Лось и лосось. Фантастические истории

– Это и есть, что ли, твои вериги? – спросил Пахотнюк.

– Они.

– А чего же не носишь?

– Да зело шею трут. Говори, что за дело-то ко мне.

– Нечисть у нас в лесах завелась. Вроде как зверь. Кусает всех, а от этого люди с ума сходят да мрут. Белкой прозвали. Можешь её прогнать?

– А мне что с того за выгода? – поинтересовался Гриша.

– Ну, проси, чего хочешь.

Гриша почесал голову:

– Это же мне придётся к вам ехать. Да еще неизвестно за сколько времени я ваши грехи-то замолю. Огородик, опять же, бросать жалко. Значится, так. За огородом и домиком пусть кто присмотрит. То ли местного кого попросите, то ли своего, мне без разницы. Каждый день мне надо еды какой ни на есть и две бутылки водки. Если погода плохая, лучше три. И целковый в день, чтобы было из-за чего таскаться.

– По рукам, – тут же согласился Пахотнюк, и в глазах Гриши можно было прочесть: «Эх, видать, продешевил».

– Да, – добавил Гриша. – Мне там будет где жить-то?

– Найдём.

На том и порешили. Насчёт огородика тут же договорились со старушонкой, живущей неподалёку, даже денег не взяла, сказала: «Для Гриши мне не жалко». В «бесовскую коляску» Гриша лезть отказался, сказал, что пешком дойдёт. Собрал себе в мешок книги, какую-то одёжку, вериги, бутылку водки и крест. Взял в руку палку да двинулся.

– К вечеру дойду. Встретьте меня там, проводите до жилья. С утра и начнём.

Пахотнюк кивнул. Джип покатил по проселку обратно.

– Сразу видно, святой человек, – сказал Рябинкин. – Такого за версту чуешь.

– Главное, чтобы Белка почуяла, – ответил Пахотнюк. – И сгинула к своим беличьим чертям.

По дороге договорились, что Рябинкин встретит Гришу и поселит в сторожке на краю парка. Когда-то давно жил в ней сторож, да спился и помер, а нового Пахотнюк решил не нанимать – на кой ляд сторож в парке? Рябинкин обещался отнести Грише выпивку, еду и плату за первые дни, а утром и сам Пахотнюк собирался наведаться, посмотреть, как дела.

Ночь у Егора Тимофеевича выдалась неспокойная. То из-за одной стены доносился храп супруги (а вместе они уже давно не почивали), то за другой вдруг начинала всхлипывать Галя – дурдом, да и только.

Пахотнюк то и дело вставал, наливал себе рюмочку, выпивал да ложился обратно. Но сон что-то не шёл. Только смыкал глаза – мерещилось желтоглазое чудище, которое кралось к нему и норовило зубами вырвать сердце. Провалялся часов до двенадцати, потом встал с тяжелой головой, и то только потому, что услышал доносящийся с улицы гвалт.

Спускаясь вниз, столкнулся с Рябинкиным.

– Ну, как там схимник? – спросил Пахотнюк.

– Всё в порядке, Его Тимофеевич. Разместил, всё необходимое дал. Только не ходили бы вы сейчас.

– А что такое?

– Да снаружи народ собрался недовольный, как бы не вышло чего.

– Не выйдет, – сказал Пахотнюк и направился на улицу.

Вокруг крыльца и правда толпилось десятка два мужичков с недоверием в глазах. Некоторые были заметно пьяны.

– Главе наше с кисточкой, – сказал один.

– Поклон нижайший, – добавил второй.

– Ну, здравствуйте, – ответил Пахотнюк. – С чем пожаловали?

– Да вот сомнения супромеж нас, – продолжил первый. – Что-то Белка совсем распоясалась, народец-то мрёт. А вам, господин Глава, вроде как и нипочём всё.

– Что-то не видать стараниев, – добавил второй. – Али на руку вам, что люду поубавится?

