Раннее

– Попросить у тебя ещё сигаретку. Что же ещё?

Я отдал ей почти полную пачку, которая у меня была с собой.

– Давай сыграем в шахматы, – предложил я.

– Нет настроения.

– Ты обещала.

– Я и сейчас обещаю – завтра обязательно сыграем.

Наступило молчание. Анна смотрела куда-то за окно, в дождь, сидя ко мне в пол-оборота, и курила. Наконец произнесла:

– Хотела поплакать, но не смогла. То ли разучилась совсем, то ли не из-за чего. Понятно, что с ним всё кончено. Хочется чем-то заменить то, что было.

Меня немного удивил поворот её речи, и я даже не нашёлся, что сказать.

– Честно говоря, Володя, ты мне нравишься, – сказала она. – Только я не советую тебе придавать этому значение. Я слишком практична. Мне нужен кто-то более надёжный. Слишком ты какой-то непутёвый. Надо же… чуть не утонул вчера.

– Понимаю, – сказал я.

– Ни черта ты не понимаешь, – сказала Анна.

– Я другое не понимаю, – я вздохнул. – Что вообще женщинам нужно от мужчин? Ну, наоборот – понятно…

В её глазах промелькнула озорная усмешка:

– И что же понятно?

– Ну, женщина – существо лёгкое, свободное, прекрасное. Хочется рядом с собой иметь что-то для души.

Анна рассмеялась.

– У нас, в общем, то же самое. Мужчина – тварь мерзкая, тупая и жестокая. Хочется немножко гадости в жизни, – она резко закончила фразу и наступила тягучая пауза. – Извини. Если ты не уйдёшь, я наговорю тебе ещё какой-нибудь ерунды. Лучше не надо.

– Ладно, – сказал я, вставая. – Только успокойся.

Я вышел и хотел пойти к себе, но почему-то свернул не в ту сторону и спустился вниз. Подумал, куда бы пойти дальше, но услышал голоса из центрального прохода, и направился туда. Поднялся по лестнице и уже понял, что разговаривают в кабинете. Действительно, за столом сидели Егошин с Люсей, вдвоём читающие огромную старую не то книгу, не то тетрадь.

– Привет, – сказал я. – Что это вы тут делаете?

– Привет, – отозвался Егошин. – Да вот, нашли одну интересную вещь.

– Что это?

– Это, в общем, тетрадь, куда мой дед записывал разные необычные легенды и поверья.

– Ну и что же интересного?

– А тут написано, как духов вызывать, – ответила Люся.

– Правда? – спросил я. – Где?

И мы вместе долго листали тетрадь и читали всякий бред, споря о том, имеет ли написанное в ней хоть каплю смысла.

– Чушь, – говорил я. – Зачем эти свечи, бормотания какие-то? И слово-то само дурацкое – Лапидус.

– Слушай, – говорил уже начинающий нервничать Егошин, – если мой дед записал, значит, был какой-то смысл.

– Он записал, потому что в жизни не слышал такой белиберды, – возразил я. – И хотел донести до потомков.

Егошин резко захлопнул тетрадь.

– Ладно, – сказал он. – Хватит. Я хочу это попробовать.

– Тогда я Анну позову, – сказал я. – А вы соберите подсвечники.

Через пару минут мы оказались в комнате справа от входа, перед коридором в душевую. Егошин расставил по полу полукругом тринадцать подсвечников, собранных по всему дому, и зажёг в них все свечи. Одну свечу поставил на стол. Затем мы расселись вокруг стола. Я напротив Анны, Егошин напротив Люси. Люся открыла тетрадь и начала читать:

– Как вызвать Лапидуса. Сначала расставляют свечи полукругом вокруг стола так, чтобы полукруг был обращён к глухой стене, и ближайшие к стене свечи были не далее, чем на пядь от неё.

– Так и есть, – сказал Егошин.

– Одну свечу ставят на стол. После этого выбирают одного человека, которого нужно запереть в отдельной комнате, где нет ни окон, ни дверей.

