скачать книгу бесплатно
Иногда на неё нападала тоска. Дюймовочка долго и печально глядела на Горина, потом, если он её пытался как-то развеселить, вдруг просила оставить её в покое и уходила в домик.
Горин чувствовал за всем этим что-то недоброе, боялся таких периодов её плохого настроения, но никогда не выспрашивал у Дюймовочки об их причине, и она, похоже, была за это ему благодарна.
И вдруг, когда Горин уже привык ко всему этому и не желал ничего иного, случилось…
Утром одного дня, в тот час, когда Дюймовочка обычно вставала, Горин подошёл к её домику и стал ждать. Но ничего не происходило, и дверь домика оставалась закрытой. Горин подумал, что Дюймовочка просто заспалась, но прошёл час, другой…
И тогда он заметил возле окошечка маленький кусочек древесной коры, прислонённый к стене.
Он взял его в руку, повертел и разглядел вдруг процарапанные на нём маленькие буквы. Послание было коротким:
"Я ухожу. Это когда-то должно было случиться. Ты полюбил меня и положил конец заклятию, которым заколдовал меня злой маг Уррен Гой. Ты разрушил чары ценой собственных страданий – должно быть, ты ещё не понимаешь, о чём речь, но поймёшь, когда выглянешь, за дверь. Спасибо тебе за все и попытайся меня понять. Прощай.
Твоя Дюймовочка".
Горин ничего не понял. Он метнулся к двери. Она была приоткрыта ровно настолько, чтобы Дюймовочка могла выскользнуть через щель. Горин распахнул дверь. У него перехватило дыхание. Внизу, едва доходя ему до пояса, колыхалось зелёное море леса. В нескольких шагах впереди виднелся игрушечный город. Дом Дюймовочки вырос. Вырос вместе со всем, что было внутри.
Горин бросился вперёд, ломая палочки-деревья, и увидел, как испуганные люди на узенькой серой дороге бегут прочь. Машины сталкивались, раздавался чей-то тоненький визг…
Горин схватился рукой за лоб и кинулся в дом…
Он рыдал, сжав в руке кусочек коры с посланием Дюймовочки. Он вдруг вскакивал и начинал рвать занавеси, лианы, сокрушать ветви деревьев. Мир снова стал враждебным ему. Единственное существо, которое было ему дорого, его предало.
И он хотел бежать по миру, крушить города и топтать людей, разбрасывать камни и ломать мачты ЛЭП.
Но он этого не сделал. Он просто почувствовал себя жалким, никчёмным и непомерно большим для этого хрупкого мира.
Он лёг на диван и заснул.
И снилось ему, что к нему вернулась Дюймовочка, и что она теперь тоже любит его, и что они постепенно становятся одного роста, и что выходят на улицу, и что люди расступаются перед ними, удивляясь всемогуществу их любви, и…
VII
Что-то взорвалось возле самого уха Горина. Он вскочил. На ковре стояла пушечка, смотрящая стволом в его сторону. Возле неё суетились маленькие человечки.
Один, железный, вышел вперёд с мегафоном в руках, и сказал:
– Мы имеем лицензию на отстрел одного великана в квартал. Другие великаны есть?
– Нет, – ответил Горин, – но послушайте… Может быть, как-нибудь потом… Сами посудите – на кого вы будете охотиться в следующем квартале?
Железный человек громко захохотал.
– Га-га-га! Надо будет подумать. Мужики, пли!
Горин почувствовал резкую боль в животе. Он уже падал на спину, хороня под собой маленький домик, в котором недавно жила Дюймовочка. В его ушах навсегда застыл мерзкий железный смех:
– Га-га-га!
А где-то там, снаружи, гудел ветер, и по небу плыли драные серые облака.
Даун
Даун – большой город. В нём интересно спать. Особенно на верхних этажах, конечно. Вокруг и внизу на много миль – жёлтые и оранжевые огни, насквозь пропитанные теплом тех людей, которые их зажгли.