– Ну, это вы бросьте, – сказал Пахотнюк. – Как можем, так и стараемся. Чей же я буду Глава, если народ весь передохнет? Кто в казну будет налоги платить? То-то же. А с Белкой этой не так легко справиться. Потому что она сам дьявол и есть. Ну, или слуга евойный.

Мужики зашептались между собой. Потом второй вопросил:

– И чего же делать-то тогда? Или к концу света уж готовиться, вещи в царствие небесное собирать?

– Насчет конца света не скажу. А только вот человека святого вчера мы привели, схимника. Молит за нас Бога, чтобы Белку отвадил. Поселён в парке, в сторожке. На него уповаю.

Мужики опять переговорили меж собой, покивали.

– А можно ли одним глазком взглянуть?

– Отчего же нельзя? Пойдёмте.

И Глава, сопровождаемый Рябинкиным, а также кучкой босых да лапотных, двинулся в сторону парка. Вроде и пути-то было всего ничего, но Пахотнюк к концу начал задыхаться – отвык пешком ходить.

Вошли в ворота, приблизились к сторожке, да и принялись охать и причитать.

Гриша лежал навзничь возле крыльца со вспоротым брюхом, из которого разноцветным узором раскиданы были внутренности. Возле головы лежали три пустые бутылки, образуя нечто похожее на нимб.

– Эвона дьявол-то разошелся, – пробормотал один мужичок.

– Смотри, у него кровь под ногтями, – добавил второй. – Видать, крепко с Белкой сцепились.

Пахотнюк почувствовал себя несчастным и опустошённым. Он отошёл в сторонку, прислонился к дереву и тяжело дышал.

– Что скажешь, Рябинкин? – спросил он.

– Да знамо что, – откликнулся Пафнутий Ленсталевич. – Неисповедимы пути Господни.

– Тьфу! – в сердцах выкрикнул Пахотнюк. – Делать-то что будем?

– Ну, это как водится…

– А что водится?

– А это уж подумать надо.

Пахотнюк вздохнул и повернулся к мужикам.

– Эй, вы, – сказал он. – А не хотите ли облавой на Белку пойти? Всё лучше, чем ныть да жаловаться.

– Боязно, – сказал один.

– Если уж она схимника того, так мы ж и совсем, – добавил другой.

– АААА! – завопил третий и ткнул пальцем куда-то вверх, за спину Пахотнюка.

Егор Тимофеевич даже поворотиться как следует не успел, как почувствовал, что чьи-то быстрые, острые зубы вгрызаются ему в правую ягодицу. В глазах его поплыло.

– А ну пошла! – завопил Рябинкин, пробегая мимо Главы с палкой.

Мужики перепугано глядели не то на Пахотнюка, не то за него и орали:

– За сиськи её хватай! За жабры! – однако сами с места не двигались.

Пахотнюк упал на землю и увидел, как между деревьев скрывается огромный серый зверь с пушистым хвостом.

– Сейчас я, Егор Тимофеич, сейчас, – послышался голос Рябинкина рядом, и Пахотнюк снова почувствовал на своей заднице зубы, на этот раз Пафнутия Ленсталевича.

– Рябинкин, – просипел он. – Ты что творишь?

– Яд надо отсосать, – выкрикнул Рябинкин и принялся за дело.

Пахотнюк ненадолго отключился, а пришёл в себя, когда четверо мужиков тащили его и Рябинкина к зданию администрации, поддерживая под плечи.

– Ты зачем это, дурень, сотворил? – спросил Глава Рябинкина. – Помрёшь же!

– Главное, чтобы вы жили, Егор Тимофеич. Я-то старый пердун, а вы народу нужны, – отозвался Рябинкин. – Ха-ха-ха! Егор Тимофеевич! Как смешно! У вас голова собачья! Это ж надо! Ха….

И тут же умолк.

Мужики остановились.

– Дух испустил, – сказал один, снимая шапку.

– Может, тогда уж прям здесь закопать? – спросил второй.

– А с этим что делать?

– Э, – зашевелился Пахотнюк. – Я живой.

– Этот живой пока! – закричал кто-то из мужиков. – Этого дотащим.