– Вот как раз кладовка, – кивнул Егошин. – Там пусто. Кто пойдёт? Может, ты, Вовка?

– Да ну, – сказал я. – Что мне там сидеть, в кладовке? Не верю я в эту ерунду.

В этот момент в дверях показался Владислав.

– Что это с вами? – спросил он. – Заговор, что ли, готовите?

– Нет, – ответила Люся. – Хотим Лапидуса вызвать.

– Кого?

– Пока непонятно, – сказал Егошин. – Хочешь помочь?

– Как?

– Надо посидеть немного в кладовке.

– Зачем?

– Ему бесполезно объяснять, – сказала Анна. – Он тупой.

– Я не тупой, – обиделся Владислав. – Ну, посижу, чего такого. И всё?

– Не знаю, – ответил Егошин. – Люсь, читай дальше.

– Этот человек должен оставить на столе какую-либо свою вещь, желательно для него ценную, – прочитала Люся.

– Что у тебя есть ценного, Влад? – спросил Егошин.

Владислав почесал в затылке.

– Не знаю. Часы вот есть швейцарские. Пожалуй, самое ценное.

– Давай их сюда.

– А вы что с ними делать будете?

– Пока не знаю.

Владислав снял часы и положил их на стол.

– Ну?

Люся продолжила:

– Этого человека запирают в комнате так, чтобы он не мог выйти из неё самостоятельно. Желательно, чтобы в комнате была полная темнота. Выбранный человек должен медленно, с расстановкой, не сбиваясь, считать от семисот шестидесяти одного до единицы. Тем временем…

– Ну, это уже не про меня, – сказал Владислав. – Запирайте.

Владислав вошёл в кладовку.

– Фу! – сказал он. – Воняет здесь чем-то. Крыса, что ли, сдохла? Ладно, давайте.

Мы закрыли дверь, заперли на шпингалет и придвинули к двери тумбу.

– Когда крикну, начинай считать, – сказал Егошин.

– Ага, – отозвался Владислав из-за двери.

А мы вернулись за стол. Атмосфера была слегка романтической – в комнате царил полумрак из-за мрачного серого неба и дождя за окном. Свечи освещали всё неровным, мерцающим красноватым светом. Мы сидели вокруг стола и, похоже, все слегка усмехались сами себе.

– Тем временем, – продолжила Люся, – нужно над свечой подержать кусочек мяса так, чтобы все сидящие за столом почувствовали запах.

– Блин, – сказал Егошин. – Забыл. Надо кусок шашлыка принести, – он встал из-за стола и вышел. Через некоторое время он вернулся с кусочком мяса и "Поляроидом".

– У тебя фотоаппарат есть? – удивилась Анна.

– Да, – ответил Егошин.

– А почему вчера не снимал?

– Я кассету забыл дома. А здесь всего один кадр.

– А сейчас чего притащил?

– Если будет что интересное, сниму.

– Не будет, – сказал я.

– Тогда наши глупые рожи сниму.

– Ну что, скоро там? – послышался голос Владислава.

– Сейчас, – ответил Егошин. – Люся, что там ещё?

– Всё, – сказала Люся. – Там дальше сказано, что все должны повторять заклинание семнадцать раз, постукивая по столу, а потом появится Лапидус.

– Эй! – крикнул Егошин. – Начинай считать.

– Начинаю, – отозвался Владислав.

– Слушайте, – сказал вдруг я. – Мне кажется, что-то мы не то делаем. Это же языческий обряд. Духов вызывать грех.

Анна рассмеялась. Егошин воткнул ножик в мясо и поднёс его к пламени свечи.

– Ты что, боишься? – спросил он.

– Нет, – ответил я. – Но как-то не по себе.

– Ты только что ни во что не верил.

– Я и сейчас не верю. Просто чувствую, что не надо всего этого делать.

– Странно, – сказал Егошин. – Не пойму я тебя. Читай заклинание, Люся. А все остальные повторяйте за ней и стучите.

