какие-то субъекты

и вакханалят.

Я же – не могу

им помешать всей мощью интеллекта.

Они плетут неведомую вязь