Пахотнюк снова впал в забвение, успев увидеть, как тело Рябинкина бросили на траве возле ворот парка.

Открыл глаза и обнаружил рядом жену. Пьяную, с заплаканными глазами.

– Ты чего здесь? – спросил он.

– Тебя оплакиваю.

– Чего меня оплакивать, не помер. А, чёрт! Повороти меня на живот, больно.

Серафима помогла перевернуться.

– А Марьянка где?

– Ясно где – у себя в комнате ревёт.

– Почему ревёт?

– Ты ж её ухажера в кутузку усадил. Она целыми днями таскает у меня водку, пьёт и плачет.

– Какого ухажёра?

– А ты и не помнишь?

Пахотнюк наморщил лоб и попытался вспомнить. А, да. Тушканчик…

– Сим, – сказал он. – Позвони Твердищеву. Прикажи доставить мне этого… Как его? Ну, ухажёра.

– Скажу, – Серафима ушла, и Пахотнюк снова отключился.

XII

Домкрат почувствовал, как его швырнули на шершавый деревянный пол. Звякнули кандалы на руках и ногах. Он приоткрыл заплывший от фингала правый глаз и увидел рядом с собой кровать, на которой лицом вниз возлежал Глава Поселения.

– Твердищев, твою мать! – просипел Пахотнюк. – Ты чего с ним сделал?

– Как приказано, ваш-бродь, в кутузку определил, – раздался сверху недоумевающий бас Твердищева.

– Дурак! Я же не приказывал его бить до полусмерти!

– Так у нас порядок такой при оформлении, – оправдывался Твердищев.

– Кандалы снять! В чувство привести!

– Так он же ж государственный преступник! Он же из казны считай тыщу рублёв стащил!

– Каких еще рублёв? Что ты несёшь?

– Государственных! Не мог же я его ни за что в кутузку определить.

– Идиот ты, Твердищев. Немедленно всё отмени.

– А деньги-то на кого же списать пропавшие?

– Да найди на кого. Вон, хоть на Егубина – всё равно сдох.

– Слушаюсь!

Замки на кандалах щелкнули, и Домкрата подняли в вертикальное положение Твердищев и ещё один полицейский, от которого страшно разило перегаром. Домкрат попытался стоять на ногах, но что-то ныло в районе колена, и он все норовил завалиться на Твердищева. Внезапно на голову обрушился ковш ледяной воды, и Домкрат, облизав губу, пробормотал:

– Добрый день, Егор Тимофеевич.

– И ты здравствуй, – ответил Пахотнюк. – Помнишь наш последний разговор?

– Как не помнить… – Домкрат потер натёртые кандалами запястья.

– Ты и правду можешь Белку убить?

– Попробовать могу.

– Если справишься – забирай Марьянку, куда хочешь. И на кой хер она мне сдалась? А если нет – чтобы больше я тебя не видел даже поблизости.

– Что за Марьянка? – постарался припомнить Домкрат.

– Ну, Галя по-ейному. Дочка моя. Согласен?

– Галя? Согласен.

– Три дня тебе сроку. Иди. Идти-то можешь?

Домкрат покачнулся.

– Дадите выпить – смогу.

– Твердищев, налей ему вон из мензурки.

– Ишь ты, – пробормотал Твердищев. – А я думал – микстура какая.

– Толку-то от криворотовских микстур, – пробурчал Пахотнюк.

Домкрат влил в себя спирт. Обожгло губу. Прослезился.

– Будет вам Белка, – сказал он, отстранился от Твердищева и, похрамывая, пошел к выходу.

В коридоре на него накинулась Галя. Обнимала до хруста в больном плече, лобызала, гладила, приговаривая:

– Миленький мой, дорогой мой Домкратик…

– Осторожно, – сказал Домкрат. – Губу больно.

– Я слышала всё. Я с тобой уеду. Куда скажешь.

Домкрат улыбнулся.

– Это хорошо. Только Белку вначале надо поймать.

– Поймаем. Я с тобой пойду.

– Ещё чего!