– Судипал, Судипал, отпусти Лапидуса. Йендопсиерп, итсалв, то, юом, ушуд, тивабзи, гоб.

– Да это выговорить невозможно, – сказала Анна.

– Возможно, – сказал Егошин, – повторяйте.

– Судипал, Судипал, отпусти Лапидуса, – произнес я. – Как там дальше?

Люся повторила.

– Йендопсиерп, итсалв, то, юом, ушуд, тивабзи, гоб.

И все вместе со мной стали бубнить заклинание. Мясо стало обугливаться и темнеть снизу. Егошин поворачивал нож над пламенем, и я видел, как на поверхности мяса закипел сок. Слабый запах горелой плоти коснулся моего носа.

– Ушуд, тивабзи, гоб, – повторял я, стуча по крышке стола.

– Ушуд, тивабзи, гоб, – повторяла Анна.

Я смотрел на её губы. Они шевелились так изящно и сладостно, что в моих висках застучала кровь.

– Судипал, Судипал, отпусти Лапидуса, – говорила Люся.

Кусочек мяса подрумянился и слегка подсох.

– Йендопсиерп, итсалв, то, – повторял я.

Маленький, бледный кулачок Анны выстукивал ритм заклинания синхронно с моим. Она тоже смотрела на меня, и этот взгляд был необычен. Она проговаривала слова с нескрываемым азартом. В этот момент она была похожа на колдунью.

– Юом, ушуд, тивабзи, гоб, – эти слова упруго выскакивали из её губ и терялись в воздухе.

– Всё, – сказал вдруг Егошин. – Хватит. Уже семнадцать раз.

Наступила тишина. Все огляделись. Ничего особенного. Только яркое пламя свечей, полумрак за окном и запах горелого мяса.

– Я же говорил, что всё это ерунда, – сказал я немного неуверенно.

– Тихо, – Анна подняла вверх палец и прислушалась. – Что-то происходит.

Это был скрип. Похоже было, что дом ожил и решил немного размять половицы. Должно быть, на улице поднялся ветер и где-то слегка поскрипывает доска… Но тут к ритмичному скрипу добавился ещё один звук – неясный, напоминающий то ли храп, то ли рычание.

– Мама, – сказала Люся. – Мне страшно.

– Спокойно, – прошептала Анна. – Это где-то там.

Она показала на стену за спиной Егошина – ту, к которой был обращён своей внутренней стороной полукруг огней.

В тот же миг из центра этой стены стало выползать нечто похожее на дым. Нет, это был не дым. Постепенно сгусток проступал в воздухе всё яснее и увеличивался, превращаясь в тёмную, полупрозрачную фигуру.

Я чувствовал, как рядом со мной дрожит рука Люси. Я схватил её за запястье – просто потому, что сам нервничал. Фигура сделала шаг вперёд. Она была не вполне отчётливой, словно и вправду состояла из клубов дыма или чёрной пыли, но её рост был огромным – метра два или больше. Это был зверь, вставший на задние лапы. Тело и морду покрывала густая шерсть, скрывавшая даже глаза, если они у него были. Со своего места я ясно видел только выпуклый чёрный нос, на котором шевелились ноздри… Я чувствовал, что надо что-то делать, н не знал, что.

– Может, убежим? – прошептал я.

Лапидус, похоже, услышал шум и обратил морду ко мне.

– Лучше не шевелитесь, – прошипела Анна.

Она, пожалуй, была права. Если бы мы попробовали убежать, он настиг бы нас в два счёта. Кто-то, возможно, смог бы остаться цел, но что было у Лапидуса на уме? И был ли у него ум?

Лапидус раскрыл пасть и издал рычание. Он сделал ещё один шаг и стал шарить в воздухе лапой, точно искал что-то на ощупь.

Я заметил, что Егошин держит в руках фотоаппарат. Надо было остановить его, но оказалось поздно. Щелчок и яркая вспышка. Лапидус отшатнулся и взревел. После этого стал яростно махать левой лапой, правой прикрывая морду. Он приблизился и, внезапно наклонившись, вцепился Егошину в ногу. Константин вскрикнул и вскочил со стула. Опрокинулся один из подсвечников. Лапидус отпустил Егошина и опёрся правой лапой на стол, тяжело сопя.