Ты покоишься над ними, зарывшись по самый нос в своё чёрное одеяло, и чувствуешь себя в сердце мира. Может быть, это было бы правдой, если бы у мира было сердце. Но миру не нужны никакие насосы. Его пёстрая кровь сама бежит по жилам, куда ей вздумается. Год за годом, месяц за месяцем…
Чарли, пожалуй, тоже бы с удовольствием заснул, но его беспокоила собака. Он жил на четвёртом этаже в маленькой квартирке, потому что не хотел ничего другого. Ему нравился этот город, и особенно нравилось в нём НЕ УЧАСТВОВАТЬ. Он сидел в кресле, курил сигарету за сигаретой и думал ни о чём, потому что, если начать думать о чём-то конкретном, мысли всё равно вернутся к собаке.
Он чувствовал, что хочет спать, и понимал, что всё равно заснёт, потому что сильно устал, но собака заставляла его тянуть время. Она была где-то рядом, это точно.
Чарли, почти не меняя позы, нажал кнопку на пульте и включил телевизор.
– Сегодня утром на площади Героев наверняка соберётся много людей. Знаменитый Соломон Малахай, известный как Резиновый Человек, совершит свой очередной прыжок с небоскрёба Даймонд Стик.
На экране появилось лицо худощавого мужчины лет тридцати в футболке с эмблемой "Пепси". Чарли брезгливо поморщился.
– Первый раз я прыгнул с небоскрёба в восемнадцать лет, после размолвки с любимой девушкой, – говорил Малахай. – Я остался жив и почти невредим, так что моё имя напечатали чуть ли не все газеты в мире. Однако прошло несколько недель, и обо мне снова забыли. Тогда я прыгнул во второй раз, и также не пострадал, если не считать парочки царапин. Это заставило говорить о феномене, и популярность продолжалась дольше.
Короче говоря, теперь я прыгаю с крыши Даймонд Стик дважды в год, и мне это нравится.
– Но как вам удаётся выживать, падая с высоты в двести метров на бетонную плиту?
– Трудно сказать. Я веду обычный образ жизни, разве что пью очень много "Пепси".
– А сколько платит вам за рекламу компания "Пепсико"?
– Признаться, не ожидал от вас такого неэтичного вопроса. Скажем, больше четырёхсот пятидесяти тысяч за прыжок, но меньше пятисот пятидесяти.
– Можно ли ваш ответ понимать как "Пятьсот тысяч долларов"?
– Без комментариев.
– Дегенерат, – процедил сквозь зубы Чарли и переключил канал. Шло что-то о животных. По пустыне скакало стадо диких лошадей. Снимали, похоже, с большого расстояния, потому что Чарли никак не мог разглядеть морды.
Лошади пронеслись куда-то вправо, и пейзаж опустел.
Солнце стало быстро сползать к горизонту. Откуда-то повеяло сухим, но прохладным воздухом. Чарли подошёл к выходу из каменной беседки и понюхал ветер. Пахло жареными орехами. Чарли понимал, что это значит. Значит, лошади не напрасно торопились за горизонт.
Чарли снял очки и протёр их мятым носовым платком. Пока его мысли не парализовало страхом, нужно было срочно что-то придумать. Местность открытая. Спрятаться негде. Чарли огляделся. В песке рядом с беседкой зияли глубокие чёрные дыры – что-то вроде могил.
– Слава Богу, – прошептал Чарли, и, подойдя к ближайшей яме, спрыгнул на дно. Под ногами хрустнули металлические консервные банки, укрытые брезентом. Чарли подошёл к краю и осторожно выглянул наружу.
Солнце перестало опускаться вниз, и над землёй зависли лёгкие сумерки. Где-то далеко, километра за полтора от горизонта, внезапно вырос лес. Деревья шевелились так сильно, что это было заметно даже отсюда. А сквозь деревья просвечивало небольшое белое пятно.
Чарли присел, пробрался в угол и забился под край брезента. Сердце стало колотиться всё чаще. Чарли начал считать его удары, чтобы успокоиться, но вскоре так разволновался от самого этого счета, что удары слились в один непрерывный гул.
Запах жареного арахиса проник в нос и уши, и голова стала влажной изнутри. Чарли пытался дышать ртом, но у него так стучали зубы, что он боялся откусить себе язык, и дышать у него совсем не получалось.