– Я тебя не брошу. Вдруг с тобой что случится, а я и знать не буду? А вдруг со мной что? Давай уж вместе, а?

– Ладно, – сказал Домкрат. – Мне отдохнуть надо и подготовиться. Завтра у входа в парк, с третьими петухами.

– Да петухов-то уж и не держит никто.

– Да? – Домкрат немного опешил. – Ну, тогда в восемь.

– Буду.

…Наутро они встретились у ворот парка. Галя была свежа и хороша как никогда – в коричневом прогулочном платье, обшитом белой кружевной тесьмой, при английской шляпке с розовой лентой да зонтике от солнца. Домкрат тоже не подкачал – надел чистые портки, рюкзак за плечи. Да и синяки побледнели, а на правом глазу припухлость спала.

– Ну, пошли, – сказал он, и они по тропинке направились в лес.

– А в рюкзаке что? – спросила Галя.

– Да так, припасы по мелочи и оружие.

– Оружие? Покажи.

Домкрат извлек из рюкзака абсолютно фантастического вида конструкцию, похожую на металлическую трубу, слегка расширенную спереди, с рукоятью и светящимися циферками сверху.

– А что это? – спросила Галя. – И где ты это взял?

– Ракетница. Игрушку одну взломал компьютерную.

– Как это?

– Э… Ну, трудно объяснить. А ты вот ножичек держи.

Галя взяла в руку нож, вынула из чехла, потрогала дол и зазубрины на лезвии.

– А сейчас я тебе одну штуку покажу, – Домкрат, как мог, подмигнул, снял с себя рюкзак и взял в руку ракетницу. – Называется «рокет джамп». Ну, ракетный прыжок то есть.

– Я знаю по-английски, – кивнула Галя.

– Кхм. Смотри.

Домкрат разбежался, подпрыгнул и в тот же миг выстрелил из ракетницы себе под ноги. Взрывом его подбросило высоко в воздух, перекувырнуло, после чего он камнем грохнулся оземь. С минуту лежал на спине, закрыв глаза. К его многочисленным повреждениям добавилась опалённая спереди шевелюра и слегка оплавленная куртка.

– Ты жив? – спросила Галя, склонившись над ним и уставив на него пенсне.

– Вроде… – Домкрат привстал и потёр голову. – В игре почему-то не было больно… Помоги встать.

Домкрат подобрал рюкзак, и они побрели дальше.

– А как мы Белку найдём? – спросила Галя.

– Я надеюсь, она нас найдёт. По запаху. Все звери лесные больше носу доверяют, чем глазам. А чем люди сильнее всего пахнут?

– Ну… Перегаром, наверно.

– Правильно. Заметь – Белка ни разу в городе на трезвого человека не нападала.

– А где бы она нашла тверёзого-то?

– Тоже верно, – вздохнул Домкрат.

– И потом – я трезвая, ты вроде тоже.

– Так у меня водка с собой.

Они уселись на пенек и стали пить из пластиковых стаканчиков тёплую водочку, закусывая прихваченными Домкратом лепёшками.

Потом, дойдя до нужной кондиции и вполне удовлетворённые производимым ими ароматом, двинулись в путь. Шли долго, всё больше кругами, поскольку решили, что Белка не должна уходить слишком далеко от города. Пошёл дождик, и Галин зонтик от солнца моментально промок, так что она, несмотря на опьянение, начала дрожать, и Домкрат обнял её за плечи.

Лес выглядел мрачным – разлапистые ветки тёмных елей, густой мох, поваленные сухие деревья, паутина и серое тяжёлое небо в вышине. У Гали скоро устали ноги – не догадалась она сменить свои башмачки на высоком каблуке на что-то более подходящее для прогулок по лесу – и они то и дело присаживались на пенёк и попивали вкусную водку.

Когда начало смеркаться, Домкрат забеспокоился. Фонарика с собой он не взял, всё в лесу было сырым, и огонь развести представлялось затруднительным. В темноте же они представляли слишком легкую добычу для Белки. К тому же они поняли, что совершенно потеряли ориентацию, и непонятно было, в какую сторону двигаться, чтобы выбраться из леса. Очень хотелось спать – давали себя знать усталость и выпивка.