– Что тебе надо?! – вдруг выкрикнула Люся. – Это? Это?! На, бери! Убирайся!

Она подтолкнула к Лапидусу обгоревшее мясо и тетрадь. Лапидус повернул к ней морду и прорычал, словно пытаясь ответить. Затем левой лапой провёл по столу и нащупал часы. Его когти сжались, стиснув браслет.

В ту же секунду Лапидус издал громкий рёв и стал медленно подниматься вверх, покачиваясь в воздухе. Он, словно дым, начал деформироваться и утекать сквозь щели потолка. Через пару секунд от него не осталось никакого следа.

– Теперь веришь? – спросил Егошин.

Я молчал.

– Чтоб я ещё согласилась духов вызывать… – пробормотала Анна. – Ни за что, – она повернулась к Егошину. – Ты зачем вылез со своим фотоаппаратом?

– Зато у нас снимок духа есть, – сказал он. – Сейчас проявится. А, чёрт, – он сел на стул и приподнял правую штанину. Нога ниже колена была изодрана когтями и словно обожжена. Чуть-чуть сочилась кровь.

– Надо перевязать, – сказала Люся. – Больно?

– Немножко, – ответил Егошин.

В это момент я взглянул на Анну. Она сидела спокойно, но вдруг лицо её вытянулось, изобразив испуг. Я не сразу понял причину. Анна вскочила и быстро пошла к кладовке. Действительно, было странно, что Владислав не подавал звука.

Мы поспешили за ней. Егошин схватил и взял с собой упавший подсвечник. Анна отпихнула в сторону тумбу, я открыл шпингалет и распахнул дверь.

Владислава внутри не было. На стенах поблёскивала разбрызганная кровь. На полу валялся побагровевший обрывок рубашки. До меня начал доходить смысл происшедшего. Владислав стал приманкой. Мы просто принесли его в жертву. Похоже, это понял не только я. Анна обернулась. В её глазах блестела ярость.

– Ну? – спросила она. – Кто из вас это придумал?

Она презрительно оглядела всех и пошла прочь, в центральный зал. Люся зарыдала. Егошин обнял её и повёл к столу. Я закрыл дверь кладовки и прислонился к стене. Я чувствовал, как кровь отливает от головы, и понял, что могу упасть в обморок. Поэтому я опустился на пол и задышал чаще. Происшедшее казалось настолько нереальным, что я никак не мог до конца осознать – Владислава больше нет. Нет больше его дурацких шуточек, нет его похоти, нет моей ненависти к нему и его громадной зарплаты. Меня пронзила тоска по всему этому, и я мог бы, пожалуй, заплакать, как это делала Люся, но услышал голос Егошина:

– Володь! Принеси, пожалуйста, бинт. И… водки, что ли. Где-то у меня.

Я, пошатываясь, встал и пошёл в зал. Завернул в комнату Егошина, порылся в ящике и нашёл бинт. Водка стояла возле кровати. Выйдя из комнаты, почувствовал, что хочу зайти к Анне, но не решился – знал, что она набросится на меня, упрекая в смерти Влада. Пусть лучше побудет одна.

По пути мне навстречу попалась все ещё всхлипывающая Люся. Я подошёл к Егошину и отдал ему бинт. Он закатал штанину:

– Полей.

Я открыл бутылку и плеснул немного водки на рану. Егошин стиснул зубы и потряс ногой, а потом начал забинтовывать её.

– Ну кто мог знать? – пробормотал он. – Кто?

– Успокойся, – сказал я. – Никто тебя ни в чём не обвиняет.

– Дай бутылку.

Он взял у меня водку и сделал несколько глотков из горлышка, потом вернул мне. Я тоже немного выпил. Обжигало рот и хотелось закусить. Он затянул узел на повязке и опустил штанину.

– Что же теперь делать? – спросил он.