Снаружи было очень тихо. Даже шум моторных лодок, который Чарли обычно слышал за окном своей квартирки, куда-то исчез.
– Всё правильно, – подумал Чарли, – в пустыне не катаются на водных лыжах.
Он вдруг понял, что ему стало легче. Ведь это же не Даун. Он же просто заснул за телевизором, и теперь видит сон. В Дауне он бы обязательно услышал шум моторок, или гудки больших судов, или почуял бы бриз с океана…
Куда подевалась собака? Чарли приостановил на мгновение мысли и попытался прийти в себя. Если бы собака хотела его найти, она добралась бы до него несколько минут назад. Но её нет, а значит, она идёт совсем в другую сторону.
Ну да, за лошадьми. Почему какой-то несчастный Чарли Зайцман должен волновать собаку сильнее, чем стадо толстых, вкусных лошадей?
Чарли подполз к краю и встал. Собака стояла в двадцати метрах от него и смотрела в его сторону. Её грязно-белая шерсть свисала с брюха и морды неровными клочьями, а кое-где виднелась оголённая синюшная кожа. Собака стояла неподвижно, как зловещее изваяние, опираясь на толстые лапы, похожие на кривые волосатые столбы. Её голову, зависшую на высоте метров трёх, венчала серая облезлая грива, а в ушах блестели серьги с огромными бриллиантами. По её белым зубам медленно стекала жёлтая слюна, и от неё песок внизу стал влажным и дымящимся. Её глаза – два близко посаженных жёлтых овала – глядели на Чарли не мигая, и в их глубине он видел отражение своего лица. Собака пошевелила по очереди обеими ноздрями и раскрыла пасть. Зубы разного калибра и оттенка покрывали изнутри обе челюсти без всякого порядка. Похоже, она просто зевала.
Собака начала двигаться к нему. Это происходило медленно – она, видимо, путалась в своих четырёх лапах, и ей приходилось долго думать, какую переставлять. Чарли попятился и, споткнувшись о какой-то ящик, опрокинулся навзничь. Голова со звоном ударилась о консервную банку.
"В прошлый раз я от этого проснулся" – вспомнил Чарли и приготовился очутиться у себя дома, в комнате, с пультом в руке. Но, как это ни странно, он продолжал находиться в яме, а консервные банки никак не хотели превращаться в драное кресло.
Чарли попробовал приподняться. Раскатившиеся по банкам позвонки захрустели и испустили мощную волну боли по всему телу. Он встал, и, покачиваясь, повернулся в сторону собаки.
Их морды встретились лицом к лицу. И пока Чарли соображал, чьё лицо – морда, пасть собаки раскрылась и вцепилась зубами в его шею. Чарли почувствовал, как его ноги отрываются от земли, и он взмывает в воздух. Собака на мгновение ослабила челюсти, а затем снова стиснула их, и Чарли увидел, как его голова отрывается от тела и летит вниз, на песок.
Чарли тоже упал, но немного дальше от собаки. Он попытался руками остановить кровь, фонтаном брызнувшую из шеи, но куда там – она лилась из него струёй толщиной с бревно, и не хотела кончаться. Чарли увидел, как собака склонилась над его головой и стала флегматично жевать нос. Он понял, что это его шанс. Он вскочил на ноги и побежал на восток. Его ноги работали как шатуны паровоза, а кровь была паром, рвущимся из трубы. Он бежал до тех пор, пока не увидел впереди стадо скачущих прочь лошадей.
– Эй, – крикнул он. – Стойте! Не бросайте меня здесь!
Но что-то в горле захрипело. Чарли понял, что захлёбывается. Ноги подкосились, и он оказался на песке. Тут же сверху на него рухнула собака, и её лапа в два размаха разодрала ему грудь.
Чарли хотел что-то сказать, но вспомнил, что ему откусили голову, и начал биться в предсмертных конвульсиях, забрызгивая липким потом морду собаки, которая возвышалась над ним, повизгивая и хохоча.
Чарли открыл глаза. Телевизор уже выключился. За окном начиналось утро, пока ещё похожее на ночь. С океана донёсся пронзительный гудок корабля.