– Что же я за идиот? – корил себя Домкрат. – У меня же и компас дома есть, и фонарик, и зажигалка бензиновая – без бензина, правда, и без кремня…

– Ты не идиот, – возражала Галя. – Ты просто не подумал…

– Чу! – сказал Домкрат. – Слышала?

Они замерли. Поодаль хрустнула ветка. Потом другая, ближе. Домкрат вгляделся в полумрак и увидел вдали, возле ствола высокой ели, два круглых жёлтых огня.

– Нашла, – сказал он шепотом. – Ну, сейчас ты у меня получишь…

Он дрожащей рукой поднял ракетницу и прицелился.

Белка тем временем осторожно приближалась, и постепенно её стало можно разглядеть. Ростом она была почти что с лошадь. Четыре мощные лапы, голова на толстой лохматой шее, гибкое длинное тело и огромный пушистый хвост. И отвратительная морда, на которой выделялись два мутно-жёлтых горящих глаза. Домкрат выстрелил, и ракета пролетела аккурат между глаз Белки. Её это, однако, нисколько не смутило, и она продолжила подкрадываться к Домкрату и Гале, которая тряслась рядом, вцепившись ему в штанину.

– Что за чёрт… – буркнул Домкрат, и пальнул ещё раз.

Ракета прошла сквозь Белку, не причинив ей никакого видимого вреда.

– Нечисть, – прошептал Домкрат, и вдруг рванул Галю за руку. – Бежим!

Они помчались извилистым путём меж деревьев, спотыкаясь о корни, цепляясь за ветки. Галя путалась в юбках, оступалась из-за высоких каблуков, да ещё и пыталась оглядываться назад.

Белка словно бы играла с ними. Она сначала неспешно семенила по земле, затем играючи вскочила на ствол дерева, вцепившись в кору когтями, и оскалилась в страшной ухмылке. Затем легко, как перышко, перемахнула на соседний ствол, который заскрипел от тяжести, и вновь замерла, уставив свой мутный хищный взор на пытающихся улизнуть жертв.

А Домкрат всё бежал, увлекая за собой Галю, ноги которой, казалось, вот-вот оторвутся от земли, и она полетит вслед за ним, как ангел. И она полетела – Домкрат в очередной раз споткнулся об корягу, так что они стремительно покатились по отвесному склону оврага вниз.

Больно ударившись боком о пенёк, Галя почувствовала, как Домкрат тянет её к себе:

– Тихо. Прижмись к дереву и старайся не дышать. Чтоб не воняло.

Галя кивнула. Они сидели возле ручейка, у корней огромного дерева, торчащих из осыпавшегося склона. Сверху их не должно было быть видно, и Домкрат надеялся, что Белка понюхает да уйдет.

Она вскоре показалась сверху. Нависла над склоном, внимательно осматривая дно. Глядела не моргая, да, похоже, век у неё и не было вовсе. Ноздри ходили ходуном. Острые уши вращались, прислушиваясь к мельчайшему шороху.

И тут Галина попа предательски пукнула. От души, с присвистом. Белка зыркнула вниз и стрелой метнулась на ствол дерева, возле которого прятались Домкрат с Галей.

Дерево заскрипело и начало крениться через овраг. Домкрат вырвал Галю из-под нависающих корней, и они метнулись вдоль по дну оврага. Белка тем временем оторопело висела вниз головой, чувствуя, как дерево под ней оседает и заваливается набок. Наконец оно рухнуло, и Белка скрылась под стволом на противоположном краю оврага.

– Её придавило! – крикнула Галя.

– Надеюсь, – ответил запыхавшийся Домкрат. – Давай быстрей!

Они добежали до места, где склон был чуть отложе, и стали карабкаться наверх. Домкрат вытащил Галю на поверхность и махнул рукой:

– Смотри. Это же сторожка. Повезло.