– Что ты имеешь в виду?

– Не пришьют ли нам убийство?

– Да нет… – усомнился я. – Тела же нет. Да и столько свидетелей.

– Да кто нам поверит про этого Лапидуса?

– А фотография? – вспомнил я.

Егошин взял со стола небольшой снимок, уже окончательно проявившийся. Лапидус был виден на нём, но, в общем-то, это могло быть что угодно – он выглядел как тёмное пятно.

– Очень похоже на дефект бумаги, – сказал Егошин.

Мне пришлось согласиться. Он отхлебнул из бутылки ещё.

– Слушай, – сказал он. – А что если нам его поймать?

– Кого?

– Лапидуса, – Егошин смотрел на меня в упор и молчал.

– Как?

– Вызвать ещё раз, а потом запереть где-нибудь или сетью накрыть…

– Какая сеть? – его наивность меня возмутила. – Он же дух. Он же сквозь стены проходит. Ты сам видел.

– Да, правда… – Егошин немного расстроился. – А с другой стороны – какой же он дух, если он меня поцарапал? Может быть, его можно убить?

– Убить духа? Да ты что, с ума сошёл?

– А что? Может быть, его можно пристрелить. Ну, хотя бы серебряной пулей. Или сжечь.

– Не думаю, – я выпил ещё. – Брось это. Ничего не выйдет. Он же дух. Нечистая сила. У него тела нет.

– Стоп. Ты говоришь – нечистая сила. Может быть, он боится креста, или святой воды, или молитв каких-нибудь?

С моей точки зрения, это была более здравая мысль.

– Ну… может быть, – сказал я. – Но где взять святую воду?

– У меня есть распятие. Вообще, крест можно из чего угодно сделать. Да хотя бы просто его перекрестить – а вдруг получится?

– А вдруг нет?

– Вовка, – примирительно сказал Егошин. – Ну давай попробуем.

Я согласился. Егошин в ту же секунду сбегал за распятием. Мы зажгли пару потухших свечей.

– А кто пойдёт в кладовку? – спросил я.

– Может, это не обязательно? – предположил Егошин. – Мы увидим, что он там появится. Просто откроем дверь.

– Ну давай, – это было для меня облегчением. После того, что случилось, я не хотел идти в тёмную кладовку. Тем более что она была залита ещё совсем свежей кровью Влада. Егошин снова поднёс мясо к пламени свечи, и мы начали читать заклинание.

– Судипал, Судипал, отпусти Лапидуса, – говорил я, постукивая по столу.

– Йендопсиерп, итсалв, то, – говорил Егошин.

– Юом, ушуд, тивабзи, гоб, – говорил я.

И так семнадцать раз.

– Не выходит, – подвёл итог Егошин. – Что-то не так. Наверно, нужна жертва.

– Я не пойду, – сказал я.

– Я и не предлагаю, – вздохнул Егошин.

– И что будем делать?

– Наверно, я пойду полежу. Нога болит.

И он ушёл. Я некоторое время сидел за столом, потом заглянул в кладовку. С удивлением обнаружил, что кровь со стен исчезла – штукатурка была чистой. То ли улетучилась, то ли впиталась. Странно.

Потушив свечи и прихватив остаток водки, я направился к себе. По дороге остановился у двери Анны. Немного помедлил, раздумывая. Потом постучал.

– Да, – ответила она.

Я вошёл и увидел её в той же позе, что и утром. Она, как всегда, курила.

– Ну как ты? – спросил я.

Она не ответила.

– Ты что, пил? – спросила она после некоторого молчания.

– Да.

– Дай мне.

Я дал бутылку. Она секунд на десять приложилась к горлышку.

– Спасибо.

Она помолчала ещё. Я сел на кровать. Анна отвернулась от окна, и её колени оказались рядом с моими.

– Представь себе такую ситуация, – сказала она. – Мужчина любит женщину, а она его – нет. Он из-за этого вешается. Разве это правильно?

– Неправильно, – ответил я. – Зачем вешаться?