Чарли встал. Сегодня была суббота. Он не работает. Можно пойти развеяться.
Сегодня определенно был необычный день. Сон как рукой сняло, стоило только разлепить веки. Обычно же до обеда Чарли находился в бреду, и ему на всех углах чудился жареный арахис.
– Ничего, – подумал вслух Чарли. – Когда "Майкрософт" оплатит мне моральный ущерб и судебные издержки, схожу к хорошему психоаналитику.
Сейчас он работал в маленькой программистской шарашке, где писали компьютерные игры. Во всяком случае, на этой работе он чувствовал себя человеком, и кое-что из их продуктов пользовалось популярностью. Короче, всё было бы нормально, если бы не собака.
Чарли одел майку и штаны, зашёл в ванную и немного поводил щёткой по зубам. Бриться сегодня и вовсе было ни к чему, так что он зевнул и спустился на улицу.
Он долгое время брёл наугад, но потом задумался о конечной цели маршрута и нечаянно врезался в пьедестал. В Дауне, похоже, памятников и мемориальных досок было больше, чем живых людей. Хотя последних, конечно, тоже больше. А вообще, пожалуй, можно было отправиться к Борису Пушкину, который жил совсем неподалёку.
Путь Чарли лежал через огромный парк. Было как никогда безлюдно, но Чарли совершенно не обратил на это внимания, поскольку задумался о том, как пишется его имя по-русски. Когда-то Борис пытался его учить русскому языку, но единственное, что Чарли запомнил: "Чю, щю – пишются с буквой "ю"". Насчёт "чя, щя" его мнения разделились.
Размышления Чарли были прерваны смутным ощущением, что с ним что-то не так. Он явно ощутил себя в какой-то нереальной обстановке, словно ещё не проснулся.
Он ущипнул себя за руку. Потом за другую. Потом, озадаченный, спустился к пруду и посмотрел на своё отражение в воде. Голова была на месте. Он понял, что не спит. Но что-то неотвязное и вездесущее не давало ему покоя… И вдруг он понял, что это было – запах жареного арахиса.
Чарли поймал себя на том, что боится. Он ускорил шаг. Лодки, плавающие в пруду, тоже стали энергичнее работать вёслами.
– Что со мной происходит? – спросил он себя. – Я же в настоящем Дауне. Здесь нет никаких собак.
И вдруг он замер как вкопанный. С той стороны пруда стояла собака. Она смотрела на него немного исподлобья, и Чарли не смог выдержать этот тяжёлый жёлтый взгляд. Он помчался прочь, пересекая аллеи и перепрыгивая через пруды, сбивая людей и непрестанно извиняясь. Наконец он очутился на улице.
Чарли отдышался. Он с трудом соображал, где находится, но открыл первую попавшуюся дверь, и ввалился туда.
– Привет, Чарли, – сказал лысый мужчина, сидящий за стойкой. – Не выпьешь со мной?
Это был Борис.
– С удовольствием, – промямлил Чарли и сел рядом с ним. Борис заказал по бутылке водки, и они решили отойти за столик.
– По какому поводу банкет? – спросил Чарли.
– Национальность обязывает, – сказал Борис. – А если серьёзно – дела у меня неважные.
– Что так?
– Да нет, ничего. Сам справлюсь. Налей по маленькой.
Чарли налил. Борис выпил залпом и понюхал рукав.
– А как Наташа? – поинтересовался Чарли.
– Рожает, – ответил Борис.
– А почему ты не с ней?
– А-а, – отмахнулся Борис, – она всегда рожает. Да ладно обо мне-то. Как твоя собака?
– Разве я тебе рассказывал? – удивился Чарли.
– Ты всем о ней рассказываешь.
– Собака ничего. Я всё думаю сходить к психиатру.
– Ха! Да что могут эти психиатры? Налей по маленькой, и я тебе сам расскажу, в чём твоя проблема.
Чарли налил. Они выпили.
– Тебя в детстве собака кусала?
Чарли пожал плечами:
– Не припомню что-то.
– А боялся их когда-нибудь?
– Нет. У меня была собака.