Они бросились к ней, вбежали внутрь и закрыли дверь на тяжелый засов. Отдышались. Домкрат снял рюкзак, достал бутылку и влил себя добрых сто пятьдесят граммов водки. Протянул Гале. Та тоже отпила.

– А может, она погибла? – спросила Галя. – Зачем мы тогда прячемся?

– Не верю я в это, – сказал Домкрат.

В сторожке было темно. Рубленые стены, добротная крыша, одно маленькое оконце высоко под потолком. На столе стояла потухшая свечка в подсвечнике, лежала пара книг. В углу висели непонятного назначения железяки, похожие на кандалы, а в другом стояла маленькая железная печка, труба из которой уходила вверх, в крышу. Возле неё было свалено подёрнутое паутиной барахло: ящики, бочки, доски, ржавый инструмент и Бог знает что ещё. Вдоль стены, противоположной двери, тянулось деревянное ложе типа нар, на которое и присели Домкрат и Галя.

Они молчали, обнявшись, довольно долго. Потом Галя вдруг произнесла:

– Я согласна.

– На что?

– С тобой уехать без согласия папеньки.

– Это хорошо. Только нечестно это, я же обещал. Да и Белка нас отсюда, боюсь, не выпустит.

– Может, она уже умерла. Или ушла просто.

В ответ на эти слова в дверь снаружи стукнулась мягкая туша. Послышался звук, похожий на отрыжку, затем низкое сердитое рычание.

– Слыхала? – прошептал Домкрат.

Галя всхлипнула и кивнула.

Сопение Белки удалилось, потом послышалось с другой стороны сторожки. Затем по стене прогремели удары когтей, и стало ясно, что Белка вскарабкалась на крышу. Доски заскрипели, Белка попыталась царапать рубероид, но вскоре затихла.

– Заснула, что ли? – предположил Домкрат.

– Что же делать? – пробормотала Галя.

– Идея есть. Помоги.

Он встал, подошёл к сваленному в углу хламу, извлёк одну доску, взвесил в руке. Потом взял ржавую косу и принялся отсоединять её от ручки.

– Это для чего? – спросила Галя.

– Белка хочет до нас добраться, – объяснил Домкрат. – А мы выйти хотим, но не можем. Значит, надо, чтобы она вошла и в ловушку здесь попала.

– Поняла, – ответила Галя. – Что делать?

– На-ка, косу наточи. Вон брусок валяется. Сможешь?

– Попробую.

– Не поранься только.

Домкрат, порывшись как следует, обнаружил и молоток, и гвозди, и даже моток толстой грязной верёвки, и работа пошла.

Спустя минут сорок он встал в стороне от двери, держа перед собой бочку, гружёную тяжелыми инструментами.

– Открой осторожненько дверь и позови её, – сказал он. – Потом отбежать только не забудь.

Галя, робея, приблизилась к двери, отодвинула засов, выглянула в щель и позвала:

– Кис-кис-кис…

– Она что тебе, кошка? – возмутился Домкрат.

– Гули-гули, – поправилась Галя. – А как белок зовут?

– Да чёрт их знает… Дыхни перегаром просто.

Галя подышала и закашлялась. На крыше раздался громкий шорох, и Белка тяжело рухнула сверху прямо у порога. Галя отпрянула от двери.

Белка встала, отряхнулась и рывком набросилась на дверь. Та распахнулась, и Домкрат резко выпустил из рук бочку. Верёвка, перекинутая через два гвоздя, натянулась, и тяжелая доска с привязанной к ней острой косой с размаху опустилась на шею Белки.

Расчёт Домкрата был в том, чтобы отрубить ей голову. Однако позвоночник у Белки оказался намного прочнее, чем он ожидал, и теперь она лежала, распластанная на полу, с наполовину перерезанной шеей, и скалила зубы.

– Застряла, – пробормотал Домкрат.

– Нам не выйти, – отозвалась Галя.