– Да я не об этом. А если кого-то казнили за изнасилование, то это как?

– За изнасилование не казнят. Насколько я помню, в худшем случае 15 лет. Статья 131.

– Ну, чёрт с ним, пусть не казнят, я же не о том…

– А о чём? Я не понимаю.

– Ну как тебе сказать… если для мужчины это так важно, что дороже жизни, то имеет ли право женщина ему отказать?

– А почему нет? Она же не обязана делать то, что не хочет.

– При чём тут обязанность? Что не обязана, ясно. Правильно это или нет – из-за своего желания или нежелания у кого-то жизнь отнимать. Ну, или хотя бы сильно портить…

– Знаешь, – сказал я. – Я не большой специалист по этой части, но, по-моему, ты перегибаешь палку. Если кто-то повесился из-за женщины, это его личное дело. Конечно, пожалеть можно или ещё как-то помочь, но не замуж же за него выходить, если он такой псих.

– Нет, – сказала Анна. – Это всё как-то не совсем так. Видно, словами этого не объяснить. Мне кажется, у женщины есть сила, которой она не имеет права так жестоко пользоваться…

– Ерунда какая-то, – сказал я. – С чего ты вообще стала об этом думать?

Анна вздохнула.

– Как тебе сказать… Мне кажется, если бы я не поссорилась с Владом, он бы не погиб.

– Ты что? Никто не знал, что так выйдет. При чём тут ты?

– Я желала ему зла. Это как-то материализуется. Я не имела права желать ему зла.

– Успокойся, – сказал я.

– Нет, как всё раньше было просто, – продолжала Анна. – Мужчина брал женщину, и её не спрашивал. Или замуж выдавали по воле родителей. А из-за этой свободы выбора мужчины дохнут…

– Анна! – не выдержал я. – Ты что несёшь? Нет, ты себя со стороны послушай – это же чёрт знает что!

– Извини. Давай не будем на эту тему. Просто плакать не могу, и хоть словами хочется всё излить.

– Это понятно.

Мы долго молчали. Я смотрел на неё, а она – на меня.

– Анна, – сказал я вдруг. – Давай поженимся.

Она слабо улыбнулась:

– Хочешь воспользоваться случаем? Думаешь, я посчитаю, что тебе нельзя отказать?

– Нет. Просто захотелось сказать, и я сказал.

– Знаешь, я не хочу сейчас об этом думать. Слишком близко его смерть. А если б я сказала "нет", ты бы повесился?

– Нет. Я бы отравился.

– Серьёзно? – она нахмурилась.

– Шучу. Извини. Нет, не повесился бы. Я бы не оставил надежду. В конце концов, люди меняются. Я могу измениться, ты тоже. Сегодня "нет", а завтра, может быть, "да".

– Не сердишься? – спросила она.

– Нет. За что?

Она пожала плечами. Потом посмотрела за окно.

– Всё дождь, дождь. Вечный дождь. Кстати, вода поднимается. Заметил?

– Нет.

– Вон, уже мостки затопило.

– Странно, – сказал я. – Это же водохранилище. Обычно воду на плотине спускают.

– Может, не успели ещё. Ладно, Володь. Я побуду немного одна, о'кей?

– О'кей.

– Оставь, пожалуйста, бутылку. Может, всё-таки удастся немного поплакать.

– Желаю успехов.

Я вышел. Сходил на кухню. Нашёл в печке кастрюльку с остатками лапши и поел. Потом вышел на крыльцо. Сел на ступеньку под козырьком и долго смотрел на дождь. Я никогда не видел столько дождя. С неба лились непрерывные струи, и так густо, что сквозь них почти не было видно другого берега. Вода буквально бурлила. Всё вокруг превратилось в жидкую грязь. Всё выглядело промокшим, жалким и беспомощным перед этим дождём.

Я вошёл в дом и направился к Егошину. Они с Люсей сидели и снова изучали старую тетрадь.

– Мы поняли, что значит заклинание, – сказала Люся. – Это надо читать задом наперёд: "Бог избавит душу мою от преисподней".