Домкрат швырнул в голову Белки молотком. Молоток со звоном отскочил от её черепа, и Белка только ухмыльнулась. Она напряглась, пытаясь оторвать голову от земли, и бочка, висящая в воздухе, угрожающе закачалась. Домкрат с опаской придвинулся поближе, держа в руках пустую бутылку.

И тут Белка вдруг широко раскрыла рот. Оттуда, из её черного горла, заструились наружу три толстые зелёные змеи, служившие ей языками. Они не имели глаз, но, принюхиваясь, принялись шарить по полу и клацать ртами, полными зубов.

Галя завизжала и стала беспорядочно махать в воздухе ножом. Домкрат попытался стукнуть змею бутылкой по голове, но промахнулся, и змея, грозно зашипев, придвинулась ближе. А сама Белка лежала, вращая своими глазищами, и похоже, искренне потешалась.

Домкрат швырнул бутылку в змею. Попал, да без толку. Галя умудрилась чуть поранить другую, и зеленая кровь брызнула на солому на полу.

– Мне страшно! – крикнула Галя.

– Мне тоже, – отозвался Домкрат, сорвал со стены Гришины вериги и метнул в Белку.

Белка ошалело сглотнула то, что влетело ей в рот, и скривилась. Змеи поползли назад. На лице Белки отобразилось недоумение. Похоже, она не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Не в силах приподняться, она скребла когтями по земляному полу, корчила рожи, хрипела, пока, наконец, её морда не приобрела ярко-синий цвет, и туша не обмякла, как сдувшийся воздушный шарик.

Домкрат и Галя дали себе насладиться тем, что изо всех сил били Белку по голове, вырывали изо рта дохлых змей, выкалывали глаза и тыкали ножиком ей в спину. Потом, устав, опустились на деревянный лежак и допили оставшуюся водку.

– Теперь надо тащить, – сказал Домкрат. Галя кивнула.

Белку связали за лапы и впряглись.

– Странно, – сказала Галя. – Вроде бы такое огромное туловище, а тянуть совсем не тяжело.

– Небось, пустая внутри, – ответил Домкрат.

В небе зажигались звёзды. Немногочисленные прохожие приглядывались к Домкрату с Галей, крестились и снимали шапки.

Возле здания администрации Домкрат нагнулся за камнем и швырнул в окно. Стекло разбилось. Выглянул пьяный Михеич.

– Это кому тут задницу надрать? – выкрикнул он, но тут же замолчал, изобразив на лице крайнее изумление.

– Скажите Егору Тимофеевичу, пусть работу принимает, – сказал Домкрат и пнул ногой тушу Белки.

XIII

Пахотнюк, хотя и не оправился до конца, держался гораздо лучше, чем позавчера. Лицо его было бледным и осунувшимся, белки глаз жёлты, а руки тряслись, но всё же он шёл самостоятельно, лишь слегка опираясь на тросточку, и пребывал в лучшем расположении духа за последние несколько недель.

– Михеич! – подозвал он, спускаясь по лестнице. – Надо бы народ собрать, объявить про Белку.

– Дык уж давно все слыхали. Народ у крыльца спозаранку толпится.

Пахотнюк распахнул дверь. Площадь перед зданием администрации была залита ярким летним солнцем и плотно забита людьми. Егор Тимофеевич сделал пару шагов вперёд, поднял руку, привлекая внимание, и громко, в полный свой густой голос, заговорил:

– Приветствую вас, граждане Поселения! Рад видеть вас сегодня здесь. И пусть в последнее время нас постигли многие события – и хорошие, и не очень в том числе – сейчас всё это, смею заявить, досконально прекращено. Домогающаяся нас совсем ещё недавно так называемая Белка уничтожена и абсолютно полностью убита. Главная заслуга в этом принадлежит жителю нашего города, почётному, можно сказать, тушканчику нашей чебуречной, Акакию Кондратьевичу Забубённому…

Стоявшая в толпе рядом с Домкратом Галя широко раскрыла глаза и захлопала ресницами:

– Так это… Тебя Акакием зовут? – Она вдруг рассмеялась, потом захихикала, потом подавилась смехом: – Акакий Забубённый… Ой, не могу!