– Только это неважно, – сказал Егошин. – Потому что больше тут про Лапидуса ничего нет. Как с ним справиться, неясно. Даже непонятно, кто он такой вообще.

– Да Бог с ним, – сказал я. – Оставьте его в покое. Главное, что это прошло. Влада жалко, конечно, но слава Богу, что все остальные целы.

– Не то чтобы целы… – сказал Егошин и снова обнажил свою правую ногу.

Рана увеличивалась – она теперь простиралась от колена до середины голени – и почернела, словно обуглившись. Собственно, это даже была не рана – скорее засохший шрам. Но он рос, углублялся и жил своей собственной жизнью.

– Болит? – спросил я.

– А то нет. С каждой минутой всё сильнее.

– Ходить можешь?

– Пока могу. Кто знает, что случится до завтра?

– А бинт зачем снял?

– А какой с него толк?

Люся глядела на него сострадающим взглядом. Я вздохнул и ушёл. Остаток дня я провёл в своей комнате, лёжа на кровати. Сначала думал о чём-то, потом ни о чём, а потом и вовсе заснул.

Ночью мне снился долгий и нудный сон, из которого я запомнил только одну картину – Влад целует Анну, а потом показывает мне язык. Проснувшись, я не мог понять, утро или вечер. Ничего не изменилось. За окном лил дождь. Тучи стали ещё гуще. И вода поднялась выше, уже подбираясь к месту нашего прошедшего шашлыка.

Сразу пошёл к Егошину. Люся была у него. Константин лежал в постели с закрытыми глазами, бледный, как подушка.

– Как он? – спросил я.

– Температура большая, – прошептала Люся.

Я осторожно потрогал его лоб. Горячий, как чайник.

– А нога?

Люся махнула рукой:

– Смотреть страшно.

Константин открыл глаза и пошевелился.

– Ты, Вовка? Сколько времени?

– Почти двенадцать.

– Скоро дед Василий приплывёт. Там дождь.

– Да.

– Плохо. Но ничего. Должен приплыть. Обещал. Вы это… – он перевёл дух, – посматривайте в окно.

– Конечно.

Он снова закрыл глаза и, казалось, отключился. Я взглянул на Люсю. Её глаза были красными.

– Не плачь, – сказал я. – Всё будет нормально. Скоро доберёмся до больницы.

Она кивнула, прикусив губу. Я направился к Анне. Анна стояла посреди комнаты и, едва увидев меня, выплеснула:

– Ну слава Богу, ты пришёл! Я курить хочу – умираю. Дай сигарету.

Я распечатал последнюю пачку и протянул ей, оставив себе две сигареты.

– Спасибо, – она закурила, выпустив огромное кольцо дыма. – Ты у Егошина был?

– Да.

– Я только сегодня узнала. Кошмар.

– Ты ела что-нибудь?

– Нет. Всем как-то не до этого. Кстати, у меня печенье есть. Совсем забыла. На.

Она вынула из рюкзака длинную пачку печенья, открыла и положила на кровать. Я взял одну штучку.

– Почти не спала, – сказала Анна. – Снилась всякая мерзость.

– О чём?

– О Лапидусе. Он за мной гонялся и хотел съесть. До сих пор в себя прийти не могу.

– Это понятно. Не каждому приходиться такое увидеть.

– Да, – сказала Анна. – В каком-то смысле, нам повезло. Ну, где твои шахматы? Тащи.

– Будешь играть?

– Я же обещала. И потом, отвлечься надо.

– Хорошо. Сейчас.

Я сходил за шахматами. Тем временем Анна собрала волосы в пушистый хвост.

– Кто белыми? – спросил я.

– Ты. В прошлый раз я была.

И мы начали играть, параллельно пожирая печенье. Со стороны можно было подумать, что у нас всё в порядке и ничего не произошло. Но это было не так.

– Тебе не приходила в голову мысль убить Лапидуса? – спросила Анна, съев мою пешку.

– Приходила. Но не мне, – ответил я, съев её пешку.